Вот и всё

          ЧанЁль помнил всё, как в фильме, разложенном покадрово.    Вот КюХён сжимает его ладонь и говорит какие-то слова утешения.    Вот люди в форме ведут его к автомобилю...    Вот Ирмалин пытается прорваться к нему...    Вот какой-то инспектор обыскивает его и почему-то заковывает руки в наручники...    Вот несколько оперативников ведут его к темному фургону, на котором что-то написано...    Очнулся приговоренный только тогда, когда оказался в незнакомом месте, уже без браслетов. Напротив него сидел человек с прорезанным глубокими морщинами лицом, а вокруг были только серые стены. – Добро пожаловать в тюрьму номер семь, – размеренно проговорил незнакомец. – Вы определены в блок С. Ваша камера будет вам домом в течение восьми ближайшх лет, но вы можете повлиять на это в положительную и отрицательную стороны. Хорошо – это примерное поведение, работа в здании места заключения, посещение сеансов психолога. Плохо – это попытки сбежать, грубость по отношению к сотоварищам или представителям стражи, агрессия. Если вам всё понятно, пожалуйста, разденьтесь догола.    ЧанЁль уставился на служащего, широко раскрыв глаза. – З-зачем? – еле выдавил он.    Незнакомец глубоко вздохнул. – Я обязан обыскать вас и выдать вам сменную одежду, – он указал на стопку какого-то ярко-оранжевого тряпья, лежавшую на полу. – Не беспокойтесь, вы получите ваши вещи, когда выйдете отсюда. А обыск – это стандартная процедура. Вы не поверите, как некоторые уголовники ухитряются использовать... Скажем так, естественные тайники своего тела.    Арестант пожал плечами и выполнил указания чиновника. Пройдя через довольно унизительный процесс, он облачился в эти морковные шмотки и с отвращением оглядел себя.    ЧанЁлю показалось, что, надев на себя робу, он что-то потерял.    Своё лицо? Достоинство? Душу? Свободу?    Скорее всего, всё вышеперечисленное. – Отлично, – служащий тюрьмы нажал на кнопку под своим столом, и в зал тут же вошли двое дюжих охранников. – Вы приехали вовремя: как раз успеете на обед. Подъем у нас в восемь утра, отбой – в десять вечера. За любое нарушение распорядка следует наказание. Можете быть свободны.    Арестант едва удержался от хохота в ответ на эту фразу. Ни о какой свободе и речи идти не может.    Ещё восемь лет, восемь долгих и мучительных вечностей...    Двое стражей крепко схватили его под руки и повели прочь.    ЧанЁль пытался запомнить дорогу, но потерпел поражение тут же: тюрьма представляла собой замысловатый лабиринт из коридоров, похожих друг на друга, как близнецы.    Его ввели в просторный зал, где стояли столы и стулья. Вдоль противоположной стены тянулся прилавок, за которым орудовали несколько дам весьма суровой наружности. – Идите обедать, – приказал один из стражей, указав узнику на длинную вереницу таких же, как и он, уголовников, с ног до головы одетых в оранжевое.    ЧанЁль кивнул и, потирая плечи, на которых, скорее всего, остались синяки от похожих на сардельки пальцев охранников, встал в конец очереди.    Значит, теперь это его судьба...    Невысокий юноша, стоявший перед ним, обернулся и приветливо улыбнулся. – Новенький? – спросил он, склонив голову набок.    Узник медленно кивнул, внимательно оглядывая общительного товарища по несчастью.    Этот человек был невелик ростом, но ладно и пропорционально сложен. Немного резкие черты лица складывались в весьма симпатичную картину, а в улыбке было что-то располагающее. – Меня зовут Бён БэкХён, – представился новый знакомый. – Пак ЧанЁль, – ответил юрист. – За что тебя упекли, ЧанЁль? – этот живчик явно отличался любопытством и пониженным содержанием такта. – За наркотики, – новоприбывший арестант нахмурился. – Но я невиновен. – Ага, – по-видимому, БэкХён не поверил собеседнику. – А меня вот за картины упрятали. Я их рисовал, а потом торговал. Дали девятку. – Но за продажу без лицензии не следует такого строгого наказания! – поднял брови ЧанЁль. – Так я их впаривал как Рубенса и Шагала, – хитровато хихикнул новый знакомый. – Знаешь, что, друг? Ты лучше держись меня: так и ты и освоишься быстрее, и пообщаться сможешь. Я тебя со всеми познакомлю, и мигом станешь тут своим.    Юрист попытался было начать отнекиваться, но его ниоткуда взявшийся товарищ и слушать ничего не хотел. БэкХён, сунув ЧанЁлю в руки поднос, начал быстро вертеть головой. – Вон тот, – художник указал на стройного юношу с тонкими чертами лица и отсутствующим взглядом. – Его Исин зовут, а прозвище – Лэй. Вы с ним подружитесь: его тоже за наркотики упекли. Он попытался толкнуть их переодетому копу.    Юрист поднял очи горе. Он не хотел знакомиться с этими преступниками. Он был невиновен.    Ему не место здесь.    Пусть всё это прекратится... – Посмотри туда, за тем же столом, – БэкХён указал на двоих беседовавших, пристроившихся рядом с Исином. – Тот, который слева, – это ЧонДэ, иногда его называют Ченом. Попал сюда за мошенничество.    ЧанЁль безучастно посмотрел на худощавого юношу с проницательными глазами и вечной сардонической усмешкой на губах. – Тот, что справа, это ЧунМён, – художник улыбнулся. – Сущий ангел. Его здесь нарекли СуХо. Был главным бухгалтером, подписал не те бумаги, и его сделали козлом отпущения.    Юрист опустил голову и сделал ещё один шаг вперед, следуя за очередью.    Интересно, ему дадут одиночную камеру? Дольше нескольких минут с этим болтуном он не выдержит. – Который подсаживается к ним сейчас – это КёнСу, его называют Ди-О, но он терпеть этого не может, – БэкХён, вытянув шею, пристально следил за невысоким юношей с большими глазами и пухлыми губами. – Бывший врач. У него на операционном столе умер пациент, и он стал жертвой показательного процесса. – Что выберете? – грубоватый голос раздатчицы прервал заливавшегося соловьём художника, и тот, закашлявшись, едва выдавил: – Картофельное пюре и котлету, пожалуйста.    ЧанЁль последовал примеру своего нового знакомого, и уже через минуту они сидели за одним столом с теми самыми людьми, о которых БэкХён рассказывал.    Этот гиперактивный молодой человек уже успел представить всем своего новоиспеченного товарища, рассказать, за что его посадили, и обсудить сегодняшнее меню.    За их стол подсаживалось всё больше народу, и ЧунМён предложил каждому представиться новому члену их компании.    Мрачный юноша с правильными чертами лица и небольшим ртом коротко кивнул и бросил: "СеХун". – Его зовут О СеХун, – вступил в разговор неугомонный БэкХён. – И нет в мире такого замка, который он не мог бы отомкнуть, потому-то и сидит здесь. А ещё он не отличается дружелюбием, так что радуйся: тебя точно не поселят с ним. – Вы живёте по двое? – ЧанЁль с трудом сдержал разочарованный вздох. – Точно, – сидевший напротив него арестант шаловливо подмигнул. – Я делю камеру с этим хохотуном, так что отрываюсь только на прогулках, работе и обедах. – Это МинСок, – художник, твёрдо решивший взять над новоприбывшим шефство, ткнул пластиковой ложкой в сторону соседа СеХуна по камере. – По прозвищу Сиумин. Очень любил антиквариат.    ЧанЁль кивнул и попытался сконцентрироваться на своей порции. Пюре оказалось не таким плохим, да и котлета вполне утоляла голод, но все остальные арестанты упорно не желали оставлять его в покое.    Юрист познакомился с экзотичным Тао, который отбывал свой срок за терроризм, с очаровательным Лу Ханем, обвиненным в шпионаже, и смуглым ЧонИном, сидевшим за контрабанду.    Новые друзья вели себя вполне цивилизованно, совсем не так, как, по представлениям ЧанЁля, привыкли уголовники. Они мирно беседовали, и юрист с удивлением поймал себя на мысли, что здесь не так уж ужасно.    Конечно, это было совсем не то, к чему он привык, но тут можно жить.    Юрист поднял голову, и неожиданно по всему телу пробежал холодок: один из узников, сидевших за дальним столом, пристально смотрел на него.    Это был высокий, сильный и красивый человек с кофейными глазами с поволокой, четкой линией профиля и немного длинноватым подбородком.    Но самым примечательным в нем была не внешность, а аура силы, которая не ощущалась физически, но была способна объять всё вокруг, подчинив себе. – Кто это? – ЧанЁль ткнул в сторону незнакомца ложкой.    БэкХён, проследив за жестом друга, ойкнул и быстро опустил его руку. – Поосторожнее, – понизив голос, вымолвил он. – Это Крис. Остерегайся его и по возможности не подходи близко: он страшный человек и способен на всё. – Вот как? – юрист хмыкнул. – А за что он тут? – Он бывший элитный военный, – произнес художник, склонившись над своим пюре. – "Зеленые береты", или как их там... Говорят, во время выполнения одного задания у него в голове что-то переклинило, и он голыми руками перебил нескольких человек. – А почему его не отдали под военный трибунал? – с нескрываемым любопытством в голосе поинтересовался ЧанЁль. – Скорее всего, они просто хотели замять всё это дело, – пожал плечами БэкХён. – Не связывайся с ним и даже не смотри в его сторону: этот Крис срывается с цепи, если ему что-то не нравится. Все его соседи по камере рано или поздно попадали в лазарет с серьёзными травмами, а потом ходатайствовали о переводе в другой блок.    Юрист молча кивнул и, бросив последний заинтересованный взгляд на таинственного красавца, вновь сосредоточился на остатках своей порции. ***     После обеда арестантов построили в две колонны и повели в блок. БэкХён исхитрился и оказался рядом с новым товарищем, с любопытством заглядывая ему в глаза. – Первое время будет немного непривычно, – проговорил художник. – А потом свыкнешься. Главное – не сломаться, и всё получится. – Главное – это вести безупречную жизнь и здесь, и на свободе, – поправил друга КёнСу, пристраиваясь позади. – Не представляю, как буду практиковать... – А я так не смогу, – весело заметил Лу Хань, повернувшись к беседовавшим. – На следствии мне любезно сообщили, что у меня преступная форма черепа, так что остановиться у меня не получится: моя анатомия мне не позволит. – Всё это глупости, – обрубил Тао, приблизившись к соотечественнику. – Я считаю, что человека просто нельзя изучать вот так, как насекомое, как объект. Преступный череп? Что за чушь? Порой на такие деяния нас толкают обстоятельства. – И даже на теракты? – в лоб спросил ЧанЁль, скрестив руки на груди.    Смуглый китаец, резко обернувшись, смерил новенького пристальным взглядом своих желтоватых глаз. – Когда человек во что-то верит – это прекрасно, – медленно вымолвил он. – И если добиться конкретной цели можно лишь неправедными методами, то последние автоматически становятся правильными. – Я не согласен, – помотал головой юрист.    Тао усмехнулся. – Цель терроризма – распространение ужаса, – сказал он, разворачиваясь на носках. – И когда-нибудь ты это поймешь. – Разговоры! – грубо закричал один из охранников. – Идем за мной, и чтобы без глупостей!    Строй потянулся за тройкой дюжих ребят. Столько же атлетов в форме замыкали шествие, держа руки на рукоятках оружия. Но делали они это лишь для устрашения: Седьмая являлась одним из самых спокойных и примерных исправительных учреждений, где редко происходило что-либо экстраординарное.    Их долго вели по извилистым коридорам, дважды проводили через металлоискатели и заставляли подниматься по нескончаемым лестницам.    Блок С располагался на одном уровне и представлял собой довольно широкий коридор с решетчатыми дверьми камер по обеим сторонам. Всё тут было выкрашено в столь модный нынче бежевый, и потому это место не вызывало ощущения угнетенности.    Один из охранников, повернувшись лицом к строю арестантов, начал выкрикивать номера. Каждый названный поднимал руку, и тогда другой страж, подхватывая его за локоть, отводил узника в соответствующую камеру.    ЧанЁль опустил глаза себе на грудь и провел пальцами по нашивке, на которой значилось: "С504".    Ясно. Значит, теперь его зовут так... – Пятьсот четвёртый! – зычно окликнул охранник.    Юрист вздохнул и поднял вверх ладонь. Тут же коротко остриженный парень в форме грубовато схватил его и повел к небольшому закутку, отгороженному решеткой.    Дверь лязгнула за узником, и он медленно сел на жесткий лежак, обхватив голову руками. Всё это время он пребывал в промежуточном состоянии шока, а сейчас всё, что произошло, внезапно сошло на него, как лавина в Альпах.    Восемь лет... Ему придется провести здесь восемь лет своей жизни...    Но за что?    Он не совершал ничего предосудительного...    Почему жизнь так несправедлива к нему? Почему именно ему придется расплатиться своей свободой, своим добрым именем, своим будущим, своим счастьем?..    ЧанЁль закрыл лицо руками и едва слышно зарыдал. Он оплакивал свою благополучную и беззаботную жизнь, своё счастье, на которое он имел право, как и всякий человек... – Это моя койка, – слегка натужный баритон заставил юриста подпрыгнуть на месте и резко поднять голову.    Крис стоял над ним выпрямившись во весь свой замечательный рост и скрестив руки на груди. – Твоя – верхняя, – высокий китаец отошел на шаг назад. – Вали.    ЧанЁль быстро утерся тыльной стороной ладони и послушно забрался на второй уровень. Этот человек невероятно пугал его не только своей солидной и несколько угрожающей неторопливостью и уверенностью в себе, не только силой, таившейся в широких плечах и крупных кистях рук, но и незримым ореолом, какой приобретают люди, пролившие кровь себе подобных.    Юрист с трудом улегся на жестком матраце, наполнитель которого уже давно сбился комками. Подушка была как камень, а покрывало слегка отдавало сыростью.    ЧанЁль, стараясь не удариться о потолок камеры, лег лицом к стене и, подложив руки под щеку, равнодушно слушал, как Крис возится в помещении, включая и затем выключая кран небольшой раковины. Юристу тоже хотелось ополоснуть лицо, но он не смел.    В конце концов, они с соседом обязательно поладят, но не сейчас. Пока нужно попривыкнуть, притереться друг к другу...    Да и те ужасы, что рассказывают об этом парне, вряд ли правда.    И ЧанЁль, закрыв глаза, провалился в тяжелую полудрему. *** – На отработку! – резкий и грубый окрик охранника заставил юриста моментально раскрыть глаза и вернул в суровую реальность.    ЧанЁль осторожно слез со своего лежака и наклонился к решетке. Страж, сверяясь со списком, вызывал арестантов по одному, а двое его коллег следили за порядком и отпирали, а затем замыкали камеры, провожая узников к строю.    Сначала шли те, кого отправляли в прачечную, потом – в бойлерную, потом – на кухню...    Юрист крепко вцепился в прутья решетки. Может, его пока никуда не определили? Слишком уж мало времени прошло с его приезда... – В библиотеку! – зычный голос охранника ударил по барабанным перепонкам что есть силы. – Пятьсот четвёртый!    Человек в форме, подойдя к камере, отпер дверцу. Его коллега, крепко ухватив ЧанЁля под локоть, поставил его чуть поодаль от предыдущей группы арестантов.    БэкХён, стоявший в группе дежурных по прачечной, осторожно прокрался к товарищу и показал большой палец. – Библиотека – это отличное место! – прошептал он. – Тебе повезло!    Ободряюще улыбнувшись, художник ловко скользнул назад и занял своё место в строю так, будто ничего не случилось.    Юрист закусил губу. Самое плохое с ним уже произошло, хуже и быть не может так что лучше пока принять свою судьбу.    Рядом встал Крис, который, несмотря на оранжевую робу, излучал величие, и ЧанЁль поёжился: этот человек пугал и подавлял одновременно. За всю свою жизнь адвокату не приходилось ощущать подобного.    Как только все арестанты были распределены по зонам, каждую группу повели в соответствующее помещение.    Библиотека оказалась просторной комнатой с высокими потолками, линолеумным полом и покрашенными в оливковый цвет стенами. Деревянные стеллажи, тянувшиеся до самого верха, делили книгохранилище на отсеки, а стол заведующего, пока пустовавший, стоял здесь же, у самого входа.    В общем, это было весьма уютное место и лишь решетки на окнах напоминали о том, что действие происходит в местах не столь отдаленных.    Охранник, пролаяв что-то малопонятное, встал у двери, сурово сдвинув брови.    ЧанЁль беспомощно огляделся и подошел к группке заключенных, разбиравших лежавшие на большом прямоугольном столе книги. – Дело тут вот в чем, – ЧонДэ, попавший в эту же группу, заметил смятение новенького и решил сжалиться над ним. – На форзаце каждой книги имеется формуляр с шифровкой, в соответствии с которой мы должны разместить их по полкам. Например...    Мошенник взял первый попавшийся том и раскрыл его. – Смотри, тут написано: "ИсторБ13". Это означает, что книга относится к жанру исторических, фамилия автора начинается на "Б", и роман тринадцатый по счету.    ЧонДэ потянул юриста за рукав, и тот нехотя последовал за своим новым товарищем. Худощавый молодой человек остановился перед стеллажом, на боку которого было написано: "Историческая литература". – Цветные разделители маркируют книги в соответствии с фамилией автора, – Мошенник пододвинул лестницу на колесиках поближе и, зажав том под мышкой, забрался почти на самый верх. Указав пальцем на пластиковый маркер, на котором была написана буква "Б", он отсчитал двенадцать книг и, удовлетворенно хмыкнув, поставил роман на место. – Понятно? – спросил он, слезая. – Первое время я буду тебе помогать, чтобы довести процесс до автоматизма, а ты, тем временем, расскажешь мне о себе. Что ты такого натворил, чтобы загреметь сюда? – Ничего, – бросил юрист, следуя за ЧонДэ к большому столу. – Я невиновен. – А, точно, – фыркнул мошенник. – Именно потому ты и здесь. Тут, если можно так сказать, дом призрения для агнцев божьих. – Я серьёзно, – ЧанЁль взял какой-то учебник и рассеянно перелистнул страницы. – Я ничего не сделал. Меня подставили. – И как же это провернули? – ЧонДэ забавно поднял брови, отчего они встали домиком. – Под обшивку сидений моего автомобиля зашили шесть килограмм наркотиков, – ответил юрист.    Мошенник звонко рассмеялся, немедленно привлекая к себе внимание. Охранник, сурово окликнув нарушителя порядка, пригрозил ему резиновой дубинкой, и хохотун, с трудом успокоившись, вернулся к работе. – Неплохая попытка, ей-богу, неплохая, – ЧонДэ вырвал учебник из рук ЧанЁля и раскрыл на форзаце. – Шесть килограмм? И кому это ты настолько насолил, чтобы заставить так раскошелиться? – Я не знаю, – помотал головой юрист, тенью следуя за товарищем. – Суд не поверил в мою невиновность, и... Я оказался здесь.    Мошенник, забравшись по лестнице, посмотрел на собеседника сверху вниз. – Непохоже, что ты врешь, но дела это не меняет, – вымолвил он. – В делах, где замешаны наркотики, редко попадаются оправдательные приговоры. Тебе помогал чертовски хороший адвокат: он смог хотя бы срок скостить, а то куковать бы тебе все пятнадцать. – Мне здесь не место, – ЧанЁль обнял себя руками. – Я хочу на волю.    ЧонДэ спрыгнул на пол и с легкой неприязнью посмотрел на товарища. – Боюсь, дорогой сэр, вам придется потерпеть наше скромное соседство, – проговорил он, схватившись за оранжевые брюки и сделав реверанс. – Тут все равны: и виновные, и не очень. – Но восемь лет! – юрист застонал и обхватил голову руками. – Это же... – Тебя могут выпустить и пораньше, если будешь хорошо себя вести, – махнул рукой мошенник. – Апелляцию советую не подавать: приговор тебе вынесли и так весьма мягкий, и измениться он может только в худшую сторону. – Мой адвокат сказал то же самое, – проговорил ЧанЁль, потирая лоб. – Но я же не могу провести лучшие годы жизни здесь! – Седьмая тюрьма ничуть не хуже, чем та, в которой ты пребывал до этого, – назидательно произнес ЧонДэ. – Кроме того, какие годы считать лучшими – это ещё вопрос открытый.    Юрист склонил голову и покорно последовал за собеседником. Специфическая философия последнего не была до конца понятна адвокату, который в данный момент времени мог думать только о том, что его жизнь, сделав резкий поворот, пустилась в крутое пике.     И только мысли об Ирмалин придавали ему силы. ЧанЁль верил, что любимая ждет его и обязательно найдет способ повидаться с ним.