Vongola non fu fatta in un giorno

— Простите, простите-простите-простите, это в последний раз, сначала будильник не сработал, потом эта кошка, я… я честно... Савада — каждый день, как по часам — сжалась вся, пряча глаза. В коротких волосах запуталась жухлая листва, белая блузка была застегнута настолько криво, что руки чесались исправить, а плечо и колени вовсе перемазаны в земле, говоря о том, что эта неумеха наверняка снова навернулась, пока неслась в школу. Один раз такое произошло прямо на глазах самого Хибари, когда Никчемная Савада неудачно затормозила, проехавшись носом до самых ворот. Пришлось оставить пост и тащить тихо всхлипывавшую дуру до медкабинета. Кее, впрочем, глубоко — очень — в душе это даже нравилось. Сама девчонка, учащаяся на пару лет младше, раздражала по большей части, но вот ощущение превосходства грело самолюбие. Эти подрагивающие плечи и закушенная губа, словно кролик перед ним, а не человек. Да, на человека Тсунаеши походила мало. — Травоядное, — выплюнул он, все же опуская тонфа и позволяя пройти. Странное дело — он знал большую часть школы по фамилиям, но из среднего звена по имени запомнил только ее. Хотя нет, наоборот, было бы странно ее не помнить — каждое утро встречаются, как-никак. Школьница, не веря в свою удачу и тараторя извинения, схватила велосипед — споткнулась о развязавшийся шнурок и почти поцеловалась с асфальтом снова, так торопилась проскользнуть мимо него — и чуть ли не бегом залетела на территорию школы, поправляя на ходу слетающую обувь. Кея даже оборачиваться вслед не стал — на дорожке маячили следующие ученики, которые однако, завидев издалека темную фигуру Главы Дисциплинарного комитета и алую повязку на его плече, тут же обреченно сбавляли ход. Проскользнуть мимо дежуривших было сложно, а уж если дежурившим был Хибари Кея, то миссия переходила в разряд мазохического самоубийства. Почему-то пройти он давал только этой. Если звезды правильно сходились, конечно. Возможно, из брезгливой жалости. Или ради потехи. Хибари не искал объяснений своим прихотям, позволяя им просто быть. Все равно никто не осмелится в достаточной степени, чтобы выступить против “тирании” Дисциплинарного комитета, включая учителей. Порядок превыше всего. А он — воплощение этого порядка. Убедившись, что нарушители школьного расписания запуганы в достаточной мере и даже не пытаются его обойти, Кея все же обернулся, чтобы проверить, не умудрилась ли треклятая Савада накосячить на отрезке от ворот до входа. Конечно, сложно сделать это на расстоянии в двести метров, но именно в исполнении Тсунаеши вариантов была масса, начиная с “запуталась в своих ногах”. Словно почувствовав, девушка обернулась в ответ и встретилась с ним глазами.

***

Мутные, совсем стеклянные, не те, что он привык видеть в Намимори. Савада с минуту будто смотрела сквозь него, а затем пришла в себя. Мелькнула паника — старая знакомая, что встречала его первее самой девчонки — но тут же спряталась за лучистой маской. Тсунаеши натянуто улыбнулась, поднимаясь с пола, разгладила складки дорогого платья. Она стояла выше на пару ступеней, что сгладило разницу в росте, позволяя ей смотреть прямо, не вверх. Наверное, впервые с момента знакомства они стояли вот так. Никчемная Тсунаеши никогда даже не пыталась. Максимум случайно поднимала овечий взгляд и тут же жмурилась, будто если она закроет глаза, то и для остальных станет невидимкой, а не объектом насмешек. Иногда ей хватало смелости наблюдать за кем-нибудь украдкой — Кея всегда был наблюдательным. Например, за тем идиотом-боксером. Эта Савада, не моргая, смотрела ему прямо в глаза и смела улыбаться. Приклеенный к бледной маске оскал, насквозь фальшивый, не сходил с ее лица, темные зрачки словно заволокло туманной завесой, и Кее было сложно понять, что именно творилось за казалось бы прозрачной кисеей. Откуда это в ней? Будто на давно известную каждой деталью картину наложили обрывки другой. Чужой. Хищной до самого последнего мазка. Уголок губы против воли дернулся, обнажая клыки. Ему не нравилось. — Хибари-сан. Он молчал, сверля взглядом до странного незнакомую девушку. В ней все же смутно угадывались старые черты, но… Кея и сам порядочно изменился за два года. Но не так сильно. Он всегда был таким, и с пути никогда не сворачивал. Только совершенствовал себя, шаг за шагом. Савада же из разряда травоядных внезапно если не стала, то опасно приблизилась к его классу. Он медленно — с головы до ног — оглядел стройную фигуру. Жилистая, худая, но не слабая. Старается держать осанку, будто выдрессировал кто, улыбается как заведенная. Взглядом выхватил незначительную, казалось бы, деталь — чуть топорщился край узкого пиджака. Из-за ворота выглядывала тонкая лямка. Кея не был зациклен только на тренировках или обетах, потому в достаточной мере представлял, как выглядит женское белье, даже прекрасно умел его снимать. И мог отличить от портупеи. Проститутка, значит?

***

Гокудера кивнул дежурному — сержант Грозы в ответ зевнул так, что хрустнула челюсть — и двинулся к парадной лестнице. В голове стоял белый шум, так много роилось там мыслей. — Где ключи от консервы? — донесся до него мрачный голос Леви-А-Тана. Иллюзионист поймал их у входа и, не церемонясь, выдал инструкции. Которые чуть не заставили Хаято упасть прямо на месте. Джудайме... — ...А? Тут же были, в ящике... Консерва, значит. Он помнил ее по последней вылазке, на разборках с китайцами эта машинка показала себя просто отлично. Бронированная до уровня легкового танка. Куда же ее везут? Подрывник зашипел, смял в кулаке пустую уже пачку, выкинул прямо на пролете, попав куда-то за декоративный постамент. Только все пошло на лад. Тсунаеши поправлялась, и он надеялся, что Вария не станет рисковать здоровьем ценной пленницы, что это даст ему больше времени. Бьянка обещала поддержку, оставалось всего ничего, чтобы приготовить все необходимое для Десятой Донны. И тут херов босс решает спрятать ее где-то в ебенях, там, куда ему даже хода нет. Мармон ясно выразился: самого Гокудеру высадят где-то в середине пути и отправят для проверки какого-то поставщика, а Леви отправится с ней дальше. Сука. Сука-сука-сука. Он готов был выть от отчаяния. Разлука с Десятой была равносильна пуле, которая вместо милосердной пустоты медленно, день за днем, вскрывает мышцы, вслед за кожей, сверлит кости и никак не доберется до сердца. Что делать? — Эй, динамо! Он весь собрался, напряженный до дрожи, но заставил себя прорычать что-то в ответ. Если его и с поездки снимут, то это будет полный провал. Это его, наверное, уничтожит. Или заставит в полном безумии попытаться разнести штаб в одиночку. — Поторопись там, — голос Офицера доносился до него грохочущим эхом, — Мармон сказал что Тсунаеши может быть с поклажей, поможешь. Разможить бы тебе голову. Всем вам. Вместо этого Гокудера кинул что-то утвердительное и уже бодрее продолжил путь. На некоторых участках лестничного узла барахлили камеры, после его грандиозного вторжения светошоу, и Хаято придется поспешить, чтобы поймать Тсуну где-нибудь в слепой зоне. Только бы успеть.