Без названия - 3

Нацу всегда его не любил. Каждый раз, встретив этого типа, Эльза плакала. Даже если в ее глазах не было слез, она плакала в глубине души, изо всех сил стараясь никому это не показывать. Но Нацу знал — нет, скорее, чувствовал это. Джерар делал Эльзу неправильной. И этого Нацу ему простить не мог. Улица была залита солнечными лучами. Полуденная жара уже немного спала, и люди как раз повыползали из тени, чтобы пройтись по городу. Кто спешил на пляж, кто просто гулял, погружаясь время от времени в прохладные сумерки парков и скверов. Они сидели в одном из бесчисленных кафе, оккупировав столик в углу летней террасы. Честно говоря, Нацу лучше пошел бы в какой-нибудь ресторан и наелся там мяса, но вместо этого горло само выдало фразу про кофе и пирожные. И вот теперь он сидел, уныло ковыряя тонкой вилкой, которая так абсурдно выглядела в его мозолистой пятерне, перемазанный кремом шоколадный бисквит. Перед Эльзой стояло ее любимый чизкейк, но есть его она не спешила. Нацу исподлобья наблюдал за тем, как она уже несколько минут держала занесенную вилку над клубникой в кремовой короне, но так ее и не коснулась. Уголки губ у Эльзы опустились, во взгляде затаилась горечь. Пока она помнила, что не одна — пыталась улыбаться, говорить что-то, вести себя, как обычно. Но только забывала — лицо сразу же грустнело, а плечи опускались. Она снова переставала быть похожей на себя привычную, напоминая Нацу почему-то брошенного ребенка. Он сам не знал, откуда пришел этот образ — но от того, что всегда строгая и непобедимая Эльза становилась такой, хотелось начистить Джерару морду. Нацу представил, как его кулак со вкусом врезается в разукрашенную татуировкой щеку, как ломает тонкий аристократический нос, разбрызгивая вокруг капли крови. Легче не стало, и он снова взялся остервенело ковырять пирожное вилкой. Тонкий пронзительный скрип металла по фарфору заставил Эльзу опомниться. — Нацу, ты что делаешь? — она бросила на него пораженный взгляд. Он опустил глаза — и сам с удивлением заметил, что превратил свой десерт в безликое месиво. На языке вертелась фраза «Представляю, как расшибаю башку сволочи из Башни», и Нацу едва заставил себя ее проглотить. — Если хотел что-то другое — сказал бы, — голос Эльзы звучал не то устало, не то немного разочарованно. Нацу еще раз взглянул на то, что осталось на тарелке. Стало немного стыдно: платила за обоих Эльза. — Я и так съем! — напустив на себя привычный петушиный вид, заявил он и принялся быстро запихивать остатки пирожного в рот. Эльза бледно улыбнулась — и Нацу почувствовал, как кулаки начинают чесаться еще сильнее. У Эльзы на губах не должна была появляться какая-то почти болезненная тень улыбки. Она должна была не бессильно сутулиться, а стоять, ровно и уверенно выпрямив спину, не опускать взгляд, пряча в нем отчаяние и усталость, а ясно смотреть вперед, искренне улыбаясь от всего сердца. Она не должна была плакать — но плакала во время каждой встречи с Джераром, пытаясь скрыть слезы глубоко в душе, не пуская их наружу. Чизкейк так и остался на своей тарелке. Эльза положила вилку рядом, поднялась. — Что-то мне не хочется сладкого, — ее губы улыбались, но Нацу слишком хорошо видел скрытую в глубине зрачков боль. — Пойду, наверное, прогуляюсь. Ты оставайся. Если хочешь, можешь доесть мое: я все равно заплатила, не пропадать же добру. Нацу прогнусавил что-то невнятное в ответ, дожевывая свой бисквит. Он хмуро наблюдал за тем, как Эльза встает, как молча спускается с террасы на улицу, как исчезает в толпе. Он знал: сегодня она будет допоздна бродить по городу, не разбирая дороги. Будет сидеть в темных скверах, обхватив руками плечи и спрятав лицо за нависшими прядями волос, а затем снова блуждать лабиринтом улиц, не осмеливаясь самой пойти туда, в лес за высокими стенами. И в то же время всматриваться в лица прохожих и лелеять почти безумную надежду, что вот там, за следующим поворотом вдруг случайно встретит… Нацу сам не заметил, в какой момент сжал кулак — только немного удивленно уставился на согнутую в дугу вилку. Отложил, пустым взглядом глядя на блики солнечных лучей на ее поверхности. Джерар заставлял Эльзу плакать, делал ее неправильной, и этого Нацу ему никак не мог простить. Но он слишком хорошо понимал, что без него Эльза никогда не будет улыбаться так, как могла бы. И за это ненавидел сильнее всего.