Red Velvet - Body Talk
The Weeknd - Hardest To Love
The Weeknd - Scared To Live
С Хосоком Юнги нашёл свой дом. В этих маленьких и искусных ладошках, которые нежно держали его избитое лицо, в этих тонких пальцах, что блуждали по щекам и скулам, собирая собой всю его боль и ношу в такой морозный день. Чон Хосок дарил Мин Юнги то, что он потерял ещё будучи ребёнком. Тепло. Когда-то Юнги потерял многое и даже себя. Но нашёл это всё в одном человеке. А Хосок смотрит на него. За его плечами луна, загораясь, синим пламенем, горела, а Юнги хотелось выть. Потому что нашёл. И что, кажется, голова больше не тяжелеет под грузом мыслей, а вот на сердце, на сердце тяжело. Хосок красивый, и, похоже, Мина уносит слишком далеко, так, что он и сам краев не видит, смотря в ответ на обеспокоенное, но изнеженное лицо напротив. Юнги хочет быть таким, куда его несут все эти эмоции. Юнги вообще впервые чего-то хочет. Для себя. И кусает Хосока за кончик носа. Ведь с чувствами совладать не получается, а звери внутри обглодали не только его кости, но и нервы. Подчистую. Юнги мог слыть чудаком в глазах окружающих. Но он хотел чудачить с Чон Хосоком, быть этим странным Мин Юнги, которым он не никогда не был. Теперь он мог быть таким. — И что мне с тобой таким делать? Паренек напротив сам, как луна, искриться, и горит, даря насмешку в своих огромных глазах, в которых вечная весна и ничего более. Вечный рассвет, вечное цветение. И Юнги брови в ответ приподымает, а на губах легкая улыбка с запахом весны. Одной на двоих. В разгар колючей зимы. — Любить? — Юнги выдыхает слова прямо, гордо и выжидающе, цепко впиваясь объятиями в Хосока, давая знать, что отпускать не намерен. Слишком уж холодно. Без Чон Хосока. — И на что же я тогда подписываюсь? — Он мог поклясться, что улыбка этого паренька, отсвечивала хитрецой. И Мин был уверен, Хосок знал, что их любовь будет трудной. Потому что Мин Юнги любить труднее всего на свете. Потому что это Чон Хосока любить просто. Он влюблял в себя без остатка, он влюблял в себя людей вокруг, не оставляя и капельки равнодушия к себе. Он влюблял в себя даже весну. И из-за этого, такого человека, как Мин Юнги, любить становилось ещё тяжелей. Ведь он тоже любил Чон Хосока. Как он мог спокойно удерживать этот свет лишь подле себя, зная, что на него слетаются и другие. И, возможно, поэтому, всё отталкивало их друг от друга. Раны, боль, кровь. Ведь Юнги не отпустит, оставляя этот свет в своей клетке. Такой была любовь Юнги. Мин Юнги становился слишком жадным. А Хосок не спешил ставить на нём крест. Когда все уже давно закопали. Его. Так почему, Чон Хосок? — На мою клетку, — И Юнги был серьёзен, честен, а ещё, наверное, идиотом. Мог спугнуть, мог всё разрушить, но что он собирался строить на вранье? — Однако, я буду стараться, я уже стараюсь, стать лучшей версией себя и тогда. Тогда эта клетка может превратиться во что-то более лучшее. Томно кидая взгляд в чужие глаза, которые были полны, когда остальные пусты. Мечтая когда-то стать кем-то, сейчас понимая, пустые слова эти ваши мечты, ведь кем мы хотели быть мы так и не стали. Не стали космонавтом, врачом и пожарником тоже не стали. Перерастая мечты. И мог ли он считать, что его клетка станет чьей-то мечтой? Перерастая во что-то большее. Тело Хосока говорило за него намного больше, чем его слова. Оно отзывалось. Цепляясь за него. Юнги не видел, за что в таком, как он, можно было цепляться. В себе гордиться ему нечем. И кое-что он всё же понял. Да, с самим собой у него проблем больше, чем с кем бы то ни было. Но… — Я нравлюсь себе больше, когда я с тобой. Мин Юнги произнес это решительно. Чон Хосок решился. — Дай мне два свидания, Мин Юнги, два, прежде, чем я отвечу тебе. Страдая, взамен, Юнги получил больше, чем потерял, закрепляя их договор поцелуем. Для наглядности, конечно, не для себя. Только вот его безумство выдало его ещё до того, как он прикоснулся к Хосоку. Мин буйствовал. Так рьяно выцеловывая чужие теплые губы, так сильно, что рана на его собственных губах разошлась с новой силой. И снова. Снова. Они оказались обмазанными в крови. Хосок осознав, что произошло, удивленно распахнул глаза, чувствуя на вкус кровь Юнги, но второй продолжал урывками целовать его, не ощущая желания останавливаться. Он уже растворился в ощущениях, которые скручивали его нервные окончания по всему телу, и даже его глотку, будто он задыхался без поцелуев. Да так оно блять и было. Юнги подонок, который в кровь расшибется даже ради поцелуя Хосока. И Хосок засмеялся, прерывая действия Юнги, который теперь ловил губами его заливистый смех, приходя в себя. Уличные фонари окидывали их слабым желтоватым светом, отчего кровь на лице Хосока, его губах, и щеках, казалась выцветшими с годами ожогами, в форме губ Мин Юнги. Сравнение не было такой уж не правдой. Их взаимодействия были притягательно взрывоопасными. И пока Хосок смеялся, ярче, чем хреновы фонари на улице, большими пальцами Юнги аккуратно растирал кровь с его лица, зная, что стерев эти кровавые поцелуи, Чон даже спустя года будет чувствовать их жар. Так уж у них было. Так пощечина Юнги от Хосока всё ещё горела живее всех этих новых ссадин и гематом на лице. — Кажется, мы вернулись к тому, с чего начинали, — Хосок всё ещё улыбался, наблюдая за ним. Кровавые следы на лице лишь размазывались, на что Юнги сщурился, но ловя улыбку, адресованную ему, его пальцы так и застыли, как будто он и правда идиот, что может выполнять лишь одно действие за раз, но со взглядом Хосока он и правда не боец. — Мы начали неправильно. — По другому, мы и не начали бы, у нас не могло быть «правильно», не так ли? — Конечно, ведь твой брат Пак Чимин, какое тут «правильно» с его комплексом младшего брата. Юнги показательно скривил лицо, вспоминая мелкого засранца, на что Чон с той же улыбкой слегка занес руку, чтобы стукнуть его, но тот вовремя перехватил руку своей, сплетая пальцы и опуская их руки. Ведь он тоже засранец и времени зря не теряет. — Но знаешь, что? — Юнги наклонился ближе к его лицу, — Твоя пощёчина была куда сильнее, чем каждый его удар. Ударил сюда, — Мин свободной рукой указал на свою скулу, а затем поднял вторую, сплетенную пальцами с рукой Хосока, и поднёс их руки к своему сердцу, — А попал сюда. Ну, просто магия, согласись? Юнги уже было потянулся за новыми поцелуями, забыв и про кровоточащую губу и про всё на свете, но его губы были остановлены тоненькими и слегка холодными пальцами. — У тебя что, романтик-тайм? — Хосок то ли покраснел, то ли смазанная кровь на его лице путала цветокор в глазах Мина, но он не понимал, откуда в Юнги столько целовательного напора и смущающих фраз, самым забавным в этом было то, что говорил он это всё со своим тем же флегматичным лицом. Избитым флегматичным лицом. — Поздно убивать то, что родилось из-за тебя, — Бубнил Юнги сквозь чужие пальцы, — Возьми на себя ответственность. — А ты и правда наглец, — Юнги же на реплику Хосока лишь ухмылялся в своей излюбленной манере, — Хорошо, тогда первое свидание на сегодня мы и запишем. Чон отнял пальцы от чужих губ, замечая, что кровь еще была, поэтому сразу же полез в карман своей официантской формы, доставая салфетку и прикладывая её к губам Юнги, пока тот серьёзно смотрел в глаза Хосока. Смотрел, пока он бросил взгляд на кровь на своих пальцах Смотрел, пока он отвел свои глаза в поисках салфетки. Смотрел, пока на него не посмотрели в ответ. — Что такое? Как оказалось много чего. — Почему сегодня? Юнги упустил много времени. Очень много времени. Это сегодня заканчивалось через 4 часа. Оправдан ли был этот жалкий остаток для них. — Потому что столько, сколько целуешь ты, не целуют люди не находящиеся в отношениях, или не на свиданиях. Хосок глядел на него обеспокоенно, смущенно и прекрасно наивно. Как в их первую, вторую и все остальные встречи. То, что он в нём так, как он думал, ненавидел, за это же сейчас готов был опуститься головой на гильотину. Хосок не замечал, как он влиял на Юнги. Но и Юнги не заметил. Что его некрасивый, искаженный, отвратительный смех, не оставил после себя ничего с появлением Хосока. — У наших отношений никогда не было последовательности действий, если ты помнишь, я тебя уже.. Но Хосок прервал его, не давая продолжить. Юнги рыскал своим взглядом по лицу Хосока, ища аргументы или лазейки. Пока что он нашёл лазейку лишь в себе. Как выяснилось, если так долго и близко рассматривать Хосока, то Юнги имел особенность тупить особо сильно. Не помня, что он до этого хотел вообще. Воистину. — Боже, не начинай, просто пошли я накормлю тебя, тут холод невероятный, а ты ещё и в одной школьной форме. Хосок уже потащил Юнги за собой, за их всё ещё сплетенные руки, не без помощи самого Мина, естественно, который послушно позволял делать это, всё же он шире в плечах, явно мощнее самого Чона, и повыше будет. А ещё боксер. Ещё он вреднее. И оскал на его лице сам собой не рассосётся. Если есть возможность Хосока смутить. — И это было не единожды, ещё и в тот раз, когда.. Рядом с Хосоком, резкость Юнги приобретала тупые углы, его грубость же становилась влюбленной издёвкой, не имеющий зубов для того, чтобы сделать больно. Лишь укусить, а потом зализать раны. — Да ты что, и правда, припоминаю, тебе ещё тогда перепало от Пак Чимина, брата моего, с комплексом младшего брата. Юнги замолчал, не ожидая, что Хосок умеет так отшучиваться, однако, ухмылка спала сразу после того, как он почувствовал, что рука Чона нервно сжала его собственную. Где-то там. Рана Хосока, оставленная Чимином всё ещё болела. Словно она осязалась, и боль от неё передавалась воздушно-капельным путём. Иначе, почему и Юнги ощутил её. Сжимая руку Хосока ещё крепче и смотря в его затылок, пытаясь предугадать эмоции на его лице, что было скрыто от его взора. Прячась то ли от мороза, то ли от Юнги. Мин выбирать из двух зол меньшее не хотел. Зачем скрывать. Юнги же рядом. Он рядом. — Всё будет хорошо, — Юнги обнял Хосока со спины, заглядывая в его лицо, отодвигая некоторые пряди, — В противном случае, твой братец добил бы меня намного раньше, но раз уж я ещё жив, даже после того, как заявился к вам домой. Хосок в шоке уставился на него. У него эмоций через край, которые выражаются в каждой черточке его лица. И Юнги мог бы написать диссертацию о каждой и черточке и эмоции. Но с практической частью он бы провалился точно. Все его мышцы задействованы только в цветении гематом, но никак не эмоций. Он просто не умел в них. — Ты что сделал? Юнги нужно было отвлечь его от плохих мыслей и дать время успокоиться, и поэтому принял правила их свидания. Которое началось сегодня. — Сначала обещанная еда, потом уже твой брат, у нас всё же свидание, а у меня осталось меньше 4-ех часов, — Свободной рукой Юнги прошёлся по линии скул Хосока и приподнял его лицо, — А ещё, как оказалось, я ревнивый и совсем не подарочек, но мне нужно сделать вид, что этих черт во мне и в помине не нет, чтобы ты попал в мой маленький капкан, Чон Хосок. И на всё про всё у меня эти охрененно короткие 4 часа. Юнги был абсурдным. Далеко не рыцарем из сказки. Но кто сказал, что Хосоку эти рыцари вообще нравились? Хосоку нравилось улыбаться. А Юнги заставлять Хосока улыбаться. Хосок ушёл соглашаясь на его условия, пообещав принести ему что-нибудь вкусное и горячее, и Юнги остался ждать в помещении для персонала. Как оказалось, отсюда было хорошо слышно всё, что творилось на кухне, Мин начал прислушиваться лишь для того, чтобы скрасить своё ожидание. Люди жужжали, семенили, что-то роняли, что-то делали. Люди жили. Жизнь кипела. И Юнги наконец жил и кипел. Не услышав, как оказался не один в этом помещении. — Ты Юнги? Он не вздрогнул, ничего из того, как люди реагируют на неожиданности. Выждав секунду, он развернулся на женский голос, что потревожил его, перед ним стояла девушка, в такой же форме официанта, как у Хосока, с подносом еды в руках. Оказалось, это Мин Юнги был неожиданностью, на которую реагируют вздрагиванием и удивлением. На его лицо по-другому то и не среагируешь. Рыцарем ему с ним точно не быть. — Да. Девушка всё также удивленно смотрела, вызывая в Юнги раздражение, об имении которого он успел забыть. Резкий прищур вернулся. — Что-то хотела? — Ах да, — Она поставила поднос на столик возле стены, — Хосок попросил отнести тебе еды, и передать, что скоро вернется, — Затем она посмотрела на часы, висящие на потолке, отбивающие скорее секунды терпения Юнги, нежели время, — Его смена скоро закончиться! Я Кан Сыльги, если что. Это были коллеги Хосока, и Юнги не видел смысла высказывать что-либо, хоть девчонка излишне любопытно разглядывала его, в ней не чувствовалось ничего плохого. Скудные и язвительные реплики вертелись на языке, только вот сказал он: — Спасибо. Доставлять новые проблемы Хосоку своим языком хотелось меньше всего, ублюдок ублюдком, но тут он обопрется на безучастность. Сыльги же продолжала смотреть на него, не делая и попыток скрываться. — Ты в порядке? Мин же молчал, не отвечая ей, спокойно подойдя к столу и садясь за него. Удивительно. Он впервые за столько времени действительно почувствовал аппетит. Сколько раз до этого он ел на автомате? А сколько раз вообще забывал о еде? Юнги был голоден всё это время. До чувств. До тепла. До заботы. — Вы с Хосоком подрались? Юнги вскинул на неё взгляд полный недоумения, не понимая, с какого угла этот вопрос к ней подкатил. Но выглядела она как человек, что беспокоиться о Хосоке, это было одновременно приятно и неприятно. Неприятно чисто из его ревностных чувств. Он непроизвольно склонил голову к плечу, из-за чего его прищур становился опасным. Почти острым. — С чего ты взяла? Сыльги взгляд не отвела, но руки сплела, чувствуя себя неуютно под таким обзором чужих глаз. — У него на лице размытые следы крови. Сыльги беспокоилась. Юнги прыснул со смеху, опуская голову, и теряя весь свой запал ублюдочного не рыцаря. Он не знал, расстроить её или порадовать интересной информацией об этих кровавых следах преступления на лице Хосока. Юнги был явно хреновым преступником, оставляя улики. Но собственником он был хорошим, и извиняться он не будет за то, что собирался сказать, просто потому, что ему заранее выгодно показать, где начинается и заканчивается его клетка. — Насилие моими губами считается за драку? Юнги сложил руки на груди, ощущая своё превосходство в этой ситуации, видя замешательство и непонимание на её лице. Но взгляд она всё же не отводила, очерчивая его избитое лицо, как будто оно дало бы ответы на её вопрос. Виноватая во всей этой ситуации ранка на губе Юнги защипала. — Родители учили меня, что не стыдно спрашивать, если ты чего-то не знаешь, или не понимаешь, поэтому спрошу ещё раз. — Я его целовал. Он не обязан был отвечать ей. Но обязанность и хотение вещи разные. — Оу. Она растерялась так сильно, что Юнги пришлось отвести взгляд, чтобы закончить это всё и не смущать её ещё больше. Так что он просто принялся за огромную тарелку удона, запах которого ударял по желудку сильнее, чем растерянная девушка посреди комнаты. — Что, теперь стыдно за полученную информацию, а не за её не знание? Юнги не смотрел на неё, продолжая есть лапшу, но ретировать её куда-то нужно было, Хосок должен был прийти и своё время с ним делить ещё с кем-то ему не хотелось. — Нет.. Просто, рада знать, что всё в порядке. Сыльги улыбнулась, и Юнги уловил в ней облегчение, значит, переживала она за Хосока из дружеских соображений. Она проблемой не была, но как только решилась одна, появилась другая. — Это что ещё за…Школьник? Вошедший парень не вызывал приятных чувств ни у него, ни у Сыльги, этот официант видно был последним, кого девушка хотела увидеть, судя по её вздоху, который не откликался в Юнги чем-то хорошим. Её неприветливость заставляла боксера встать на дыбы раньше, чем он сам это осознал. Раз уж этому человеку и свои не рады, Юнги и сам на доброжелательность распаляться не собирался. — Просто займись работой, а не тут шатайся. Сыльги хотела выпроводить парня, только он, кажется, никуда не собирался. — Раз школьник, то тут и гадать не надо, даже форма та же, Хосок решил обеспечить благотворительностью всех нуждающихся школьников? — Парень явно насмехался, пока Юнги спокойно продолжал есть, ему повезло, что челка Мина скрывала лицо, когда он наклонился над тарелкой, — Сначала своего брата сюда таскал, теперь ещё нового пацана нашёл, такими темпами скоро разрастёмся до школьной столовки! Официант подошёл к столу, облокачиваясь одной рукой на металлическую поверхность, пытаясь разглядеть школьника перед собой. — Не тебе возникать, он работает больше и усерднее тебя, Юнсо, а еще оплачивает эту еду, не вижу тут проблемы. За то её видел Юнги. И свой характер сдерживать уже не было такой уж притягательной мыслью. С такими он этого не умел. Но таких умел ставить на место. Ему даже вставать не пришлось. Перехватывая уебка за шею одной рукой, он с силой потянул его лицом в собственную тарелку с бульоном. Пар от которой, опаляло не на шутку испустившего дух, лицо официанта. Но Юнги был быстр. И лишь в последний момент мгновенным рефлексом отодвинул тарелку с бульоном. Варить его в горячем бульоне было последним делом в списке Мина, но не менее соблазнительным. Затем последовал глухой удар о поверхность стола, где лицо парня уже во всю отпечатывалось, а пар из его рта покрывал холодный металл, пока тот кряхтел, не в силах и головы поднять. Юнги был сильнее. Был страшнее. Был. И это унижало. Даже его аура была подавляющей. — Знаешь, кто тот школьник, брат Хосока? Он боксер, профессиональный. А теперь, как думаешь, кто я? Юнги расслабленно откинулся на спинку стула, одной рукой сжав его шею сильнее, всё ещё не прилагая усилий, но помогая официанту быстрее прийти к ответу, а второй рукой спокойно держа палочки для еды. Зная, что принципиально раздирает гордость этого придурка, так ещё и при свидетелях. Сыльги не вмешивалась, но наблюдала. Это было неким зеленым светом для продолжения. Только лицо Юнги никуда не вписывалось. Сжирающее своим хладнокровным выражением, просящим крови, просящим чужих костей. Ответа не последовало. — К твоему несчастью, Хосок, почему-то, притягивает к себе бойцовских псин, и приручает их. Нутро обгладывало внутренности Юнги, клацая зубами. И этот клац имел свой звук, скрипящий, закладывающий уши, неумолимый и не принимающий прощения. Но Чон Хосока внутри становилось больше, чем самого Мин Юнги. Юнги менялся. И звери внутри грызли теперь не только за него. Прирученные звери. Юнги отпустил официанта, и тот отшатнулся так резко, что потерял равновесие. — Это что за хватка такая, мелкий ты пиздюк?! Парень выглядел пораженным, и поэтому пялился на Юнги, дальше его выражение стало ещё более пораженным, когда он разглядел разбитое и пугающее лицо обладателя беспощадной хватки. Порой Юнги уставал видеть одинаковую реакцию, которой одаривали его люди. Но пальцы Хосока, которые перебирали каждую болезненную точку на его лице, окупали все это дерьмо сполна. Это было главным. И если так и будет продолжаться, кажется, Юнги станет мазохистом. — Неужели, ты ещё и вырываться пытался? — Голос Мина сквозил хладной пассивной-агрессией, — Я и не заметил. Ничего не выражающий взгляд метнулся к бейджику официанта. — Эй, Ким Юнсо, — Лицо Юнги и правда выглядело ужасно пугающе, особенно когда на нём виднелся зарождающийся оскал, — Приятно было познакомиться. Юнсо вышел, эта приятная встреча обернулась для него лишь разбитыми эмоциями и надломленной осанкой, которая сгорбилась, под давящей силой притяжения от Мин Юнги. Сыльги гадала, не показались ли ей следы зубов на носу Хосока. А у Юнги. У Юнги была весна. Его первая.