Бог и наркотики

Не успело мясо упасть на раскаленную сковородку, взбунтовавшись брызгами и извергая густой пар, на фоне входной двери показалась фигура, облаченная в одни трусы и вытянутую футболку с ободранными краями. — Покормишь? — спрашивает он, заставляя меня окунуться в совершенно недавние воспоминания: я ведь тогда его с ложки кормил, наблюдая, как он молча жует и глотает пищу, всматриваясь в это время в единственную точку на моей одежде. Никакой реакции никогда не было, я дергал его за ниточки, словно марионетку, а он инстинктивно выполнял жизненно важные и самые необходимые действия. — Готово будет не скоро, минут сорок нужно подождать, — накрываю сковороду плотной крышкой из каленого стекла, разворачиваюсь лицом к Гиру, наблюдаю за его нерасторопными движениями: кажется, ему все ещё трудно ходить. — Я подожду, пока несильно есть хочется, — говорит он, в то время как предатель желудок, громко урча, выдает его истинные желания с потрохами. — Налить чаю? — Не стоит, лучше отрежь кусок хлеба, не хочу перебить аппетит полностью, лишь немного заглушу голод, — спорить я с ним не стал, достав из нижнего шкафчика из хлебницы свежую буханку, отрезаю корочку и, покрыв верх растительным маслом, обсыпаю солью. — Держи, — жду, когда он перехватит импровизированный бутерброд. — И сядь уже за стол, — хмурюсь я, напрягаясь оттого, что он стоит, опираясь о стенку. Гир же, решая не спорить, отодвигает край стола, чтобы сесть на сиденье кухонного уголка, обтянутого темно-синей замшевой тканью. Кошка все это время молчаливо наблюдает за ним с подоконника, пуская ленивые взгляды на его подрагивающие руки, которыми он подносит хлеб ко рту. — Ты давно проснулся? — вновь отворачиваясь, мешаю мясо в сковородке. — Не знаю. Поворачиваю голову в его сторону. — Все это время не выходил из комнаты или… — Не выходил, — его ответ успокаивает, еще слишком рано шастать по квартире, обстановка, атмосфера лишь натолкнут на новые вопросы, отвечать на которые я пока не готов. Доедая последний кусок, жмурится, словно только что проснулся, запускает пальцы в волосы, почесывая, проходит по голове, а спустившись к ушам, вдруг замирает. В удивлении ощупывает мочку, в этот момент так испуганно вглядываясь в пустоту, словно она подскажет ему, что случилось. — Можешь не искать, твою стрёмную серьгу сняли еще в больнице, — говорю прежде, чем успеваю обдумать фразу. Бью себя рукой по лбу, старательно пряча взгляд от вмиг всполохнувшегося Гира. «Пожалуйста, не заостряй внимание на моих словах». — В больнице? — непонимающе спрашивает он. — Не волнуйся, кажется, та медная штука где-то у меня была. Тоннель, ведь так называется? Не думаю, что эта дырка успела зарасти до конца, диаметр у нее, конечно, маленький, но… — Я не об этом! — удар по столу заставляет находящуюся на нем посуду звонко брякнуть. — Да понял я… — скрежет собственных зубов, вмиг появившаяся на лбу большая морщина из-за сведенных бровей. Давно ли я так злился, да к тому же, на самого себя? — Я был в больнице? — опасливо спрашивает. Разворачиваясь к нему, опираюсь обеими руками о стол, нависая над его лицом. — Посмотри на меня, — встречаясь с голубовато-серым взглядом, продолжаю. — Да, ты был в больнице. И нет, я забирал тебя не из травматологии или с диспансера, ты прекрасно понимаешь, о каком заведении идет речь, может, не будешь задавать больше вопросы и попытаешься жить без воспоминаний, пробел которых ты так усердно пытаешься восстановить! — Нет, — его лицо лишает эмоций, он сосредоточенно смотрит мне в глаза, а я опять ловлю себя на чувстве, что замираю при виде такого напора с его стороны. Я думал, придя в себя, он будет заливаться слезами и соплями, мечтая лишь о том, что все случившееся в его жизни — сон. — Я хочу знать. Всё. Мне плевать какой ценой дастся мне эта правда. — Что ж, — я вытащил из-под стола табуретку, катнув его ногой ближе к себе, опустился на нее. — Тогда, слушай! *** Шелест колышущихся штор, легкое дуновенье ветра, приятно обдувающее жаркую кожу. Пелена тумана на глазах. Усталость, которую ничем не скрыть, не заглушить ни кофе, ни любыми энергетическими средствами. Погружаюсь в сон почти мгновенно, даже не успеваю пролежать на холодных простынях и трех минут. Противный звук вибрации заставляет лениво опустить руку вниз, под кровать. Стуча пальцами по паркету, пытаюсь нащупать телефон, что с каждой секундой отъезжает все дальше, вглубь. Наконец, цепляясь за толстый корпус сотового, подтягиваю к себе руку, жмурясь от подсветки, что мигом ударяет по разоруженным глазам. Номер отнюдь не из незнакомых — Клеменс, раньше от него можно было дождаться только сообщения. — Слушаю, — поднимаю трубку, тут же морщась от доносящегося звука: шум, что обычно носится в помещении Подвала, ни с каким другим не спутаешь. — Брайан, ты? — спрашивает обеспокоенный голос, а я едва стараюсь удержать себя в реальности и не отключиться прямо во время разговора. — Кто же еще? — хмыкаю, касаясь виском мягкой подушки. — Прости, наверное, это глупо и я пересмотрел детективов, но по такому поводу я могу обратиться лишь к тебе… — Что за повод? — не люблю, когда льют воду, поэтому усердно перебиваю собеседника. — Я по поводу твоего друга, эм, Гира, — такая новость заставляет поморщиться, мне противно знать, что меня беспокоят по такому ничтожному вопросу. — Он не мой друг, но все же, что ты хотел? — Понимаешь, он пропал из компании, в которой обычно находился… — голос Клеменса действительно звучал тревожно, но что ему было до этого парня? Он всего лишь один из сотен его посетителей. — И что? Да домой свалил — проспаться, знаешь, я сейчас не совсем свободен, поэтому не могу разговаривать, — я хотел было положить трубку, но настойчивый голос бармена Подвала не дал мне этого сделать. — Подожди. Я понимаю, по такому поводу я бы никогда не позвонил. Принимая у них заказ, я появился во время очередного пьяного разговора, вот только на этот раз не думаю, что это галлюцинации… — И? — … они сказали, что его увезли в лечебку, — я чуть телефон из рук не выронил, очень часто такие моменты показывают фильмах, когда героя накрывает дикая сонливость, но стоит узнать ему что-то невероятно важное, ее снимает, как рукой. Сейчас было все наоборот. Пропала не только сонливость. Я ощутил невероятный прилив адреналина в крови. Под таким ни то, что спать не ляжешь, даже под снотворным вырубиться будет невозможно. За долю секунды, что мозг совершал мыслительный процесс, я понял только одно, если Клеменс услышал правду, то парень в большой жопе. — Уверен? — я попытался взять себя в руки, паниковать было некогда, нестись в больницу на первом попавшемся такси — бессмысленно, утром будет проще узнать все его данные, благодаря которым меня смогут пропустить в палату. — Более чем. Они говорили слишком серьезные вещи, пусть не переставая улыбаться… Ты же знаешь, если он там застрянет, даже родственникам не сообщат, если сами искать не кинутся, — о родителях Гира я знал вдвое меньше, чем о соседской собаке, что завели этажом выше: она ведь даже не лает. Они жили в другом городе — все, что мне было известно. — Спасибо. Я постараюсь завтра разузнать что-нибудь, мне позвонить тебе, когда… — Да. Тоже хочу знать, что за бред творится у меня в клубе! — До связи. — До нее самой, — скинув вызов, я еще долго бродил по пустой комнате, не веря тому, что произошло. «Это ты во всем виноват», — играло воображение на осколках разума. «Ты привел его туда», — не унимаясь ни на мгновенье, оно тасовало мои мысли, словно колоду карт, умело подложенных шулером в игру. Ведь с нашей последней встречи прошло чуть меньше двух недель, как это могло произойти столь быстро? «Если бы ты вытащил его оттуда, ничего бы не было», — шёпот над ухом заставляет вздрогнуть. Сойти с ума не так сложно, как кажется на первый взгляд. *** Запах хлорки впивается прямо в ноздри, пропитывает всю одежду, заставляя ту стать носителем такого едкого парфюма. Зеленовато-желтые бледные стены, потолок вымазанный неровным слоем штукатурки, множество бурых подтеков на стыках плит. Провожу ладонью по волосам, поднося к лицу, чтобы рассмотреть белые крошки на коже. — Отсыпается, — за спиной появляется низенький старик, клацанье его вставной челюсти заставляет невольно вздрогнуть. Разворачиваюсь к нему лицом, наблюдая на белом халате вымазанный в чем-то бейдж. «Морис Грей» — так это он ведущий врач в этом треклятом месте? Отряхнув руки, похлопав друг о друга, я протягиваю одну к нему для рукопожатия. — Брайан Иззи, — представился я. — Вам уже передали, каким пациентом я интересуюсь? — дождавшись, когда сухая рука обтянутая дряблой кожей сомкнется на моей ладони, несильно пожимаю ее, тут же возвращаясь к начавшемуся разговору. — Предупредили. Пройдемте, — он кивнул в сторону своего кабинета с такой же табличкой. — Не будем же мы вести диалог в дверях. Пропуская его, захожу в помещение, прикрывая за собой дверь, что подозрительно скрипнув, не прошла в стыки, так и осталась в открытом положении. — Она немного просела, да и с петель, кажется, сошла, так что оставьте это гиблое дело и лучше присаживайтесь, — голос мужчины перестал быть таким древним, как только доктор занял место на своем деревянном стуле с высокой спинкой. — Вам рассказали, в каком состоянии был доставлен нам пациент? — поднимает на меня блекло-голубые глаза, бледная кожа век на которых лежит практически слоями. — У него была передозировка? — спрашиваю его, решая, что вряд ли что-то внятное мне смогли доложить в регистратуре. — Не совсем, — спокойно отвечает мужчина, сводя седые разросшиеся брови вместе. — Но он был к этому близок. Понимаете, то количество различных препаратов, которые он принял, заставило мозг парня, как бы это выразить словами, уйти из реального мира. Сердце пропустило болезненный удар, а я невольно сжал руки в кулаки. — Он умер? — не веря словам врача, решил я задать более прямой вопрос. — Не совсем. — То есть? — наверное, удивление, появившееся на моем лице, заставило доктора растеряться. Он вдруг отвернулся к окну, что-то бубня себе под нос, вернул на нос очки, что висели на длинной серебряной цепочке у него на шее, а затем вновь собрался и развернулся обратно ко мне. — Позвольте объяснить это немного иначе. Его мозг сейчас проецирует определенную картину, он все еще продолжает видеть галлюцинацию. Воображение человека настолько сильное, что оно может воссоздать все, что ему захочется. А нервные клетки будут подыгрывать всем ощущениям, которые человек испытывает в своих грезах. Тело этого молодого человека — всего лишь пустая оболочка, он может, если его хорошо попросить, есть, пить, даже справлять нужду, но не более. Речь отсутствует, потому что он не слышит ни одного слова произнесенного здесь, только то, что происходит у него в голове. Понимаете? Сейчас для нас есть две реальности: настоящая — палата, в которой присутствует его тело и ложная — иллюзия, которую проецирует его мозг. Для него же действительность одна — его фантазия, — я кожей чувствовал, как холодный ветер пробирается под одежду, пуская табун мурашек по телу от каждого слова Мориса. — Что же это получается, он больше не придет в себя? — Я не могу ответить на этот вопрос, если он испытает какую-то серьезную нагрузку, к примеру, наяву, как ему покажется, увидит свой самый жуткий кошмар, то сердце не выдержит и даст сбой. Он выйдет ненадолго из этого состояния, но лишь на секунду, чтобы затем умереть, — я не мог найти объяснение этому беспокойству, нет, я не чувствовал вины перед ним, не испытывал страха за его жизнь, но что-то на кончиках пальцев так сильно кололо, что я был готов голыми руками вырывать из себя сердце, лишь бы отключить какие-либо ощущения. — Но есть и другой вариант, — говорит мужчина, а я хватаюсь за его слова, словно утопающий за спасательный круг. — Постепенно функции мозга будут восстанавливаться, он сам попытается найти решение проблемы, будет переключать все каналы, в поисках нужного. Возможно, начнутся судороги, приступы, но это только потому, что мозг ищет нужный провод — соединение с жизненными функциями. — Это обнадеживает куда больше… — собравшись, я продолжил. — Наверное, следует спросить еще об одном: лечение — вещь дорогостоящая, не думаю, что ваше заведение относится к разряду государственных, услуги здесь явно не бесплатные. — Мистер Брайан, с умными людьми всегда приятно иметь дело, но сейчас его жизнь поддерживают лишь два вида лекарств, оплачивать которые может человек со средним заработком, но еще неделя — и этих препаратов станет недостаточно, — с каким-то сожалением говорит доктор. — Я улажу этот вопрос, главное, чтобы он получил все, что требуется. Могу я узнать у Вас еще одну деталь, которая интересует меня не меньше, — взгляд мужчины и короткий кивок позволили мне продолжить. — Кто его привел сюда? — Боюсь, на этот вопрос я не знаю ответа, наша бригада, работая на выезде по звонку, сама нашла небольшую тусовку во дворе, — воспользовался мужчина молодежным сленгом. — Их, кажется, было четверо: трое бросились в рассыпную, а наш пациент был это сделать просто не в состоянии, к тому времени его мозг уже не отвечал на сигналы извне. *** — Вот как… — протянул Гир, облокачиваясь головой, на сложенные в локтях на столе руки. Я же поднялся со стула и подошел к плите, поднимая крышку со сковородки. — Я знаю, что ты не хочешь ничего слышать о том, что твоя компания — не те друзья, которых ты ищешь, но все же они бросили тебя, так же как и … — Ты. Спорить я не стал, просто молча перемешивал мясо, понимая, что с каждым разом и мне рыться в собственной памяти становится тяжелее. — Только лекарства все еще нужно принимать, не отказывайся от них, ладно? — с какой-то надеждой спрашиваю его, уверяя себя, что он и не думал отказываться, в противном случае, что мешает запихивать их в него насильно? По-моему ничего. — Я вот тут подумал, откуда у тебя столько денег, ведь все это оплачиваешь ты, — утверждает Гир из-за недостатка всей информации, пока разуверять его я не намерен. — Тебе мясо с макаронами или с гречкой? — спрашиваю его, бросая взгляд на опущенную макушку. — Не уходи от ответа. — И не собирался, и все же? — Можно и то, и другое? — доносится приглушенный звук голоса. — Я так давно не чувствовал вкуса пищи, настоящей пищи. — Можно, — ставлю перед ним тарелку. — Иззи, слушай, а можно еще кое-что спросить? — дождавшись, когда я сяду за стол, спрашивает он. Дергаюсь от такого фамильярного обращения, но, припоминая наш не единственный разговор о моем имени, смолкаю, решая его не поправлять. Не так уж и плохо звучит то, как он меня называет. — Смотря что? — задумчиво хмыкаю я, накалывая на вилку мясо. — Татуировка. Откуда она, ты знаешь? — взгляд падает на его руку. Она располагалась от запястья до локтя. Множество рисунков, между собой не имеющих ничего общего, были собраны в одну картину. Карточные масти, ветви с шипами, кажется, розы, игральные кости, маски, которые использовали в старых фильмах для пантомимы, соединительные линии: все это смотрелось неплохо, если бы не мысль о том, — что это на всю жизнь, мне бы даже понравилось. — Тебя нашли уже с ней, — пожимаю плечами, задумчиво поднося вилку ко рту. — Одно только удивляет, откуда у тебя нашлось столько денег на нее? — Вот и я хотел бы знать, — продолжая ковыряться в тарелке, отвечает Гир, вновь пряча свой взгляд под тенью своих волос. — Дома не мог взять? — делаю я предположение, на что он отрицательно мотает головой. — Такой суммы там не нашлось бы… — Может, одолжил у кого? — У меня нет друзей, которые располагают ко мне таким доверием. — Тогда, украл? — Еще вчера бы я с тобой поспорил, но сегодня зарекаться на этот счет не хочется… — как-то печально произносит он. — Да не волнуйся, если бы ты решил украсть в таком состоянии деньги, твою рожу бы уже давно показывали по новостям, а так — тихо, — скованная улыбка на его лице говорит о том, что подбодрить Гира у меня получилось. Поднимаю взгляд на циферблат, на часах без пяти два. Гир, проследив за моим взглядом, тихо выдыхает, а затем поднявшись, забирает со стола тарелку и, опустив ее в раковину, включает воду. — Что-то я устал, — говорит он, вспенивая губку. — Наверное, сейчас спать пойду, — уверен, что он пытается сделать мне одолжение, наверное, думая о том, что завтра у меня будет тяжелый рабочий день. Стоит ли сказать ему, что я уволился? — Как хочешь, — решаю, что сейчас лучше всего оставить это в тайне. *** Приоткрываю дверь, наблюдая в полумраке, свернувшуюся калачиком, фигуру. На этот раз из-под одеяла торчит уже целая голова, а значит, что он дышит постоянно обновляющимся через открытую форточку воздухом. — Мяу, — раздается сзади, а следом через ноги в комнату проскальзывает кошка. — Стой, — успеваю тихо прикрикнуть я раньше, чем заметить, что рыжий зверь, потоптавшись на одеяле, улегся в ногах Гира. — Ладно, черт с тобой, спи здесь.