Vongola non fu fatta in un giorno

Тсуна открыла глаза дома. И зажмурилась, так было хорошо. Белый потолок с сеткой трещин, скромная лампа с бумажными журавликами, которых она делала вместе с мамой. Из приоткрытых створок шкафа выглядывал край школьный формы, стол и часть пола — завалены учебниками и тетрадями, открытых в определенном порядке, для подготовки к началу учебного года. Она помнила, как обидно было оказаться на предпоследнем месте по успеваемости, и как презрительно хмыкнул вслед глава Дисциплинарного Комитета. Тсуна не опаздывала только тогда, когда не приходила вообще, а потому — к своей великой печали — была с ним тесно знакома. Но грусть по дому была столь велика, что даже его она вспоминала с тенью улыбки. Девушка опустила на пол голые ноги и с удовольствием почувствовала чуть теплое, согретое солнечными лучами дерево. Италия со своей страстью к дорогим коврам и ледяному в любое пекло камню сидела в печенках. Сон — а Тсуна была в этом, увы, уверена — был прекрасен. И звуки гремящей посуды, смешивающиеся с пением мамы, и тепло, льющееся из окна, и даже ее полудохлый фикус, который Савада поливала по-забывчивости раз в месяц. Его, как и журавликов, или это ощущение покоя, с собой увезти не получилось. Послышался до боли знакомый топот. В комнату неожиданно влетела Сасагава и, весело хохоча, захлопнула за собой дверь. Эта белоснежная улыбка, розовые щеки и капли веселых слез неожиданно ударили куда-то под дых. Тсуна шагнула к ней навстречу. Больше, чем по дому, она скучала только по ним. Друзьям. Она даже протянула руку к плечу подруги, как дверь затряслась от стука. — Так нечестно! — завопила Хару. — Ты вошла первой. У тебя была фора! — Фора — потому что вы отстали еще на улице, — рассмеялась Кёко и отскочила, прикрываясь рюкзаком. “Вы”. Тсуна усмехнулась горько и села обратно на кровать. Не сон даже — воспоминание. Только частью его больше не стать, увы и ах. Видеть и не касаться. Взъерошенная Хару отчитывала Кёко и трясла пакетом с покупками, а следом за ней появилась и Тсунаеши Савада во плоти. Лохматая, в мятом сарафане, до нелепости худая, нескладная. Тсуна-два-года-спустя смотрела на ту не отрываясь. Она и не заметила, как, оказывается, похорошела. До грации убийцы ей далеко, но она уже не тот закомплексованный подросток… Школьница внезапно посмотрела в ее сторону и широко улыбнулась. И Саваде стало плохо. Она сама не помнила, когда вообще так улыбалась. Когда ей и вправду хотелось улыбаться. Не кому-то, не для чего-то, а просто так… потому что хорошо. Девочки — дурачась, смеясь, каждой улыбкой и шутливым тычком посыпая ей раны пеплом — внезапно замерли. Поблекли и растворились, расползаясь по полу клочками тумана. Появление раздражающе-знакомого силуэта уже не стало большим сюрпризом. Тсуна даже внимания обращать не стала, только подтянула коленки к груди и откинулась на подушку. Перед глазами покачивались бумажные птицы. Затем в поле зрения появился смешной хвост, после — разноцветные глаза. И ведь симпатичный, зачем делать такой дурацкий пробор? — И? — Что — “и-и-и”? — протянул парень, не собираясь отодвигаться. Тсуна пожала плечами. — Всё. Что, например, ты забыл в моем сне? — Подсознание спроси, — усмехнулся иллюзионист и уселся на стул, подбородком облокотившись о спинку. Он пошло облизнулся: — почему же я тебе снюсь, м-м-м? — Не смеши, — Тсуна махнула рукой, но комната пропадать отказалась. — Ты не просто снишься. Я же не такая дурочка, да? Мукуро зеркально скопировал ее движение, вот только в ответ на его появилась проекция Тсуны-школьницы. — Думаешь? Савада смотрела на счастливую улыбку своего прошлого и ехидную — настоящего. — Кёко, да? — проекция сменилась на Сасагаву. — Я тебя не виню. Любовь между подружками детства — это мило, правда. Девушка закатила глаза. — И как же зовут нашего бравого киллера? — Это так важно? Фиолетововолосый щелкнул пальцами. Проекция настоящей Кёко задвигалась и недовольно вскликнула, когда в нее из ниоткуда прилетела подушка. — Тсуна! — воскликнул признак, рассмеявшись, замер и пропал. — Ну что ж, Тсу-на, — протянул Рокудо, словно пробуя имя на вкус, — это ты мне скажи. Зачем я здесь? Холодок пробежался по коже, и она против воли обхватила себя за плечи.

***

— Тот гипноз… зачем? Мукуро пожал плечами, насмешливо улыбаясь: — Просто так. Не думал, что вообще выживешь. — Я тоже, — задумчиво вторила шатенка, рассматривая бумажные подвески. Рокудо проследил ее взгляд, и птицы ожили. Закрутились на тонких нитках, разминая белые крылья. Чем больше они пытались улететь, тем сильнее путались их нити. Тсуна — странное имя, не звучное, не изящное совершенно, даже на женское не сильно похожее — странно поежилась и отвела глаза, уткнувшись куда-то себе в коленки. Мукуро только плечом повел. Ну да, визуализация подвела ожидания. Нужно будет открыть ей истину: жизнь вообще приносит кучу разочарований. — Окажешь услугу? — неожиданно ожила девушка, поднимая на него глаза. Вот это наглость. Иллюзию его не оценила, прическу тоже — как будто он мог не заметить косые поглядывания, — а теперь услугу ей. — И какую же? — слащаво поинтересовался он. — Мне нужен киллер. Теперь это становилось интересным.