Наш Дом/Our Home

Она с риском для жизни пронеслась вниз по лестнице, перескакивая по очереди то через ступеньку, то через две; уцепившись рукой за изгиб перил, со всего маху развернулась на девяносто градусов, едва не потеряв при этом равновесие, и, не снижая скорости, вылетела во двор. Ее глаза еще не приспособились к темноте, частично рассеиваемой светом из окон, но она не стала ждать, даже не сменила направления; ловко спрыгнула с невысокого крыльца; через секунду ее ноги зашуршали по траве, и девушка треском вломилась в кустарник. Торчащие ветки царапали обнаженные плечи, но ей, похоже, было все равно; она продолжала активно продираться вперед, пока приглушенный топот шагов не стал ближе и отчетливей, и на фоне неярко освещенного северо-восточного выхода не возникла темная фигура; тогда она замерла, пригнув голову и стараясь не дышать. Преследователь стоял, тяжело дыша, неподвижно, внимательно вслушиваясь и вглядываясь в темноту. Это продолжалось недолго: ничего не обнаружив, он громко сказал - так, что она его отчетливо слышала: - Ну же, прекрати бежать от меня! Мы это... созданы друг для друга! «А вот ни хрена подобного» - прокомментировала она шепотом так, что никто, кроме нее, не мог бы этого услышать. Парень продолжал убеждать: - Украина! Присоединяйся ко мне! Я... Она перестала слушать, потому что как раз в этот момент на нее приземлилось два комара. Кровососов в этом году было меньше, чем обычно - и на том спасибо, иначе бы сейчас она была бы облеплена ими полностью - но менее неприятными их укусы от этого не стали. Девушка попыталась их смахнуть так, чтобы не зашуметь - она все еще находилась среди кустарника. С грехом пополам это сделать удалось, но напрасно: теперь один приземлился на ее лодыжку, а второй на спину в районе лопаток, еще один запищал где-то над ухом, а еще тонкая ветка, как на зло, ткнулась в глаз - не повредила, но заставила автоматически отшатнуться; листья предательски зашуршали, и преследователь, похоже, по звуку определил, где примерно она находится. Он быстрым шагом направился в ее сторону, и она, поняв, что спокойно переждать напасть не удастся, резко рванулась в сторону противоположного крыла дома; рывок оказался не совсем удачным, и она зацепилась за что-то твердое ногой и полетела вниз со звуком рвущейся ткани. Проклиная пострадавшие от травматического контакта, кажется, с торчащим корнем дерева пальцы, она встала так резко, как могла, и побежала, немного поменяв курс; теперь она направлялась к главному входу. Сзади, чертыхаясь, проламывался сквозь кусты преследователь. По вскрику, треску и шелесту, раздавшемуся через полминуты, когда она успела удалиться на значительное расстояние, она поняла, что его постигла та же судьба, что и ее, да еще он и не успел привыкнуть к темноте, так что она выиграла еще где-то минуту. Вбежав в проем главного входа, беглянка свернула налево, направившись в Американское крыло. Скоро, миновав в извилистом, лишь местами освещенном коридоре условную границу Европы, она остановилась, восстанавливая дыхание. Бегать почти без остановки в течении двадцати минут - ее на это едва хватило, а как этот задохлик Польша еще не отстал, было загадкой. Польша... С кем-кем, а вот с ним Украина бы вряд ли составила идеальную пару. Ее и так раздражало его назойливое внимание, а когда он становился таким настойчивым, как сейчас, от него можно было разве что бежать, ну или просить кого-нибудь о помощи - но эту мысль Украина отгоняла, стоило ей только мелькнуть. Только оказаться неспособной разобраться со своими проблемами самостоятельно ей не хватало. Она не могла просто побежать сейчас в свою комнату. Обычно Польша опасался приближаться к России, но в пылу погони он мог последовать за ней и туда. Она не хотела рисковать; Россия не должен был знать о том, что к ней пристают. Он наверняка попытается ее защитить... но этого нельзя было допустить. Грустно, но ей приходилось сейчас держаться от младшего брата в максимальном отдалении, что делалось, впрочем, для его же блага; если в Европе увидят, что он испытывает к ней теплые чувства, это могло плохо обернуться. Искусственно поддерживаемая видимость прохладных отношений и без того была на грани; проще уж было убегать от взбесившегося Польши всю ночь. Была смутная надежда на то, что он все таки отстанет, и искать ее в непосредственной близости к России не осмелится - правда, веру в вероятность такого развития событий Украина за последние минуты уже порядком растеряла. Но с другой стороны, не вернуться в комнату в течение следующего часа означало большую вероятность того, что Россия заподозрит неладное. Положение было отчаянным; она уже подумывала о силовом методе решения проблемы. Бить Польшу ей не хотелось совершенно, но она сильно сомневалась, что есть выход лучше. Она переместилась ближе к углу и встала в боевую стойку; если повезет, удастся отправить его в нокаут до того, как он успеет сообразить, что произошло. Послышался топот ног, Украина напряглась и сосредоточилась. «Главное - не повредить, на такой-то скорости...» - подумала она, когда вдруг послышался скрип открывающейся двери, и сильная рука дернула ее и потащила направо и назад, по направлению к ближайшей комнате. Америка разомкнул пальцы на ее локте, только когда закрыл за собой дверь, и вовремя: через несколько секунд по коридору протопотал Польша. Она автоматически затаила дыхание и смогла снова дышать спокойно только когда звук затих почти до неразличимости. Тогда она, несколько ошеломленная внезапностью постороннего вмешательства, и Америка переглянулись, и тот тихо и комедийно серьезным тоном сообщил: - Я - герой. Он сказал это с улыбкой, наверное, пародируя самого себя. Украина сочла нужным вежливо улыбнуться в ответ. Продолжения не последовало, и она, не получив никакого знака к тому, что следует освободить помещение, автоматически оглянулась вокруг себя. Большая комната, в которой Америка жил один, была заполнена не таким уж маленьким количеством мебели и других предметов, причем ее состояние было переходным звеном от полного порядка к совершенному бардаку. Те вещи, которыми американец явно пользовался редко, были расставлены параллельно-перпендикулярно и некоторые - аккуратно упакованы (вот уж не подумала бы она, что взбалмошный Америка умеет так аккуратно обращаться с оберточной бумагой...), например, лыжи, прислонившиеся к стене в дальнем углу, чемодан, перевязанный бечевкой и наполовину спрятавшийся за комодом слева от входа, несколько картонных коробок, занимающих все место под кроватью. Однако повседневная одежда, лежащая на кровати и висящая спинке стула и даже на ручках комода, стаканы и грязная посуда, расположившиеся почти на всех горизонтальных поверхностях, игровая приставка (она впервые ее видела, хотя и слышала несколько раз подробное описание от тех счастливчиков, которым удалось подержать ее в руках), опасно балансирующая на краю стола, прогибающегося под несколькими стопками книг и, как завершающий мазок, наушники, свисающие с люстры – демонстрировали то, что жил здесь Америка на полную катушку, зато упоминать о ежедневной уборке в этом месте было бы просто смехотворно. - Так что у тебя с Польшей? - Америка прервал разглядывание прямым вопросом. Украина обернулась к нему и несколько удивленно ответила: - Откуда ты знаешь, что это был Польша? И что мне помощь нужна... почему решил? - Я видел вас из окна, - беззастенчиво солгал американец. «В такую темень попробуй что-нибудь из окна разгляди» - подумала она. Может быть, он просто заметил нахальное поведение поляка на вечеринке и то, как она тщетно пыталась от него отвязаться? - И все-таки, что там у вас? - Америке явно было интересно. Она грустно улыбнулась. - Бедняга он, - сообщила она с ноткой сочувствия и усталости. - В смысле что пристал к тебе? - американец заметил, что она поджидала его в коридоре не с мирными намерениями? Украина сильно сомневалась; ее собеседник был известен на всю Европу неспособностью понять простейшие мотивы действий окружающих без прямого их обьяснения. Она вспомнила Польшу в юности - такой же непонятливый - и с легкой грустью пояснила: - Нет. Польша очень милый мальчик. Только скромный очень, и девушек боится... Со мной одной из них может общаться, - это действительно было так. У Польши, ищущего себе обычно защиту в наглости, заплетался язык, когда рядом находилась хоть одна представительница противоположного пола, и начинался нервный тик в виде дергающейся щеки. Переносил он рядом с собой одну Украину, и она знала, почему: - Мы с ним целовались, когда были маленькими... - она мечтательно зажмурилась, не уточняя, насколько маленькими они были тогда. Америка вопреки обыкновению, слушал внимательно, и даже когда она остановилась, не спешил вставить свою реплику. Заметив, впрочем, что она не продолжает, он спросил: - Скромный? А я думал, он выскочка... - Он притворяется, - уголки ее губ опустились вниз, - самом деле он боится... Почти всех боится. Я с ним раньше дружила, да младший Италия... А сейчас мне от него бежать приходится, а Италия от Германии не отлепляется - помощи не дождешься. - Может, я могу с ним поговорить? - предложил Америка, но Украина отрицательно покачала головой. - Упертый он больно, ничем не переубедишь. Я помочь ему ничем не могу - все на пошлости переводит, о чем не заговори. А когда напьется, то... вот. Она беспомощно махнула рукой в сторону двери. Америка кивнул. - Может, я просто буду тебя защищать? - предложил он бодро, но девушка отшатнулась. - Нет! - твердо сказала она. - Да ладно тебе, - попытался смягчить ее решение он, но она неуклонно заявила: - Нет. Америка сник, и Украина, видя, что атмосфера в помещении неприятно загустела, поспешила закончить: - Ну ладно, мне пора. Поздно уже... - она прислушалась, но ничего подозрительного не заметила. Ступив шаг в сторону и положив ладонь на ручку двери, она улыбнулась и сказала: - Спасибо. - Не за что, - Америка бодро вскинул руку в победном жесте и опустил ее, только когда дверь за девушкой захлопнулась. Задор пропал, и он прослушал, как легкие шаги быстро удаляются от его комнаты в сторону Европы. Ему подумалось, что Украина и на самом деле намного старше его. Беспокоиться о человеке, что причиняет столько проблем... Непостижимо. Его внимание привлекло что-то, зацепившееся за дверной проем. Он отцепил предмет; это был кусочек легкой небесно-голубой полупрозрачной материи, из которой было сшито платье Украины. С секунду он покачал его на ладони, а потом решительно подошел к комоду и надежно спрятал лоскуток глубоко среди бумаг, оберток и проводов. Маленькое бесполезное напоминание о дне и о человеке. Сентиментальность, черт побери. * * * Она осторожно прокралась по коридору, убедилась заглянув за угол, что под дверью ее не поджидает Польша и, стараясь не шуметь - Россия уже должен был спать - вошла. Впрочем, свет в комнате горел, и брат еще бодрствовал. Он не пошел на вечеринку, ссылаясь на недомогание, и сейчас лежал в постели, натянув одеяло до глаз. Глаза смотрели на нее, то ли с надеждой, то ли с осуждением (или ей показалось?). Она, не став вдаваться в анализ сложного выражения видимой части лица брата, сообщила: - Я вернулась. Россия с согласием хмыкнул в ответ из-под одеяла. Она согнула ногу, чуть прогнувшись назад, расстегивая застежку на босоножке, потом повторила действие со второй. Он внимательно наблюдал за ней, и, когда она осталась на полу босиком, сообщил: - У тебя платье порвано. - Действительно? - она провела кончиками пальцев сначала по дорожке миниатюрных матерчатых подсолнухов, охватывающую верхнюю кромку платья, затем расправила ткань, пускающуюся вниз свободным «колокольчиком», и, к своему огорчению, обнаружила длинный разрыв от подола почти до пояса. Не хватало, кажется порядочного куска материи; она вспомнила свое неудачное падение, когда она убегала от Польши через кусты. Россия кивнул и спросил: - Откуда? - Упала, - она изобразила легкую улыбку уголками рта. - Твое любимое, - Россия заметил несколько огорченно, но она лишь устало махнула рукой: - Зашью. Завтра. - А Бела?.. - братик напомнил ей о младшей сестре. Украина бросила быстрый взгляд на ее кровать, хотя по вопросу достаточно очевидно было, что ее там нет. - Еще там, - она пожала плечами, - Может, и вовсе завтра вернется. Можно свет выключить? - Угу. Украина щелкнула переключателем слева от двери и прошла в угол, к своей кровати; на ощупь нашла ночную рубашку и быстро переоделась. Испорченное платье аккуратно сложила и положила на тумбочку - чтобы не забыть про него с утра - и залезла в кровать, собираясь, как всегда, быстро уснуть и проспать до утра сном без сновидений. Спустя какое-то время она сонно вспомнила, что не почистила зубы и не умылась перед сном, но спокойное и глубокое дыхание России остановило ее. Шум воды мог разбудить его... А он не спал так долго, дожидаясь ее. Возможно, в этом не было особого смысла, но Украина решила на сегодня забыть про умывание и продолжить спокойно спать. Еще десять минут, и она крепко уснула. * * * - Кто ты? - Я Канада... - Нет, кто ты? - Канада... - Кто ты, я тебя спрашиваю? - К... Кана... - Давай! - Америка воскликнул это веселым, поддерживающим тоном, но было уже поздно. Канада тихо всхлипывал, опустив голову и ссутулившись, и из-за этого уже не мог нормально говорить. Брат несколько секунд смотрел на него молча, а потом крепко схватил его за плечи и огорченно произнес: - Канада, ну почему? Почему ты не можешь сказать двух слов, не расхныкавшись? - но, заметив, как тот кусает губы и дрожит мелкой дрожью, безуспешно сдерживая рыдания, он мягко привлек его к себе, крепко обнял и попытался успокоить: - Все хорошо... Я не злюсь на тебя... Мой единственный братик, как я могу тебя бросить? Все хорошо... Канада... Канада... На самом деле Америка занимался инсценировкой диалога, так сильно выводящего несчастного Канаду из себя, уже около часа, и за это время уже порядочно расшатал его нервы. Попытка применить тактику «лоб в лоб со страхами» сейчас, похоже сводилась к полной неудаче, и самого американца это уже начало напрягать, чему нервные реакции брата немало способствовали. Потребовалось время на то, чтобы тот пришел в себя. Он плакал не сильно и почти без слез, но как-то надрывно, словно ребенок; как ребенка, Америка гладил его по голове и говорил, какую-то мирную убаюкивающую чепуху. Когда тот, наконец, смог задышать ровно, Америка облегченно отпустил его и в полном недоумении сказал: - Ну я не понимаю тебя. Как можно так расстраиваться из-за того, что тебя спрашивают, кто ты? Канада промолчал и он, уверенный в свой правоте, продолжил: - Ну не могут же все знать твое имя. Это естественно, что они хотят узнать его. - Не в этом дело, - с отчаянием прошептал канадец, уставившись в пол. Америка немного задумался в поисках хода, который бы незаметно увел брата от расстроившего его предмета, и с воодушевлением начал: - Помнишь детство? Англия нас путал, и мне приходилось выслушивать этот вопрос по десять раз в день. Забавно было, правда? А помнишь, как ты любил мной притворяться, а я тобой не любил? А помнишь, - Америка посмотрел на него таким сияющим взглядом, что Канада, пусть и подавленно, но слегка улыбнулся, - как он рассказывал, как различает нас? Он говорил, что у меня на голове завитушка, а у тебя такой нет - когда Франция забрал тебя, он спрашивал у меня, куда она делась, - полуулыбка Канады бесследно исчезла с его лица. Америка это заметил и помахал перед его носом рукой. - Эй, да не кисни! Меня Англия тоже не любит, можно сказать, на дух не переносит. Он считает, что я против него что-то замышляю - ПА-РА-НО-ИК конченый! - протянул они и ухмыльнулся. Это заявление, правда, бодрости его молчащему брату не придало, зато видимо натолкнуло его самого на какую-то мысль. - А может, ты просто боишься, что люди будут на тебя кидаться, когда ты с ними заговоришь? - он воздел руки на головой и изобразил, как именно на него будут кидаться. Канада отшатнулся от него, скорчившего скорее смешную, чем страшную гримасу, но серьезно отметил: - Кидаешься здесь только ты. - Именно! - радостно поддержал Америка. Он специально попытался выглядеть инфантильно-веселым, но, Канада на это никак не ответил. Он разочарованно опустил руки и, снова приняв серьезный вид, спросил: - Ну почему? Почему ты не можешь общаться с другими людьми? Должна быть какая-то причина. Скажи мне, почему ты молчишь, и я исправлю, что смогу. Брат пожал плечами. - Я не знаю... Америка смотрел на него несколько секунд. Это непостижимо. Почему он не мог сказать, что не так? Ему самому никогда не составляло труда разобраться в себе - почему же Канада так не может? Он мысленно глухо вздохнул и твердо сказал вслух: - Слушай, Канада. Как бы ты ни прятался... Как бы ни запирался в себе... Я найду способ помочь тебе. Я вытащу тебя, Канада, слышишь?! Вытащу! Он глядел на него не отрываясь и думал, что наихудшее, что сейчас может быть - это если Канада обреченно покачает головой, но когда тот сжал зубы, он понял, что все еще хуже. Одно дело, если бы брат совсем отчаялся и смирился, но эта немая злость пугала. Америка не очень хорошо разбирался в людях, но временами Канада выглядел таким... надломленным. Словно его что-то разрушало. Иногда он с трудом верил, что они близнецы, что этот запуганный, болезненно молчаливый человек когда-то так же носился по дому, лазил на деревья, так же ненавидел стряпню Англии и так же утешал его, когда тот об этом догадывался; так же беззлобно дразнил Францию и так же радостно, взахлеб смеялся над его не совсем понятными и немного пошловатыми шутками; ему не верилось, что он вообще когда-то смеялся. Что могло изменить его? Что сделало их такими разными? Америке казалось, что он смотрит на другой вариант своей собственной жизни, и это было странно... - Ой, уже обед, - внезапно вспомнил он и глянул на наручные часы, - И уже полчаса как! Бежим, - он вскрикнул, разворачиваясь и ускоряясь, - Канада! А то ничего не останется! Он выбежал за дверь, не дожидаясь, пока тот среагирует, и с максимальной достижимой скоростью понесся по коридору, надеясь, что Канада сможет за ним угнаться. На втором повороте он остановился и оглянулся: брата не было. Он подождал еще десять секунд... минуту, но коридор был пуст и тих. Канада не появился. Уголки губ американца дрогнули, но он развернулся и на третьей космической скорости побежал дальше.