О песне льда и пламени

      Огромный ворон взмыл в серое пасмурное небо, унося с собой второй фрагмент письма, соответствовавший нижнему левому углу первоначального послания. Это была долгожданная награда, к которой Сансе пришлось так долго идти. Девятнадцать дней изнурительной езды и не менее волнительный двадцатый день, проведенный частично в дороге, а частично в разговоре с лордом Мандерли.       Первый этап переговоров был непродолжительным и проходил вне стен крепости, а на просторном поле, что раскинулось перед ней. Заходить в Новый замок лорд Болтон отказался, сославшись на то, что если верный Старкам лорд порта находится в данный момент времени непонятно в каких отношения с дочерью Эддарда и, в целом, относится к Рамси с подозрением, то рисковать жизнью и заходить безоружным в замок дома, чья лояльность пока не ясна, не намерен. Кроме того, накануне было решено, что разговор, в основном, будет вести Санса, которая пользовалась большим доверием, чем Болтон, имела представление о том, как проходит общение на подобных переговорах, и в случае успешного общения давала им шанс склонить Мандерли на свою сторону. Было также заранее оговорено, на какие итоги этой поездки рассчитывает бастард и чем может располагать в переговорах с лордом Санса. В ходе их беседы для девушки прояснилось, что в лояльность Мандерли ее муж ни в жизнь не поверит и поэтому предпочтет его словам о преданности и верности войско в пару сотен человек под свое командование и в свое распоряжение. Требования Болтона были понятны Хранительнице Севера, и она, подготавливаясь к первой встрече с Виманом, провела полночи, раздумывая над тем, как лучше повести разговор, с каким сложностями она может столкнуться и, что самое главное, как выйти из затруднительных положений, коих точно будет предостаточно.       Дом Мандерли на протяжении многих веков оставался верным лишь одному дому — Старкам. Люди нынешнего лорда Нового замка поддержали семью Сансы и во время подавления восстания Железнорожденных, оказывали содействие Роббу при подавлении восстания Баратеона, а после захвата Винтерфелла Теоном Грейджоем лорд Белой Гавани выслал по реке отряд, что должен был отвоевать замок, однако предпринятая им попытка успеха не имела: его войско было разбито людьми Болтонов. И это свидетельствовало о том, что Мандерли не забыли преподнесенного им родом Старков дара и до сих пор ценили их союз. Значит, рассуждала тогда Санса, у неё есть шанс убедить лорда Белой Гавани оказать им поддержку.       Первое знакомство уже дало свои плоды: седовласый тучный Виман, изначально отнесшийся к приехавшим гостям с настороженностью и презрением, к концу их беседы заметно успокоился и стал более благосклонным. Разговор выдался довольно душевным, и Санса в конце договорилась с Виманом встретиться на следующий день в более приятной обстановке и пообщаться по теме интересующих ее вопросов более конкретно.       И вот сегодня, расположившись в просторном белом шатре за столом с наготовленными яствами, после нескольких часов разговоров ни о чем они уже битый час ходили вокруг да около, пытаясь вывести седовласого старика на серьезное обсуждение их вопроса, однако пока не продвинувшись в переговорах ни на йоту. Мандерли тянул, соскакивал с темы на тему и уходил от ответов на вопросы.       — Говорите, Джон Сноу стал главнокомандующим. Похвально, похвально. Воин, достойный того, чтобы считаться истинным волком, но обет ему не нарушить. Однако сразу видно воспитание Эддарда и Кейтилин, — говорил тучный седовласый старик, пригубливая вино.       Разговор однозначно не ладился, и Виман с завидным успехом отбивал все попытки Сансы поговорить с ним на равных, сводя всю беседу на уровень общения умудренного опытом старика и глупой девочки, нуждающейся в отцовском совете и премудром наставнике.       — Да, лорд Мандерли, бастард моего отца добился большого успеха и достоин уважения. Однако вы так и не ответили на мой вопрос, — как можно дружелюбнее произнесла уже начинающая злиться уверткам лорда Санса.       Виман с причмокиванием отпил красного вина и, опустив чарку на стол, прочистил горло. Болтон же, не проронивший с момента обмена приветствиями ни слова, сейчас негодующе стрелял глазами от жены к лорду порта и обратно, не смея вмешиваться в разговор. У бастарда было столь сильное желание заговорить, что ему постоянно приходилось запивать вином свои порывы открыть рот, а иной раз у него предательски дергался уголок губ, и он, нахмурившись, вновь отпивал из чарки.       Происходящее вызывало у Сансы самое настоящее беспокойство и заставляло волноваться за то, чтобы, во-первых, не сорвались переговоры, от которых зависело, сможет ли она отослать Джону письмо или нет, а, во-вторых, чтобы не напился Болтон (из-за чего переговоры также могли сорваться в мгновение ока). К сожалению, не смотря на такой обнадеживающий первый разговор со стариком, пока сегодняшний день можно было с уверенностью назвать провальным, и Волчице оставалось лишь надеяться на то, что все закончится на не совсем дурной ноте.       Наконец-то, лорд порта соизволил начать говорить и, еще раз кашлянув себе в кулак, произнес:       — Леди Санса, при всем моем уважении к вам и вашей семье, посмею сказать, что вы принимаете опрометчивые решения. Вы совсем юны и оказались в неоднозначной и сложной ситуации, выбраться из которой самой у вас не хватает опыта. Вам бы еще подрасти.. хм, поднабраться опыта, — проявляя неискреннюю заботу и повторяясь в словах, закончил Виман и с наигранным добродушием посмотрел на девушку перед ним.       Удивляясь настырности Вимана, Санса думала про себя, как же далеко может зайти он в своих нравоучениях. Казалось бы, сидит перед ним уже немаленькая девочка, да и ее муж, хоть и молчащий, при обсуждении присутствует, а Мандерли смеет так в открытую давать ей советы, о которых его никто не просил, и косвенно оговаривать Болтона. Да, ей попался не лучший муж, о чем Санса знала и сама и не нуждалась в напоминаниях, однако седовласый старик мог бы уже проявить хоть какой-то такт и вести себя по-светски. И теперь Хранительница Севера, решив приструнить обнаглевшего лорда Белой Гавани, притворилась, будто не собирается додумывать все самой и не собирается делать поспешных выводов, и, вгоняя принимающего ее лорда в неудобное положение, потребовала от него более раскрытого ответа:       — На что вы намекаете?       С правой стороны от Волчицы в очередной раз раздалось позвякивание опущенного на стол кубка, и она искоса глянула на Рамси, что, набрав в рот напитка, проглатывать его не спешил. Начиная тревожиться еще больше и делая глубокий вдох, леди Санса выпрямилась на стуле и, сохраняя бесстрастное лицо, незаметно дотянулось рукой под столом до бедра мужа и сжала на нем пальцы, стараясь ущипнуть, как можно больнее.       В это время лорд Мандерли был увлечен поглощением запеченного картофеля и, закинув в рот очередную дольку и не спеша ее прожевав, обратился к своей гостье:       — Я говорю о том, что ваш сводный брат вырос прекрасным, достойным уважения мужем. Более того, в этом бравом юноше течет кровь Старков.       И снова съехали на разбитую колею под именем Джон Сноу. Чего же раньше, до того, как ее семья исчезла и Сансу выдали замуж за Рамси, другие дома не проявляли такого интереса к бастарду Эддарда Старка? Что, так ужасен Болтон? Или это у нее нет авторитета? Горько усмехнувшаяся про себя Волчица превосходно осознавала, к чему ведет разговор Виман, однако решила подыграть ему, и, раз он видел в ней глупую девочку, то ее Санса ему и собиралась показать. И поэтому девушка, стараясь не проявлять лишних эмоций, спокойно напомнила лорду Белой Гавани:       — Лорд Мандерли, Джон дал клятву Ночного дозора, и Старком он не является.       Седовласый владелец Нового замка, проявляя терпение к непониманию девушки, спокойно произнес:       — Леди Санса, в каждом правиле есть место для исключения. Будет кощунством позволить столь старинному и благородному роду Старков исчезнуть. А ведь вы, замечу я, вправе просить повышения Сноу до главы вашего дома и, если поддержите лорда Главнокомандующего, то многие дома могут пойдут за ним.       Хранительница Севера еще сильнее сжала руку на ноге Рамси и, стараясь не показывать своего раздражения и наступая ради письма Джону своей гордости на горло, коротко спросила:       — Вы говорите мне, что не хотите видеть моего мужа королем Севера? Почему?       Виман замялся и сморщил лоб, задумываясь над ответом. Подбирая слова, он сперва невнятно замычал, а затем произнес тонким писклявым голосом, постепенно переходящим в баритон:       — Понимаете, моя дорогая, Джон Сноу кажется мне более подходящим человеком на эту роль. Подумайте сами, он всегда был и будет лоялен вам и вашему дому. У вашего брата есть все задатки, чтобы стать в будущем справедливым и рассудительным правителем-       — Подождите, подождите, что значит лояльным и рассудительным?!       «Черт, черт, замолчи.»       Санса изо всех сил впилась ногтями в бедро Болтона. Не помогло, и Болтон, облокотившись на стол и наклонившись к лорду, с негодованием заявил:       — Да этот бастард привел из-за Стены одичалых и пользуется таким уважением у своих братьев по оружию, что каждый из них не преминул всадить в него нож, — Рамси отхлебнул вина и, повышая голос, продолжил. — В отличие от Сноу, я отвоевал Винтерфелл у Железнорожденных,       «... и сжег его,»       ...избавил Север от Русе Болтона,       «...чтобы самому стать лордом Болтоном,»       ... у меня есть большая армия и я даже привел леди Сансу сюда, чтобы она лично познакомилась с вами, — закончил Рамси, указывая рукой на жену, и снова выпил вина.       «...чтобы пополнить свое войско,» — снова про себя додумала Санса, вконец изумляясь наглости и бестактности мужа. Не говоря уже о длинном языке, которым он выдал себя с потрохами, упомянув смерть отца.       Лицо Мандерли покраснело, и он, свирепея с каждым минувшим мгновением все больше, загромыхал своим басом на весь шатер:       — Не рассказывайте мне про свои заслуги! Вы всего лишь бастард, и не один из лучших, судя по ходящим о вас слухам.       На миг на лице Болтона отразилось замешательство с оттенками злости, однако он быстро взял себя в руки и, мгновенно подловив следующую мысль, пошел в словесную атаку на Вимана:       — А где все это время были вы? Почему не кинулись на помощь вернувшейся на Север Старк? Почему до сих пор не поддержали в открытую Сноу, о котором так лестно отзываетесь, и не выступили за него с войском? — Болтон взял в руку чарку и, указав оттопыренным от бокала пальцем на лорда, с издевкой в голосе продолжил. — Не особо-то вы сами лояльны, лорд Мандерли.       И после этих слов бастард, залпом опустошив кубок с вином, с громким стуком опустил его на стол и с вызовом воззрился на седовласого.       Побагровевший в лице от неожиданного упрека лорд Белой Гавани на некоторое время потерял дар речи. Он ошеломленно смотрел на Болтона, пытаясь сообразить, как поступить дальше. Ставшая же свидетельницей развернувшейся перепалки Санса, все так же желая отправить полностью все письмо Джону и поэтому нуждаясь в успешном завершении переговоров, успокаивающе поглаживала мужа по бедру и с беспокойством ожидала, когда хозяин замка заговорит.       Виман поджал губу и со злобой выплюнул следующие слова:       — Чего тебе надо?       Болтон скривил губы и с пренебрежением и превосходством в голосе сказал:       — Ваша преданность для меня пустой звук, а вот войско в пару сотен человек в мое распоряжение звучит гораздо лучше и внушает больше доверия вашему дому.       Выведенный из себя тоном, с которым обратился к нему бастард, лорд Белой Гавани снова покрылся красными пятнами и возмущенно завопил:       — Да иди ты к чертям собачьим!       Позабывшая теперь о заключенной сделке Хранительница Севера, по-настоящему испугавшись, что поддавшийся провокациям мужа Мандерли сейчас может схватиться за меч и наброситься на Рамси, закричала, хлопая рукой по столу, на мужчин:       — Прекратите!       Оба лорда замолкли и в изумлении посмотрели на Волчицу, что переводила сердитый осуждающий взгляд с одного на другого. Она, не желая вновь пускать ситуацию на самотек и не давая никому вставить слова, быстро продолжила уверенным голосом:       — Прошу прощения, лорд Мандерли, мой муж, — леди Санса бросила уничтожающий взор на Рамси, — выпил лишнего и плохо себя контролирует. А вам, — девушка перевела взгляд на лорда порта, — как правильно подметил лорд Болтон, стоит, наконец, определиться в своей лояльности.       Леди Санса не спускала пристального непоколебимого взора своих голубых глаз с Мандерли и ждала от него реакции. Седовласый старик внимательно изучал своими близко посаженными глазами девушку перед ним и принимал про себя решение. Было заметно, что он колеблется и сомневается, а затем, будто махнув на все рукой, Виман произнес:       — Хорошо, пусть будет так. Завтра продолжим, — лорд сделал остановку и, с раздражением тыкнув пальцем в насупившегося Болтона, добавил: — Но без него.       Завидев, что на лице Рамси мелькнуло возмущение и, понимая, что он сейчас может вновь сцепиться с лордом Нового замка, Волчица возобновила поглаживания, отвлекая и успокаивая мужа. Она выжала из себя улыбку и произнесла, обращаясь к Мандерли:       — Договорились.       Во второй половине следующего дня можно было увидеть Хранительницу Севера, выходящей с гордо поднятой головой из шатра, а следом за ней покинул тент и Виман, на лице которого застыла маска озабоченности.       Лорд Мандерли пообещал отдать Болтону в распоряжение двести девяносто человек, которые включали в себя сто шесть вольных всадников, сто тридцать четыре копейщиков и пятьдесят меченосцев. Более того, лорд Белой Гавани согласился, скрипя зубами, взять на себя обеспечение предоставленного войска провизией, а также позволить людям Рамси вернуться в Винтерфелл на кораблях, сплавившись по реке. Волчица, в свою очередь, уверила Вимана, что более не побеспокоит с мужем его покоя, а подаренное войско станет залогом доверия для обеих сторон. На том и порешили. Болтону оставалось лишь закупить провианта на обратную дорогу для своего отряда да дождаться прибытия сборного войска, а уже с ним — грузиться на корабли и отплывать домой. На радость Сансы, Рамси сказал, что пошлет третьего ворона на Стену, когда они окажутся на борту корабля, так что ждать этого мгновения оставалось недолго.       Наиболее чудным в сложившейся ситуации было то, что нелегкая победа в переговорах стала общей заслугой. Не встрянь тогда Болтон в разговор, Мандерли бы извился ужом и оставил бы их ни с чем. Не останови Санса в определенный момент мужа, переговоры были бы сорваны и, вполне возможно, пролилась бы чья-то кровь. ○○○○○○○○○○       В течение нескольких последующих дней им пришлось ожидать появления вверенного Болтону войска. И вот сегодня, наконец, все собрались в назначенном месте, а уже завтра должны были отправиться непосредственно в порт и отплыть в Винтерфелл.       Однако все пошло наперекосяк, и ночью в разбитом людьми Мандерли лагере, что стоял чуть в стороне от болтонского, начались беспорядки. Среди копейщиков и меченосцев нашлись недовольные новым раскладом воины, что, выпив поздно вечером эля и набравшись вместе с ним храбрости, решили огласить свое недовольство во всеуслышание. Они кричали оскорбления как в сторону отдавшего их Болтону Мандерли, так и в сторону нового хозяина. Если бы все так и закончилось на пьяных выкриках, однако бравые воины затем ввязались в драку с подоспевшими на крики людьми Болтона и подняли ор на весь лагерь, призывая своих братьев по оружию встать против Болтона и предательницы Севера.       Спавшая в то время Санса пропустила большую часть этих происхождений и проснулась лишь под утро от разнесшихся по округе криков. Болтона тогда в их шатре не было, а сторожившие Волчицу гвардейцы не позволили выйти ей наружу. Как позже она узнала, вопли, что она слышала, принадлежали одиннадцати схватившимся за оружие воинам из лагеря Вимана, что были отловлены и сожжены на костре в назидание остальным.       По этой причине первую половину дня Санса провела в расстроенных чувствах. Нет, она не была против подавления восстания. Наверное, окажись Робб в подобной ситуации, поступил бы так же, хотя, чего уж тут таить, способ казни выбрал бы иной. Поводом же для упаднического настроения Волчицы послужило то, что никто из договорившихся не смог подтвердить оказанного ему доверия. Мандерли не стал внушать своим людям обязательства перед Болтоном, а Рамси в первые же сутки казнил более десятка подаренных ему людей. И теперь Хранительница Севера ломала голову над тем, как же исправить ситуацию, сходясь на мысли о том, что при первой же возможности надо будет убедить Рамси отослать лорду Белой Гавани письмо с объяснениями и извинениями, иначе в следующий раз, если такое вообще наступит, Виман с ними обоими даже говорить не станет.       Кроме прочего, взбудораженная ночным происшествием дочь Старка сейчас пребывала в боевом духе и не собиралась более позволять мужу убивать вверенных ему людей по мельчайшему поводу. Если будет надо, то она и костьми ляжет за невинных людей. Санса считала, что заклеймит себя позором, если станет потакать желаниям мужа и если будет всегда отмалчиваться в стороне, боясь за собственную жизнь.       С такими мыслями и кипя внутри от возмущения, Хранительница Севера выехала с Болтоном и объединенными войсками в порт. Возможно, именно из-за ее возбужденного состояния недолгая поездка к пристани обернулась событием, след от которого остался на Сансе навсегда.       Они уже въехали во внутренний порт, и до кораблей оставалось всего ничего, однако тут-то все и произошло.       Поравнявшись на своих конях с отрядом копейщиков, Болтон и леди Санса ехали в окружении своих людей вдоль вытянувшегося строя. Новообретенные воины вели себя сегодня кротко и лишь кидали косые взоры на чету Болтонов. Из одиннадцати казненных человек семеро принадлежали как раз тому отряду, мимо которого сейчас они с Рамси проезжали, и поэтому их оставшиеся в живых собратья, как никто другой, знали о случившемся сегодняшней ночью.       Все было спокойно и мирно, однако в один момент Сансе в глаза бросился один из копейщиков, что с нескрываемой злобой сейчас смотрел на нее. Это был молодой воин с характерной для северян внешностью: глубоко посаженные серые глаза, высокие тонкие скулы, прямой нос и короткие русые, слегка вьющиеся, волосы. Ничем не примечательное лицо, одно из тысячи таких же.       Когда они с Болтоном проехали чуть вперед, оставляя разгневанного юношу за собой, тот кинул в спину лорда:       — Северу не быть твоим, сукин ты бастард!       Хранительница Севера, расслышав слова воина, в изумлении обернулась на неожиданный окрик и, встретившись взглядом с копейщиком, что смотрел на нее с осуждением и отвращением, была в сердцах обругана:       — Предательница! Тебе не место на Севере! — воин замер и, увидев, что Болтон и многие другие теперь смотрят на него, решил рискнуть всем и закричал дальше. — Чтоб вы сдохли оба! Да, ребята?! Давайте покажем им, чего стоим!       Он, призывая других встать против нового господина, поднял сжатую в кулак руку вверх и продолжил выкрикивать оскорбления в сторону дома Болтонов. А потерявший терпение Рамси тем временем приказал своим людям:       — Взять его!       Дальше все происходило быстро. Все еще не отошедшая от утренних переживаний и помнящая о данном самой себе зароке Санса, сломя голову ринулась на помощь к копейщику, отгораживая его своим конем от подскочивших к нему гвардейцев и оттесняя их вбок от него. Копейщик перестал орать и в изумлении замер, растерянно глядя на Волчицу и кинувшихся к нему людей Болтона. Хранительница Севера, не собираясь отступать, с ожесточением наезжала на пеших воинов Рамси и кричала им отойти, не сметь трогать мужчину. Однако приказ лорда Болтона был превыше ее команд, и никто из гвардейцев не спешил уступать, все так же пытаясь добраться до бунтаря.       Впавший в ярость Болтон, подскакал к жене и, чуть не столкнувшись с ее пегим мерином, схватился рукой за поводья и осадил коня Сансы, при этом закричав своим людям:       — Снимите ее с лошади и свяжите ей руки! — холодно приказал Болтон, смотря на жену с угрозой и долей разочарования в голубых глазах.       Подоспевшие к остановленному Рамси коню Хранительницы Севера воины схватили девушку за руку и бедро и, небрежно стащив с лошади, связали ей спереди руки, а конец веревки передали сидящему на коне бастарду. Копейщика схватили тоже и, завалив на землю, повязали руки и ему. Болтон же с равнодушием взглянул на Сансу и, что-то тихо сказав подошедшему к нему воину, поехал вперед шагом, подтягивая за веревку за собой жену и собираясь довести ее вот так до самой пристани. ○○○○○○○○○○       Гвардейцы внесли в каюту их дорожные сундуки, и Болтон, подойдя к одному из них, присел перед ним, открыл ключом и сказал, обращаясь к Сансе:       — Можешь подойти и взять любой плащ.       Не особо понимая зачем ей второй плащ, но все же не рискуя отказаться от предложения мужа, Волчица не торопясь подошла к ларцу и вытянула из него свой осенний плащ, что был чуть легче того, в который сейчас была облачена. Она повернулась к Рамси, так и держа вещь в руках, и, увидев, что он протянул к ней руку, передала ему темную материю.       Болтон перекинул плащ себе через руку и сел на стул, опираясь на спинку и устраиваясь поудобнее. Потом он обратился к все еще стоящей в растерянности посреди каюты Сансе:       — Можешь посидеть пока, нас позовут.       Насторожившись, Волчица с вопросом в глазах взглянула на мужа и, не получив от него никакого ответа, опустилась на кровать, погружаясь в раздумья. Что на этот раз? Нас позовут... куда? Он хочет наказать ее прилюдно? Или Болтону готовят место для ее наказания? Санса поежилась, еще чувствуя на спине не полностью зажившие с прошлого раза ссадины. Множество вопросов жужжало в голове, однако ответов на них у Хранительницы Севера не имелось.       От нечего делать девушка перевела свой взор на Рамси, что сидел на стуле, скрестив руки на груди. Его лицо ничего не выражало, и от его позы почему-то создавалось такое впечатление, что на разговоры он не настроен и сейчас лучше молчать.       Шло время, и Хранительнице Севера надоело сидеть на постели, и она начала под пристальным взглядом Болтона расхаживать по каюте, ознакамливаясь с новыми покоями. Помещение было небольшим, однако вмещало в себя обычный комплект мебели знати: широкая постель, придвинутый к стене стол со стулом, зеркало в полный рост, прикроватная тумбочка да массивный шкаф для одежды. Незанятого ничем пространства оставалось мало, однако этого должно было хватить и на принятие здесь ванны. Камина, что вполне ожидаемо, не было, но на постели было выложено большое количество меховых одеял, а в шкафу были припрятаны грелки для обогрева постели.       Побродив по покоям, Санса вернулась к постели и вновь села на нее, уже начиная скучать. И тут, как услышав ее мысли, в каюту постучались гвардейцы и, войдя вовнутрь, доложили Болтону:       — Все готово, лорд Болтон.       Рамси кивнул головой и поднялся со стула, прихватывая с собой и вынятый из сундука осенний плащ Волчицы.       — Пойдем, — а затем обратился к двум мужчинам. — Идите за нами.       Вчетвером они, петляя по узким проходам, спустились в один из отсеков трюма, что не имел окон и освещался лишь несколькими свечами да парой факелов. Шагнувшая в темное помещение Санса запнулась на полушаге. Перед ее глазами предстал болтонский крест, а перед ним, как по обычаю, был поставлен стол со стулом. Ни копейщика, ни кого-либо иного здесь не было.       В дочь Старка начал закрадываться страх, однако она успокаивала себя, что пока рано делать какие-либо выводы. Рамси может привести сюда пойманного юношу чуть позже и разделаться с ним на глазах у жены. Или может выпороть ее саму на кресте. Или может просто припугнуть. Не стоит преждевременно нагонять самой на себя ужас. И Хранительница Севера, хоть и робко, но прошла дальше в трюм и, сложив перед собой в замок руки, повернулась к мужу.       Рамси не торопился с объяснениями. Он не спеша подошел к стулу, повесил на его спинку принесенный плащ, и лишь затем, обратив свое внимание к жене, произнес повелительным тоном:       — Раздевайся до белья.       Санса нервно сглотнула, однако не от того, что придется предстать перед воинами в пододежки, а из-за укрепившейся в голове мысли, что Болтон все-таки решил ее высечь. Что ж, чему быть, того не миновать.       Она сбросила с себя теплый плащ, разделась до белья, что доходило ей до колен, однако плечи и руки не прикрывало, и аккуратно сложила снятое платье на стул, не желая его помять. От прикоснувшегося к ее коже холодного воздуха по телу побежали мурашки, и Волчица, стараясь согреться, потерла руками плечи и скрестила руки на груди. Болтон же, дождавшись, когда жена разденется, подошел к кресту и подозвал ее к себе.       Хранительница Севера нехотя двинулась к Рамси, думая про себя, что, наверное, сейчас испытывала такие же ощущения, как люди, поднимающиеся на эшафот: будто проживала последние мгновения своей жизни.       Как только она встала возле мужа, он, хлопая рукой по стойке креста, приказал гвардейцам:       — Подвесьте ее.       Воины беспрекословно кинулись выполнять отданную лордом команду и, приподняв под локти Сансу, привязали ее руки и ноги к кресту. Девушка стойко прошла через все действо и со спокойствием наблюдала, как мужчины суетились вокруг нее, прилаживая путы. Коль скоро они закончили, Рамси отослал их из трюма и, встав перед Сансой, произнес:       — Тебе надо подумать над своим поведением.       После этих слов бастард приблизился к Волчице и, накинув ей на голову плотную мешковину, молча покинул этот отсек.       Оставшись одной, дочь Старка нервно покрутила головой из стороны в сторону, проверяя, можно ли найти хоть какой-нибудь зазор или щелочку в мешковине, однако все было напрасно. Сквозь плотный материал пробивались лишь отблески горящих свечей и то совсем тусклые и едва ли различимые. Наконец понимая, что увидеть она ничего не может, Хранительница Севера кинула это занятие и, обуреваемая страхом, задергалась на кресте. Крепкие путы прочно удерживали ее на месте, и после непродолжительного панического сражения с ними, тяжело дыша и всё еще пребывая в сильном беспокойстве, она обвисла на кресте. Горячие слезы потекли из глаз.       Санса уже сожалела о том, что решилась вмешаться в разборки Рамси с копейщиком, и винила себя за то, повела себя неблагоразумно. Из-за необдуманного поступка, совершенного в порыве гнева, ей приходилось теперь в страхе дожидаться своего наказания, при мыслях о котором её охватывала паника — в этот Болтон непременно отрежет ей один из пальцев.       Полустоять, полувисеть приходилось в очень неудобном положении. Широко расставленные ноги быстро устали, а от приступки, на которой стояла девушка, стали болеть стопы. Задранные вверх и привязанные к стойкам креста руки моментально затекли, а упиравшиеся в твердую деревянную поверхность локти потихоньку начинали болеть. Ко всему прибавлялось ощущние холода и сырости. Одним словом, положение Сансы было далеко не из удобных...       Шли минуты, и царившая в трюме тишина начинала давить на уши все больше. Плач Сансы уже давно стих, слезы высохли на лице. К ней наведалась усталость, а вскоре за ней — скука, и девушка, решив себя чем-нибудь занять, начала перебирать в голове названия всех замков Вестероса, вспоминать знамена и названия домов. Вскоре она стала делать это вслух, чтобы хоть как-то разорвать гробовую тишину...       Через какое-то время дочь Старка, устав говорить, замолчала и погрузилась в собственные мысли. Она придумывала, как бы предпочла убить Болтона, предоставься ей такая возможность. Первой идеей было скормить его собакам. Жестоко, но справедливо. И не надо кровью руки марать. Убийство посредством ножа или меча Хранительница Севера изначально отбросила: слишком просто и быстро, никаких продолжительных страданий. Бастарду бы это тоже не понравилось, он сказал бы, что это скучная и совсем не запоминающаяся смерть. Приказать содрать с него кожу? Можно, однако удовольствия от такого убийства будет мало. Да и пришлось бы передать это задание постороннему человеку — содрать кожу Волчица сама бы не смогла. Что там еще? Превратить его в Вонючку? Было бы забавно, но речь сейчас шла именно об убийстве, да и кто сможет "натренировать" его, как Грейджоя? Может, заморить голодом? Неинтересно. Отравить ядом, да таким, чтобы бастард перед смертью помучился? Подойдет...       Перечисление всех возможных видов казни вскоре наскучило Сансе, и она, ни о чем не думая, просто зависла на веревках, перенося свой вес с гудящих ног на руки...       Минуты ожидания постепенно превратились в часы. Свечи догорели, и трюм погрузился в кромешную темноту. Отплывший из порта корабль покачивало на волнах, и девушка незаметно впала в дрему. Сон был беспокойным и урывистым; холод пробирал до самых костей и не давал надолго заснуть. Начали болеть и руки с ногами...       Санса не знала, сколько времени прошло с ее заключения, но, судя по всему, довольно много. Однако сейчас дочь Старка волновали проблемы и поважнее: ей уже давно хотелось пить, да и в животе начало подсасывать. Наверное, сейчас время ужина... Сколько же ей здесь висеть?...       Еще чуть позже Волчица озаботилась новой незадачей. Ей начинало хотеться по-маленькому...       Время шло, и желание справить нужду никуда не исчезало, а лишь усиливалось. Санса нервничала все больше и безостановочно ерзала на кресте, ища возможность освободиться от пут. Как и следовало ожидать, работу гвардейцы выполнили на славу, не подкопаться, не отвязаться...       Хранительница Севера не могла сказать, как долго она терпела, однако в одно мгновение ее тело вышло из-под контроля, и она, к своему стыду и ужасу, позорно обмочилась. Санса зажмурилась и плотно стиснула зубы, стараясь ни в коем случае не расплакаться, но все же издала пару всхлипов, хотя, в целом, сумела сдержать слезы. Она чувствовала себя разбитой... Конечно, дочь Старка осознавала, что не было ее вины в произошедшем, но на душе от этого легче не становилось. Более того, капли мочи попали на подол пододежки, и та теперь мерзко воняла...       Пытка продолжалась еще много часов. За это время Санса явно успела простудиться, и сейчас мучилась больным горлом и тяжестью в голове. Ее било в ознобе, а тело безбожно ломило. Не стоило забывать и о первоначальных неудобствах, которые со временем лишь ухудшались: пересохшие от жажды губы потрескались, а затекших рук и ног вовсе нельзя было почувствовать. От накопившейся усталости создавалось впечатление, будто сознание затянуто дымкой, что искажала ощущения и восприятие.       По этой причине Хранительница Севера сперва не поняла, показалось ли ей, что кто-то вошел в трюм, или нет. Ее сомнения были быстро развеяны, когда она вскрикнула от неожиданности, облитая из ведра слегка тепловатой водой. Она шумно задышала, ее сердце бешено заколотилось от пережитого шока, а буквально через мгновение на нее вылили вторую порцию воды.       Кто это делал, понять было невозможно, однако эта деталь интересовала девушку менее всего. Ведь как это знание могло помочь ей? Да никак. Рамси ее не отпустит, гвардейцы не отпустят, так чего суетиться почем зря? Она и так уже измученна и с трудом мыслит, непроизвольно проваливается в сон и даже не замечает этих моментов. Сейчас же ей просто страшно и хочется, чтобы все закончилось. ..........................       "Старые боги, услышьте меня..." — в полубессознательном состоянии взывала к всевышним силам дочь Эддарда Старка.       Она уже давно перестала различать границы между сном и явью, сумбурные мысли перемешивались с воспоминаниями из далекого прошлого, а воображение вырисовывало чудные картинки. Не отдавая себе отчета, Санса, словно заскучавшая лошадь, мотала головой из стороны в сторону, иногда закидывала ее назад, а затем вешала на грудь... ..........................       БАМ!       Испуганная, вырванная из полузабытья Санса резко вскинула голову и открыла глаза. В трюме кто-то был и таскал что-то тяжелое. Она стала прислушиваться ко звукам, и вскоре могла с уверенностью сказать, что в помещении находилось два человека и, исходя из их тяжелой поступи, это были гвардейцы. Сохраняя молчание, они что-то носили и ставили, а затем вновь покинули Волчицу в одиночестве.       С трудом соображая, Хранительница Севера задавалась про себя уймой путанных вопросов, среди которых наиболее отчетливо слышались и повторялись бесчисленное количество раз лишь только три.       Что это все значит?       И где Рамси?       Когда он придет за ней?       Кроме прочего, Санса уже стала корить себя за то, что решилась встрять в разборку и защитить того мужчину. Не стоило столь бездумно бросаться тогда на помощь... ..........................       Дверь, ведущая в трюм, где уже третьи сутки содержалась дочь Старка, с хлопком распахнулась, и с громким приветствием в отсек вошел Болтон:       — Доброе утро всем!       «Всем?» — было единственной мыслью, посетившей разбуженную Волчицу.       Через несколько мгновений мешковина была сдернута с ее головы, и Санса увидала перед собой усмехающегося бастарда, а, отведя от его лица свой взгляд, увидела чуть поодаль за ним, прямо напротив нее, второй крест. На нем висел человек с одетой на голову, как и у девушки, мешковиной. И не было никаких сомнений насчет того, кем являлся этот мужчина. Тот самый копейщик.       Вот что за шум слышала тогда Хранительница Севера — это гвардейцы перетаскивали сюда второй крест, а вместе с ним и пленника. Чутье подсказывало Сансе, что это было не спроста и ее наказание еще не закончено, и вместе с этим осознанием под кожу закрался холодный, щекочущий нервы страх.       В это же время Рамси с довольным видом подошел к ней, погладив ее рукой по щеке, с насмешкой сказал:       — Подумала над своим поведением? Хорошо, — он быстро замигал, расплываясь в поддельной улыбке, а потом продолжил говорить, смакуя каждое слово и пристально наблюдая за реакцией жены. — Ведь мы только начали.       Волчица приподняла с груди голову и равнодушным замученным взглядом окинула опасно улыбающегося ей мужа. От его широкой хищной улыбки по телу пробежала дрожь, и девушки начало становиться не по себе от мысли о том, что ее подозрения были верны и это еще не все. Однако самый важный вопрос заключался в другом: как далеко зайдет Болтон в этот раз? Что уготовил ей?       Как ни в чем не бывало, бастард заправил жене за ухо спавший ей на лицо рыжий локон и, скосив глаза в сторону и глумясь на ней, спросил:       — Узнаешь его? Твой новый знакомый.       Санса молчала и лишь облизывала пересохшие губы, не имея сил даже заговорить. Она устала, простыла, смирилась со своим положением и надеялась,что Рамси все-таки вскоре отпустит ее. Болтон же вновь продолжил:       — Я вот все думал, как бы тебя наказать, — он выдержал паузу, а потом произнес, слегка улыбаясь и будто вспоминая приятную вещь. — Признаюсь, у меня были мысли отдать тебя на ночь моим лучшим людям и воинам Мандерли, что помогли в подавлении беспорядков. Как награду за службу, — Болтон вдруг посерьезнел и, заглядывая в лицо жены, опять заговорил. — Однако это стало бы для тебя не лучшим наказанием, только бы пробудило твой бунтарский характер.       Волчица устало смотрела на мужа, то и дело теряясь в его словах и с нетерпением ожидая, когда же Рамси, наконец, скажет, что ей уготовлено. Было сложно подолгу удерживать внимание на происходящем, не говоря уже о путанной, странной речи бастарда, которая сильно утомляла девушку. Хотелось, чтобы мужчина поскорее закончил с наказанием и отпустил ее, ведь Санса и так уже поняла свою ошибку и успела достаточно помучиться в этом трюме. Однако же выспавшийся и прекрасно чувствовавший себя бастард никуда не спешил и, обращаясь к жене, проговорил:       — Просто наказывать тебя сейчас кажется мне бессмысленным. Это будет, как вычерпывание воды из тонущей лодки: выливай, не выливай, а течь никуда не денется. Моя дорогая жена, ты согласна с тем, что если мы хотим спасти лодку, то нам надо закрыть пробоину? Ведь нельзя оставлять её без внимания, да?       Болтон пристально посмотрел на Сансу и, убедившись, что она слушала его, заговорил снова:       — Я подумал... почему же ты осмелилась заступиться за того человека?       Хранительница Севера нахмурила лоб и молчала, решая сперва послушать Болтона и не говорить лишнего. Неверно подобранные слова и спешка могли навредить ей. Да, ей было страшно, но и изменить она ничего сейчас не могла.       Рамси улыбнулся уголком губ и проговорил:       — Если я просто накажу тебя сегодня, то в следующий раз ты захочешь поступить ровно так же, только сделаешь все скрытно и незаметно, чтобы не попасться мне, — серьезно произнес он, не спуская своих широко раскрытых, лихорадочно блестящих глаз со все больше пугающейся Волчицы. — Тогда давай разберемся с причиной твоего проступка. Обещаю, что попробую тебе помочь в этой нелегкой задаче. Хорошо? Хорошо.       Губы Рамси растянулись в демонической полуулыбке, полуоскале, а в глазах заплясали бесы безумия, не предвещающие ничего хорошего. Увидевшую эту резкую перемену в Болтоне Хранительницу Севера в ту же секунду пробрала крупная дрожь, а вместе с медленно проникающим в ее сознание ужасом начала растворяться, словно капля красного вина в воде, уверенность в том, что наказание станет недолгим и терпимым. Начиная нервничать все больше, она напряглась, и заметивший это бастард слегка поумерил свой пыл и, чуть скрыв свое веселье, спросил:       — Почему ты заступилась за этого копейщика?       Порядочно уставшая дочь Старка перевела свой взгляд на пленника, будто бы обращаясь к нему за ответом, а затем, вновь проникаясь жалостью к мужчине и ощущая свою ответственность перед ним, уверенно ответила Болтону, не сомневаясь в своей правоте:       — Потому что ты хотел убить его.       Конечно, она подозревала, что с Рамси все так легко не пройдет, однако у нее были свои убеждения и отступать от них собиралась. Нельзя было просто так убивать людей из-за того, что они сказали неприятную тебе вещь. Это ведь были всего лишь произнесенные в порыве гнева слова, за которыми ничего не стояло.       Внимательно же смотревший на Волчицу бастард цыкнул языком и с издевкой, будто выплюнул это слово, прошептал:       — Мимо.       Он еще пару мгновений удерживал взгляд на Сансе, а потом с кривой полуулыбкой на лице перевел свой взор на её левую руку и, улыбнувшись еще шире отразившемуся на ее лице испугу, проследовал к столу. Болтон забрал с него ремень и нож и, вернувшись к кресту, принялся затягивать кожаную полоску выше запястья девушки, крепко привязывая руку к деревянной стойке, а ошеломленно наблюдавшая за его действиями Волчица все еще отказывалась принять то, что это происходило с ней.       Закончивший с закреплением левой руки бастард обратил свое внимание к жене и произнес тихим голосом:       — Как и обещал, я помогу тебе думать.       И не успело последнее слово слететь с губ Рамси, как он изменился в лице и, глядя на Сансу холодными пугающими ярко-голубыми глазами, достал из-за пояса нож. Девушка, приоткрывшая от ужаса рот, судорожно вздохнула и отвернула голову в другую сторону, желая отвлечься от происходящего и не видеть того, что Рамси будет делать с ней. Она смотрела перед собой невидящими глазами и замерла в напряжении, готовясь к будущей боли. Рамси же с ожесточением прижал ее ладонь к стойке креста и, бесстрастно приставив острие клинка к подушечке мизинца, с силой вдавил его в плоть и начал резать палец до второй фаланги, оставляя за ножом уродливый глубокий порез, из которого тут же потекла кровь. Мгновенно закричавшая от боли Дочь Старка попыталась выдернуть руку, однако к своему ужасу даже подвигать ею не смогла и уставилась перед собой затянутыми паникой глазами. Бежать от бастарда было некуда, спастись от боли было негде, и очень скоро по щекам Волчицы потекли горячие слезы, и она, дрожа всем телом, опустила голову вниз, устремляя взгляд к полу и чувствуя, как по руке стекала теплая кровь, делавшая происходящее еще более реальным.       Вскоре Болтон отпустил руку и, сделав шаг назад и повернувшись лицом к жене, с интересом спросил:       — Есть новая идея?       Леди Санса с огромным трудом подняла голову и с отвращением и уже успевшим засесть в ней страхом посмотрела в ухмыляющееся лицо мужа. Было мерзко осознавать, что этот ублюдок даже не видел разницы между своей женой и очередной игрушкой. Неужели он не понимал, что Волчица и другие попавшие к нему в руки люди — живые существа с чувствами и эмоциями, и при определенных обстоятельствах в один миг могли обернуться против него и отомстить от всей души? Неужели он думал, что ему сойдет с рук такое обращение с ней?       И Санса, до сих пор не понимая, что же хотел услышать от нее бастард, и уже без былой уверенности тяжело вздохнула и с придыханием произнесла, уповая на правильность своего ответа:       — Он не сделал ничего, чтобы заслужить смерти.       — Совсем мимо, - отрицательно качая головой, произнес Болтон. — И, к твоему сведению, он осмелился оскорбить нас двоих, посмел нарушить военную дисциплину и в добавок провоцировал остальных подняться против меня. Это непозволительно.       Отчитав жену и не беря во внимание испуганный взор, с которым она проводила его руку с ножом, Болтон вернулся к все той же левой ладони, однако в этот раз уже начал разрезать под вопли глотающей слезы боли и обливающейся холодным потом дочери Старка безымянный палец.       Вновь закрывшая глаза Хранительница Севера сперва дернулась в противоположную сторону от Рамси, а затем сжалась от страха, одервенела, и если в начале наказания была еще уверена, что ничего из ряда вон выходящего не произойдет, то теперь была готова взять свои слова обратно и терялась в догадках о том, как далеко мог зайти бастард в своих издевательствах. Охваченная страхом и болью она извивалась всем телом на кресте, пытаясь скрыться от бастарда, и, начиная паниковать все больше, окончательно потеряла способность трезво мыслить, тем самым почти не оставляя себе шансов на то, чтобы суметь додуматься до того, что хотел услышать от нее Рамси.       Когда же рука Сансы была оставлена в покое, девушка издала тихий всхлип и с непониманием и немым вопросом в покрасневших от слез глазах посмотрела на глядящего на нее с равнодушием мужа. Весь его облик говорил о том, что пощады ждать не следовало, вся надежда была на саму себя. С ужасом осознавая это, Волчица сглотнула и закрыла глаза, чтобы выкинуть из головы этот трюм. Ей очень хотелось потерять сознание, однако это бы не стало завершением наказания: пока бастард не получит своего, он от нее не отстанет.       Не без усилий Санса взяла себя в руки, смирилась с тем, что просто так ей этот трюм не покинуть, и попыталась понять, что же могло подтолкнуть ее к тому, чтобы заступиться за незнакомого ей мужчину. Делая глубокий вдох, она вымученно произнесла, уже заранее предполагая, что и в этот раз ответит неправильно, от чего душа уходила в пятки и к горлу подступала тошнота:       — Я не хотела, чтобы ты содрал с него кожу, — и бросила быстрый взгляд на привязанного к кресту юношу, который, не имея возможности видеть происходящее, перепугано вертел из стороны в сторону накрытой мешковиной головой.       — Хорошо, — сказал, кивая головой, Болтон и взглянул на жену немигающими глазами. — Ближе, но все равно мимо, — закончил он, изображая неискреннее сожаление и все так же легко кивая головой.       Новая волна ужаса накрыла дочь Старка. Упав духом, она обреченно повесила голову к себе на грудь и отрешенно взглянула исподлобья на приближавшегося к ней бастарда, что взирал на нее своими безжалостными голубыми глазами и усмехался краешком губ, заставляя своим внешним видом холодеть кровь в жилах Сансы. Все, что, казалось, она знала о муже до этого часа, рассыпалось на крупицы, обернулось неправдой и хотелось завыть от овладевшего ею ужаса.       Болтон же, вдруг кинув быстрый взгляд на залитую кровью руку жены, резко обернулся ко второму кресту с подвешенным на нем воином и радостно предложил Волчице:       — Если ты хочешь, то я могу порезать сейчас не тебя, а его, — и с весельем указал пальцем на плененного копейщика.       В ту же секунду взыгравшее чувство справедливости, глубоко укоренившееся в дочери Старка, и затуманенное сознание подпихнули ее броситься на защиту невиновного, даже несмотря на свою беспомощность и боль, в которой она сейчас находилась. Она должна была сделать хоть что-то.       — Не трогай его! — прокричала обессиленно Санса из последних сил. Она не хочет, чтобы другой человек страдал за нее, не желает падать столь низко. Каждый должен отвечать за свои ошибки, а не перекладывать вину со своих плеч на другие.       — Хорошо, — еще более обрадованно ответил Рамси и с пугающим задором схватил Хранительницу Севера за руку и начал надрезать средний палец.       Яркая вспышка боли пронзила ладонь Сансы, и она, ведомая животным, взвизгивая и теряя былой настрой, завопила:       — Нет! Постой! Нет!       Болтон мгновенно остановился и, убрав нож от ее пальцев и пристально глядя ей в глаза, переспросил:       — Да?       Волчица сперва замялась, посмотрев вблизи в безумные ярко-голубые с расширившимися от возбуждения зрачками глаза мужа и отмечая про себя хищную полуулыбку-полуоскал на его лице. Казалось, что все мысли в одночасье вылетели из ее головы, уступив место страху и смятению. Она пребывала во внутренней борьбе, была неуверена в том, как поступить дальше. Однако затем что-то внутри нее щелкнуло, и к дочери Старка пришло смутное осознание: перед ней стоял Рамси. У него не было причин ее убивать. У него не было резона ее калечить. И, если бы он хотел ее наказать, то поступил бы иначе. Сейчас же Болтон с ней играл, упорно чего-то добивался от нее, поэтому необходимо было сосредоточиться на игре и на бастарде, высматривать подсказки, играть по правилам и выкинуть из головы того мужчину — его уже было не спасти.       С этой мыслью Санса облизнула пересохшие губы и сорванным от криков голосом осторожно произнесла:       — Пусть будет он.       Болтонский бастард расплылся в дьявольской улыбке и, резко метнувшись к столу и поменяв ножи, подскочил к плененному юноше, сдернул с его головы мешковину и под крики о пощаде сделал крестообразный надрез на мизинце. Отвернувшая же голову вбок Волчица закрыла глаза, пробуя отвлечься от невыносимого вида, представшего перед ней, и сосредоточилась на том, что же ей следовало сказать Рамси. Ее мутило, трясло сильной дрожью, и с трудом удавалось думать, ведь все мысли, что только начинали зарождаться в голове девушки, сиюминутно пропадали, смытые с поверхности сознания множеством эмоций, обуявших ее. Ответ пришел ей на ум из самого необычного места: душераздирающих криков несчастного юнца. И Санса, дождавшиь, пока Рамси оставит копейщика в покое и вернется к ней, сказала:       — Потому что я не хотела, чтобы ты навредил ему.       Бастард приподнял вверх брови и, принимая ее ответ, с насмешкой проговорил:       — Намного лучше, миледи, но все равно не то.       Сложив губы трубочкой, будто хотел свистнуть, Болтон вопросительно замахал из стороны в сторону высоко поднятым ножом, указывая острием поочередно то на Волчицу, то на копейщика.       — Его, — произнесла на выдохе та.       Рамси обернулся к юнцу, и, гримасничая, пожал плечами, будто оправдываясь перед ним, мол, так сказала жена, и пошел уверенным шагом ко второму кресту. Очень скоро по трюму разнеслись мужские крики, и Хранительница Севера вновь отвернулась от нелицеприятного зрелища. Однако в этот раз Болтон внезапно отстранился от копейщика и на повышенных тонах окликнул Сансу:       — Эй, ты почему не смотришь?       Дочь Старка, зажмуривая глаза и качая головой, спросила в ответ:       — Зачем ты это делаешь, Рамси?       Болтон раздраженно сжал губы и затем с угрозой в голосе произнес:       — Это моя игра, и вопросы здесь задаю я. Хочешь задавать вопросы — придумай свою игру, — он смерил жену пропитанным холодом взглядом и продолжил. — Так почему ты не смотришь?       Не испугавшаяся угроз мужа Хранительница Севера облизнула губы и, понимая, что от ответа не уйти, спокойно, чеканя каждое слово, проговорила:       — Потому что я не хочу этого видеть.       Недовольный тоном бастард поднял подбородок и, бесстрастно глядя на девушку, ответил на брошенный вызов:       — Тогда, может, ты уже сейчас ответишь на мой вопрос? — он сделал паузу, а затем медленно произнес. — Почему ты вступилась за этого копейщика?       Санса не знала и не имела больше сил придумывать ответы, и, несмотря на то, что ей стало намного спокойнее от мыслей о том, что бастард держал ситуацию под контролем и не станет ей сильно вредить, все равно было сложно не бояться его. Сдаваясь, она устало проговорила:       — Я не знаю.       Болтон застыл на месте, пристально смотря на нее ярко-голубыми глазами, в которых явно угадывался гнев; у него будто клокотало все внутри от злости. А затем сказал, обращаясь к Сансе спокойным, внушающим страх голосом:       — Тогда я дам тебе еще одну подсказку.       В два шага Рамси преодолел отделявшее его от перепуганного пленника пространство и, встав сбоку от креста, чтобы Волчица могла видеть, что он делает, громко сказал:       — Вот это, — он, не сводя с нее глаз, с остервенением на лице с размаху всадил клинок в центр ладони завопившего копейщика и договорил, — его боль.       Сразу же после этих слов Рамси, не забыв быстро сменить нож, переметнулся к впавшей в панику Сансе и, прижимая ее руку к поверхности стойки креста, продолжил:       — А это, — он всадил клинок в плоть между указательным и средним пальцем и, начав резать ладонь по направленной к большому пальцу дуге, громко сказал закричавшей от боли Волчице, — твоя боль! Чувствуешь разницу? — и вынул нож из ее ладони.       Санса всхлипывала от боли и одновременно с тем пыталась перебороть новые выступающие на глазах слезы. Ее руку пронзало острой болью, что никак не хотела спадать, а в голове царил полнейший сумбур. Девушка изо всех сил старалась отвлечься от болезненных ощущений и сосредоточиться на своих мыслях, осознавая, что надо было срочно придумать ответ на вопрос мужа, иначе от ее руки могло мало что остаться. И, чтобы скорее успокоиться, Хранительница Севера совершила несколько глубоких вдохов, а затем, почувствовав, что в голове немного прояснилось, начала раздумывать над очередным ответом, восстанавливая в голове тот день, а именно тот миг, когда решила броситься на помощь юноше. Она пыталась вспомнить, что чувствовала в тот момент, что руководило ею, и пробовала увязать всплывающие эмоции с подсказкой Болтона.       Кажется, она нашла это.       — Я хотела спасти его, потому что... потому что представила, какая это мучительная смерть, когда с тебя заживо сдирают кожу, — полушепотом произнесла Санса и, не глядя на Рамси, добавила: — Это жутко.       Бастард внимательно ее выслушал, а затем, ничего не говоря, просто развернулся на месте и, сделав шаг к столу, с размаху запустил в него нож, что с глухим стуком вонзился в деревянную поверхность и застрял в ней в вертикальном положении. Он медленно, вразвалочку, вернулся к кресту жены и, подойдя к ней вплотную и заглянув в ее блестящие от слез глаза, тихо сказал:       — Слишком долго, — Болтон разорвал зрительный контакт и, кинув быстрый взор на порезанную руку, снисходительно беззлобно добавил: — Ну, да ладно.       Он изучающе посмотрел на Сансу, уперся руками в стойки креста по обе стороны от ее головы и, наклонившись к ней, продолжил:       — А теперь давай повторим мой вопрос и твой ответ. Почему ты попыталась его спасти?       Санса облизнула губы, задумываясь над тем, что ей требовалось сделать, и развернуто ответила:       — Потому что я испугалась той боли, которую пришлось бы испытать этому мужчине. Но... но это должно было стать его болью, а не моей, и я не должна была ее бояться, — проговорила она, переходя в конце на шепот и опуская голову на себе на грудь.       Выждавший пару мгновений Рамси чуть кивнул головой и, произнося с одобрением в голосе "Хорошо", направился к столу. Он прислонился к нему, присаживаясь на самый край, а потом, заинтересованно всматриваясь в дочь Старка, возбужденно заговорил:       — Теперь мне понятно, почему ты вмешалась. Однако теперь мне придется позаботиться о том, чтобы твоя слабость больше не создавала проблем ни мне, ни тебе. Я припоминаю, что ты постоянно отворачивалась, когда я начинал резать этого бунтаря...       Санса молчала и лишь отводила взгляд в сторону, нутром чуя, что Болтон собирался теперь заставить ее смотреть на смерть юноши, и в ужасе думала о том, что ей не скрыться от этого зрелища. Рамси заставит ее наблюдать за муками пленника, как заставил Теона смотреть за тем, как лишал ее девственности. Заставит мучиться их обоих.       В это время Болтон, понимая, что ответа от Сансы не дождется, вновь заговорил:       — Тогда продолжим, — он подошел к ней и, приблизившись своим лицом к ее вплотную, полушепотом произнес. — Смотри, — и, не сводя с нее холодного пристального взгляда, попятился назад и затем, развернувшись ко второму кресту, подхватил со стола нож копейщика, как прозвала его про себя Санса, и направился к последнему.       Молодой воин задергался на кресте от ужаса и стал молить о пощаде. Было видно, как он мгновенно побелел от сковавшего его страха и впал в панику. Рамси же, привыкший к подобному роду реакции, бойко прижал руку пленника к стойке креста и стал сдирать с мизинца кожу, подцепливая ее ножом на уже сделанном надрезе. Копейщик издал душераздирающий крик и забился на кресте, пытаясь вырваться из рук мучителя.       Не успел Рамси содрать кожу с одного пальца, как белая лицом словно снег Санса не выдержала этого зрелища и отвернула голову в сторону, борясь с подступившей тошнотой. Заметивший потерю зрителя бастард отвлекся от своего занятия и обратился к жене:       — Я сказал смотреть, — Волчица медленно перевела взгляд на мужа, что продолжил говорить, в открытую угрожая ей. — Отвернешься или отведешь взгляд еще раз — я сдеру кожу уже с твоего пальца.       Осознавая, что угроза была вполне реальна, она стала со слезами на глазах смотреть за мучениями безостановочно орущего копейщика. Его крики заставляли Сансу содрогаться всем телом, обливаясь холодным потом, словно это именно с нее сейчас сдирали кожу. Она пробовала уйти от действительности, спрятаться в своих мыслях, представить перед глазами вид из окна ее покоев или лица родителей. И только у нее стало это получаться, как Болтон, то и дело поглядывавший в ее сторону, заметил ее отсутствующий взор и, сжав губы и явно злясь, рассерженно сказал, возвращая Волчицу к яви:       — Если ты собираешься думать о Вестеросе, то у тебя ничего не выйдет, — Рамси на миг задумался и продолжил. — Смотри и говори, что я делаю и до куда сдираю кожу, — и, делая упор на последней фразе, добавил: — И лучше тебе не ошибаться.       Санса сломлено посмотрела на мужа и, не встретив с его стороны ни капли сожаления, на мгновение прикрыла глаза, а затем кивнула головой и стала наблюдать за его действиями, стараясь не пропустить ни одного сделанного им надреза или содранного лоскута кожи. Однако, как бы сильно она не старалась, в определенный миг все же не выдержала вида обнажающегося мяса руки и, издав громкий всхлип, опустила голову вниз, одновременно с этим произнося навзрыд:       — Я не могу, прости, я не могу. Я пытаюсь, но у меня не получается...       Оставивший в покое пленника Болтон подскочил к Волчице и, прижав нож к окровавленной ладони, уставился в ее лицо пристальным не читаемым взглядом. Он постоял так некое время, наблюдая за плачущей девушкой, а затем, чуть смягчившись в лице, произнес:       — Даю тебе шанс. Ответь на мой вопрос и я подумаю над тем, чтобы не резать твою руку, договорились?       Всхлипывающая и смаргивающая с глаз слёзы Старк устало кивнула головой мужу, и он вновь заговорил:       — Что пугает тебя больше всего? — и, видя, что Санса хочет заговорить, быстро поднес указательный палец к своим губам, показывая молчать, и продолжил. — Сейчас я сдеру кожу с его запястья, а ты будешь смотреть и потом дашь мне ответ. Хорошо?       И, не дождавшись согласия жены, в котором он и не нуждался, Рамси с искренним весельем на лице вернулся к пленнику и с воодушевлением принялся за дело. Небольшой отсек трюма наполнился криками боли, а перед глазами Хранительницы Севера стояла тошнотворная картина сдираемой с тела кожи, из-под которой выступала ярко-алая кровь и начинали просматриваться связки и мышечный каркас. На этот раз Волчица, сглатывающая подступающую к горлу дурноту, держалась с исключительной стойкостью, полностью сосредоточившись на своих ощущениях. Сперва она не могла понять, как тут можно было выделить только что-то одно, вселяющее ужас, когда все действо было ужасно омерзительным. Трудно было даже предположить, почему дом Болтонов был столь жесток и безнравственным, это ведь не бастард придумал первым освежевывать заживо людей, и вызывало недоумение, кто же придумал сделать гербом рода ободранного человека и почему никто до сих пор не сменил символику.       Однако чем дольше Санса была вынужденна смотреть на мучения человека, тем явственнее кое-что выбилось из общей картины, привлекая к себе ее наибольшее внимание. Она попробовала отвлечься от этой вещи и, хотя и продержалась так совсем не долго, зато точно уверилась в своем подозрении. И коль скоро Болтон убрал от руки копейщика нож, последним своим движением содрав полоску кожи от самого запястья и практически до локтя, то с довольным видом, явно гордясь собой, развернулся к Хранительнице Севера. Девушка сглотнула и, облизнув нижнюю губу, произнесла:       — Крики.       — Отлично. Тогда все просто — не слушай, — с легкостью безумца предложил Болтон, всплескивая руками и глядя на жену лихорадочно блестящими голубыми глазами.       Не обращая внимания на ошеломленную дочь Старка, Рамси вернулся к пленнику и продолжил начатое. Вновь вопли боли разнеслись по помещению, вселяя неконтролируемый животный страх в Волчицу. Санса старалась мысленно заглушить звуки, но у нее это плохо получалось, и она, пребывая не в силах избежать громких криков, беспокойно ерзала на кресте, пытаясь отвлечься от происходящего. Сквозь вопли пленника пробился голос бастарда:       — Считай от одного до десяти. Вслух.       — Один, дв-       — Да не ты, идиот, — удивляясь тупоумию копейщика, грубо рявкнул Рамси. — Ори давай, чего отвлекаешься? — с издевкой-насмешкой произнес он.       Санса, в свою очередь, подчинилась приказу мужа и начала считать, однако была быстро прервана. Болтон оставил пленника в покое, закрыл своей рукой ему рот, прекращая крики, и, повернувшись в пол оборота к ней и указывая пальцем свободной руки себе на ухо, с кривляниями и растягивая слова, произнес полушепотом:       — Я ничего не слышу, надо говорить немного громче, — Рамси убрал руку от головы, а затем, глянув на притихшего юнца, дотронулся пальцем до своего второго уха, которым был сейчас развернут к пленнику. Он красноречиво скосил глаза на копейщика и полушепотом, все так же не переставая корчить рожи, продолжил. — Мне тут прямо в ухо орут.       Изумленная выходкой мужа Санса, не смотря на переживаемые мучения схваченного воина, от кривляний Болтона немного расслабилась и даже отвлеклась от тревожащей ее ситуации. Она утвердительно кивнула мужу, что исправится, и под возобновившиеся крики мужчины начала считать намного громче. Однако даже этой громкости голоса не хватало, чтобы слова долетели до Рамси, поэтому бастард, не отвлекаясь от сдирания кожи, просто повернулся лицом к жене и, поморщившись, отрицательно закачал головой. Не пропуская жеста мужа, Волчица глубоко вздохнула и в этот раз уже не сказала, а прокричала "Четыре!" и стала ждать реакции мужа. Болтон же, не оборачиваясь к ней, просто-навсего кивнул головой, и Хранительница Севера продолжила считать далее, все так же выкрикивая числа. Когда она дошла до десяти, Рамси крикнул ей:       — От тридцати семи до двадцати четырех. И продолжай смотреть.       Сперва замешкавшаяся из-за необычной последовательности счета Санса скоро подхватилась и начала обратный отсчет, не спуская при этом глаз со сдирающего кожу с копейщика Рамси. Затем тот попросил ее отнимать, умножать, перечислять в алфавитном порядке дома Простора и, наконец, в обратном алфавитном порядке — дома Севера. Ко времени последней просьбы звуки криков для Волчицы потихоньку превратился в какое-то жужжание на заднем плане, а затем и вовсе потеряли всякий смысл и перестали восприниматься. На этом этапе она прекратила называть дома Севера и теперь просто с усталым взглядом наблюдала за мужем, что закончил с торсом юноши и уже обдирал крупные лоскуты кожи с живота. Через некое время Болтон вдруг заговорил, и только тогда Санса осознала, что сорвавший голос и утомившийся воин уже давно не кричит, а лишь тихо стонет, находясь в полубессознательном состоянии.       — Копейщик, значит? Дерьмовый из тебя копейщик был, не мускулы, а смех, — издеваясь, съехидничал Рамси. — Я-то вижу, уж поверь.       Пленный застонал, расставаясь с еще одним большим куском кожи на животе, и обессиленно повис на кресте, находясь то ли пока в сознании, то ли уже провалившись в обморок. На какое-то время наступила тишина, прерывая лишь тихим чавкающим звуком отдираемых полосок плоти.       А Волчица довольно спокойно наблюдала за оголявшимся мышечным каркасом, что более не вызывал у нее рвотных позывов. Она с равнодушием следила за тем, как легко снималась кожа с тела человека: достаточно подцепить ее в одном месте, а дальше просто стягивать столько, сколько пожелаешь. По большому счету, ничего сложного и довольно монотонная работа.       Когда же Болтон закончил и с животом, он отступил от креста на пару шагов назад и, глянув через плечо на нее, произнес:       — Плохой образец попался, — он опять обернулся к юноше и, поднимая свои руки и начиная ими жестикулировать, произнес. — Если бы он был покрепче и до сих пор продолжал дергаться, то можно было бы видеть, как двигаются мышцы при разных движениях, — Рамси перестал водить руками в воздухе и, расстроенно цыкнув языком, добавил: — Жаль, конечно.       Он с интересом посмотрел на Сансу и, видя, что она уже успокоилась и не пыталась отвернуть головы в сторону, а изучающе смотрела на полуосвежеванного копейщика , обратился к ней:       — Вижу, нам можно уже заканчивать, — и направился к мужчине, провожаемый взглядом дочери Старка.       Он схватил юношу за волосы и, запрокинув ему голову назад, посмотрел в лицо и сказал:       — Говори, поживешь еще или заканчиваем?       Пленный юнец приоткрыл затуманенные, осоловевшие глаза и тихо прошептал:       — Убей меня...       Бастард отпустил голову пленника и, с разочарованием произнеся "Я так и думал", вонзил нож в его сердце, быстро оканчивая его жизнь. Понимая, что это конец, Санса устало закрыла глаза, думая о том, что скоро Рамси должен будет ее отпустить, ведь причин держать ее здесь у него более нет. Она не представляла, как сможет встать на затекших ногах и вообще найдет ли в себе силы двигаться. Толком не успев поспать, Волчица была вымотана до предела: она мучилась жаждой и голодом, вся продрогла и, как ей казалось, успела простудиться в этом сыром трюме. Прибавлялась ко всему и нещадно болящая рука...       Погрузившись в раздумья, дочка Эддарда не заметила, как Болтон подошел к ней, и с удивлением открыла от неожиданности глаза, когда он перерезал веревку на ее правой ноге, а затем и на левой. Санса с безразличием на лице проследила взглядом за тем, как Рамси отвязал ее правую руку. Отстегнув ремень и перерезав веревку на израненной руке, он подхватил ее за талию, замедляя ее падение. Поддерживаемая Болтоном Хранительница Севера опустилась на пол и, как только он отпустил ее и, все так же склоняясь к ней, отступил чуть назад, внезапно завопила:       — Подонок! — и залепила мужу звонкую пощечину да так, что его голова мотнулась вбок, а ее рука покраснела от сильного удара. Ей просто было необходимо выместить всю свою злость на ком-нибудь.       Не ожидавший такого подвоха Болтон удивленно посмотрел на Волчицу, озлобленно сощурил глаза, а затем, приложив ладонь к ударенной щеке, шутливо и чуть хмурясь, произнес:       — Стерва.       Не желая более попасть под удары Волчицы, Рамси взял со стула два плаща, подошел к ней с ними и кинул перед ней, предлагая надеть. Санса, не глядя на бастарда, подтянула к себе более легкий плащ и начала пробовать его одеть, что выходило довольно плохо: в ее распоряжении осталась лишь одна затекшая и плохо слушающаяся ее рука. Ее безуспешные попытки одеться развеселили Болтона, и он теперь стоял, усмехаясь и заинтриговано наблюдая за упертой женой. А потом неожиданно молча покинул помещение. Оставшаяся же одной Волчица едва не расплакалась от злости и своего бессилия. Она пока сумела вдеть в рукав лишь здоровую руку и теперь с наворачивающимися на глазах слезами смотрела на свою окровавленную, изрезанную ладонь. Порезы были глубокими и при малейшем движении рукой причиняли невыносимую боль. Дочка Старка вообще не могла понять, как сможет одеться с такой рукой; у нее было желание просто встать и пойти, как есть, однако ноги не слушались девушку и по-сумасшедшему гудели, не позволяя даже привстать на них. И ничего не могущая сделать Санса так и застыла на полу, устало повесив голову к себе на грудь.       Через некоторое время скрипнула дверь, и в трюм вернулся Болтон, сжимающий что-то в руках. Он подошел к Сансе и, посмотрев на нее прикидывающим опасность взглядом, все же опустился перед ней на корточки и показал, что держит в руках снежок. В голове жужжало и гудело, а глаза так и норовили закрыться от усталости, и измученная, до сих пор пребывающая в ошеломленном состоянии Старк непонимающе взглянула на мужа, не зная, зачем ей был этот комок снега. Ее озадаченный вид не остался не замеченным бастардом, и тот же без лишнего промедления вложил постепенно тающий снежок в ее порезанную ладонь и под сдавленный всхлип сжал её руку на ледышке. Сначала опалившая руку боль притупилась, и чем больше замерзала ладонь Волчицы, тем меньше боли она чувствовала.       Не теряя времени, Рамси помог вдеть руку в рукав и, запахнув вещь на Сансе, быстро накинул на нее зимний плащ. Затем он предложил ей воды, и, напоив из фляги, закинул ее здоровую руку себе на плечо, и, поддерживая за талию, помог подняться с пола, после чего медленно повел её к выходу. Обессиленная Волчица еле держалась на ногах и, полагаясь в основном на поддержку мужа, ухватилась двумя руками за его локоть, и, нуждаясь в опоре, практически повисла на нем. Ей хотелось как можно скорее прилечь и завернуться в теплое одеяло, дать наконец закрыться глазам, и, не обращая внимания на окружающий мир, она тихонько плелась рядом с мужем по лабиринтам корабля. Рамси же не спеша вел жену к покоем, где её уже ожидала подготовленная гвардейцами горячая ванна.       Уже в каюте Болтон помог Сансе раздеться, усадил в бадью и отошел к столу, с которого забрал бинт и нож. Он вернулся к жене и, окунув ее порезанную конечность в воду, от чего та зашипела, на скорую руку перевязал ладонь бинтом, заткнув его кончик под один из слоев.       Всё это время сидевшая в бадье Санса уткнулась лицом в поджатые колени, пытаясь согреться и отгородиться от произошедшего с ней, закрыться в себе, создавая ложное ощущение уединенности. Она очень плохо себя чувствовала и держалась из последних сил, постепенно проигрывая в неравной борьбе со сном. Хотелось скорее уснуть и забыть этот день, как страшный сон.       Закончивший же с перевязыванием руки Рамси обратил свое внимание на сжавшуюся в бадье жену, что никак не реагировала на его манипуляции и, казалось, не особо понимала, что происходит. Понимая, что так дело не пойдет, он молча взял мочалку и помог ей обмыться, при этом стараясь сохранить остатки ее чести и не дотрагиваясь до сокровенных мест. Санса же не оказывала ему ни содействия, ни сопротивления, а лишь прислонилась головой к краю купели и то закрывала глаза, впадая в состояние полудремы, то выныривала из него. Устав и поняв, что сражаться было бессмысленно, и тем более сообразив, что Рамси сейчас позаботиться о ней, она прекратила сражаться и поддалась усталости.       Когда же с купанием было закончено, Волчица с помощью Болтона встала в бадье и, ощутив слабость и головокружение, положила руки на его плечи и прижалась к нему, стараясь удержаться на ногах. В застилавшей глаза темноте все еще мелькали белые мушки, и она полностью положилась на удерживающего ее Рамси, который, обернув её полотенцем, стал быстро обтирать. Справившись с налетевшей слабостью и продолжая опираться на плечи Болтона, Санса отступила назад и, поддерживаемая мужем за талию, вылезла из бадьи. Она сбросила с себя полотенце и осторожно, стараясь не задеть пораненную ладонь и постоянно отставляя ее в сторону от себя, надела протянутую ей сорочку и, поглядев на перевязку, уставилась отрешенным взглядом на выступившую на бинте кровь.       Из оцепенения дочь Старка вывел Рамси, что мягко подтолкнул ее в сторону кровати и, пройдя вперед и присев на край постели, взял с прикроватной тумбочки чашку с непонятным содержимым. Он спокойно дождался, когда она добредет до постели и заберется в нее, а затем протянул ей чашу:       — Выпей, это маковое молоко.       Санса с едва заметным презрением посмотрела на предложенное зелье и поняла, что боялась его пить, боялась, что в то время, как она будет без сознания, что-нибудь произойдет с ней. Поэтому отрицательно закачав головой, она проговорила слабым осипшим голосом:       — Это лишнее, я смогу уснуть сама.       Не опуская чаши, Рамси снисходительно взглянул на нее и спокойно проговорил:       — Твоя рука вот так, — он кивнул головой на перевязанную бинтом руку, — не заживет, необходимо зашить порезы. И поверь мне, в этот миг будет лучше, если ты будешь без сознания. Так что пей, — договорил Болтон, вновь протягивая пиалу Сансе.       Немного напуганная словами мужа о надобности наложения швов и не желающая более проходить через боль, что она испытала сегодня, Волчица взяла правой рукой чашу и залпом осушила ее. Очень быстро ее потянуло в сон, сопротивляться которому не представлялось возможным, и ее сознание провалилось в бездонную темноту.       Выждавший несколько минут Рамси убедился, что его жена точно уснула, сходил к стоявшему у стены столу, собрал с него необходимые инструменты и бутылку со спиртом. Надо было успеть зашить раны до прихода ночи, пока еще покои освещались дневным светом. Накладывать швы ему приходилось гораздо реже, чем сдирать кожу, так что эту скрупулезную работу было бы предпочтительнее выполнить до захода солнца.