О песне льда и пламени

      Хранительница Севера, сидящая на походной кровати, что представляла из себя аккуратно выложенные и соединенные между собой соломенные тюки, покрытые периной и несколькими слоями простыней, дула на ложку с горячей похлебкой и думала, как ее угораздило быть втянутой в такое.       Как она и предполагала, Виван Мандерли не пожелал преклонить колено перед новым хозяином замка-сердца Севера, однако не посмел оставить письмо дочери Эддарда Старка без должного внимания. Лорд Белой Гавани в своем ответном послании приносил ей свои соболезнования в связи с гибелью ее семьи, писал, что род Мандерли все так же верен Старкам и уверял, что готов выслушать ее, но только при личной встрече. Виман прозрачно намекнул, что если Санса желает беседовать, то пускай едет к нему, потому что сам он поездку в Винтерфелл считает нецелесообразной и опасной.       Ответ, пришедший из Белой Гавани, Волчице передал Рамси и, когда девушка ознакомилась с письмом, сообщил, что им придется поехать к лорду Белого Замка, а она должна будет уговорить Вимана перейти под знамена дома Болтонов. Санса уверенно тогда отвечала мужу «нет», не собираясь прикладывать собственной руки к окончанию времени правления Старков. Ведь если дом Мандерли признает власть Болтона, то шансы на отвоевание Севера значительно уменьшатся. И Хранительнице Севера было абсолютно все равно до того, что Рамси может вытворить с ней в случае получения отказа. Санса, казалось, уже привыкла ко всему.       В тот час бастард отступил, не имея ничего в противовес отказу жены, кроме грубой силы, которая в этот момент ему бы на руку не сыграла. Однако, как оказалось позже, Волчица сильно заблуждалась в том, что победа осталась за ней.       Буквально на следующий день Рамси выдвинул ей предложение, от которого дочь Старка отказаться не смогла: она должна сделать все возможное, чтобы Мандерли согласились поддерживать Болтона, а взамен ей разрешено написать письмо Джону Сноу. Рамси поклялся, что не станет его читать и не станет ограничивать Сансу в том, что можно написать брату-бастарду. Уверения мужа вызвали у девушки лишь саркастический смех, ведь она провела с Болтоном достаточно времени, чтобы не поверить ни единому его слову, и поэтому, все так же желая связаться с Джоном, объявила, что поговорит с Мандерли только после того, как отправит брату письмо. К удивлению Сансы, Рамси на ее условия согласился.       Отнесясь к их уговору с недоверием, однако решаясь попытать удачу, Волчица все же написала письмо, в котором постаралась не упоминать то, что могло бы навлечь на нее беду или спровоцировать Джона на необдуманный поступок, который стоил бы ему жизни. Первая же ее осторожность была связана с существованием такого риска, что Рамси нарушит свое слово и прочтет послание, и в итоге Волчица может оказаться под ударом разгневанного Болтона.       Закончив писать, она обратилась к мужу, и они поднялись на Воронью вышку, где жили оставшиеся в живых птицы. Вход туда охранялся круглосуточно, и без разрешения лорда Сансе в обычное время в башню было не пробраться. Иначе бы она уже давно в утайку послала письмо не только Джону, но и другим домам Севера. Вступив в башню, Рамси попросил у нее письмо, однако девушке не верилось, что бастард действительно отправит ворона на Стену. Как оказалось, он решил схитрить и умудрился одновременно как выполнить свою часть сделки, так и подтвердить опасения Волчицы насчет его скользкости и наличии подвоха.       На глазах подумавшей сперва, что он все же решил прочесть ее письмо, жены Рамси развернул пергамент, а затем к удивлению Сансы просто разрезал его ножом на четыре части и разложил получившиеся фрагменты по четырем конвертам, каждый из которых пронумеровал числом от одного до четырех, судя по всему, тем самым задавая последовательность отсылки частей послания. Затем Болтон запечатал конверты сургучной печатью, поставил на каждом из них свою подпись, и отдал три штуки из них Сансе. Четвертое «письмо», шедшее под номером «1» и соответствовавшее левому верхнему углу исходного послания, Рамси показал жене и со словами: «Это задаток,» — отправил с вороном на Стену. Когда же выпорхнувшая с Вышки черная птица превратилась в крохотную точку, а затем и вовсе исчезла из виду, скрывшись за горизонтом, бастард вновь обратился к Сансе и сообщил ей, что остальные фрагменты письма будут отсылаться Сноу в зависимости от ее успехов в переговорах с домом Мандерли.       Рамси все предусмотрел, и Волчица угодила в ловушку, ведь сделку-то они уже заключили, и теперь следующий ход оставался за ней. Понимая, что хитрость ее мужа удалась, а не отправить остатки письма Джону она себе позволить не может, Сансе ничего не оставалось, как вынужденно согласиться на поездку в Белую Гавань, а возрадовавшийся своей удачи Болтон спешно созвал в свое сопровождение чуть больше четырехсот человек конницы, стащил к замку основную часть своей армии, опасаясь возможности нападений в его отсутствие, передал текущие управление Винтерфеллом мейстеру Родрику и мейстеру Медрику и, взяв в дорогу самое необходимое, выступил со своим сопровождением в порт, не забыв прихватить с собой и Сансу.       Рамси, желая покончить со всем как можно скорее и не рискуя надолго покидать замок, заставил всех скакать во всю прыть и гнал отряд вперед вплоть до наступления сумерек, останавливаясь за минувший день лишь единожды, чтобы люди и кони немного передохнули и перекусили. Когда же начало смеркаться, приняли решение наконец-то разбить лагерь и заночевать. Палатки были установлены лишь к ночи, а еда поспела и того позже.       Охраняемый четырьмя стражниками шатер, в котором сейчас ужинала Санса, освещался всего парой свеч и был погружен в полумрак, из-за которого было сложно разглядеть, что ешь. Хотя, учитывая скудность предложенного ужина, проблем с опознанием пищи не возникало: это однозначно была картофельная похлебка с луком и морковью да хлеб. Однако изголодавшаяся за день Волчица с небывалым аппетитом уплетала предложенную еду, радуясь согревающему супу и появившемуся ощущению сытости.       Почему все было так… по-походному? Ответ был до банальности прост и заключался в двух словах: время и деньги. При том эти два понятия были взаимосвязанными, ведь чем дольше длилась поездка в Белую Гавань, тем больше требовалось денег и провизии на содержание сопровождающего лорда войска.       Вот и выходило, что для снижения стоимости похода надо было вернуться домой в кратчайший срок, а это вынуждало поддерживать высокий темп движения, изначально избавляясь от излишнего балласта, коим являлись многие предметы мебели и изысканная кухня, что так отличала бедное сословие и знать. Ведь на кой-черт им фаршированные мясо с рыбой, сложные соусы и пироги, если на готовку всего этого уйдет, по крайней мере, пол дня? Для сбережения времени на первые дни похода и хлеб напекли заранее, чтобы не тратить уйму времени на установку кухонь, помол зерна и само выпекание. Кроме того, для упрощения приготовления еды взяли с собой простой, сытный и легкий в обращении провиант: крупы, вяленое мясо да некоторые овощи.       Поэтому, после того, как лагерь для сегодняшней ночевки был разбит, дочь Старка не могла не остаться разочарованной предоставленной ей палаткой и ужином. Сгладило огорчение лишь принесенная миниатюрная бадья с теплой водой, в которой она смогла сполоснуть с дороги лицо да руки и хоть частично избавиться от ощущения грязи. К сожалению, ничего нельзя было поделать с пропахшими потом телом и вещами, куда прибавлялся еще и трудно выводимый запах конского пота, а волосы, собранные в косу, буквально за один день приобрели жирный блеск. Однако Санса с сожалением осознавала, что помыть их в ближайшем будущем у нее возможности не будет.       Закончив с едой, Волчица отставила пустую посуду в сторону и в задумчивости посмотрела на свою постель, мысленно прикидывая, что раздеваться, наверное, не стоит: внутри палатки хоть и было теплее, чем снаружи, однако в сорочке спать будет однозначно холодно. И она, скинув с себя мантию и обувь, забралась под меховое одеяло и улеглась набок, про себя благодаря Старых богов, что уберегли ее от одевания в дорогу корсета, который бы сейчас ей только мешал. Устроившись поудобнее в своей временной постели, Санса закуталась в меха и мгновенно провалилась в сон.       Из-под с хлопком распахнувшейся полы показался Болтон, что вступил в шатер, впуская за собой дуновение осеннего ветра. Услышавшая посторонний звук и почувствовавшая прикосновение холодного воздуха к своей открытой коже рук и лица Хранительница Севера приоткрыла глаза и непонимающе взглянула на вошедшего мужа.       Рамси тщательно запахнул за собой полу и произнес, направляясь к постели:       — Разбудил?       — Очевидно, — пробурчала Санса, закрывая глаза и не желая просыпаться. — Хочешь взять меня? — тихо пробормотала она.       Развеселившийся Болтон улыбнулся и, усмехнувшись реакции жены на его появление и присаживаясь на постель, сказал:       — Нет, я пришел поспать. Хотя твое предложение звучит заманчиво.       Волчица медленно открыла глаза, окинула долгим сонным взглядом мужа, про себя подмечая, что он держит что-то в руках, а затем, изо всех сил борясь с усталостью, ответила ничего не выражающим голосом:       — Тогда иди спать. Почему разбудил меня?       Бастард хмыкнул и, заискивающе глядя на Сансу, произнес:       — С радостью посплю, только разберусь с одним делом, — он заметил на себе вопросительный взор жены и продолжил. — Сядь на постели и повернись ко мне спиной, — и замер, дожидаясь выполнение отданной команды.       Дочь Старка с выражением безразличия на лице села на кровати и повернулась к Рамси спиной, пока не особо понимая, что не так и чего он хочет. Болтон же придвинулся к ней, взял ее руки за запястья и, заведя их за спину, принялся связывать веревкой.       — Зачем это? — сонно спросила Санса, уже ничему не удивляясь и относясь в последнее время к происходящему гораздо проще.       Не прекращающий связывать руки жены Болтон попытался ответить девушке с удивлением в голосе, однако она уловила в его словах нотки явной насмешки:       — Как зачем? Я ведь не хочу быть придушенным тобою ночью.       Пропуская сарказм мимо ушей, дочь Старка сосредоточила внимание на задевшей ее детали и изумленно, уже догадываясь, какой ответ последует на ее вопрос, спросила:       — Ты собираешься спать здесь? — и, пробуя воззвать мужа к здравому смыслу, раздраженно предложила. — Поставь себе шатер и переночуй там. Оставь меня в покое хоть на ночь.       Рамси опять хмыкнул и, убеждаясь, что Санса не сможет избавиться от сковавших ее рук пут, ответил:       — И выставить вокруг твоего шатра человек двадцать-тридцать охраны, чтобы эти идиоты уж точно не пропустили в этот раз побега моей жены? Не, мне легче лечь с тобой здесь и просто ограничить твои движения, — и как бы между прочим добавил: — Тем более, вдвоем спать теплее.       Закончивший с мерами предосторожности бастард так же, как и Санса, скинул с себя мантию и обувь и забрался под меховое одеяло по другую сторону от жены и, повернувшись к ней, нахально воззрился на нее. Волчица глянула на Болтона из-за плеча и, закатив глаза к небу, обессиленно завалилась на бок, готовая биться от своего нынешнего безвыходного положения головой о каменную стену.       Превосходно. Замечательно. Ее жизнь прекрасна, словно сказка. Ко всем навалившимся бедам прибавились еще связанные за спиной и уже начавшие затекать руки, из-за которых теперь можно было спать лишь на боку и то не в совсем удобной позе, и необходимость спать в близости менее метра от Болтона. Для полноты ощущений не хватало лишь одного — войти в месячный цвет с сопутствующей ему вялостью и плохим самочувствием.       «Хотя, — усмехнулась про себя Хранительница Севера, — можно было бы воспользоваться этим и избавиться от Рамси.»       Она довольно хмыкнула и улыбнулась своим мыслям, однако улыбка быстро сползла с ее лица, когда в голову впорхнуло следующее соображение:       «Конечно, ведь Болтон обязательно испугается вида крови, смутится моему состоянию и сбежит в другой шатер. Ты сама-то хоть понимаешь, о чем думаешь?»       Санса обреченно вздохнула, повела плечами, сдвигая на себя меховое одеяло и, уткнувшись в него носом, закрыла глаза, погружаясь в сон. ○○○○○○○○○○       Они уже шли шестой день подряд, и силы людей и лошадей были на исходе, и Болтон, осознавая, что в таком состоянии они далеко не уйдут, объявил о двухдневной остановке. По его подсчетам, к концу этого дня его отряд окажется в половине лиги от Винтерфелла и в двухстах сорока милях от Белой Гавани — результат форсированного перехода превзошел ожидания Рамси и позволял остановиться на заслуженный отдых, в котором так нуждались люди.       Сегодня они остановились раньше обычного, неторопливо разбили лагерь, установили кухни и загоны для лошадей. Шатры ставили в этот раз более просторные, с установленным внутри обогревом, а кухням был отдан приказ накормить всех плотнее и сытнее. До Нового замка им оставалось от двенадцати до пятнадцати дней ходу, а прихваченного с собой провианта, которого из-за спешки в предыдущие дни было израсходовано меньше запланированного, хватит на все двадцать дней пути. А дойдя до Гавани, они смогут закупить там провизии на обратную дорогу, так что еды им должно было хватить с лихвой.       Однако счастливее всех выглядела Санса, что с нетерпением ждала, когда же воины натаскают ей воды из реки, вдоль которой они все время ехали, и подогреют ее для купания. И лишь мужчины успели залить в принесенную в шатер бадью последнее ведро, как Волчица моментально выпроводила их наружу и приказала своим стражникам никого не пускать в ее палатку. Она быстро разделась и, прячась от прикоснувшегося к ее коже холодного воздуха, залезла в горячую воду, с наслаждением вздыхая и закидывая голову на бортик бадьи. Сколько дней она этого ждала!       И Санса, не теряя ни секунды и торопясь помыться до того, как вода остынет, принялась тереться мочалкой, избавляться от грязи по всему телу. Она даже опустилась с головой под воду, чтобы смочить и освежить волосы.       Вдоволь накупавшись, Хранительница Севера обтерлась полотенцем и, дрожа от холода и не желая провести более ни мига в дорожном платье, накинула на себя свежую еще ни разу не одетую за время похода сорочку и, укутавшись в меховое одеяло, свернулась клубочком, стараясь сохранить тепло. Она просто лежала и улыбалась, довольствуясь истомой по всему телу и ощущению тепла. В таком приподнятом расположении духа Сансу и обнаружил Болтон.       Посмотревший на стоящую посреди шатра бадью бастард сразу же покинул палатку, а через некоторое время вернулся в сопровождении двух воинов, что и унесли деревянную емкость. Когда мужчины оставили Рамси с Сансой одних, девушка спросила:       — Ты будешь мыться, Рамси?       — Да, — коротко ответил вырванный из своих мыслей юноша и, вновь покидая шатер, попросил жену. — Когда ванна будет готова, скажи, чтобы позвали меня, — и, не дожидаясь от нее ответа, вышел на улицу.       Волчица чуть расстроилась, потому что не хотела видеть снующих по шатру мужчин. Однако нельзя было ничего поделать, ведь чистый Болтон в одной постели с ней был однозначно предпочтительнее немытого. Девушка натянула повыше на себя одеяло и отвернулась от входа в шатер, собираясь просто не обращать внимания на копошение воинов и постаралась покемарить, подложив под голову пока несвязанные руки.       К тому часу, когда с подготовкой ванны было покончено и по зову стражников Рамси пришел в шатер, Санса уже явно начала подмерзать в своей сорочке и куталась в меха все больше, проклиная чертовых мужей, что, таская в бадью воды, напустили в шатер холодного воздуха. Готовящийся же к принятию ванны Болтон открыл свой деревянный походный сундук, достал из него сменную одежду и пошел к кровати, чтобы выложить на ней вещи. Затем он скинул с себя мантию, избавился от верха и, оставшись полуобнаженным и складывая снятые с себя вещи, быстро пробежался взором по постели. И, остановившись взглядом на укутавшейся по самый нос в мехах жене, произнес:       — У тебя есть что одеть на себя? Холодно ведь, наверное.       — Нет. Только пару дорожных платьев с плащом да наряды для встречи с Мандерли, — высунувшись из-под вороха мехов, сказала Санса.       Болтон удивленно поднял брови, в раздумье глянул на жену и, внезапно повеселев, вернулся к своему сундуку. Он вынул несколько вещей и, проследовав к постели, протянул Волчице темно-зеленую рубаху. Девушка приподнялась на локтях и, окинув предложенную вещь подозрительным взглядом, произнесла:       — Спасибо, но не стоит.       Рамси убрал руку и, взглянув на темно-зеленую материю, видно, что-то надумал. Он хитро улыбнулся и, забавляясь, произнес:       — А, тебе не нравится зеленый цвет! Как насчет этого? — бастард откинул за ненадобностью в сторону позабытую вещь и, схватив более длинную черную рубаху, приложил ее к себе. — На тебе она будет как платье! — он зажал подбородком вверх рубахи и, взявшись рукой за нижний край вещи, отвел его в сторону, имитируя реверанс. — Или вот эта, — Болтон схватил следующую вещь, — широкая, но глянь, что из нее можно сделать! — уголок губ Сансы предательски начал подрагивать, вот-вот грозясь превратиться в полноценную улыбку. — Смотри, — бастард одел на себя более короткую, чем предыдущая, бежевую фуфайку, — вот тебе и талия, — на этих словах он обернул вокруг своей талии веревку, над которой тут же собралась свободная ткань. — Или можно сделать акцент на грудь, — и Рамси передвинул, затягивая чуть туже, веревку вверх и показал руками, будто приподнимает женскую грудь.       Не выдержившая кривляний мужа Волчица залилась звонким смехом, откинулась на подушку, не в силах удержаться на локтях, и закрыла лицо ладонями, пытаясь прикрыться от мужа и приглушить свой хохот. Отсмеявшись, она взглянула на бастарда, что все так же продолжал позировать, вновь засмеялась и сквозь смех проговорила:       — Хорошо, уговорил, давай ту, что платье.       Довольно заулыбавшийся Болтон кинул ей длинную черную рубаху и, забрав с кровати темно-зеленую, вернулся к сундуку, чтобы сложить туда не понадобившиеся вещи. Дочь Старка же села на постели, натянула через голову обретенное «платье» и, снова кутаясь в меховое одеяло, обратилась к Рамси:       — Иди мыться, милорд, а то вода остынет.       Ответом ей стал лишь смешок бастарда да вскоре послышавшийся за ним плеск воды. ○○○○○○○○○○       Санса стояла у отвесного берега реки и смотрела на водную гладь, высматривая в ней рыбешек, что иногда поднимались к самой поверхности и даже на мгновение выставляли свои серебристые спинки из воды, а затем вновь скрывались в речной пучине. Это была широкая полноводная река, позволяющая и сплав кораблей, с которыми в глубину Севера поступала еда и всевозможные изделия из разных частей Вестероса. По причине возможности проникновения внутрь материка кораблей их отряд следовал вдоль русла этой реки и следил за тем, чтобы нигде не промелькнула боевая галера: существовали вполне обоснованные опасения, что лорд Мандерли преднамеренно выманил их из Винтерфелла и готовился к атаке замка.       В лицо со стороны реки дул ветер, и стоять на нем было зябко, а застывшая перед глазами картинка была изучена и уже начинала наскучивать своей однотипностью. Ни пролетающей птицы, ни проплывающей лодки — тишина и безлюдность. Но не лодки с птицами волновали Хранительницу Севера, у которой на уме были более безрадостные мысли.       Что-то явно произошло.       Все началось в тот момент, когда на второй день их первой продолжительной остановки Санса вошла в месячный цвет. Болтон тогда резко помрачнел и стал каким-то раздражительным, и дочь Старка связала его мрачность и молчаливость с разрушенными планами на их выходной день, не придавая этому большого значения. Однако время шло, а настроение бастарда не улучшалось, он был все также мрачен и гневлив, избегал общения с женой. Случалось, что Волчица ловила на себе странные задумчивые взгляды мужа, что вызывали у нее некое беспокойство. Иногда у нее создавалось впечатление, что он следит за каждым ее шагом, а в его отношении к ней явно что-то поменялось. С каждым днем тревога Сансы, наблюдавшей за тем, как Болтон медленно охладевает к ней и будто чего-то дожидается, все возрастала. Поэтому, не желая маячить перед глазами мужа и не желая раздражать его своим присутствием еще больше, она предпочла в светлое время очередного выходного дня отойти от лагеря и побыть наедине с самой собой.       Простояв так на кручине некоторое время и предаваясь нелегким мыслям, подмерзнувшая Волчица собралась возвращаться в лагерь и повернулась лицом к своему молчаливому несменному сопровождению. Она окинула охранников равнодушным взглядом и пошла по направлению к месту привала.       Однако, отойдя от берега на пару десятков футов, девушка увидела спешащего ей навстречу Болтона. Что-то в его облике насторожило Сансу и заставило мысленно перебирать в голове, что же она могла сделать не так. Они сближались, и беспокойство Хранительницы Севера лишь усиливалось, ведь выражение лица подошедшего к ней мужа было решительным, а ярко-голубые глаза сейчас отдавали леденящим душу холодом.       Рамси коротко рявкнул стражникам:       — Оставьте нас, — и, проследив за тем, как они удаляются в лагерь, обратился к жене. — Ты что-то принимаешь?       Волчица остолбенела и ощутила, как от страха по коже побежали мурашки. Откуда он узнал? Взгляд девушки забегал из стороны в сторону, а она то хотела притвориться, будто не понимает, о чем он говорит, то хотела заговорить, то резко закрывала рот, решая, что надо придумать что-нибудь другое. Затем она посмотрела на Рамси и, увидев, как он от злости сжимает челюсть, а в глазах начинает плескаться пока еще сдерживаемая ярость, остановилась на правде и, сглотнув подступивший к горлу ком, произнесла:       — Да.       — Что именно?       Она замялась, однако одного взгляда на мужа было достаточно, чтобы Санса заговорила:       — Лунный чай.       На лице бастарда отразилась ярость, однако он совершил над собой усилие, принял более сдержанное выражение и, будто проглатывая свой гнев, с придыханием спросил:       — Кто тебе его дал?       Вновь повисла продолжительная тишина, в которой встретились две пары голубых глаз — одни напуганные и растерянные, а вторые разгневанные и с нездоровым блеском. Дочь Старка бросило в холодный пот, ведь одно дело испытывать норов Болтона на себе, а другое дело подставлять других людей под его удар. Всего одно слово, и дни ее служанки сочтены. Не на такое завершение их авантюры рассчитывала Волчица. Однако… они обе еще с самой первой минуты осознавали, во что ввязываются и чем это может для них закончиться. И даже если Санса сейчас промолчит, то это не спасет Мари, как-никак ее причастность была видна невооруженным взглядом. Теперь можно либо рассказать все самой, либо промолчать и вывести мужа из себе еще больше. Поэтому, приняв волевое решение, дочь Старка заговорила:       — Служанка… Мари, — и быстро затараторила, стараясь прикрыть девушку. — Я сама попросила ее об этой услуге, потому что не хотела понести от Русе, а она всего лишь помогла мне.       — Отец давно мертв, — прервал ее Болтон.       Хранительница Севера замешкалась и, не зная, что ответить на это, отвела взгляд в сторону. Она молчала, не решаясь посмотреть на Рамси, и ощущала, как с каждым мгновением между ними нарастает напряжение. Поглощенная своими мыслями, она упустила из виду, как рассредоточено забегал взгляд бастарда, а затем он, сглотнув и внешне успокаиваясь, устремил свой кажущийся равнодушным взор на жену и заговорил:       — Как часто ты принимаешь Лунный чай? И когда пила в последний раз?       Прикрывшая на миг глаза Хранительница Севера собралась с духом и ответила мужу, ничего не утаивая:       — Раз в неделю. Дня три назад, — и добавила: — Там совсем мало осталось, хватило бы мне лишь на пару недель.       Бастард кивнул головой, задумчиво глянул влево-вниз и затем, кинув быстрый взгляд на жену, низким спокойным тоном произнес:       — Пойдем, — и зашагал к лагерю.       Санса с нескрываемым беспокойством посмотрела в спину Болтона, теряясь в догадках, как ее муж поступит дальше. Был даже миг, когда она думала кинуться наутек, хоть куда, но только бы не попасть в руки к бастарду. Глупая мысль, что была сразу же выброшена из головы: далеко ей не уйти. И дочь Старка неохотно побрела за Рамси, соблюдая между ними некоторую дистанцию. Так они дошли до лагеря, а затем проследовали к их шатру, возле которого Болтон остановился и, приподняв полу и махнув головой в сторону открывшегося прохода, запустил туда первой Сансу.       Волчица с опаской вступила во внутрь, и, отойдя на пару шагов от входа, остановилась и обернулась к мужу, страшась выпускать его из поля зрения. Болтон встретился с ней взглядом, которого девушка прочесть не смогла, и повелительно произнес:       — Доставай Лунный чай.       Девушка опустила виноватый взгляд вниз и, окончательно признавая свой проигрыш, пошла к своему дорожному сундуку, стараясь при этом не делать резких движений и ничем не выдать своего волнения. Если она попалась и ничего уже не может изменить, остается лишь с достоинством признать свой промах и вести себя подобающим званию леди образом.       Откинув увесистую, окованную железом крышку сундука, Волчица принялась перебирать свои пожитки, докапываясь до платья, во внутреннем кармане которого она хранила лекарство. Сперва Санса подумала, что ей почудилось, что вещи лежат как-то по-другому, однако потом она заметила, что один из нарядов, который был взят с собой для встречи с лордом Мандерли и был сложен с особой аккуратностью, теперь лежал вырезом не вверх, а вниз.       Болтон обыскивал ее вещи.       От одной мысли об этом Санса поджала губу и почувствовала нарастающую злость, направленную на мужа, что посмел пойти таким грязным путем. Не давая волю эмоциям, девушка наконец вытащила искомый мешочек и, подойдя к Болтону, положила в открытую ладонь бастарда, а затем все же решила сделать замечание:       — Тебя не учили, что невежливо рыться в чужих вещах?       — Это правило не распространяется на нечестных жен, — произнес Рамси, окидывая взглядом переданный ему Лунный чай и убирая его затем в карман. И добавил, переведя взор ярко-голубых глаз к лицу жены: — Еще в брачную ночь я сказал тебе, что мы, как муж и жена, должны быть честны друг с другом.       Волчица исподлобья взирала на Болтона, но в ее взгляде был скорее не вызов, а обида и некая разочарованность. Стыда она не ощущала, но, в целом, чувствовала себя подавленной.       Бесстрастно смотрящий на нее Рамси смерил жену еще раз взглядом и, решая довести начатое до конца, объявил Сансе:       — С этого момента все твои вещи будут храниться у меня. Понадобится что-то — подойдешь ко мне и попросишь.       И Рамси, не обращая более внимания на обескураженный и опечаленный вид жены, позвал в шатер стражников и приказал им унести дорожный сундук Волчицы. Напоследок он коротко посмотрел на Сансу, а потом покинул палатку и направился разбираться с замком и местом хранения поклажи.       Оставшись одной, дочь Старка на подгибающихся ногах дошла до кровати, присела на нее и закрыла глаза, пропуская через себя произошедшее и давая волю эмоциям.       Уже вечером, когда казалось, что буря миновала, Болтон разнес надежды Сансы в пух и прах. Однако, как она потом призналась самой себе, наказание в этот раз не отличалось особой жестокостью и, вполне возможно, было заслуженным.       Закончилось все тем, что бастард заявился вечером в их шатер с бичом в руках и приказал жене раздеться и встать на четвереньки ближе к краю кровати. Лишь завидев кнут, Волчица сообразила, что затем последует, и, не оказывая сопротивления и незамедлительно исполняя повеление мужа, с покорностью в голосе произнесла «Да, мой лорд» и приняла свое наказание. Она стойко вынесла грубое соитие и череду обжигающих, местами рассекающих кожу ударов, после которых спина обещала заживать и болеть не один день.       Занимательно, что в этот миг Сансу больше волновала не боль, приносимая свистящим в воздухе бичом, а судьба Мари, которая в отличие от нее никакой ценности для Рамси не представляла и по их приезду домой могла в мгновение ока оказаться на кресте, а второе — неизбежность будущей беременности. Это лишь вопрос времени, когда она понесет от Болтона: сегодня, завтра или через три месяца. Вообще было чудом, что она не оказалась на сносях уже в первый месяц после их свадьбы.       Как бы это смешно не звучало, но, не смотря на все произошедшие с ней вещи, Санса все равно надеялась на светлое будущее и всем сердцем до сих пор желала, чтобы ее ребенок был плодом любви или хотя бы взаимной симпатии, а не вынужденным атрибутом навязанного ей брака с человеком, от которого она так хотела сбежать, что даже не побоялась спрыгнуть с восьмидесяти футовой стены. Да, она последовала совету Бейлиша: перестала сопротивляться и смягчилась по отношению к Рамси, и эта тактика возымела некоторый успех. Болтон отреагировал на изменения в ее поведении, постепенно начал проявлять к ней интерес, сошла та зверская жестокость и грубость, с которыми он обращался с ней после их свадьбы. И с утихомириванием Рамси Волчице становилось легче самой. Она постепенно, шаг за шагом, начала расслабляться, находясь наедине с бастардом, стала чувствовать себя увереннее как с ним, так и с окружающими. Однако это было все не то. Её и по сей день не покидало ощущение, что она ходила по острому лезвию, играла с собственной жизнью. Рамси слишком опасен, непредсказуем, непонятен и, более того, никто иной, как бастард заклятого врага.       Леди Санса легла на живот и избавилась от укрывавшего ее спину мехового одеяла, что доставляло ей боль. Прохладный воздух коснулся ее воспламененной израненной кожи, а вместе с ним пришло и облегчение. Завтра наступит новый трудный день, а пока надо было отдохнуть. ○○○○○○○○○○       К полудню девятнадцатого дня пути до Белой Гавани можно было рукой подать — всего девять миль, однако Болтон отдал приказ разбить лагерь и выступить к порту завтра. Все вздохнули с облегчением, получив время для отдыха и подготовки к следующему дню. ○○○○○○○○○○