Vongola non fu fatta in un giorno

Скайрини не спал третьи сутки. Сначала да, пил. Больше от раздражения, чем ярости или чего-либо еще. Что мусор вокруг начал шевелиться, что жалкие букашки стали высовываться из всех щелей и даже смели скалить зубы, забыв, что могут вовсе остаться без оных. Что кто-то посягает на его цель, его территорию, его заложника, в конце-концов. Кто-то ставит под сомнение авторитет и силу Занзаса. Суки. Все суки, и Скуало тоже. Носится как угорелый со своим херовым планшетом, цепляясь за перила патлами, а стоит боссу вздремнуть на минутку — его и след простыл. Бельфегор что-то промямлил о “стилетах, которые можно в воздухе развешивать от напряжения”, потому Занзас — как мудрый руководитель, не желающий терять ценные боевые единицы посредством своего же рукоприкладства — бродил по необитаемому крылу особняка, пытаясь остыть и не придушить идиота голыми руками. Осточертело сидеть в кабинете. Пусть хоть бутылки там разберут, раз уж в его присутствии боятся. Да и не Мармона же потом делать капитаном. Он сам себе башку прострелит от этого сгустка меркантильности под боком. Занзаса вообще терзали смутные сомнения по поводу этой темной лошадки, но, к сожалению, именно на этом инфантильном придурке держались большая часть дисциплины и их финансовые дела. Опять старый добрый замкнутый круг — на это место тоже претенденты отсутствовали. На удивление гармоничный расклад у них получался. Убери одного, подвинь всех, и проблемы будут копиться снежным валом. Впрочем, их уже сейчас — хоть (жопой ешь) лопатой греби. С Девятым — проблемы, с Вонголой — проблемы, даже херов Скуало, который в знак верности косу свою отстричь не желает — о его навыках в плетении знал весь штаб, но благоразумно помалкивал — все приносят только больше проблем. И источник большинства его затруднений на данный период жизни крайне неудачно замаячил впереди. Занзас даже прикрыл глаза на минутку. Эта мелкая фигура в платье ему только померещилась… Плохое освещение, пыль, недосып и жесткий отходняк. А, нет, к сожалению. Просто к выше перечисленному добавилось вспыхнувшее новыми красками раздражение: Наследница, с которой он и контактировал-то от силы пару-тройку раз, бесила его до белого каления. Не только своим происхождением и положением в их скромном мирке, сколько вечной отчужденностью от этого самого мира, глазами в пол-лица и выражением, в них стоящем. Прочитать полностью не получалось — что бесило еще сильнее — напоминало мешанину из страха, вызова и тщательно скрываемого смятения. Последнее, правда, он больше чувствовал. Привык. Как мышь в углу — мечется, но не пищит. Боится, но скалит зубы. И прямо сейчас фигуру — мыши — внезапно осветило пламя. Не такое, как у самого Занзаса — охватывающее все тело махом, ревущее от силы, перекидывающееся на окружающий мир, жадное. Она даже в пламени оказалась ровно такой же. Деликатные огоньки, плящущие на самых кончиках пальцев, боязливо тянущиеся к запястью, и тут же ныряющие обратно под ладонь. Слабые. Ровные. Яркие до боли в глазах. Он услышал скрип зубов словно со стороны. Сам не заметил, как пролетел длинный коридор, как вцепился в проклятые светлые волосы и это самое запястье до хруста, уже не заморачиваясь о последствиях. В золотых глазах — страх. Боль. И ебаный вызов. “Только попробуй”. Ну, держись, сука. Уж он-то попробует.

***

Дино торопился. Ну конечно, именно в этот день Энзо упал в раковину, двое его подчиненных оказались под образовавшимся завалом, а остальные больше мешались под ногами, нежели помогали. Хотя последний пункт, как раз таки был нормой. Гостя — уже прибывшего — он видел только мельком. Молчалив, холоден и чертовски одарен. Пугающе. А еще парень из штаба Советника сделал акцент на одержимости приглашенного всяческими сводами правил. Куда, конечно, входила пунктуальность. Табло не оправдало его надежд — несмотря на моросивший дождь, самолет и на минуту не задержали и он вот уже сорок пять минут находится на тех. обслуживании. А значит, его парнишка, учитывая вип-класс, прошел все бюрократические процедуры, для представителей их круга - чисто символические, и ожидал прибытия встречающих. Каваллоне залетел в зал, и тут же затормозил. Он боялся, что не найдет в толпе прибывших мелкого японца сразу, и придется бежать обратно к стойке администрации просить объявить о его прибытии по громкоговорителю. Зря, в общем, боялся. Японец — совсем не мелкий. Вообще — окатил его волной тщательно замаскированного презрения, взял с сиденья пиджак с чемоданом и, преисполненный какой-то пугающей грации, медленно двинулся к нему. Дино тщедушно понадеялся, что вот-вот кто-нибудь из волнующейся массы туристов налетит на парня и собьет убийственный настрой, но снова тщетно. Люди — даже не видя его, и совершенно точно не слыша — расступались сами. Какая-то девушка споткнулась и почти столкнулась с плечом идущего подобия атомного ледокола, но японец успел первым. Подхватил под локоть, не обращая никакого внимания на судорожные извинения, отодвинул с пути и двинулся дальше. Судя по тому, с каким потерянным лицом девица потирала место захвата — он и тут не подвел. Только теперь Дино, наконец, понял, какую свинью ему подложил Японский филиал. То-то они замолкали, стоило завести речь о ученичестве и перспективах. Да учить этого парня — как вложить тротил в лапки террористу. По одному взгляду видно. Каваллоне, запихивая поглубже непрошенные мысли, расправил плечи и улыбнулся. Ответом был злобный прищур и негромкий — оглушительный даже в гвалте аэропорта — стук опускаемого чемодана. — Добро пожаловать… — Добро пожаловать было полчаса назад, — оборвал его брюнет. Слух резанул даже не явный акцент, а интонация. Никакой субординации. — Где машина? Мустанг приложил невероятные усилия, не позволив улыбке сползти с лица. Он глубоко вздохнул и махнул рукой. — За мной. И попросил у Святой Матери терпения. Японец презрительно цыкнул и обошел его по дуге. Дино заметил выпирающие из-под пиджака очертания дубинки. — С оружием… От взгляда почти черных глаз в горле невольно образовался ком, и он плюнул на это неблагодарное дело. Как-то же его пропустили на борт. Через семь минут, опередив Каваллоне, японец гордо прошагал к темному автомобилю и прямо у него перед носом уселся на переднее место. А затем захлопнул дверь. Блондин даже замялся на секунду, но затем, тяжело вздохнув, сел в салон. Много. Много терпения.