Рапсодия на темы

Рука ныла, голова была тяжелой, да еще обезболивающее давало знать. Архип чувствовал себя не самым лучшим образом. Кто бы объяснил ему, какого он поперся на тот склон? Предупреждали же, что он не подготовлен. Но нет, решил, что ему восемнадцать шальных лет, а не почти в два раза больше, адреналином захотел побаловаться. Ладно хоть в ущелье не слетел. А протянуло его знатно. До сих пор вспоминать жутко. И врут все, что перед глазами вся жизнь проносится. Там и мысли-то только одной место было. И даже не жизни своей непутевой жалко было, а другого. Другого. Совсем другого. Что больше не увидит. Не скажет. И не изменить ничего. Не исправить. Архип усмехнулся, пытаясь устроиться так, чтобы как можно меньше ныли ребра. Как же он жалел в те мгновения, что не побежал за ним. Ведь ясно же, что не вернется. Нет, обиду решил разыграть. И много она помогла потом, все эти месяцы? Знать, что он этажом ниже и в сторону и считай дышит одним с ним воздухом, совсем рядом, только руку протяни.., что у него сейчас уйма работы, против которой он совсем не возражает, что он все так же бегает по ранним утрам и в тех кроссовках, которые он лично выбирал, и только и развлечений имеет, что помогает той пышногрудой мадаме из булочной с бухгалтерией, да Шабанов его время от времени куда-нибудь вытягивает? Что за сомнительное удовольствие – подглядывать, а не мог себе в нем отказать, чтобы не пропустить тот момент, когда будет ясно, что он не просто ушел, а еще и насовсем, и смог то, что он – Архип – сделать оказался не в состоянии: идти дальше, и не одному. А ведь радовался, снова убеждаясь, что никто не смог пробраться туда, где был Архип, нет. И что за мысли такие? Видно, это дурацкое обезболивающее повзрывало все блоки, которые Архип выстраивал все это время. Не думать, заниматься чем угодно и как можно больше, лишь бы не думать. И дозанимался. Теперь ни на лыжах не покататься, ни в спортзал, даже не выпить, ни другого чего, только полулежи, задрав ноги, да жди, пока все позарастает, и воюй с собой. А с собой особо не повоюешь. И с воспоминаниями, которые словно в отместку за то время, которое Архип их гнобил, выдавливал и вытравливал из своей памяти, накинулись на него, что твои пираньи. Прямо чувствуешь, как они вгрызаются в тот панцирь, который он попытался нарастить, перемалывают хитин и уже отрывают клочья от такой нежной плоти под ним. И больно, до красноты в глазах, до холодного пота больно. С чего он решил, что сможет просто наслаждаться им? И с чего он решил, что может наслаждаться именно им? Ну красив, до безобразия фотогеничен, и глазищи эти египетские, и скифские скулы, и рот античный, и что? Мало ли моделек да певульчиков всяких, которые ни в чем ему не уступят, да еще и преопытнейшие создания, все понимающие с полувзгляда, полувздоха? Мало ли их было... Да только захотелось его полувзгляда, полувздоха, еще тогда, в приемной захотелось. Да так, что Анна Владимировна, после обеда приносившая бумаги на подпись, старалась держаться как можно дальше и разговаривать нежно, как с тяжело и буйно больным. А он чуть ли не летать готов был, адреналин бурлил, и все тело орало: «Мое!». Ничего ведь замечать не хотел. Шабанов рядом на особое место претендует – задвинем. Леденеет как мамонт в вечной мерзлоте – отогреем. Ворвемся, подчиним, покорим. Sturm und Drang, да. То месяцами готов был мусолить, попивая шипучку да даря подарочки, а то забыл про здравый смысл и рванул завоевывать зАмок. Дозавоевывался. Получил зАмок. А на нем увесистый такой замОк. И ключ как ни пыхти, не подберешь. Архип вздохнул и откинул голову на спинку дивана. Ни читать не хотелось, ни дурь какую мозгоразжижающую посмотреть. Чтение требовало каких-никаких умственных усилий, на которые он сейчас явно не способен. А по зомбоящику что посмотреть-то? Фильм – так с его счастьем напорешься или на триллер про альпинистов, которые как раз сносятся лавиной куда-нибудь далеко под бравурную музыку, и здравствуйте, кошмары, или на сопливую мелодраму, в которой жили долго и счастливо и умерли к еще большему счастью окружающих. А то еще хуже – концерт. По заявкам. И заявятся туда силиконовые практически бесполые куклы, которые примерно одинаково неспособны петь и одинаково выхолощенно двигаются под невразумительные три аккорда, которые нынче за музыку сходят. От этого завывания только зубы разболятся. И рука ноет. Выпить бы чего, да кто его знает, как спиртное с лекарствами сочетается. Скорее всего, никак. Будет только хуже. Так что перетерпеть бы эту неделю, на которую ему прописан минимум активности, и еще пару недель, когда рекомендовано не перенапрягаться, и можно думать, куда еще можно себя деть. Архип лениво скользнул глазами по стене и усмехнулся. Вспомнил, как был вынужден делать ремонт. Коньяк, конечно, благородный напиток, никто не спорит, но его потеки на стене все равно как вполне себе люмпенская моча смотрятся. А ремонт можно сделать по-разному. Можно нанять дизайнера и слинять далеко-далеко, а можно держать руку на пульсе и требовать воплощения своего личного видения за свои же деньги. А если дизайнер считает себя чуть ли не интерьерным Мессией, то при этом и та еще развлекуха. А Архип нанял именно такого – считающего, что он знает все лучше всех. А практикой, пройденной в Лондоне в очень ушлом бюро, у которого пиар-резонанса было куда больше, чем вкуса, гордился похлеще, чем Анна Семенович своими, кхм, выдающимися достоинствами. До чего же веселое было время! Щенок совершенно не понимал иронии, ехидство принимал за чистую монету, а спальню рвался выкрасить в цвет электрик. Он, видите ли, неизбит и совершенно нечасто применяется в интерьере спален. Как будто Архипу есть дело до других спален. Ему и своя-то как один сплошной химический ожог – вроде и субстанции той кот наплакал, и ничем она не примечательна, а плоть разъедает до кости. Куда ни кинь взгляд, везде его видишь, на кровати ли, в ванне, или одевающимся, методично и до слез на глазах грациозно. И Архип, дурак, думал, что влажные глаза – от благоговения перед его дивным, дивным образом, а оказывается, потому, что душа болела, когда он ее очередной кусочек с собой забирал. Как же больно... Как-то незаметно день пролетел. Небо потемнело, звезды зажглись. И луна выползла. Глупая, глупая, блинообразная луна. Выползла, хвалится своими кратерами, что угрями, только глаза мозолит. Совершенно непонятное тело на небосклоне. Несамостоятельное до боли зубовной, а испаскудить способна любой небосклон. Ведь кажется – роскошный и бездонный темно-синий, звенящий от своей чистоты, и искры звезд на нем, как капельки откровений. Хочешь – люби, хочешь – умирай, все будет опоэтизировано. Но нет, нужно было ей заползти на небо. И цвет у нее какой-то невнятный, и свет нездоровый. Как плесень. Но свет она отражает сильно. Даже не нужно никакую лампу включать. Все и так видно. Кофе-автомат, чашка, и кнопка подсвечивается ярко-синим диодом. Зерна кофе перемалываются с оглушительным хрустом, в тихой, словно вымершей квартире этот звук пулеметной очередью отскакивает от стен. Теперь гул воды, подаваемой под давлением в 15 бар, и запах эспрессо распространяется, проникает в ноздри, впитывается в кожу, щекочет воображение. Наконец можно потосковать по-правильному, по-романтичному и посмотреть туда, где среди себе подобных стоял совершенно уникальный дом. Уникальный просто потому, что в нем жил он. Сейчас, под действием лекарств, можно позволить себе посентиментальничать, потосковать, глядя туда и ища одну-единственную крышу. А кофе все забирается в ноздри, но уже не так яростно, а ласково, как нашкодивший котенок. И можно усмехнуться себе самому, горько усмехнуться, что один-единственный раз, когда играл не на деньги или интерес, а на что-то, бывшее частью себя самого – на свое сердце, проиграл вчистую. Зато все остальное складывается удачливее некуда. Дверной звонок прозвучал настолько неожиданно, что Архип чуть не выронил чашку. Он недоуменно посмотрел в направлении двери и только что плечами не пожал. Кому бы понадобилось припереться в такое время? К нему приходить без приглашения чревато, друзья в курсе и относятся к этому снисходительно, простые смертные вряд ли рискнут. Медсестра, она же специалист по лечебной физкультуре, сбежала в слезах и ужасе часов пять назад и возвращаться в ближайшие двести лет не намерена, дура набитая. Тогда кто? Архип зашел на кухню, поставил чашку и пошел в прихожую, поддерживая правую руку. У двери Архип еще раз хмыкнул, приподнял бровь и посмотрел на монитор. Отвел глаза. Посмотрел еще раз. Этого не может быть, потому что этого не может быть. Сердце лихорадочно забилось, ладони вспотели, легкие наполнились раскаленной лавой. Архип только и мог, что пару раз судорожно и рвано и совершенно неуклюже вдохнуть и выдохнуть. Нужно открыть, нужно. Сейчас, вот, собраться и открыть. Архип смотрел на Всеволода и не верил своим глазам. Всеволод стоял перед ним, со своим вороньим гнездом на голове, с кругами под глазами, со впавшими щеками и пересохшими губами и смотрел на него встревоженным, испуганным и молящим взглядом. Кажется, он что-то сказал. Архип осторожно закрыл дверь и привалился к ней плечом. - Ты в порядке? – прошептал Всеволод. Архип смотрел на него, на губы, которые что-то говорили, и с трудом понимал, что именно. Он пожал плечами, совсем забыв, что он вроде как покалечился. Незамысловатое движение прострелило болью все тело сверху донизу, и он от неожиданности не сдержал стона. Всеволод сделал шаг навстречу – маленький, робкий шаг. Архип тонул в его глазах, напоминавших то штормовое море, то грозовое небо, то асфальт под ногами и вдавливался в дверь, осознавая только одно: если оставить хотя бы маленькую щелочку, если не забаррикадировать дверь наглухо, Всеволод исчезнет, ускользнет, как туман, воспользуется самой маленькой щелочкой, а этого он просто не мог позволить. Еще шаг, совсем маленький. Бедный мой, недоверчивый, пугливый, ну же, давай! Если ты сам придешь, то не уйдешь уже никогда. Я не укушу, не брошу, не обижу, жизнь отдам, сердце вырву, только дойди! Еще шаг, совсем ведь мало осталось, ты сюда пришел, неужели не дойдешь до конца? Я ведь ничего сделать не могу, ни вздохнуть, ни пошевелиться, только закрывать собой дверь и молить, чтобы дотянулся, чтобы ты до меня дотянулся. Отважься, мой хороший, отважься, сам коснись, я не смогу, я сейчас ничего не могу, только смотреть на тебя и ждать. Смотреть, как рука медленно поднимается и проводит по моему предплечью, а на нем повязка, и я ничего не чувствую. Пожалей меня, проведи по коже. А я подставлю щеку, как бездомный пес голову под ласку того единственного, кто кусок мяса под нос подложил, и закрою глаза, чтобы навсегда в этой ласке раствориться. Всеволод в благоговении смотрел, как Архип закрывает глаза и отзывается на его прикосновение, словно виолончель под чутким смычком –утробным, чувственным, насыщенным звуком. Это ведь не страшно – один шаг навстречу, один шаг, и только он и может его сделать. Всеволод отважился. Один шаг. Даже его не было. Просто чуть податься вперед и прижаться к груди, к такой знакомой груди, и затаиться, вдохнуть запах... Гадость! Лекарства! В носу защекотало. Всеволод чихнул. Глухо, почти беззвучно, ткнулся носом в грудь Архипа и хихикнул. Грудь, в которую он, пусть и осторожно, но вжимался, отозвалась очень похожей вибрацией. Рука, не своя, но не чужая, а его, родная, провела по спине, лицо зарылось в волосы, грудь заволновалась неровно, рвано, отдаваясь судорожным выдохом где-то над ухом, Всеволод осмелел и обхватил Архипа руками. Постояв так, упившись близостью, он чуть отстранил голову назад и заглянул в лицо Архипу. Рука помимо воли потянулась к его лицу, провела по знакомым и незнакомым изгибам лба, дугам бровей, лезвиям скул, тверди подбородка, потянулась к затылку и робко на него надавила. Архип ведь всегда понимал, чего он хочет, всегда, неужели и сейчас не поймет? Он понял. Приблизился близко-близко и снова замер, глядя в глаза, щекоча дыханием и подбадривающе улыбнулся. Всеволод закрыл глаза и потянулся к его губам. Архип отозвался легкой лаской, приглашая, раскрываясь и прося. Всеволод ответил ему таким же томным движением, не желая превращать изысканную и невесомую пытку в очередную баталию. Когда Всеволод отстранился и уткнулся Архипу в плечо, тот провел рукой по его спине и застыл, откинув голову на дверь. Руку тянуло, ребра ныли, а сердце пело. Впервые за столько месяцев сердце пело. Архип стоял, закрыв глаза и улыбаясь улыбкой счастливого идиота. Всеволод пошевелился и, чуть откинув голову назад, спросил тихим шепотом: - Ты как? - В смысле? – таким же тихим шепотом отозвался Архип. - Анна Владимировна сказала, что непонятно, что с тобой, но что главное – что ты остался жив. Архип не смог отказать себе в удовольствии подставить щеку под его губы – они так интимно ласкали кожу, а его дыхание так приятно щекотало. Прикрыв глаза от удовольствия, он все-таки ответственно вслушался в слова. Услышанное его удивило. - Анна Владимировна так сказала? – медленно произнес он. Настала очередь Всеволода прикрыть глаза от удовольствия – когда грудь вот так вибрирует, посылая трепетные нотки возбуждения по всему телу, разве можно не наслаждаться? - Ну да. Мишка сказал, что на работе полный завал, потому что никто не знает, что дальше делать, - доверчиво признался Всеволод, страстно желая, чтобы его еще так повозбуждали. - Сев, хороший мой, пойдем-ка на кухню. Ты ужинал? – снова шепотом спросил Архип. Всеволод, помедлив, отозвался скудным и неловким кивком отрицания. – Поужинаем? Архип отстранился от двери и, не выпуская Всеволода, пошел на кухню, слегка припадая на правую ногу. Пока варилась паста, он набрал номер на своем мобильном. Всеволод мялся неподалеку, жутко желая подойти и стыдясь своего желания. Архип скосил на него глаза, зажал телефон между ухом и плечом и здоровой рукой притянул его к себе. Всеволод прижался к нему всем телом, блаженно выдохнул, стараясь, чтобы это не было слишком откровенно, и обхватил руками. - Анна Владимировна, добрый вечер, - донесся до Всеволода теплый баритон Архипа. Всеволод закрыл от удовольствия глаза и прижался к нему еще сильней. – Расскажите-ка мне, кто сомневается в том, что я жив и что за аврал творится в компании, а? – После паузы, в которой Анна Владимировна что-то бодро проговорила в трубку, он удивленно протянул. – Да-а. ... Обязательно. – он издал короткий смешок. – Действительно. Спасибо. Спокойной ночи. Архип потянулся через Всеволода к телефону, положил его на стол и погладил Всеволода по спине. - Ты Шабанову что-то говорил про нас? –спросил он, но сначала коснулся губами его щеки. Всеволод кивнул головой и опустил голову. - Ты говорил Шабанову о нас? – недоверчиво переспросил Архип. – И что? Всеволод пожал плечами. - Что мы встречались, а потом расстались, - помедлив, отозвался Всеволод, отворачивая лицо. – Он все равно никому не расскажет. – угрюмо добавил он. - Да я не спорю. – протянул Архип. – Но ты говорил Шабанову о нас. Архип с трудом удержал порыв прижать Всеволода к себе еще сильней, ребрам это не понравится. Но он погладил Всеволода, поцеловал его в щеку, а затем, помедлив, еще и в волосы. Идиотская улыбка заползла на его лицо. Подумать только – Всеволод набрался смелости и рассказал про них Шабанову. Если это не показатель, то что таковым является? Всеволод откинул голову назад и заглянул ему в лицо. - Ты не сердишься? – шепотом спросил он. - Я счастлив, - честно признался Архип. - Я думал, тебе не понравится, - задумчиво признался Всеволод. – Ты же сам тогда говорил, что огласка никому не нужна. Архип рыкнул и поморщился. - Не напоминай. Я много чего тогда наговорил, о чем жалею. Ладно, давай сначала поедим, а то я с утра почитай ничего не ел. Всеволод кивнул и не пошевелился. - Сев, если ты не отойдешь, то и я останусь стоять здесь. – шутливо произнес Архип и легонько укусил его за ухо –за восхитительно розовевшее изящное ухо. – И мы будем стоять, пока не помрем от голода. И когда нас хватятся, обнаружат две высохшие мумии. И что-то мне подсказывает, что «Ромео и Джульетту» или «Архипа и Всеволода» про нас не напишут, скорей какой нибудь желтопрессный фарс, а? Всеволод помедлил и отлепился. Опустив голову, он стоял рядом и всем своим видом выражал опечаленность и недовольство. Архип хмыкнул, потянулся к нему и поцеловал, Всеволод поднял на него лучистые серые глаза. Паста могла и подождать, в конце концов. Архип притянул его голову к себе и впился в губы. И все было хорошо, и Всеволод отзывался и даже сам проявлял инициативу, но Архип в порыве увлечения прижал Всеволода к себе так, что хрустнули ребра. И это были явно не ребра Всеволода. - Ах ты зараза, - сквозь зубы процедил он, вцепившись в стол. Всеволод рванулся, чтобы поддержать его. – Зараза, - повторил он, выдыхая. К лицу прилила отхлынувшая чуть раньше кровь, боль унималась. – Вот как бедному жениться, так и ночь коротка. Всеволод встревоженно смотрел на него. - Да не переживай так, хороший мой, это звучит куда страшней, чем есть на самом деле, - улыбнулся Архип вполне себе бодро. Всеволод недоверчиво посмотрел на него. - Ты же разбился, когда на лыжах катался, - неуверенно начал он. - Что я сделал? – опешил Архип. – Родной, если бы я там разбился, я бы здесь сейчас не стоял. – Он еще постоял, хмыкнул, потряс головой и, посмеиваясь, начал расставлять тарелки и раскладывать приборы. - А что случилось на самом деле? – осторожно спросил Всеволод. - Дурь в заднице взыграла, что еще. Поперся на новый склон, зацепился за куст, упал. Малость покатился вниз. Родной мой, это звучит намного страшней, чем было на самом деле, - быстро проговорил Архип, гладя по волосам заметно побледневшего Всеволода. – Я же на лыжах с младых соплей, и падать умею едва ли не лучше, чем кататься. - И что у тебя..? – шепотом спросил Всеволод и глазами указал куда-то в область груди. - Пара трещин в ребрах, три ушиба. Руке досталось чуть больше, но никаких переломов. Так что я живой, вполне здоровый, но, к сожалению, не очень дееспособный. Пара недель – и я буду как огурчик. – Архип опустился на стул рядом с ним и ласково провел левой рукой по щеке. Всеволод всем своим существом подался навстречу этой нехитрой ласке, встревоженно вглядываясь в лицо Архипа. Он накрыл рукой руку Архипа и прижался щекой к его ладони. Архип любовался им. Но желудок тоже требовал своей дани. - Паста остынет, - прошептал он в губы Всеволода и воспарил к небесам, когда Всеволод разочарованно вздохнул. Всеволод бродил между папоротниками и хмуро думал, что все это прекрасно, но он все еще в костюме, который будет выглядеть совсем неприглядно. Уходить не хотелось до боли зубовной, но и делать что-то было нужно. Архип поставил поднос на столик и подошел ко Всеволоду. - О чем думаешь, хороший мой? – прошептал он на ухо и поцеловал с готовностью подставленную Всеволодом шею. - Мне домой надо, - неохотно признался Всеволод. – Костюм снять, переодеться, все такое. Архип стоял за его спиной, прижав к себе и задумчиво поглаживая рукой по животу. Лениво разглядывая папоротники, он сказал: - Так иди. Всеволод боялся пошевелиться. Он и дышать не очень хотел. - А завтра вечером придешь уже из дому, - добавил наконец Архип. – Сева, я не деспот и понимаю слово «надо». Всеволод крепко сжал глаза, чтобы не дать проклятой влаге, пробужденной к жизни невероятным облегчением, выкатиться на щеки. - Ты не сердишься? – срывающимся шепотом прошептал он. - Пока нет, - ухмыльнулся Архип. – Но если ты и завтра сбежишь, задумаюсь над этим всерьез. - Я не сбегу! – вознегодовал Всеволод вголос и осторожно повернулся к нему. Напоровшись на весело блестевшие глаза и довольно улыбающиеся губы, он улыбнулся в ответ и положил голову Архипу на плечо. Он просто не мог ничего с собой поделать – так ему нравилось стоять так, тесно прижавшись друг к другу, сопеть ему в шею и наслаждаться чувством близости. - Кофе стынет, - сказал Архип наконец, ласково подталкивая его к столику и заветному диванчику. До чего же диванчик был хорош: совсем небольшой, мягкий, с соблазнительно изогнутой спинкой. Кофе стыл на столике, Всеволод пристроился рядом с Архипом и слизывал молочную пену с его губ. Пиджак был брошен неподалеку, рядом лежал галстук, рубашка вытянута из брюк, и Всеволод недовольно сопел, пытаясь пристроиться поудобней. Раньше было проще: на Архипе распластался и радуйся, а сейчас приходилось делать скидку на его травмы. Он еще и от джемпера не горел желанием избавляться, и Всеволод, активно изучавший кожу под джемпером, понимал, почему: тугая повязка смотрится не очень хорошо, а уж Архипа с его трепетно лелеемым самолюбием и вовсе бесила. Скидку вообще приходилось делать на слишком многое. На то, например, что неугомонный и неукротимый Архип с трудом сдерживал зевки, на то, что был вялым и выглядел не самым лучшим образом. На то, что завтра четверг, потом рабочая пятница, чтоб их, тоже приходилось делать скидки, и если раньше это не было особой проблемой, то теперь хотелось выть от несправедливости – надо идти домой. Всеволод тяжело вздохнул и поднял голову. Пьянея от собственной наглости, он провел пальцами по волосам Архипа, его лицу, любуясь тем, с каким наслаждением и даже прикрыв глаза от удовольствия, тот принимает совсем немудреную ласку. Всеволод потянулся вверх и пробежал языком по его губам. Архип подался навстречу и чуть сильнее прижал его к себе. Всеволод с дотошностью истинного зануды начал изучать реакцию мужского организма на различные виды легких флиртоподобных ласк. Организм отзывался активно, но преимущественно свой. Всеволод чуть покусывал губы, посасывал их и язык, пальцами перебирал волосы на затылке, затем решил расширить объект исследования и переместил губы на шею. Архип подозрительно довольно застонал; грудь, к которой так уютно прижался Всеволод, завибрировала, его тело отозвалось волной жара. Всеволод, вздохнув, отстранился, но руки с затылка не убрал. Осмотрев еще раз лицо Архипа и потеревшись носом о его подбородок, он сел относительно ровно. Архип печально выдохнул, шея его напряглась от сдерживаемого зевка, Всеволод усмехнулся. - Кажется, все-таки мне пора, да? – прошептал он в самое ухо. Архип подался навстречу и легонько чмокнул его в шею – куда дотянулся. - Тебе никогда не пора, хороший мой, - отозвался он. – Но это ведь ненадолго? Всеволод угукнул в ответ, сел, оглянулся, дотянулся до галстука и пиджака. Галстук он засунул в карман, цеплять эту удавку не хотелось очень сильно. Он осмотрелся еще раз, обнаружил кофе в своей чашке, допил его, остывший и горчивший, потянулся за конфетой, съел ее и застыл на краешке диванчика, чинно сложив руки на коленях. Архип лениво водил рукой по его спине и лукаво улыбался. Интересно, что он еще придумает, чтобы как можно дальше оттянуть момент расставания? Всеволод собрался с духом, шумно выдохнул и встал. Архип резво сделал подобающе скорбное лицо и сел относительно ровно. Всеволод сделал робкий шаг назад. Архип встал. - Пойдем, я провожу тебя, - глухо сказал он. Всеволод настороженно посмотрел на него, но заметил лишь печальные складки в уголках губ и опущенные веки. Да, наверное, пора. Входная дверь была исключительно удобным местом для того, чтобы прижаться к ней спиной и отдаться на волю поцелую. Архип расстарался, чтобы Всеволод – не приведи мироздание – не забыл за ночь, как им хорошо вместе. Одуревший Всеволод так и тянулся за поцелуем, когда Архип открывал дверь и выталкивал его. Он надулся и еще постоял, надеясь, что она откроется, Архип втянет его и... Но домой-то все-таки надо попасть. Архип стоял, прислонившись к двери, и пьяно улыбался. Всеволод шел домой, держа телефон в руке и время от времени поглядывая на дисплей, чтобы ни при каких обстоятельствах не пропустить звонок. Он уж и уговаривал себя, и объяснял, что Архип под действием лекарств не самый дееспособный человек и скорее всего уже укладывается спать, и ему нужно отдохнуть, но надежда билась о стенки грудной клетки, что та птица, рвущаяся на свободу. Придя домой, Всеволод положил телефон на самом видном месте, и пока раздевался, все косил на него глаза. Потом он пошел на кухню и захватил его с собой, потом в ванную. Укладываясь спать и стараясь не сильно возмущенно пыхтеть, он все так же косил глаза на телефон каждые две секунды. И все равно, когда телефон завибрировал, он подпрыгнул и знакомо ощутил, как жар обдал волной все тело, вспотели ладони и лихорадочно забилось сердце. Архип хрипловатым голосом интересовался, как он дошел. Они желали друг другу спокойной ночи раз пятнадцать. И каждый раз после паузы находилось что-то, что непременно нужно обсудить сейчас, в три часа ночи. В конце концов Всеволод так и заснул на полуслове. Звонок будильника вырывал его из сна с огромным трудом. Михаил сидел за своим столом и неспешно попивал чай, когда к нему вошел Всеволод. Без стука. С суровым лицом и плотно сжатыми губами. Он подошел к столу, чеканя шаг, и наклонился над ним. - Рынки штормит? Телефоны раскалились докрасна? На работе полный аврал? – прошипел он. - И тебя с добрым утром, - ухмыльнулся Михаил. – Как у Тарасыча дела? Всеволод шумно выдохнул и опустился в кресло. - Говорит, что нормально. Переломов вроде нет, - смущенно признался Всеволод, растерянно обводя глазами кабинет. - Чайник во-он там, - заулыбался Михаил. Всеволод поднялся и пошел к нему. Задумчиво глядя на чашку, он пытался как-то начать разговор, но не представлял, как. Михаил не особо рвался ему помогать. Всеволод шумно выдохнул воздух и искоса посмотрел на Михаила, усердно рассматривавшего потолок. Этот гадский гад явно не рвался облегчать ему жизнь. Наконец самому Мишке надоела эта игра в молчанку. Он посмотрел на хмурого Всеволода. - Отпуск не дам. В ближайшие две недели, - предупредил он. – Заявление пиши, но максимум на пять дней. В октябре можешь смело брать больше. Согласен? Всеволод благодарно посмотрел на него и радостно закивал головой. - Работы сейчас много? Всеволод пожал плечами. - Ладно. Как только справляешься, с чистой совестью делай ноги. Будет это в час – вперед. В три, надеюсь, тоже неплохо, да? Всеволод возмущенно посмотрел на него, нарвался на ехидный и понимающий взгляд, покраснел и кивнул головой. - Только мне звякни, что спрыгиваешь, чтобы я в курсе был, и сваливай по лестнице подальше от ушлых глаз. Понятно? Всеволод смутился еще больше и согласно закивал головой. - Пей чай, Ромео, - усмехнулся Михаил и достал из ящика стола конфеты – сладкое он очень уважал. Всеволод из солидарности взял одну. – Ну, за успех безнадежного дела, - торжественно провозгласил он и приподнял чашку в тосте. Поколебавшись, Всеволод спросил: - Тебя правда не волнует... это? Михаил хмыкнул. - Севка, волновало бы, ты был бы в курсе. Это не то, из-за чего стоит копья ломать. Главное, чтобы человек был хороший. - Спасибо, - прошептал Всеволод сдавленным голосом, опуская голову. Михаил встал, обошел стол и легонько ткнул его кулаком в плечо. - Мне – не за что, - сказал он, опускаясь перед ним на корточки и потрепал по голове. Анна Владимировна ласково улыбнулась Всеволоду. - Здравствуй, Севочка? Как у тебя дела? - Здравствуйте, Анна Владимировна, отлично, спасибо. – Всеволод остановился перед ней и протянул небольшой букет цветов. – Врать, конечно, нехорошо, но иногда очень эффективно. Спасибо вам. Анна Владимировна заулыбалась, принимая букет. - Цель иногда все же оправдывает средства, да? Всеволод смущенно улыбнулся и пожал плечами. Кого там черти могли принести в четыре часа? Не ждет же никого. Архип недовольно хмурился, идя к двери. Сева если и придет, то часов в семь. Все эти коммунальные службы могут идти лесом. И дуру медсестру захватить с собой. Он распахнул дверь и расплылся в улыбке, мгновенно забыв все свои кровожадные мысли. Всеволод стоял на пороге и искательно заглядывал в глаза. - Я не вовремя? – растерянно спросил он. - Хороший мой, ты всегда вовремя, - Архип отступил в сторону, пропуская Всеволода. Что-то было непривычно во всем этом. Архип еще раз посмотрел на него. Джинсы, джемпер и сумка. Всеволод повернулся к нему и, не поднимая глаз, тихо признался: - Я кое-какие вещи с собой взял.