Рапсодия на темы

Михаил Евгеньевич сидел, откинувшись на спинку своего кресла, и страдал. День был не то, чтобы решающим, но очень важным. Он рискнул и надеялся, что выиграл. Пора уже, давно пора менять жизнь, а то кризис среднего возраста не за горами, а он так и сидит на этом месте, получая шишек несравнимо больше, чем пряников. И сейчас бы еще обдумать, что и как делать в случае удачи, а может, и неудачи. Михаил Евгеньевич допускал возможность неудачи, но не верил в нее. Не срастется – тогда и будет думать, что дальше. Но должно было срастись, не могло не срастись. И вот сейчас вместо того, чтобы собираться с мыслями и готовиться к переменам в жизни, он вынужден слушать эту блондинку. Ольга Вадимовна, Олечка с огромным удовольствием щебетала что-то на ухо Мишке, упорно не замечая, как тот косит глаза на мобильный телефон, лежащий на столе перед ним. Он ждал очень важного звонка из прекрасного далека, которое он себе живописал уже вторую неделю. А Олечка заливалась соловьем про восхитительное сейчас: про новый клуб, нового тренера по фитнесу, новую секцию по стрип-пластике, в которую она хочет записаться, и новое что-то еще. Мишка ыгыкал, совершенно не вслушиваясь, но будучи настороже. С этой морковки станется его куда-нибудь вытянуть, а с кем-кем, а с Олечкой идти никуда не хотелось, накладно и для кармана и для ушей. А Мишке предстояли солидные дела, которые наобум делать не только несолидно, но и чревато, и нужно было избавиться от этой трещотки. Он через силу улыбнулся, посмотрел на нее, снял ее руку со своего плеча и чуть отодвинулся на своем кресле от стола, на котором элегантно расположилась Ольга Вадимовна, усердно демонстрировавшая свои коленки. Они ничего были, округлые, в меру крупные, ведшие к крепким бедренным мышцам, предусмотрительно прикрытым только наполовину. Как правило Мишка был не против подобных ландшафтов, охотно показываемых дамами, но не сегодня. Поэтому, собравшись с духом и подготовившись к истерике, Мишка сказал спокойно и слегка устало: – Оль, давай ты сейчас к себе пойдешь? Мне поработать надо. Ольга Вадимовна осеклась, растерянно посмотрела на Михаила Евгеньевича и сказала: – Но Миш, ты так и не сказал, что ты о Паласе думаешь. Между прочим, там сегодня реально будет такая программа классная, говорят, люди специально в Москве стажировались. – Оль, я о Паласе не думаю. Пора за зарплату браться, ТЫ так не думаешь? – с особым удовольствием Михаил Евгеньевич выделил это местоимение, с легким пренебрежением глядя на Ольгу Вадимовну. – Ты на что намекаешь? У меня, между прочим, все почти готово. – И сколько времени Севка будет потом делать твое «все почти готово»? Олечка надулась, резко встала, оправила юбку, хмыкнула и сказала голосом, звенящим от возмущения: – Знаешь, что? Я всегда все делаю вовремя. И если ты намекаешь, на что-то непонятное, то чтобы ты знал, Вячеслав Алексеевич меня очень даже хвалит. И между прочим он лично настоял на том, чтобы я получила премию за отлично выполненную работу. «Ну да. Пашет Севка, а премию получаешь ты. И посмотрим, что подумает дядя Слава, когда тебе придется самой все делать», – Михаил Евгеньевич с огромным неудовольствием сдержал слова, готовые сорваться с языка. Вслух же он сказал: – Вот иди и продемонстрируй это на отчете в налоговую. – Миша, до отчета еще три дня, что ты меня гонишь? В конце концов, сейчас не так уж много работы, а если что – Севка тут, он присмотрит, – внезапно дала задний ход Олечка и крадучись, как кошка на охоте, вернула руку на его предплечье. Михаил Евгеньевич посмотрел на нее, не скрывая недовольствия, поморщился и сказал глуховатым голосом: – Ольга Вадимовна, идите на свое рабочее место. – Миш, да какая муха тебя укусила? Рано ведь еще, до конца месяца прилично времени, сейчас работы почти никакой, а ты заладил, как старик какой: «Работать да работать», – умильным голосом, слегка надув губки, протянула Ольга, но встала, неспешно оправила юбочку и потянулась. Блузка слегка задралась и очень эффектно натянулась на груди. Ольга Вадимовна усердно демонстрировала томность, не забывая внимательно следить за реакцией Михаила Евгеньевича. Она отсутствовала. Ольга Вадимовна поджала губы и недовольно пробормотала: – Ну, если ты настаиваешь... – она с надеждой ждала ответа. Но Михаил Евгеньевич демонстрировал сегодня чудеса черствости. Потянувшись к стопке бумаг слева на столе, он снял сверху пару подшивок и взялся за третью. На Ольгу Вадимовну он не обращал никакого внимания. – Настаиваю, – мимоходом бросил он. Ольга Вадимовна постояла, всем своим видом воплощая укор его совести, но та оказалась на редкость глуха. Помявшись, Ольга Вадимовна направилась к выходу. Дверь за собой она не закрыла. Михаил Евгеньевич хмуро посмотрел на нее, откинул подшивки и подался вперед, оперевшись локтями о стол. Что этой заразе от него понадобилось, и почему именно сегодня? Других кавалеров не нашлось? И долго ли она будет отказываться слышать слово «нет»? Севке везет, он ее просто не замечает, нелюдим хренов. Мишка встал, подошел к двери, постоял у нее, осматривая диспозицию в кабинете. Всеволод чем-то занимался, скорее всего теми отчетами, которые через пару дней предстояло сдавать Ольге Вадимовне. Она сама возмущалась по телефону, что в Палас придется идти одной, потому что Мишка наотрез отказался и вообще чурбан бесчувственный, или там кого-нибудь снимать. Михаил Евгеньевич закрыл дверь. Телефон прозвонил. Михаил Евгеньевич выдохнул, посмотрел на незнакомый номер с московским кодом и ответил. Разговор оказался непростым. Телефонный аппарат лежал на столе, Михаил Евгеньевич расслабленно откинулся назад, прикрыв глаза. Получилось. Получилось! Губы растянула задорная улыбка, хотелось по-детски прыгать на месте и ликовать, но рано. Предстояло еще одно весьма и весьма важное дело. Поэтому Михаил Евгеньевич выдвинул ящик стола, взял сигареты и зажигалку и с каменным лицом пошел на выход. Ольга Вадимовна с сосредоточенным видом разглядывала что-то на экране компьютера, активно двигая мышкой. Непохоже на чат. Видно, онлайн-магазин. Всеволод сидел со слегка отстраненным видом, типичным для него. – Севка, пошли покурим, – бесцеремонно вторгаясь в его рабочий процесс, сказал Михаил Евгеньевич. Всеволод оторвал взгляд от экрана, посмотрел на него и моргнул. – Говорю, пошли покурим. – Михаил Евгеньевич был привычен к тому, что его друг не способен переключиться с одного вида деятельности на другой за полсекунды, и находил это раздражающим, только когда был зол сам. А вообще – какая разница? Ну зануда он, зато друг верный. Михаил Евгеньевич закатил глаза, когда Всеволод механическим движением снял очки, положил их около монитора и растер глаза обеими руками. Он уже заранее мог предсказать, что будет следующим: Всеволод аккуратно сложит бумаги на столе, свернет все окна на экране, переведет компьютер в спящий режим и только тогда встанет. Всеволод еще раз остановился у стола, осмотрел все, что на нем лежало, взглянул на Михаила Евгеньевича, который укоризненно глядел на него, и меланхолично пожал плечами. Михаил Евгеньевич пошел ко двери своей быстрой энергичной походкой. Всеволод поспешил за ним. К курилке вел тускло освещенный коридор. Всеволод поравнялся с Мишкой, который кинул на него напряженный взгляд. Всеволод внутренне подобрался: ничего хорошего он от таких взглядов не ждал. Идти в ногу с Мишкой, которого звала ЦЕЛЬ, было особенно тяжело, а тут, видно, ЦЕЛЬЮ было как минимум прекрасное далеко. Не то, чтобы Мишка был прожектером, но смотрел высоко и на барьеры, в три раза превышающие человеческий рост, смотрел с ухмылкой. И ведь справлялся же! Всеволод незаметно вздохнул. Как правило, когда Мишка устремлялся к преодолению барьера на пути к Цели, он мобилизовал все свое ближайшее окружение. Не мог без общества, общественник хренов. Мутно-белые стены с пятнами неестественного света на них стали какими-то особенно неприглядными, а картины на стенах (репродукции, купленные оптом на каком-то непонятном стоке, что-то типа очень модное и аляпистое) чуть ли не зашевелились. Люди с деловитым видом проходили мимо, перебрасывались с Мишкой парой слов, на которые тот радостно отзывался, а Всеволод чувствовал, как он напряжен. В курилке была пара людей из «дружественного» отдела. Мишка активно вступил с ними в small talk, охотно обмениваясь последними анекдотами, новостями спорта и возмущениями по поводу погоды. Последние анекдоты Всеволода не интересовали, хотя запоминал он их относительно неплохо; к сожалению, ни соли, содержавшейся в них, он не воспринимал, ни рассказывать не умел. Вежливо улыбаясь, Всеволод механически переводил взгляд с одного рассказчика на другого, чуть больше растягивая губы в искусственной улыбке, когда собеседники разражались хохотом. На девяносто процентов поводом для смеха были отношения между мужчинами и женщинами, на остальные десять – байки о попе и работнике его Балде, да на новорусский лад: неумный начальник и ловкий подчиненный. Новости спорта сводились к одной простой истине: если любой из них был бы главным тренером, то сборная по... (далее следует вид спорта) была бы впереди планеты всей. Спортом Всеволод не интересовался и прислушивался постольку-поскольку. Михаил Евгеньевич напротив охотно смотрел футбол, хоккей или баскетбол в хорошей компании и активно поддерживал разговор. Всеволод рассеянно слушал агрессивную мелодику голосов, временами рассыпавшуюся на полифонию, временами заново сливавшуюся в роскошное одноголосье. Кто-то снова проиграл, там судья урод, там нападающий лох, такую возможность пропустил. При таких разговорах следовало не улыбаться, а слегка хмуриться, что Всеволод не слишком усердно делал. Время от времени кто-то взывал к нему как к третейскому судье, и Всеволод заученно отделывался общими фразами. На его безразличие внимания особо не обращали, охотно довольствуясь новым импульсом для ругани, и Всеволод снова слушал драматичные катавасии, не особо вникая в суть дела. Все равно через день сменятся герои и антигерои, хотя мелодия останется той же. Окно курилки было открыто, на улице было холодно и пасмурно. Всеволод поежился. Холодный воздух задувало в комнатку, что вызвало смену темы для разговора. Сезон слишком неправильный. Коммунальщики проспали все, что можно. Метеорологи врут. Пара бородатых шуток про последних. Все. Можно возвращаться. Мишка выбросил окурок и, подмигнув, надел маску Большого Начальника: – Ну что, братия, а не пора ли нам поработать? А то за простой денежку у нас как-то не принято платить, не так ли? Братия охотно приняла игру, потянувшись на выход. Мишка задержался. Посмотрев им вслед, он сказал: – Ты вечером никуда не спешишь? Всеволод хмуро посмотрел на него, откровенно ожидая подвоха. Мишка глядел на Всеволода, прямо встречая тяжелый взгляд свинцовых глаз. Всеволод с фаталистической обреченностью ждал продолжения. – Предлагаю посидеть в баре. Ты как? Всеволод пожал плечами. – Давай посидим. Мишка направился к выходу неторопливой походкой, не очень свойственной ему и еще больше убедившей Всеволода в том, что его ждут большие неприятности. – Отлично. Пошли тогда. А то дура эта блондинистая к своим подружкам скорее всего сбежала и дверь нараспашку оставила. – Что она от тебя хотела? – Спонсорства, что еще, – неприязненно дернул плечом Мишка. – Типа в Паласе программа новая, не хочу ли я туда пойти. Кончилось бы все как обычно, счетом. Или, учитывая то, что это Палас, охренительным счетом. – Мишка осмотрелся вокруг. – Что с ее отчетом? Всеволод поморщился. – Ничего страшного. Но лучше бы она его вообще не делала, чем вот так за ней переделывать. – Не будь занудой, – Мишка толкнул его плечом и прибавил шагу. – Все будет в порядке, и мы угоним цистерну с Хеннесси. – И зачем она? – безразлично отозвался Всеволод. Михаил Евгеньевич не сдержал смешок, который отдался россыпью мелких иголочных уколов по коже Всеволода. – Севка, вот как на духу: чем тебя можно подкупить? Всеволод покосился на него. – Зачем тебе это? – А вдруг пригодится, а? – Михаил Евгеньевич повернул к нему голову, поймал взгляд и подмигнул своим наглым смеющимся голубым глазом. И широкая улыбка знакомо расцветала лучистыми морщинками, обрамляла высокие скулы, открывала ровные белоснежные зубы и усердно маскировала самолюбивые ямочки на щеках. Всеволод с трудом нацепил ухмылку сообщника на свое лицо и отвел глаза от его губ. Сделав сосредоточенный вид, он неловко пошутил: – Не знаю, не знаю. Не пробовал никто. Михаил Евгеньевич охотно отозвался смешком. – Будем считать, что я первый. Ольги Вадимовны в кабинете действительно не было, дверь была закрыта. – Спасибо тебе, Господи, за малые радости, – буркнул Михаил Евгеньевич, открывая ее. – Хоть не нараспашку оставила. Всеволод согласно кивнул головой и пошел к своему месту. Михаил Евгеньевич направился в свой кабинет. Всеволод опустил голову, рукой потянувшись за очками. Медленно он надел их и пригладил волосы. Они ощутимо отросли и в беспорядке лежали на голове. Дурацкая привычка – ворошить их в задумчивости. Как будто это способно помочь мыслительному процессу. Работы было не очень много, она была знакомой и не требовала особой умственной активности. Глаза привычно отмечали до зубовной боли знакомые позиции, отмечали цифры, обращались к ним, спрашивали, прислушивались к ответам и принимали, пальцы послушно подчинялись глазам, проводя мелкие манипуляции с восторгом ребенка-трехлетки, научившегося наконец завязывать шнурки и повторявшего новоприобретенное умение на всем, что можно завязать. Удовольствие от незначительных повторяющихся действий было сродни удовольствию жреца от совершения таинства в очередной, многосотый раз. Вроде операции незначительные и сами по себе ничего не значат, но все вместе они не просто сумма частей, а качественно новое целое. Это было необъяснимо притягивающе. Всеволод отлично понимал, что подобные рассуждения вызовут как минимум недоуменно поднятые брови. Максимумом мог быть какой-нибудь ярлык типа профессиональной деформации личности, тем паче их, этих ярлыков так много развелось. С каким-то недоумением Всеволод проследил движения своих пальцев. Они по-прежнему продолжали свои действия, да и все остальные операции совершались бесперебойно, насколько он мог судить, хотя мысли его были совсем далеко. Мысли его снова вернулись к загадочному Мишкиному поведению. Не пойми что он задумал. То ли бунт на отдельно взятом камбузе, то ли какую радикальную рокировку. Только какую? Нет, то, что Мишка был недоволен своей жизнью, для Всеволода секретом не было. Но связаны ли эти два пункта? Да и не мог Всеволод понять этого недовольства устоявшейся жизнью. Как будто от перемен когда-либо было лучше. Все, что они за собой влекли – это неустройство, проявляемое во всем, от неспособности сохранить привычный ритм жизни и вплоть до глобальной бытовой разрухи. Всеволод успел поморщиться и снова нацепил маску отрешенного счетовода прежде, чем после перестука каблуков открылась дверь и ворвалась Олечка, внося за собой шлейф сигаретного дыма и растворимого кофе. Шлепнувшись на свое место, она крутанулась в одну сторону, другую, очевидно пребывая в совершенно непоколебимой уверенности, что ее эффектное появление не могло не вызвать выброса тестостерона в организм Всеволода. Ну, не с такой вербализацией, конечно. Всеволод очень сильно сомневался, что она способна без сложностей выучить слово, состоящее из трех и более слогов, если оно не связано со внешностью, что бы это ни значило. Всеволод не поднял головы и без пауз и резких движений продолжил заниматься рутиной, со злорадным интересом прислушиваясь к реакции прелестнейшей барыни. Она подъехала ближе к столу, побарабанила здоровущими ногтями по столешнице, хмыкнула и – он был практически уверен – гневно посмотрела на него. Милочка, молчать он был научен еще маменькой, которая любое неосторожно брошенное слово выворачивала наизнанку настолько ловко, что он подчас с благоговейным трепетом внимал ее интерпретациям. Поэтому поговорка о том, что есть серебро, а что золото, воистину была брошена в сердцах человеком, на своей шкуре познавшим все пороки серебра. Всеволод готов был подписаться под каждой буквой этой фразы горами сожженных нервов. А Олечкины маневры – детская шалость. Всеволод с трудом сдержал улыбку, услышав, как яростно защелкали клавиши мыши, даже сопение донеслось. Отлично, пусть Мишка порадуется, когда окажется громоотводом. Олечка очень шустро собралась, щедро сократив свой рабочий день на добрых полчаса. Самоотверженно встретив критический взгляд Михаила Евгеньевича, она деланно беспечно пожала плечами и сказала: - Работа выполнена, отчет практически готов. Делать больше нечего. Не будьте занудой, Михаил Евгеньевич, от того, что вы продержите меня лишние полчаса, ничего не изменится. А для меня они могут быть решающими. Ольга Вадимовна стрельнула глазами в сторону Всеволода, который даже не дернулся оторвать глаза от экрана компьютера. Ольга Вадимовна тщательно расправила челочку, кокетливо выглядывавшую из-под шапочки, изящно завязала шарфик, огладила пальто и наконец повернулась к аудитории, со стоическим терпением переносившей эти манипуляции. - И вообще, мальчики, с вами скучно, - кокетливо добавила она. - Разумеется, для финотдела педантичность - это несомненное достоинство, но как не повезет вашим женам! - Радетельница ты наша, - усмехнулся Михаил Евгеньевич, стоявший все это время, скрестив руки-ноги и уперевшись плечом в дверной косяк, ведущий в его кабинет, и поощрительно добавил. – О женах наших заботишься! Молодец! Всеволод, не повернув головы, скосил глаза на него. Движения его слегка замедлились, он недоуменно ждал, к чему был начат этот разговор и – что более важно – почему Мишка продолжает его в этом ключе. – Миша, рано или поздно все женятся. И тебе тоже придется про это думать. – Ну вот когда придется, тогда и подумаю, – насмешливо отозвался Мишка. – Ты никуда не опоздаешь? А то всех женихов расхватают. Ольга Вадимовна замерла соляным столбом, хлопая глазами. Всеволод поднял голову и посмотрел на нее, стоявшую с глупым видом и хлопавшую ресницами, а затем на Мишку, прищурив глаза, смотревшего на нее и кротко при этом улыбавшегося. У него создалось вполне определенное ощущение, что эти двое друг на друге за что-то отыгрываются, что-то, в чем Мишка оказался бессильным – а он это очень не любил – и за что ей сейчас не мстил, нет, но откровенно портил настроение. Тем более возможность была более чем удачная: Олечка с начала недели готовилась именно к этому вечеру, возлагая какие-то совершенно невероятные надежды на него и без умолку треплясь со всеми, кто только давал повод думать, что является благодарным слушателем. И вот теперь она хлопала глазами, как-то неспешно наполнявшимися слезами, и совершенно не знала, как себя вести. Михаил Евгеньевич был бы ей слишком не по зубам, вздумай она тягаться с ним в словесной дуэли, на типично барышневые уловки беспомощной болонки он тоже не велся, а к совести взывать она не смела и скорее всего имела на это более чем веские причины. Оставалось только одно. – Какая муха тебя укусила? – когда Ольга Вадимовна сбежала, хлопнув напоследок дверью, в кабинете повисла неловкая тишина. Улыбка сошла с лица Михаила Евгеньевича, он стоял и хмурился, глядя на дверь. Всеволод спрашивал очень осторожно, не желая стать мишенью его раздражительности, но понимая, что с того самого дня, как Мишка назначил его своим лучшим другом, возможности избежать девятого вала Мишкиных эмоций он Севке не оставил примерно с той же решительностью. – Ты знаешь, что наша многоуважаемая Ольга Вадимовна с понедельника направляется на повышение квалификации, и не куда-нибудь, а в Сочи, и не как-нибудь, а на полный пансион, с полным сохранением заработной платы и выплатой неслабых таких командировочных? На месяц, блять, а ее обязанности возлагаются поровну на нас с тобой в размере половины оклада. И это я еще не знаю, сколько стоят сами курсы. Я в отделе кадров был, а потом созванивался, – ответил Мишка на приподнятые Севкины брови. – Я, блять, месяцами выбиваю двухдневные семинары для главбухов тут, а ее за здорово живешь в Сочи отправляют на полный пансион, ты понимаешь. Кабы она там еще и не в президентском люксе в «Жемчужине» жила. Мишка отлепился от косяка, засунул руки в карманы и застыл, откинув голову назад и прикрыв глаза. Всеволод терпеливо ждал. Сказать он ничего нового не мог, да и отлично понимал, что его слова сейчас не нужны. Как правило, Мишка возмущался, гневно вопрошал, а потом и отвечал на свои вопросы. Всеволод осторожно, как будто идучи по минному полю, начал складывать бумаги на своем столе, приводить все в порядок и готовить к успешному окончанию рабочего дня, стараясь не спровоцировать дополнительной волны раздражения. Михаил Евгеньевич опустил глаза на Всеволода, с возрастающим интересом начал смотреть на сдержанные движения Всеволода, который краем глаза следил за ним. Всеволод закончил уборку на столе и посмотрел на него в недоуменном ожидании. Он молчал и ждал продолжения тирады, а Михаил молчал в ответ, и в глазах его отчетливо разгорались смешинки. Уже и уголки губ начали подрагивать. Всеволод нахмурился, откинулся на спинку стула и выжидающе посмотрел на Михаила. – Все? – наконец спросил он. Михаил в ответ беспечно пожал плечами и улыбнулся. – Мишка, к чему была эта твоя выходка только что? – Севка, не будь занудой. Я зол, да. Но. Что значило его многозначительное «Но», он объяснять не стал, ухмыльнувшись, подмигнув Всеволоду и скрывшись в своем кабинете. Всеволод опустил голову и начал разглядывать серую пластиковую столешницу, еще не успевшую обцарапаться, обшарпаться и приобрести хотя бы относительно обжитой вид. Михаил вышел из кабинета, неся свое любимое короткое пальто. Он довольно улыбался. Всеволод встал и подошел к вешалке за своей курткой. – Севка, ты чего такой вареный? Не ты же будешь списывать эти расходы, – беспечно улыбнулся он. Всеволод флегматично надел куртку, сгреб волосы назад и надел шапку, повязал шарф. По сложившейся, но неозвученной традиции они проследили за тем, как минутная и секундная стрелки перескакивают на начало часа, и пошли к выходу. Михаил неожиданно свернул к лестнице, хотя обычно не упускал возможности потрепаться у лифта или на крыльце выкурить последнюю рабочую сигарету и с наслаждением посчитать минуты, потраченные бравыми работниками на перекур. Он целеустремленно направился к запасному выходу. Всеволод еле поспевал следом. На законный бокальчик пива Михаил потащил Всеволода в маленький неказистый бар за несколько кварталов от конторы. Делов-то там было три столика и барная стойка. Играл джаз. Всеволод помимо воли прислушался к соло на трубе, о чем-то жаловавшейся в ленивом роскошном миноре. Лампы тускло горели на стенах и столиках, добавляя нотку задушевности. Весь бар был ненавязчиво-красным, начиная с винно-красных портьер на стенах, деревянных панелей роскошного красно-коричневого оттенка и заканчивая скатертями в мелкую красную клетку. Бармен задумчиво полировал стекло, еще одна пара собиралась уходить. Когда они уселись и сделали заказ – Всеволод заказал свое любимое темное пиво, Михаил решил насчет водочки – Мишка предложил тост: «За успех безнадежного дела» – и начал трепаться о каких-то невразумительных мелочах. Всеволод рассеянно кивал головой и прихлебывал пиво. Как правило, Мишка давал ему возможность посмаковать, прежде чем разговор переходил на что-то серьезное. И Всеволод смаковал, стараясь надышаться перед смертью. Прикрыв глаза, он медленно подносил бокал к губам, касался прохладного стекла губами и делал небольшой глоток. Затем он неторопливо облизывал пену с губ и наслаждался горьким и густым вкусом. Где-то полбокала спустя Мишка отставил рюмку, оперся предплечьями о стол и сказал: – О чем я поговорить-то хотел, Севка. Всеволод не поднял глаз. Плотно сжав губы и с усилием втянув воздух через нос, он неспешно отставил бокал и замер. – Я увольняюсь и переезжаю в Москву. Мне сегодня позвонили из одного очень хорошего места, на котором меня хотят видеть финдиректором, – собранно и очень четко произнес Мишка. – Эта байда тянется добрые четыре месяца, мне не говорили ни да, ни нет, старый финдиректор ушел на пенсию, а его и.о. очень старался кому-то что-то доказать. В результате они неслабо влетели, хотя если бы этот орел хоть немного думал как финдиректор, а не как школьный главбух, этого можно было бы избежать. Гендиректор со мной согласился. Он охренительный мужик, но в той фирме новый, и команда ему досталась аховая. Короче, он хочет что-то новое, прогрессивное, и в этом плане у меня чуть ли не карт-бланш. Всеволод слышал Мишкины слова словно сквозь толщу воды. В голове запульсировала кровь, гулко отдаваясь пульсом в конечностях, и ее гул был ему тяжелее иных кандалов. Холодными отравленными иглами закололо в кончиках пальцев. Но он слушал. Михаил был уверен, что справится. Он мог, должен был, Всеволод не сомневался. Он мог быть достойным соратником и надежной опорой. Это было правильно. Еще тогда, в провинциальном вузе Мишка с увлечением рассказывал о жизни в больших городах, мог часами говорить о макроэкономике, биржах, фондах и прочем. И с самого вуза он упорно пер наверх. Это не мешало ему оставаться порядочным человеком и верным другом. Всеволод ценил это и старался порадоваться за друга. Он собрался и поднял было глаза, чтобы сказать, все это, стараясь не думать о безглазой пустоте, внезапно образовавшейся внутри и парализовавшей голосовые связки, сглотнул, почувствовал, что снова в состоянии говорить, как Михаил сказал: – В общем, дело хорошее, Севка. Но: я там не просто новичок. Я новичок из Мухосранска. Сам понимаешь, что мне рады не будут. Так? Михаил поднял глаза и пристально посмотрел на Всеволода. – Так? – настойчиво повторил он. Все, на что хватило Всеволода – это куце пожать плечами. – Мне нужны там свои люди. Пока я разберусь, кто есть кто и кого выгонять, а кого привечать, покатится моя буйна головушка с моих крутых плеч, и никто над моей могилкой не всплакнет. –Мишка откинулся на спинку стула и, посидев секунду со скорбным лицом, потянулся к графинчику с водкой. Всеволод подобрался, выпрямился и внимательно посмотрел на него. Михаил налил себе водки и указал Всеволоду глазами на бокал. – Ну, за дружбу. – А теперь о чем я с тобой поговорить хотел. Я могу быть хорошим финдиректором. Но мне нужны хорошие финансисты. Севка, пока я знаю одного, но замечательного – тебя. Ты можешь не лезть на рожон и все такое, но ты реально знаешь все о цифрах. И поэтому я тебе предлагаю перебираться в Москву со мной. Я говорил генеральному. Он согласен. Ты получаешь место ведущего бухгалтера, в твои обязанности будет входить и аудит. Место не самое приметное, но очень важное и хорошо оплачиваемое. Ты будешь тихонечко сидеть в отдельном кабинете и возиться с твоими любимыми цифрами. Ни Олек, ни Катек, ни других дур из секретариата. – Михаил отпил воды, перевел дух и с горящими глазами продолжил, магнетизируя внимание Всеволода. – Сам понимаешь, пахать придется по полной программе. Но дело в том, что там ты по крайней мере будешь понимать, за-ради чего ты пашешь. Мишка прикрыл ладонью напряженную кисть руки Всеволода, лежавшую у края стола. Всеволод старался смотреть сквозь Мишку и не думать о ее тепле. – Ну так как? Ты едешь со мной? Всеволод пожал плечами, расслабившись впервые за весь день. Как будто Мишка сомневался в том, какой ответ он получит.