У героев стынет кровь

Блёклое солнце, отчаянно рвущееся из плена туч, пятнами шныряло по просторной светлой приёмной госпиталя. Шуршание мягких складок плаща и сдержанные приветствия в коридоре ознаменовали приход самого Хокаге. Нами не нравилось, когда он приходил в госпиталь. Какаши только усмехался, когда слышал, что она не хотела привлекать внимание и захаживал сюда в свой обеденный перерыв вот уже четвёртый день. А на ехидные ухмылки и двусмысленные фразочки Цунаде отвечал так же неоднозначно, щурясь в улыбке: «справляюсь со стрессом.» Какаши сел напротив тяжёлой двери, украшенной синей табличкой «Психотерапевт», которая так не устраивала Мори. Пропитанные чакрой стены заглушали любые звуки, замочная скважина была перекрыта металлическим ключом. Хатаке глядел и верил, что сказанное там навсегда останется тайной. Может, от того взгляд Нами временами становился таким отрешённым и задумчивым? Какаши был уверен, что она знает слишком много. Надеясь, что это всё лишь издержки работы, кои, безоговорочно, имелись и у него, Хатаке не зацикливался. Но каждый раз, сидя здесь, по-новому начинал обдумывать происходящее. Ему безумно нравилась эта новая рутина: готовить ужин уже на двоих, получая в этом помощь; бросать монетку, чтобы решить, в чьей квартире ночевать сегодня; одухотворённым вставать с первыми лучами солнца, чтобы потом успеть вернуться домой к восьми и позавтракать вместе с ней. Это было невообразимым ещё пару месяцев назад. На постоянной основе быть близким с женщиной, которая переворачивалась ночью раз десять, закидывала на него руки и ноги, вскарабкивалась сама и неосознанно будила его почти через каждый час. И молчать. Даже наслаждаться этим спокойствием и семейным умиротворением. Знать, что после каждого рабочего дня дома его ожидают расслабляющий массаж, ароматная ванная и готовая ко всему и всегда Нами. Время от времени он вскидывал бровь, задумываясь о том, а как вообще получилось, что эйфория стала его постоянным состоянием? Его жизнь стала такой неожиданно яркой и насыщенной за эти четыре дня. Но лишь одно всё-таки его тревожило. И в первую ночь, и в каждую последующую. Кто они друг другу? Не было никаких признаний в любви, совместных планов на будущее, предложений жить вместе. Какаши, отягощённый войной и привычкой жить от случая к случаю, нуждался в этом постоянстве. Он понимал, как неприятно думать о своей жизни без неё. Но стоило ему лишь подобрать нужные слова и обратиться к ней, Нами умело отвлекала его, переводила тему или вовсе находила повод уйти. Какаши раздражался, но ругаться не хотел. — Изанами Кондо здесь принимает? Хатаке встрепенулся, чувствуя, как всё холодеет внутри. Язык точно онемел. Он впредь слышал эту фамилию. — Изанами Мори, — твёрдо произнёс Хокаге, не меняясь в лице. Каждый мускул напрягся, точной готовый принять бой. Хатаке не понимал этих перемен в себе. Вынужденный собеседник подошёл ближе. Незнакомец словно являлся божественным ликом, только нимба не хватало. Светлые, зачёсанные на одну сторону волосы, прозрачные голубые глаза, кипельно-белая выглаженная рубашка и такие же штаны. Сам он был значительно младше Хатаке — лицо не тронула ни единая морщинка. Мужчина был ниже как минимум на пол головы и тонок, как рисовый побег. Но смотрел он на Какаши…как на идиота? — Это девичья фамилия, — небрежно фыркнул в ответ. — Вы, как Хокаге, должны знать своих подчинённых в лицо. Пепельноволосый даже подумал, что не расслышал, но его собеседник уже развернулся спиной, отдаляясь на пару метров. Порывистым коротким движением Какаши сократил расстояние между ними. Сталь наточенного куная прижалась к панически забившейся жиле на шее. — Вам я ничего не должен. Отчитайтесь кто и откуда, немедленно! — его низкий голос звучал угрожающе. Окаменевший взгляд взирал с подозрением и ярым желанием вспороть чужое горло. — Масаши Кондо. Её муж. Без пары подписей бывший, — выплюнул тот, силясь подавить ужас. — Хотите получить развод? — напористый тон скрыл волнение и тревогу, с которыми клокотало сердце. Какаши спрятал оружие обратно за пояс. — Причины? — Я бы назвал это не браком, а ошибкой молодости, — спокойно произнёс светловолосый, видимо, понимая, что стены приёмной пачкать не будут. — Ничего хорошего из этого не вышло. У нас в деревне не приемлют разводов, а потому моя дражайшая жена сбежала на другой конец света, чтобы избежать упрёков и позора. Мне легко было говорить, что это миссия первые недели её отсутствия, но сейчас, когда срок так стремительно растёт, на меня косо смотрят… — Причины самого расторжения брака? — Вы издеваетесь? То есть судимость за сотрудничество с нукенинами на протяжении трёх лет, продажа им запрещённых препаратов, риск честью и безопасностью семьи и деревни с целью почувствовать себя независимой и показать всем, кто тут гений не считаются? — Ко-о-о-ндо — са-а-н. Не думала, что ты соизволишь или, нужно сказать, рискнёшь, пересечь такое расстояние, — издёвка, насмешка, снисходительность? Кровь, долбящая в виски, заглушила короткую фразу, сказанную тихим женским голосом. Какаши перевёл хмурый взгляд на прислонившуюся к косяку девушку. Он смотрел в её глаза — такие понимающие и спокойные. Не было там ни вины, ни паники, ни удивления. Для неё случилось то, что должно было случиться. Какаши с ужасом восстановил хронологию событий и обернулся, уходя прочь.

***

Дни наполнились ожиданием. Утром — тренировка с Наруто, полдень — обед с ним в Ичираку, затем время, чтобы подумать о будущем, посещение Суйгецу в госпитале и вновь тренировка с Наруто. Пять дней осталось до конца срока. Через пять дней падут оковы на его руках. У него всё есть — детальные планы дальнейших действий, политическая и юридическая поддержка Какаши, снаряжение и желание поскорее уйти. Учиха сделал всё, что хотел. Убедился, что Узумаки не особенно расстроился и сжёг все мосты. Его собственная команда высказала желание уйти обратно к Орочимару. Тот, вроде как, звал, надеялся и верил. Сакура больше не маячила перед глазами. Учиха отбил желание связываться с ним или Хозуки; показал, что даже с ограниченными способностями превосходит её и излил душу. Он думал, что поступил правильно. Оно стоило того — терпеть и ждать, вынашивать неприязнь и непонимание, сдерживать сомнение, чтобы потом высказать всё, как есть. Признаться в своих чувствах и позволить ей хотя бы однажды увидеть его откровенность. А то, что не она не приняла его таким — и не его проблема вовсе. Только вот как-то пагано было на душе. Шестое чувство гудело, мелкими вибрациями касаясь разума и сердца. И сидя на кровати, из-под полуопущенных ресниц он увидел эти три горшка на подоконнике. И кто додумался притащить цветы ему? И как сам Саске додумался схватить один из них и спустя несколько минут небрежно опустить его в ряд зелени, обрамляющей дорожу к дому? Рыкнув себе под нос, он не смог найти ответа. Оставить ей презент означало признать свою вину, повиноваться ей и интуиции. Но для этого ли он подбирал слова, которые вмиг вылетели из головы в ответственный момент; для этого ли выверял каждый шаг; для этого ли четыре часа сидел в её кухне, ощущая, как необузданное неизвестное чувство гложет его изнутри? Чертыхнувшись, он уже развернулся, чтобы забрать этот чёртов цветок, как замок звякнул изнутри. Едва ли Саске успел скачком взобраться на ближайшее дерево, как в дверях показалась фигура. В мятой пижаме, взъерошенная, с отпечатком от подушки на лице и иссиня-фиолетовыми пятнами под глазами. Нежная, хрупкая, родниковая — такая же, какой была всегда. И слишком юркая. Если бы у Учихи не было этого осточертевшего браслета, он бы играючи сократил расстояние меж ними, стоило Сакуре отвернуться. Но рисковать он не мог. А потому, исказившись в лице, следил за тем, как невзрачный серый горшок отправился в дом наравне со всеми. И сейчас, заходя в стены больницы, внешне невозмутимый Учиха готов был взреветь от необоснованного чувства стыда. Ему казалось, что вся его душа теперь как на ладони перед Харуно. Но разве она воспользуется этим? Саске больше не знал, кто для него враг. — Учиха-сан! — к нему неожиданно подлетела медсестра — удивительно синие глаза были распахнуты, на щеках играл нежный румянец. Форма, отличная от старших ирьёнинов, говорила о том, что девушка неместная и пребывает здесь в качестве помощницы. — Сакура-сан просила передать вам документы. Учиха коротко кивнул и как будто случайно бросил: — Почему она не сделала это лично? — А? Сунагакуре требуется долгосрочная помощь в обучении нового поколения медиков. Сакура-сан отправилась туда на неопределённый срок. Вроде как, Сакуре-сан предложили очень хороший контракт аж на шесть лет. Саске смотрел молча. Искренняя радость и гордость пробивались в высоком голосе, чувствовались в чуть дёрганных жестах. И Саске сильно сомневался, что она так радуется его приходу. Такого рода успех сокомандницы не сулил ему ничего хорошего.

***

— Ну чё, очкастая, теперь у меня на побегушках будешь? — смачно вгрызаясь в яблоко, произнёс Суйгецу. С усмешкой в глазах он наблюдал за тем, как, сдерживая тихую ярость, Карин копошилась над небольшим столом. Её губы подрагивали от напряжения и тщательно сдерживаемых едких замечаний. Брови были сдвинуты на переносице. Пачка бинтов никак не поддавалась трясущимся пальцам. Как Цунаде вообще могла прислать сюда её?! Виновную в случившемся, нервную и ненадёжную? Как фактор «нехватка кадров» вообще играл столь весомую роль? Злясь на себя и на неё, Карин с остервенением рванула бинт, рукой задевая стеклянные ампулы, с забой расставленные по подносу. — Ну давай-давай, переломай тут всё. — Закрой рот, пока я не повесила тебя на этих бинтах… — стоило Карин обернуться, вспыхнувшая ярость сменилась стыдом и липким скрежетом вины. Тонкий слой повязок начинался у самой шеи и заканчивался лишь на кончиках пальцев. Конечно, после отсутствия месячной практики, Суйгецу было позволено лишь постепенно увеличивать поток чакры в каналах. Иначе бы вместо чудного исцеления. они грозили испепелить тело изнутри. Насупившись, Узумаки подошла впритык к койке, стараясь не сталкиваться с взглядом фиолетовых глаз. Унять дрожь в пальцах было сложно; оскомина пробирала челюсть; внутри всё клокотало, стоило красноволосой взглянуть на едва ли затягивающиеся раны. Защитная ткань затрещала под напором холодной стали. Легко разорвав бинты на руке скальпелем, Узумаки потянула их на себя. Суйгецу зашипел под нос, зло сверкнув глазами. Запёкшаяся коркой кровь приподнялась и густыми редкими каплями заскользила от локтя к запястью. — Умница. Верна себе, — кисло протянул он. — Сакура-сан столько корпела, чтобы ты всё испортила? — Не ной, каппа. Перекисью обработать — раз плюнуть. — Перекисью? Вот дура, — резюмировал Хозуки. — Химические ожоги нельзя обрабатывать перекисью. — Значит жди, пока сама засохнет. Не маленький! — процедила Карин, отворачиваясь. Силясь унять вскипающую ярость, она бездумно перебирала заготовленные шприцы и таблетки… Точно! Она наткнулась взглядом на спасительную вакцину, предназначенную для ввода внутривенно. Выхватив жгут, она обошла Суйгецу, понятливо подставившего руку. Карин перевязала мужское предплечье неаккуратным узлом, прожигая взглядом синяки от капельниц. Даже спустя пятнадцать секунд, вены так и не набухли. Чуть ли не рыча от злости, Узумаки сорвала жгут, перевязывая заново. И ещё раз. — В паховую вену попробуй. Там зона привычнее. — Я вообще могу ни хрена не делать сейчас. Медсёстры сжалятся, да всадят к вечеру с десяток уколов тебе в ж… — Но ты бы решила проблему одной минутой. Карин застыла, ощущая, как очередная порция оскорблений судорогой свела челюсть. Обычно ехидный взгляд Хозуки вдруг стал неожиданно прямым и серьёзным. Красноволосая хотела сквозь землю провалиться от этого чувства. Омерзительное сожаление оглушающе взвыло у неё в груди. Совладав с собой, она медленно обошла кровать, возвращаясь к приготовленному подносу. Тяжело вздохнула, подавляя мандраж, и практически заставила себя собраться и выдавить непосильное ей извинение. Но Суйгецу заговорил прежде. — Посмотри на свои руки. Скольких ты спасала по приказу Орочимару? Хм, нет, скольких по приказу Саске? Незнакомцев, которым ты была никем… — Заткнись, — Карин качнула головой, подрагивающими пальцами вводя шприц в показавшуюся вену. — Я ирьёнин и… — Девочка на побегушках? Ты думаешь, что если вылечишь меня своей техникой, проиграешь. Ты ошибаешься. — Он закинул голову, задиристо скалясь. — Очкастая осознаёт свою вину, поэтому и припёрлась сюда. Считаешь меня недостойным противником? Да ты же любые приказы выполняла. Имеешь авторитет, можно иметь и тебя — кто из пленников об этом не знал. Малиновый взгляд помутился. Ломая забывшие бои ногти, она с неистовой силой сжала кулак, замахиваясь. Ведомая яростью, подалась вперёд, примеряясь к пока ещё здоровой части лица Хозуки. Трясущие от злости колени, спонтанное решение бить ужасающе отразились на исходе удара. С удивительной лёгкостью Хозуки перехватил руку медика, с силой отводя ту в сторону. Узумаки по инерции обернулась на триста шестьдесят градусов. Момент растянулся для неё в целую вечность. Она мельком выхватила из общей картины взгляд Суйгецу, переполненный ужасом и чем-то ещё. Глотая ртом воздух, Узумаки выставила руку в поисках поддержки. И тут же зажмурилась, готовясь к оглушительному удару головой о стену. Хруст оправы очков под ногой резанул по ушам в звенящей тишине. Хлопок по затылку оказался менее болезненным, чем ожидалось. Напряжённое до судорог тело девушки мягко прислонилось к поверхности. Медленно открыв глаза она, едва ли осознала происходящее. Затылком Карин чувствовала прикосновение едва тёплой ладони. Чужие пальцы сомкнулись на алых волосах. Щекой Узумаки ощущала прерывистое, подкислённое яблоком дыхание. — Ты кровью стену испачкаешь, — прошептала она. — Дура. — У тебя нет оснований говорить обо мне такие вещи, — Карин сглотнула. Паника отступала. Девушка разжала кулаки, упираясь ими в стену. Узумаки медленно осознавала происходящее и ритмичные удары сердца набирали обороты. Не рассчитав силу, Суйгецу играючи отшвырнул её к стене. Но вместо того, чтобы допустить столкновение, подставил свою руку. Идиот. Удар был бы незначительным — игра не стоила свеч. Или…? Узумаки зажмурилась, как только Хозуки склонил голову набок и бросил что-то обличающе-неприятное. Но Карин уже не слушала, сдерживая в груди сумасшедший смех. Она и раньше видела его голодные взгляды. Насмешки, критика, обвинения — всё, чтобы показать, что Узумаки как женщина никому не нужна. Чем больше переговоров с Саске, тем больше издёвок в свой адрес. Пропорция была верна вот уже сколько времени. Неужели каждый раз он пытался уличить её в связи с другими мужчинами? Она приоткрыла глаза, рассматривая его лицо мутным взглядом. Сбитая с толку, вновь засмеялась. Исренне наслаждаясь его красноречивым румянцем и непонимающим оскалом, захохотала в голос. Обида, ревность, зависть в осточертевшем голосе Хозуки сдавали его с потрохами. Нужно было только услышать.