***
Сначала она еще что-то соображала, где-то улыбалась, где-то — немного смущаясь — даже пробовала отвечать. Глупые вопросы и искусственные улыбочки сыпались на нее бесконечным потоком. Через полчаса Тсуна поняла, что в разговорах совершенно не участвует, а окружающая ее обстановка больше напоминала торги. Прислушалась — и поняла, что является главным товаром сегодняшнего аукциона. Пешка. Ферзь. Стало дурно. Все эти липкие взгляды и чуть более долгие — нарочно, нарочно долгие и до противного скользкие — поцелуи ее руки в знак знакомства вызывали тошноту. И желание выхватить пистолет, оставшийся в комоде. Сердце. Лоб. Пальцы свело судорогой, и она прикрыла глаза, стараясь унять тошноту. Целься лучше, Тсунаеши. — Тсуна? Ты в порядке? — Емитсу обеспокоенно нагнулся к ее лицу, заметив нездорово-бледноватый оттенок. У тебя еще много мишеней. — Думаю, мне нужно отдохнуть, — слабо ответила она, щурясь от раздражающего света ламп. — Она первый раз вышла в свет, — словно оправдываясь, обернулся он к очередному главе очередной мелкой семьи. Криво, уже не стараясь совершенно, улыбаясь в ответ на переиграно заботливые речи, Тсуна сжала кулаки. Прием продолжался. Правильно — "Наследницу" уже видели все, а переговоры можно и с Советником провести. Где-то там мелькнул Девятый, его Хранители и даже сама Нана. Только Реборна не было на празднике лицемерия. И отчего-то Саваде стало немного легче. Тсуна — на прощание — оглянулась, когда отец передал ее на руки заботливой прислуге. Ёмитсу уже шагал в раскрытые объятья очередного Дона — золотистые кудри и мягкие глаза, изящная фамилия — и на дочь не смотрел. Не оглянулся даже. Костяшки у девушки побелели. Не переводи пули.***
— Что? — очнулась Тсуна у себя в комнате, сидя на кровати. — Синьорина, с вами все хорошо? Вам принести воды? Может, таблетку обезболивающего? — Роза, смуглая и тучная, но в целом — добродушная женщина в черном платье с белым передником, сидела рядом с ней и заглядывала в глаза. Тсуна неловко улыбнулась и коснулась жесткой ладони. — Нет-нет, мне уже лучше. Отцу не говорите, думаю, нужно просто отоспаться, — и сама поморщилась от акцента. А затем, горько усмехнувшись, повторила его фразу: — Это просто мой первый выход в свет. Роза покачала головой, ободряюще сжала маленькие ладошки Тсуны своими и, что-то ворча под нос, удалилась. Как только дверь захлопнулась, девушка откинулась на подушки. После пары минут бессмысленного осмотра люстры и потолка глаза заслезились, и она со вздохом провалилась в темноту. Перед глазами маячила спина отца. За которой можно укрыться от бед. За которой не видно и проблеска неба. Савада тянет к нему руки, но чувствует, что отдаляется все дальше, и он остается так же недоступен, как вершина Фудзиямы. Не видящий ее, но защищающий. Не слышащий. Один единственный выстрел, и в его фигуре образовалась дыра около сердца. Странное, искривленное видение. Тсуне было очень и очень жаль, но она не видела убийцу. Зато через окровавленное окошко к ней хлынул солнечный свет.