Vongola non fu fatta in un giorno

— Твой папаша звонил. Просил встретиться... — Я уже говорил с ним и, нет, никуда не поеду, — огрызнулся Гокудера, щелкая зажигалкой. В присутствии офицеров он теперь старался быть более сдержанным, чтобы не расстраивать Десятую лишний раз, но с остальными церемониться не собирался. Этот — в сползающем фирменном пиджаке и криво сидящих очках, входил во вторую категорию. Боноленов, тем временем, закатил глаза. На нем — несчастном — держалось наблюдение в штабе, дисциплина и даже часть документации на пару с Мармоном, но сообщить взрывному засранцу о звонке все равно выпнули его. Как будто у других рядовых работы завались. Парень, к своему неудовольствию, мог даже проследить нить их скудных рассуждений вплоть до начала заговора: он-де и так худой, как жердь, лохматый и в очках — кто с таким рамсоваться захочет? Обидно работать во всемирно известной организации наемников и даже тут прослыть ботаником. С другой стороны, это не по горячим точкам мотаться или, например, сообщать о плохих новостях Занзасу. Последнюю обязанность обычно выполнял самый проштрафившийся за квартал. В этом месяце, да и в трех следующих, под горячую руку — и стакан — пойдет сержант отряда Солнца. Тот, вроде как, должен был отвечать за безопасность девчонки, но полез в гущу действий и оставил цель без присмотра. Хорошо хоть, что он сержант именно Луссурии — подлечить всегда успеют. — Дипломат из тебя не очень, — кинул Боноленов курящему. — Гены на лицо. Там еще твоя сестра… - он сглотнул, вспоминая. Дамочка явно была с характером, и не простым. Вроде голоса не повышала, угрозами прямыми не сыпала, но оттого, сколько обещаний и яда было в нежном голоске... Вариец с подрывником вздрогнули синхронно. Переглянулись, решили сделать вид что ничего не было и не углубляться в тему. Бьянки оставила в жизни обоих неизгладимое впечатление. Пусть одного не выпускала из удушающей опеки множество лет, а второго умудрилась загнать под стол пятью минутами разговора по телефону. — Что-нибудь еще? — немного стушевался подрывник. Лицо у него приобрело необычный салатовый оттенок. С явным сомнением парень покрутил в руках недокуренную сигарету, а затем потушил об лакированную поверхность столика. Боноленов глянул с неодобрением, но промолчал. Разозлится еще, падла, характер же — как вымоченный в бензине фитиль. Пусть прислуга с казначеем их разбирается, ему самому и так проблем хватает. — Капитан дал добро, твое мнение всем побоку. С Гаваларо у нас прежде точек преткновения не было, и не нужно, так что можешь репетировать слезливую сцену воссоединения, — буркнул вариец напоследок и поднялся из кресла, намереваясь как можно быстрее свалить из взрывоопасной компании. "Седовласка" удивленно вскинул голову. — Я думал, ты о Шамале... — он потер подбородок, и внезапно ухмыльнулся. У Джино Боноленова засосало под ложечкой. Очень не понравилась ему это выражение лица, но оспаривать решение Императора Мечей было не лучшей идеей. Поэтому он с чистой совестью вернулся в рубку, стараясь не задумываться сильно о мотивах, движущих вышестоящими. Кто свой нос не бережет, тому его и отстрелят.

***

Тсуна ласково улыбалась щебечещему офицеру и смиренно терпела инъекции. — Какая ты умничка! Всё, последняя, — Луссурия мягко похлопал ее по обмотаному бинтами запястью и выдернул иглу. — Совсем скоро будешь как новенькая, куколка моя. Девушка рассеянно послушала его еще минут пять, а затем, отказавшись от сопровождения, двинулась в центральную часть замка. Пока тело на автомате проходило пролет за пролетом, в голове, как всегда, кипела бурная деятельность, из-за чего Тсуна — в который раз, чертыхнувшись, обнаруживала себя в совершенно незнакомых коридорах и этажах. Кому, интересно, раньше принадлежал этот замок? Точно не земледельцам. Стоило прийти, наконец, в себя и вернуться в комнату. Или, раз уж на то пошло, выйти на свежий воздух. Хаято навестить, пока у того выдался перерыв между "выездами". Кто бы знал сколько работы находится для подрывника в, казалось бы, тихой и солнечной Сицилии. Но вместо этого Савада дала себе нырнуть в это болото, без права на лишний глоток воздуха. Она рассеяно оглянулась в сторону лестницы, а затем продолжила путь. В тускло освещенных, заброшенных практически коридорах, чей интерьер сливался в одну бесконечную дорогу, ей отчего-то думалось значительно лучше, чем в просторной и комфонтной клетке комнате. В прошлую их встречу Гокудера успел вскользь упомянуть, что на Девятого было совершено нападение. На Девятого Дона. Нападение. Безумие. Кто и зачем — загадка, но мозаика складывалась. Все эти медленные сдвиги в позициях мафии, неожиданная выходка Реборна, даже ее “случайный и крайне самостоятельный” побег казались крохотными кусочками, которые вырисовывались в обретающую черты картину. Тсуна не была уверена, что конечный результат ей понравится, но обнадеживало, что теперь она могла на него повлиять. Но для начала стоило обзавестись союзниками. Со связями, желательно, теми, кто придаст жалкой Наследнице, идущей в придачу с кольцом, хоть какой-то вес. Гокудера был, пока что, ее основными силами. Но рядовые подшучивали, что у них много общего — сбегают из нагретых теплиц и творят что вздумается. Значило ли это, что и у Хаято за спиной стояла Семья? В каких отношениях, в таком случае, состояла она с Вонголой? Ладно, как минимум в нейтральных — он ведь работал по заданию CEDEF. А Рокудо? Он даже имени своего ей сказать не удосужился. Выпрашивать у варийцев не хотелось, ее интерес дойдет до Мармона или даже Занзаса. Да и скрывается он, в конце концов. Не стоит раскрывать такую карту по мелочам. По-крайней мере пока не вернется Реборн... Реборн-Реборн-Реборн… Он явно не на Вонголу играет. И даже не на дурочку-Тсуну. Она тихо вздохнула. Ощущение, что она сама была ошалевшей пешкой, из которой сделали ферзя, не покидало. И окружили враждебными фигурами, ага. “Если знаешь, что за фигура перед тобой, то поймешь, как она должна ходить”. Иногда, присоединяясь на прогулках, он проводил партии сам с собой. Крутил в длинных пальцах пешки и королей, ставил мат в первые десять ходов. Поэтому что-что, а шахматы Тсуна полюбить не смогла. Какой фигурой был сам киллер? Она перебирала пальцами воздух, словно пытаясь наощупь вспомнить очертания его пистолета, черты лица и примерить к шахматной доске. Короткие вьющиеся пряди, извечная шляпа, расстегнутая рубашка. Темные глаза. Изогнутые в издевке губы. Анализ. Контроль. Нет, все не то… Что-то вертелось на самом краю сознания, невидимое, неосязаемое. Что-то медленно согревало изнутри. Теплом оглаживало кожу. Реборн... — Ай! — девушка вскрикнула, когда ее рвануло назад, за волосы. Боль вспышкой пронеслась по нервным окончаниям, и она инстинктивно прогнула спину, пытаясь ослабить хватку. Уголок рта у нее, против воли, дернулся вниз. Тсуна с шипением вцепилась в широкое запястье, но противник и не думал ее отпускать. Наоборот, он дернул ее еще ниже, заставляя склониться и смотреть снизу вверх. Все внутри будто рухнуло вниз. Занзас. Это, шлак его побери, был Занзас. — Отпусти, — вырвалось у Тсуны. Тихо, рвано, чуть громче сбившегося от боли дыхания. Но он услышал. Оскалился так, что выступили заостренные, будто у зверя, клыки. — И что же ты сделаешь? — мужчина склонился к ее лицу, и Савада увидела расползающиеся по смуглой коже шрамы. — Думаешь, сможешь дать мне отпор? С этим? Он без всякого усилия оторвал от своей руки ее собственную и, выкрутив, приблизил к лицу. Девушка закусила губу, подавив зарождавшееся в груди хныканье, но промолчала. А затем распахнула глаза. Вокруг ладони слабо, неощутимо почти плясало... пламя.