Vongola non fu fatta in un giorno

— Она отказалась, — тихо сообщает Гокудера. Он сидел у стены, уставившись в пол. В перебинтованных пальцах — мятая пустая пачка. Колет внезапно мысль: так ли пусто и у него на душе?.. Спаннер порылся в карманах, нашел портативную горелку, предложил было, но тот отказался резким мотанием головы. Спаннер хотел бы найти слова утешения, поддержки, обещания, что Тсуна вот-вот придет в себя, одумается, откроется им снова, готовая слышать и слушать… но, во-первых: это была бы чистой воды ложь, потому что он с каждым днем в это все меньше верил, а во-вторых… Он наклонил голову к плечу, присматриваясь. Да, не показалось. А во-вторых, открывшийся ему взгляд зеленых глаз был очень и очень далек от его представлений о «разбитых, пустых и отчаянных» людях. Отказ Десятой Донны явно не умерил его энтузиазма. Черт знает, что происходит в этой седой бедовой голове, но прямо сейчас Гокудера буквально горел мрачной решимостью. Ох, как чертовски он в эту секунду походил на свое падшее Небо, знал бы он… —…Но ты, кажется, этим не расстроен, — констатировал механик. И, решив что этот факт ему ничем хорошим все равно в ближайшем будущем не аукнется, пожевал губу и со вздохом добавил: — Проклятье. — Еще какое, — Хаято встал, кое-как засунув последнюю сигарету в карман. Еще три скурил от нервов — все обдумывал свои ходы и их последствия. — Она была настроена отказать в любом случае… так что о «подарке» от твоего тайного покровителя я не сказал. Не намерено, — стушевался, зажмурился на секунду, явно испытывая все-таки дискомфорт, обманывая свою Донну. — Тсуна… не дала договорить. Но, может, оно к лучшему. У Спаннера все внутри совершило дикий кульбит. — Потому что ты ему тоже не доверяешь? — осторожно предположил он, прекрасно понимая, что дело далеко не в том. Но «подарок» от заказчика должен был ждать в другом городе, в определенное время, и если Тсуна отказалась, а подрывник ведет себя так странно… вот жопа. — Потому что мы заберем этот подарок сами, — «воодушевил» его Хаято, видя как стонет Солнце и демонстративно закрывает лицо руками. — Вернее, я заберу. Ты будешь следить, чтобы Ланчия и Тсуна были в безопасности — в ее случае, и не пытались меня остановить — в его. — Ты должен взять хотя бы Моску, — попытался возразить механик. Ему не комильфо, конечно, оставаться без своего единственного оружия и щита в этом колодце, но все лучше, чем если Хаято загребут, а им в «колодец» закинут бомбу, чтобы выкурить. — Один? В такое мессиво?! — Им не до нас. «Если верить Шамалу» — пронеслось в голове, но Хаято отмахнулся от этих темных мыслишек. Да, состояние Тсунаеши определенно сказалось и на его… взглядах на мир в общем и на людей в частности. Все-таки Небо имело огромное влияние на свои вторичные атрибуты в лицах Хранителей, а он — Первый. Но начать подозревать непонятно в чем своего же Учителя, это что-то новенькое. Хаято на секунду словно макнули с головой в прорубь. Что-то напрягло, зацепило его в этой вспыхнувшей на секунду мысли… Он нахмурился, гоняя туда-сюда свои же размышления за прошедшую минуту, пытаясь понять, что именно показалось ему важным, но тут Спаннер откашлялся, намекая, что не против услышать аргументы. — Да, прости… задумался. Как я уже упоминал, Девятый сложил пост, теперь там вакханалия стоит до Небес. Так всегда происходит, а сейчас тем более — нет прямого Наследника. До Тсуны, конечно, мы добраться не дадим. Я вылечу пулей, заберу, что нам дают… если ловушка — опять же уйти будет проще. Ты прости, но Моска это… — Знаю, на спидран не рассчитан, — он вздохнул. — Я бы мог подготовить его. Или другую аппаратуру, на всякий случай, но… — Но времени нет, — Хаято улыбнулся краем рта. — Знаю. Но и другого выхода тоже. До места встречи с «подарком» было полтора часа езды, а до Шамала — четыре. При том что ему нужно было успеть обратно, а на подходе к территории Вонголы определенно будет море постов и проверок. Он просто физически не осилит разобраться с ними всеми — тихо ли, со взрывами ли… Так что выбор очевиден. Лучше синица в руках… даже если она может оказаться приманкой. Хаято рассчитывал, что успеет схватить сыр и свалить из мышеловки до того, как она прищемит ему хвост. Да и будем честны: технику можно взломать, Спаннера — пытать и гипнотизировать. А Гокудера, даже если попадется… не попадется он. Сдохнет, всех с собой в могилу затащит и гранатами присыплет сверху, но не выдаст свою Донну. Так что он идет один.

***

Угнать машину было проще простого для него, но Хаято страхуется. Находит сервис каршеринга, под маскировкой и с кое-как взломанным ID берет тачку, даже пламя толком не используя: Ураган в принципе плохо сочетался с иллюзиями и затуманиванием разума да техники, а вот следы его угадать с помощью хорошей аппаратуры наоборот было намного легче, чем тот же Туман. Угон машины — это мелкий, но звоночек, а с такими мелочами мафия и привыкла иметь дела повсеместно. Но от беглецов в последнюю очередь будут ожидать цивильной аренды, толстых очков на носу и руки в гипсе. Про гипс в последний момент придумал-таки Спаннер: он считал частоты, что принадлежали их… кхм, ладно, их «союзнику» Хибари Кее. Если жопа, в которую Хаято попадет, будет слишком уж глубокой, то проще (в теории) будет вызвать именно его, а не их, находящихся в изоляции в бункере. Гокудера ставил сотку и еще оставшиеся шашки с обеими своими почками, что Кея сигнал не получит, а если получит — проигнорирует, но это была какая-никакая страховка. Еще, правда, в бинтах прятался его любимый динамит и пистолет с тремя обоймами, но на Кею все же надежд было больше. Хаято вел неприметный серый седан, страдая от невозможности то ли кончик носа почесать, то ли закурить, а взгляд все съезжал с дороги на полуденное солнце. Через полчаса будет развилка. И ему придется решать: либо сунуться-таки к Шамалу, либо выбрать «подарочек» от их невъебенно подозрительного мецената. Впрочем… все решено. Даже невъебенно подозрительный, всезнающий и непонятный тип сейчас лучше их «любимой» Вонголы.

***

Чайки. Закатное солнце. Мерзкий теплый асфальт под голыми пятами, липнет, царапает, мешает страшно. Его ладонь в крови, всё в крови, копоть, гарь и кровь-кровь-кровь… сердце начинает колотиться в глотке, сбивая дыхание, в голове бьется «Это все ты! Ты натворила! И Мукуро! Вы убили его, их, вы-вы-вы….» — Тише, Тсуна, — Квант закрывает ей глаза, мешая себя увидеть. Свои раны, ожоги и гаснущий взгляд. — Ты не туда идешь. — Извини… я… я так хотела извиниться… — Пустое. Тебе нужно дальше. Савада закусывает на секунду дрожащую губу. Даже так, даже сейчас… Она секунду наслаждается горячими — целыми! — руками, что закрывают ей лицо в этой иллюзии подсознания, и шагает глубже в темноту. Утро. Чириканье за окном. Тсуна — уснула на полу. Ее что-то напугало опять ночью, ей лет пять? Семь? Не хотела опять идти к маме, стыдно же — такая большая, а боится слабых толчков земли. Мама говорила, что Земля — их друг, что земля — это жизнь для растений, животных и людей, и все прочее, и все в таком же духе, и что такие вот крохотные вибрации, от которых только посуда в шкафу звенит слабо — просто дыхание. А Тсуна боялась. Закуталась в одеяло как кокон, и заползла прямо под стол. Увидела мимолетом в мультике для детишек, что так безопаснее. И верила… Слишком далеко, — морщится, и закрывает глаза, игнорируя тянущую слабую боль от вида за окном. От светлых лучей, от разбросанных рядом игрушек, от осознания, насколько давно это было… Звон посуды. Звон?.. — … обещал! Обещал мне! — Тсунаеши приподнимается на руках, интуитивно двигаясь к двери: звуки шли с первого этажа. Это… мама? Мама иногда кричала. Дурашливо, или наставляя, или когда сковородку роняла на ногу… но… никогда на ее памяти: так. Звонко. Отчаянно. Зло…? Вернее, Тсуна это никогда не помнила такого сознательно. Она обернулась, и увидела в зеркале себя — дошкольницу с растрепанными светлыми волосами, что сонно терла заспанные глаза, держась за ножку стола. — Я помню. Отец. Точно, теперь она поняла где оказалась: в то утро маленькая Тсуна провела у него на руках весь день, не веря своему счастью. И даже была выгуляна в другом городе, где был целый парк развлечений. Савада младшая не могла тогда понять, в чем причина — праздник ли это, День Рождения чье-то или просто так — папа ведь давно ее не видел, почему нет? Его грустную улыбку она тогда не разглядела, только уловила странные ноты. «Это потому что он толком не видит, как ты растешь» — ответила ей мать, не оборачиваясь от раковины, в которую оперлась руками. Теперь, кажется, она понимает, что причины были несколько другие. Голоса доносились слабо, Тсуна улавливала только самые громкие моменты. Что это, воспоминания настоящие, или очередной выверт разума? Она встала в полный рост — не такой уж и большой, всегда была слишком мелкой в сравнении с ровесниками. Подошла еще ближе, так, чтобы видеть край коридора. Голоса стали четче. — И я исполню обещание. Слышишь? Больше никаких смертей. Мы оба пообещали. Я помню об этом… но помнишь ли ты, Нана? Тсуна вздогнула от воцарившейся тишины. Тик-так. Дурацкие часы с автобусом-котом, которые так нравились ей в детстве сейчас придали оглушительно-хрупкому безмолвию привкус сюрреализма. «Это выдумка» — она закусывает губу. — «Этого никогда не было. Этого просто не могло быть». Потому что Нана Савада никогда... никак... и ни за что не контактировала с темной стороной жизни мужа. Потому что… потому что это ведь Нана! Ее мама! Она бы никогда… — Помню, — тихо ответил, наконец, ее нежный слабый голос. …помнит всё». Тсуну подкосило. Это было воспоминание. Любимая цитата мамы, когда они смотрели археологические книжки. Образ Кванта был надуманным, заботливым и ласковым, чтобы не ломать ее и без того потасканную психику. Эти же… были слишком реальными. Она сделала последний шаг, насилу сглатывая, борясь с подступающей дымкой, сигнализирующей, что больше в этом промежутке времени она не увидит, силясь услышать, увидеть больше… скрипят половицы — не под ней, не под мороком-аватаром ее эго, но под проснувшейся настоящей Тсуной-в-пять-лет. Она, зевая, шлепая голыми пятками по деревяным плашкам, бредет по коридору. — Милая! — возникший у подножья лестницы Иемитсу — с щетиной, в мятом деловом костюме, приседает прямо на пол, распахивая объятья. Несмотря на все, что она-взрослая уже пережила, сердце щемит от тоски. Тсуна-чан удивленно ахает. — Папа… — Я приехал, как же ты выросла… — Папа, а где твоя каска? Мужчина мнется секунду. Косится на дверной проем в кухню, но жена не выходит на подмогу. Наоборот, там странным образом тихо: Нана всегда вставала ни свет ни заря и шумела там, перебирала ингредиенты, жарила-томила-гремела и пела сладко. Тогда Тсуна и не думала подмечать такие мелочи… — Ах, папа только с… праздника. И… и хочу тебя туда свозить. Познакомить… с дедушкой. Хорошо? Пойдем, выберем тебе лучшее платье. — Дедушкой? Тимотео. Проклятье, эта избирательная детская память… она ведь в этот день впервые встретила Ноно, прямо в парке! Но настолько не придала значения, что запомнила все, вплоть до цвета сахарной ваты, но только не моменты разговора отца с Девятым. Вряд ли, они, конечно, обсуждали что важное при ребенке. — Да. Идем скорее… — А мама? — Она не поедет. Маме… нехорошо. Пугающая тишина кухни была красноречивее всяких других слов.

***

Тсуна вынырнула из солнечного Намимори вся в поту и судорожно вдохнула, только осознав как сильно драло легкие от нехватки воздуха. Она неосознанно задержала дыхание, стараясь удержаться в этом пласту памяти. Что… что она, черт побери, только что услышала?! … силы улетучивались куда быстрее, чем вытекала на металлический пол ее кровь. Нет времени на анализ, нужно было нырять обратно, самое важное, то, ради чего она вообще все это устроила, еще было вне досягаемости. Три варианта. Вечер в особняке Вонголы, когда она впервые увидела переданные Реборном документы, в Варии, когда ее заперли в той комнате с салатовыми обоями и решетками на окнах, или подвал, где она в последний раз взглянула на драгоценные бумаги, перед тем как спрятать их в тайнике. Самым верным вариантом было бы оказаться на территории Вонголы. Только там Тсуна тщательно рассмотрела каждую проклятую бумажку, в двух других ни времени, ни гарантий безопасности у нее толком не было, а потому концентрация сбивалась от нервов и выборосов адреналина. С другой стороны первый вариант был самым давним, и ей казалось, что память сотрется местами. Но если уж Намимори в пять лет оказалось настолько реальным и точным… «Вонгола, — шепчет она себе, закрывая глаза снова. — Мне нужно достать до Вонголы». Открытый вечер, мерзкие Доны, мама, навестившая ее перед сном. Мама… Помнишь ли ты, Нана? — отдается эхом в голове голос отца. Тсуна закусывает щеку до боли, прогоняя столь свежие и будоражащие, пугающие воспоминания. Вонгола… ей нужна эта информация. Если даже преданный ей до последней капли крови Хаято выразил протест, значит времени для нее конкретно и для них в частности все меньше. Если она не найдет разменную монету для возможных союзников, они просто-напросто сгниют в этой дыре.

Вонгола…