***
Когда камера открывается, и через стеклянные стены он видит чужой силуэт, окутанный дымкой… это похоже на жестокую шутку судьбы. Мукуро мало того, что жив, так вполне себе здоров и отвратительно знакомая улыбка, что кривит его губы, не оставляет простора воображению. Не изменился, ни внешне, ни внутренне. Демон во плоти, и руки сжимаются в кулаки, запуская пламенную воронку внутри саму собой. Секундная вспышка веры — смогу, уничтожу, спасу остатки себя и мира… Он кидается вперед раньше, чем понимает что делает. …и слушается чужих приказов раньше, чем до конца осознает. Один взгляд разномастных глаз, и колени подламываются, а последняя надежда тонет в океане. Равнодушия. Рабской покорности. За годы это стало привычкой. Единственной возможной функцией его бренного существования. Мазохическое желание слушать — как способ наказать самого себя. Я виновен, всегда был и буду. Девять кругов ада. На земле.***
Ланчия сжимает и разжимает руку — ему неслабо прилетело от противника. Скорее даже от обоих — тот человек с дубинками, вёрткий слишком, успел проскочить под локтем, и слабая тупая боль до сих пор текла по венам, вверх, к колену. Тихие переговоры наконец воссоединившихся напарников, мелькающий за окном осенний пейзаж… Его клонит в сон, но… Напротив сидит, умилительно сложив руки под острым подбородком, Мукуро. Даже иллюзию не наложил. Ухмыляется, светя алым глазом: «Ты окончательно смешался с грязью под моими ногами». Не сбежишь, не нападешь. Не сдохнешь даже без приказа. И Ланчии нечем крыть. Пальцы упрямо сводит судорогой. Нога онемела. Рокудо, зевая, наконец отворачивается вперед, находя, видимо, визгливого водителя более интересным объектом, и Ланчия — если бы мог — чувствовал бы легкую благодарность. Но он не может. …держался до заключения за что-то внутри. Слабую, ничтожную надежду: когда-нибудь ему попадется шанс убить Рокудо, или себя, или еще какой шанс на искупление грехов. Но нет. Свет пропал, оставив его в непроглядной тьме, заставив осознать окончательно — это и правда преисподняя, а Мукуро — его личный истязатель. Может, он давно мертв, и все это — лишь круги ада, повторяющиеся из раза в раз. Это так легко и логично вписалось окончательно в картину этого мира, что Серпента просто смирился. Отвернулся от шумящей парочки, которыми пресытился еще в тюрьме, и тупо уставился в мутное окно. Высоко над головой расстилались слоистые облака, и они — словно в напоминание — казались ему удушливыми перьями тумана, что наконец смогли закрыть собой весь мир.***
Он, повинуясь жесту рукой и игнорируя настороженный взгляд светловолосого парня, пахнущего динамитом, выскакивает из грузовика последним. Стоит у дверей, не заходя внутрь: Мукуро приказал ждать. Предательски подломилось то самое колено, но никто не заметил: Чикуса, как всегда настроенный скептично-настороженно, что-то едва слышно спрашивал у их лидера, а Кен разминал затекшие конечности. Ланчия не следит за обстановкой — для этого есть другие. Следует приказам только, и сам не замечает как оказывается у двери из темного дерева, пока остальные о чем-то беседуют с пока неизвестными ему голосами. Женские, — безразлично только подмечает. Странно это. С женщинами Рокудо дел особо не имел. Ну, только с извлечением выгоды и до внезапного разрыва отношений. Как правило по причине смерти любовницы. Свидетелей он не любил еще больше, чем «глупых нимфеток». —…ну хватит любезничать, потом познакомитесь, у нас в бегах времени будет валом. А еще у меня для тебя просто потрясающий сюрприз! — Ты решил почтить нас своим уходом? — цыкает бархатный голос, более старшей женщины. Другая молчит, и мужчина внезапно чувствует слабую странную щекотку: будто кто-то там, внутри… пытался его нащупать. Против воли сделал шаг назад. Ощущение пропало. Не из-за увеличения дистанции, скорее из-за раздавшегося ядовитого смешка: — Донна Гаваларо, для вас «хорошие» новости отдельно: мы напоследок славно развлеклись с ребятами из CEDEF, ждите скорых проверок… Мафия еще. Ничего удивительного, и Серпента почти ожидает, что под «сюрпризом» Мукуро сейчас подразумевает «начнем ужин, а потом я перережу твоих подчиненных и семью», но очередная ошибка сценария заставляет тупо встряхнуть головой и прислушаться: — Эй, шавка, тебя там контузило? Заходи, второй раз повторять не будет! — рявкает Кен. Под смех Мукуро Серпента нажимает на дверную ручку. — Чего вздрагиваем, Гокудера? А, привык уже к позывному… — Я тебе сейчас его знаешь куда засуну! — Хаято! — вклинивается другая девушка… И Ланчия, щурясь от бьющего в глаза света, не вслушиваясь в возникшую перепалку, делает шаг уже вперед. Другой, выходит в центр просторного зала с витражными окнами, не глядя на окружающих. Он знает какое впечатление производит — Рокудо долго смаковал этот образ «самого страшного преступника Италии». Шрамы переплетаются с татуировками, цепь сковывает руку до синяков и идет к массивному металлическому шару, что он волочит за собой. Верх тюремной кофты Туман заставил его снять еще в машине. Тяжелое, гнетущее молчание. Мукуро наверняка упивается произведенным эффектом, как художник, что демонстрирует свое детище. Глядите! Разбитый, ожесточенный, тонущий в бездне своего падения, его личный пес… — Сеньор! — звонко режет тишину тот самый девичий голос, до того едва слышимый за криками Рокудовской тройки и беловолосого водителя. — Вы ранены? Щелк. В голове — непонятная щекотка. Очередная ошибка давно определенного сценария, и мир снова трещит по швам. Все не так, как было, не так как должно быть. Издевка? Мукуро нашел себе кого-то под стать? Ланчия, опешив, поднимает глаза, спеша успокоиться, подтвердить вполне рабочую теорию. Мафия не бывает сострадательной, если ей нет выгоды — он это хорошо уяснил… Мукуро, кажется, удивлен тоже (он умеет?) — дергается недоуменно его бровь. Глядит чуть внимательней на мужчину. Цыкает недовольно: ну да. Не обратили внимания: ткань штанов почти вся пропиталась кровью: порез шел вдоль бедра, на темной ткани было не видно, а самому Ланчии — плевать. Голос принадлежал не медноволосой — слишком далеко стоит. Тогда это была… Удар. Пустота. Звон осколков мира. — Убийца! — он хотел бы ей помочь. Попроси она, и Серпента, двенадцатилетний дурак, бросился бы ради этой совершенно неизвестной, потерянной девицы в бега. Потому что давно осознавал всю гниль семьи, потому что впервые понял что именно творит,***
Хрупкую тишину на этот раз нарушили… аплодисменты. Савада, с явным усилием пытающаяся аккуратно поднять впадающего в беспамятство мужчину обратно на диван, обернулась… чтобы застать улыбающегося Мукуро. — Поздравляю, пташка! Навыки растут. Скоро с одного взгляда будешь толпы косить — и кому только сдалось это пламя, да?.. За спиной у них раздается грохот падающего тела: «подарочек» Рокудо свалился-таки в обморок от потери крови.***
— Девять кругов ада, серьезно? Ты и правда готова за любым дворнягой ухаживать? Не марай руки, положи его обратно на пол… — Да, Джудайме. Хватит всякий мусор подбирать… — красноречивый взгляд на того самого, «подобранного» ранее. Никак в Варии нахватался, — подумалось Тсуне. Рокудо одарил его в ответ очаровательной улыбкой. Немного ее портили потеки крови на подбородке, конечно, но в целом окружающие оценили оскал. «Это кого еще подобрали». — Почему? Он приложил ровно столько же, если не больше, усилий в уходе от погони — учитывая плачевное состояние. Значит и отношение будет равное, — отрезала Савада, все-таки аккуратно опуская голову мужчины на обивку. Она сдержалась и даже не закатила глаза. Ее аргумент достиг аудитории, был — судя по воцарившемуся недовольному молчанию — отвергнут — а затем смело пропущен мимо ушей. Радость от встречи, «вернулись живые и даже в полном составе», успела поутихнуть на фоне грызни между вынужденными напарниками. Ругались они тихо, зато вдумчиво и продуманно, будто заранее заучили все колкие ответы для единственного своего ценного зрителя, никак в машине репетировали. Тсуна сотню бы поставила — обоим такой сценарий поведения пришелся по нраву. От осознания — раз понравилось, то так и продолжится — в груди зародился страдальческий стон. Теперь дуэт из Рокудо и Хаято вызывал у нее легкое, но от того не менее неприятное, раздражение. Возможно, катализатором сработал еще один такой же шумный, если не больше, сет из прибывших соратников иллюзиониста. При том, «сдавать позиции» не хотел ни один, вот и продолжали кружить рядом, трепя нервы себе и Тсуне. Бьянки, еще минут десять назад, мудро оценив обстановку, легкой рукой раздала указания рядовым и была такова. По ее прекрасному и печальному лицу можно было буквально прочитать все, что она думает о появившемся в ее особняке детсаде… У девушки вырвался усталый выдох. Сбежала бы давно за Донной, но руку ее крепко сжимала чужая, а вырываться силой не хотелось: не дай небо дезориентированный мужчина выкажет каплю агрессии — на счет темпераментов и степени жестокости своих сторонников она иллюзий не строила. Скоры на расправу, привязанности к чужаку (понятно) пока не питают, помножить вышеперечисленное на остаточный после побега адреналин. Попросить аккуратно разжать ему пальцы? «Десятая, давайте я ему их лучше сломаю», — довольно реалистично прозвучал в голове голос Хаято. Что-то подсказывало, что никто из окружающих против не будет. Приходилось терпеть. — Чикуса? Ты там вырубился, что ли? — … — Кстати да, вы не хотите в медблок? Чего в гостиной разлеглись?! — Не командуй, Хаято. Шоферов не спрашивали. — Ты!.. Так блядь, все, я их сюда зову. Со смирительными рубашками. — В домашнее облачиться решил? Раздался хриплый хохот. Лимит совести у четверки, судя по всему, закончился, как и ее пять минут спокойствия. Тсуна отвернулась. Единственный островок адекватности в этом курятнике притворялся мертвым… то есть спящим. И это был тот самый Чикуса, а не мужчина перед ней. Кстати о том самом. Игнорируя шипения фитиля за спиной — не настолько Гокудера вспыльчив, как хочет казаться, Тсуна опустилась ниже, чтобы рассмотреть рану вблизи. Время терять и ожидать спасения со стороны, как девица в беде — глупо, так хоть опыта наберется: что-то довольно ясно подсказывало, что роль медика не раз и не два перепадет ей. А открытых столкновений, как бы ни хотелось, не избежать, если замешаны носители Пламени. Резанные края открывали оголенные мышцы. Кровь почти остановилась, но тонкая струйка в нижней части продолжала стекать по смуглой коже. Плохо… Савада, задумавшись, приложила было ладонь к поврежденной коже, пустила даже искру между пальцев, заставляя края медленно стянуться, но что-то явно мешало заживлению. Нет, она на многое и не рассчитывала, только потерю крови остановить… Точно! Он ведь хромал. Внутри росло странное для такой ситуации… любопытство. Что-то будто направляло ее, тянуло к открытой плоти. Как хищника на кровь. Что за бред. Савада сглотнула, жмурясь — хрупкость такого рослого и физически сильного мужчины словно гипнотизировала. Она обернулась, с удивлением ощутив полную… тишину. А, нет, возня и крики за дверью, когда только успели они выйти? — … до медблока, это просто местная анестезия, не зашивать же на жи…! — короткий вскрик и грохот. Тсуна ощутила укол любопытства и беспокойства. Осознание, что могут пострадать (и уже страдают) другие люди заставило попытаться высвободиться — хватка на запястье сжалась сильнее — но в ситуацию вмешался более подходящий «миротворец»: — Кен, разожми зубы. Сейчас. Хлюпанье и приглушенный вой человека, которому укусом раздробили кость. Судя по всему, первая помощь сейчас будет оказываться самим медикам. — …придурок! — шипит Хаято. Неужели он думает, что Тсуна магическим образом могла не услышать предыдущий крик? — Или они отойдут, или пришивать будет уже нечего! — хищный лязг зубов, снова шум… Она прикрыла на секунду глаза, как мантру повторяя: «им просто нужно немного времени», «все уляжется». По-крайней мере эти двое, кажется, сумели сработаться, что сначала показалось ей нереальным. Перебранка вроде прекратилась, удалялся и голос Мукуро, отчитывающего агрессора. Нотки удовлетворенного веселья, правда, читались слишком хорошо. Ей бы кто дал это время… Вряд ли стоит ждать подчиненных Гаваларо еще ближайшие десять-пятнадцать минут. Коридор до восточной гостиной вел всего один, и по нему прямо сейчас иллюзионист уводил своего подопечного. Савада покосилась на оставшегося Чикусу, что дремал в кресле слева от окна. Кен на бешеного пса походил куда больше Хаято и этого «сюрприза», казалось Саваде. Дурное сомнение — а правильно ли было вообще принимать этих двух (трех) — кольнуло внутри, но она только сжала сильнее зубы, отгоняя их. Нет дороги назад. Не высаживать же их у ближайшей тюрьмы, прося принять назад. «Две недели ведь еще не прошли», ха-ха-ха. — Ладно, — вслух подбодрила себя девушка, — ладно. Я, может, не медик, но кое-чему нахвататься успела. Да? — не слишком убедительно звучало. Но и не так плохо. Твердая тройка, Тсунаеши. Свободной рукой заправила мешающие пряди за ухо и вернулась к ранению мужчины. Наложить бы жгут… но под кожей явно нащупывалось инородное тело. Скорее всего оно и вскрывало поджившую рану изнутри при любом лишнем движении. Не маячок — Мукуро бы первым делом его обезвредил. Твердое, но теплое — согретое внутренностями… Тсуна удивилась запоздало, что ни отвращения, ни ужаса, ни даже верной спутницы паники не испытывает. Привыкла уже. Она смотрит на свою покрытую потеками крови руку, потом на узкий разрез. Ждать у моря погоды, а от запуганных медиков — спасибо опять же Хаято и Мукуро — скорости глупо. Ну, раз ничего не поделаешь… Пальцы медленно погружаются в чужую плоть. Странно, не так легко, как казалось: он неосознанно сжимает хватку, напрягает разорванные мышцы, мешая. Но ладонь Тсуны окутана легким ореолом, успокаивающим, мешающим разрастанию боли пламенем. Сходство чужака с Леви-А-Таном будоражит. Снова эта сладкая, болезненная тревога первооткрывателя, нарушителя в храме-теле другого человека. Гулко бьется сердце. «Я могу сделать хуже», — сопротивляется сознание. Но… …совсем чуть-чуть, она только… Кто еще может использовать анестезию Луссурии, лучшего медика Варии? Кончиками ногтей удается кое-как подцепить скользкий металл. Слишком крупный и странной формы для пули. Чистый срез под подушечками пальцев — не осколок. Часть чего-то. Она вытягивает предмет и сперва, в красном и черном, не может разглядеть, что именно держит в руке. Дрожь узнавания — неосознанного еще — прошла через тело. Это был шип. Что-то екнуло внутри. Тсуна вертит предмет в руке, никак не желая понять, где именно и когда его видела. …для вас «хорошие» новости отдельно: мы напоследок славно развлеклись с ребятами из CEDEF… Ее качнуло. Тошнота поднялась к горлу. Она знала, на каком оружии крепился шип раньше. Тонфа.