Иуда

Это смешно. Страшно настолько, что смешно. Конте, тактический, мать его, гений, - так они скажут, так они уже говорят, кричат в свои комментаторские микрофоны. К концу матча Икеру не хватает воздуха. А хватало бы - он бы расхохотался, сидя на скамейке запасных. Смеялся бы, пока не сорвал голос, пока Серхио не увёл бы его с поля, пока не пришло бы время рыдать. Но надо, надо держать себя в руках, взрослые же люди, не он первый, не он последний, ему ещё говорить с Чехо, ехать в отель, мириться с дель Боске, играть в Порту и жить. Свисток. Икер скользит взглядом по полю. Пике в тихой ярости, Де Хеа в мрачной растерянности, Андрес опустошён и подавлен - но его уже обнимает Джиджи, стягивая форменный свитер, и Икер знает, как тёплая улыбка итальянца способна утешать. Серхио какое-то время стоит к Касильясу спиной, и Икер с болезненным мазохизмом ждёт, чтобы встретить стеклянный взгляд, и почти чувствует, как у лучшего защитника в мире дрожат побелевшие пальцы. Касильяса топит тёмной и душной волной, той, что несла его прошлой ночью, той, что дарила чувство полёта, пока он не сорвался с гребня и его не погребло под осознанием того, что он натворил. Они садятся в автобус и едут в отель. Чехо не разговаривает, но он сидит так привычно близко, что можно невзначай касаться ладонями, костяшками к костяшкам. Икер знает, что так больше никогда в жизни не будет, и ему безумно жаль, что поездка не может длиться дольше - хотя бы час, чтобы Чехо задремал, положив голову ему на плечо. Икер не привык просить многого. Он мог бы подождать до утра. Не разговаривать с Серхио, укладывая его в свою постель. Обнять и не отпускать. Поцеловать в самый уголок губ - так, как Икер не целует Сару, так, как Чехо не позволяет целовать себя Пилар. И что потом? Увидеть, как он проснётся, потянется за поцелуем - и? Поцеловать? Заняться с ним, прости Господь, любовью, в последний раз? Медленно и нежно, целуя мягкую, тёплую кожу? Икера жжёт этой фантазией словно калённым железом и ему стыдно, что она так соблазнительна. Но он знает, что если не скажет сегодня - не скажет уже никогда, и тогда останется только повеситься - прямо на перекладине ворот Драгау. Автобус останавливается. Чехо не смотрит на него, но горячо сжимает ему руку, на миг переплетая пальцы, и встаёт. У Икера горло перехватывает от сожаления и страха, но он не медлит, вставая следом, и идёт шаг в шаг за Серхио, надеясь, что никто не заметит, как его не слушаются ноги.