***
— Почему вы не обработали ему ногу в машине? — резко вскинула голову девушка. Глухое раздражение, укор искажают тонкие черты лица. Голос тихий, но… В глазах ее стоял металл. Чикуса медлит, смотрит в ответ, долго, изучающе. Резкий контраст пробегает мурашками по телу. Так вот что имел в виду Мукуро. «У пташки милый, обманчивый окрас и острые, хищные когти». Это было почти красиво. Чувственно, искренне. Женское, такое простое и низкое начало в желании защищать никчемного причудливо смешивается с задатками жесткими, лидерскими. Рокудо как всегда. Лучше бы завалил ту рыжую Донну. Избавляться, во всяком случае, от той Чикусе было бы проще. Он пожимает здоровым плечом. Накручивает на палец нитку йо-йо, который успел уже раскрутить, ожидая ответа. Безобидная побрякушка крутится в воздухе. Хороший исход. При плохом Туман был бы очень недоволен, а им четырем пришлось бы выбираться из превратившегося в скотобойню особняка. — Не воспринимай его на равных, — предупреждает он. Скользит нить, вслед за нею — взгляд золотых глаз. Она словно интуитивно понимает, что на самом деле может эта самая «игрушка». Или успел ее подрывник предупредить? Лояльности ему было явно не занимать. — Это — не полноценный человек. — Не вижу ничего неполноценного. — Попробуй поговорить, как очнется. Стена будет куда более интригующим и занятным собеседником, — просто отвечает Какимото. «Джудайме». Он ожидал увидеть кого угодно — Мукуро всегда был слабо предсказуем даже для них. Но девушка… Мало данных. Она явно собирается возразить. Сводит брови на своем кукольном личике, губы сжимает — но тут же охает. Чикуса переводит взгляд: их укурок наконец очнулся. Дождь делает приглашающий жест рукой — попробуй, добрая душа. Разговори умалишенного. Раб без приказа вдох лишний не сделает. — Сеньор, — тонкие пальцы оплетают мощное запястье. — Все хорошо, вы в безопасности, — Серпента, мутными глазами окидывая комнату, пытается сесть. Он разжимает захват, и Какимото замечает алые следы на ее белой коже. Больно, наверное. Но эта Тсунаеши только заботливо придерживает качающегося мужчину, помогая сесть прямо. — Не перенапрягайтесь. Сейчас придут люди, они вам помогут, хорошо? — зря — крутится на языке, но он наблюдает дальше. Почему нет? Нужно знать о новой «питомице» больше. Судя по поведению Мукуро, он твердо решил сменить себе фаворита. Ей страшно не повезло их всех встретить. Какая однако сука эта судьба, а? Говорили, что девчонка сбежала от Варийского отряда, и вот поворот — теперь она заинтересовала Мукуро. В лучшем случае пойдет с ними по доброй воле и станет четвертой, Чикуса не готов к новичкам в их тесном кругу, но нехотя должен признать: их не поймали бы так легко, не будь их защита неполноценна. В худшем — займет место Серпенто. А что? Идут в ногу со временем. Пора избавляться от брутального татуированного мужика и брать хрупкую девочку с яркими янтарными глазами. Зрелище не приевшееся и всяко более приятное. Чикуса обдумывал все это молча, вслушиваясь поверхностно в тихий успокаивающий голос. Она не такая раздражающая, как несколько… предыдущих их попыток найти пополнение. Хорошо. Он был против, но если девчонка правда сильнее, чем кажется… С щелчком поймал йо-йо. Чуть не забыл. Перед заключением он придумал-таки новый прием. Не сравнить с иллюзиями Мукуро, конечно, но в своей грубой простоте техника была даже лучше — никакие подавители пламени не сработают. Чикуса убирает оружие в карман одновременно с прозвучавшим вопросом: — Как вас зовут? Брюнет дергается весь, словно ее слова обрели материальность и жгут ему кожу. Какимото следит из интереса и невольно из-за ответственности: мало ли что померещится этому обдолбанному. Он и так чистотой рассудка не отличался. Свернет шею мукуровскому цыпленку, и все. Тишина, пустой взгляд последнего из Эстранео, да печальный, призрачный почти вид Савады. Дождь закатывает глаза, снисходит до вмешательства: — Он не говорит без приказа Мукуро. — Из-за препаратов? — Можно и так сказать, — Чикуса отворачивается, прекрасно понимая, как двояко звучит фраза. Сколько подразумевает. Он не любит юлить, строить многоступенчатые стратегии как их босс, и с куда большим принятием просто высказал все что думает — но тогда вероятность сопротивления потенциальной «кандидатки» в их группу будет куда выше. Однако вид у нее непрошибаемый. Занятная девчонка. Он равнодушно разминает плечо, чувствуя почти чужое недовольство. Его таким не возьмешь. Если Мукуро — ядовитый туман, что заползает в легкие жертвы и дурит кровь, то Чикуса — ледяной дождь, что градом осыпает приговоренных правдой. — Его зовут… — Ланчия. Чикуса замирает. Как и шатенка — она поворачивается к Серпенте, и снова разливается в воздухе ее мелодичный шепот. Но Дождю не до того. Ланчия ответил сам. Рокудо не должен был так рисковать. Нужно поставить его перед фактом: развлечения развлечениями, но безопасность выше. Эстранео слишком давно и сильно их ненавидит, без иллюзий он довольно скоро расчувствует вкус свободы и собственной силы, которой — к сожалению Какимото — было более чем достаточно. Он так поглощен анализом произошедшего, неповиновением устоявшимся уже правилам Ланчии, что не обращает внимания на зашедшую группу в халатах. Они крутятся рядом, мешают думать, забивают обзор. Серпента… Но о нем он позаботится позже. Она сбегает. Усыпив бдительность и жажду крови Эстранео, прикрываясь другими людьми от внимания Какимото, мягко движется к двери, тихая, легкая. Умная, однако. Недостаточно — если Чикуса и не мог понять что не так, то теперь был уверен точно. Поспешность выдала ее с головой. Она что-то скрывала. Чикуса с хрустом разминает шею, неслышно поднимается из кресла и незаметно для путающихся под ногами людей выбрасывает вперед кулак. Один из медиков шугается — спасибо, успел отвезти в палату колегу с оторванными пальцами — и тут же с недоумением возвращается на место. Раскрытая ладонь Какимото Чикусы была совершенно точно пуста.***
— Хорошо, Ланчия. Сейчас придут медики, постарайтесь сильно не двигаться — раны могут открыться. Договорились? Только после, убедившись, что нет, он себе не навредит и нет, не будет нападать на оказывающих помощь, как успел уже Кен — Тсуна позволила себе аккуратно высвободить ладонь из чужих смуглых пальцев во второй раз и тихо выйти — не выбежать — из гостиной. Резкий выход в пустой прохладный холл внезапно отдается острой, колющей болью в затылке. Как душно оказывается там было… Тсуна на автомате касается пальцами прядей, едва ощутимо массируя кожу головы, заставляя боль затихать. Круги перед глазами тают. Или это от напряжения? Вымотал ее этот… проклятье. Только прибавилось проблем. Приспичило ему вести с ней диалог, отмороженному… Савада отнимает руку от затылка с облегчением… и хмурится недоуменно: на пальцах явно были темные потеки крови. Ланчии? Он был ранен не настолько сильно, вроде бы, и Тсуна его рану не трогала. Верно?.. — Джудайме! Савада оборачивается. У него, почему-то, виноватый взгляд. Из-за потасовки, в которую они попали? Заключенного, что свалился у его драгоценной-ранимой Десятой на глазах? Напавшего на своих же Кена? Она… даже не поприветствовала его нормально — не успела просто, Мукуро тут же перетянул все внимание на себя, и потом просто не было времени… «Дура», — стучит в голове. Савада молчит. Извиняться нет сил. Полдня в работе с Бьянки, что не знает жалости, их молчание в эфире — из-за которого Тсуна думала, что умрет на месте, от вины и страха. Триумфальное возвращение, омрачившееся «сюрпризом» Мукуро.***
— Бесящая немного. Карамельками пахнет. Не страшная. Но вообще, девка как девка… Секундное молчание. Он зубами едва слышно скрипит: ну так и знал же, сейчас опять в красноречии упражняться будет, умник хренов… — Это именно та конструктивная критика, что я хотел услышать, спасибо, — равнодушно-издевательски отчеканил Чикуса, усаживаясь на кровать. Ожидавший этой издевки Кен глухо заворчал, но рокот быстро затих. Слишком устали, чтобы грызться в полную силу, ответные уколы были ленивыми, механическими. Мукуро — засранец — все-таки вдарил немного по нему пламенем, заставив утихнуть ярость. Это Кена и злило, и успокаивало: ощущение его пламени было сродни возвращению в отчий дом, будь у него такой. Комнату им выдали крохотную, аскетично обставленную и явно принадлежащую прислуге, но не после тюрьмы на это жаловаться. Эта иллюзия «уюта» многого стоила: они и до заключения часто кантовались в самых неблагоустроенных притонах, спали то на земле, то в подвалах и на стройках. Жизнь идущих против мира имела свои недочеты, в конце концов. — Еще что-нибудь добавишь? — Нахера ты меня спрашиваешь вообще? — устало удивился блондин, стягивая заляпанную чужой кровью тюремную робу: переодеваться времени не было. Медики местные, конечно, хотели его раздеть и забинтовать как им удобно, но после каких-то пары оттяпанных пальцев здраво и здорово умерили энтузиазм. «Все равно все заживает как на собаке», — любил добавлять Какимото. Люди с уколами и в белых халатах у Кена лично всегда стояли в приоритете. В приоритете на убийство. Нормальные люди намеренно такой мерзкой работой не занимаются априори, а больных ублюдков он за бесплатно готов гасить, только мир чище станет. — Тебе же мое мнение всегда — только подтереться надо, — следом за кофтой в угол летят грязные штаны. Вещи брюнета — в противовес — аккуратно сложены на спинке одинокого стула. Молчаливый укор без всякого эффекта разбивается о покрытую сеткой шрамов спину. — Ками… ладно. Запах? Какие-то предположения? Насколько опасна или сильна? — А чё с анализом твоим? Движения всякие там, мимикрия…. И вообще, Мукуро сказал: работаем вместе — значит, работаем. Тебе что, больше всех надо как всегда? Умник-хуюмник. — Мимика, а не мимикрия. Запоминаешь слова, так хоть правильно это делай, — поправил брюнет, снимая очки. Щурился без них он довольно забавно. — Просто скажи, что увидел. — Бабу я увидел! — рявкнул Солнце, устав от расспросов. Несмотря на то, как кичился он перед окружающими, регенерация у него тоже была не бесконечная. После долгого осмотра и еще более долгой беседы с этой Гаваларо хотелось спать как убитому, тем более Мукуро стопроцентно их куда-нибудь припашет. По одному взгляду его довольному было понятно. А вместо отдыха этот ему мозги ебет. И так в камере хотелось от него на стенку лезть, так и тут их снова вместе поселили. Чикуса еще недоволен был, что босса в другом месте держат… Джошима их любит, честно. Но не конкретно сейчас. Он продолжит их любить завтра, выспавшимся, отдохнувшим и — желательно — накормленным. — Обычную, — уже несколько подостыв, повторил он. — Мукуро считает, что это Ураган. Но характер совсем не вяжется… — … Вы когда вообще успели это обсудить? Ты бы лучше пощупал ее где, пламя он разбирает… — снова застонал блондин. «Импотент». «Кобель». Молчаливый обмениван оскорблениями закончился. Им и проговаривать это вслух не всегда нужно, так хорошо друг друга знают. — Следить надо было за ним в машине, а не слюни во сне пускать. Как будто референдум пропустил, блядь. Не предупреждали же, сами там, небось, азбукой морзе перемигивались или еще чем сигналили, а виноват опять Кен. Он проглотил поднимающийся внутри гнев и рухнул на кровать, с удовольствием подмечая брезгливую гримасу напротив: мыться он принципиально не собирался, спасибо тюремному душу в виде поливаний из шланга. Ближайший месяц — точно. Отвращение друга настроило его на позитивный лад. — Не, там больше… того. Солнцем пахло. Видал, как она за Ланчию ратовала? Но… и правда, нахер она тогда Мукуро сдалась? Меня не хватает? Уже сегодня ночью уйти могли бы, — хорохорится. В своем состоянии Кен бы скорее гордо уползал. Аргументировать доводы их негласного лидера, перессказывать все, о чем они беседовали (незаметно для водителя) по дороге, пытаться заставить блондинистого идиота думать самостоятельно… он выключил светильник, чтобы тот наконец вырубился, как грозился битые полчаса. — Захотелось просто, значит, — зевнул напоследок Кен. — В его духе. Чикуса поморщился близоруко в повернутую к нему спину: диалога у них как обычно не вышло. Солнцем пахнет, он сказал… но атрибут к Урагану более чем близкий. Может, и правда сочетает без своего ведома? Что же, в таком случае, она там в ранениях Ланчии углядела? Какимото будто почуял разлитую в воздухе панику, хотя рана явно не смертельная. И острую нотку опасности тоже почувствовал, что-то было с девчонкой не чисто, а Мукуро уже ушел, и предчувствие подсказывало, что даже будь он там, не заметил бы этих едва видимых нетренированному глазу перемен. Йо-йо в кармане уже плясало, готовое к атаке. Она о чем-то узнала. И знание это заставило ее испугаться их, Кена с Чикусой, так, как не заставил убийственный вид Серпента. Что хуже — заставило в чем-то подозревать. На их совести слишком много всего, не выяснить так просто, с какого конца девка связана с теневым миром. Но убить ее… много проблем, мало доказательств. За призрачные аргументы босс гнев не умерит. Оставить ее так — опасно. Оставалось только… — Так зачем ты ей иглу в башку загнал? — внезапно послышалось со стороны Кена. Брюнет недовольно поджал губы. А напарник-то растет: он был уверен, что солнце уже спит без задних ног, и что он тем более не заметил, как Чикуса проверял количество встроенных в заряд игл. Вернее, восполнял отсутствие той самой. Не такой он тупой, каким иногда кажется… хотя в арсенале Какимото только одна техника, требующая только одной иглы. Объяснять все это… — Захотелось, — с легкой издевкой ответил Какимото. — Хотя не в моем духе. Спи уже. …и что, все-таки, задумал Рокудо? Что за договор у них там? Работа с мафией, это, конечно, что-то новенькое. Надо не забыть завтра как-то, избегая лишних ушей, сказать ему о потере контроля над Ланчией. И, конечно, о подозрительности Савады Тсунаеши. Игла — это, конечно, хорошо, но эффект ее временный и довольно смазанный. Куда лучше качественная иллюзия. Причины, по которым Мукуро решил держать «недо-солнце» рядом, тоже сомнительные и очень, но Чикуса решил сильно не вникать. Босс сам разберется.