Призрак на Танцевальной Площадке

Париж в июле невыносим даже при лучших обстоятельствах, но ничто так не превращает липкий летний день в абсолютный Французский пиздец, как разъярённая толпа. Революционные настроения бегут по улицам вместе с грязной кровавой водой, когда ты проталкиваешься через кучу лягушатников. Ты пытаешься держаться подальше от больших улиц, прижимаешь свой клинок к боку, воровато оглядываясь через плечо, чтобы не терять из виду знакомую непослушную копну волос и извилистую пару жёлтых рогов. В обычной ситуации ты чувствовал бы радость от того, что тебе удалось выследить свою жертву через несколько континентов, но сейчас все жители города вышли на улицу, чтобы посмотреть, как глава Комитета по Общественной Безопасности вознесёт определение иронии на новые кровавые высоты, давка стоит такая, что ты удивлён, как никто ещё не превратился в блин. Париж похож на бочонок нефти, который горит вот уже много лет подряд, и Гамзии ни за что не мог бы оказаться в другом месте во всём мире. Старого дурня тянет на конфликты, как мошкару на горящую электромухобойку, а здесь конфликта хватает сполна. Люди на площади требуют крови, когда ты проходишь незамеченным между ними, возможно, единственный во всей толпе, кто не смотрит на то, как человека ведут к гильотине. Ярость в этом месте почти осязаема физически, кислая и металлическая на вкус; он здесь. После Бостона ты бы узнал это ощущение в любом месте. Ощущение нарастающей злости, отвращения и ярости, похожее на рвоту, подступающую к горлу. Ты поднимаешь взгляд на окно здания, выходящее на площадь... и в этот момент ты впервые видишь его за пять лет. Его одежда неопрятна, волосы грязные и взлохмаченные. Ты практически ощущаешь алкоголь в его дыхании, когда он смотрит с чем-то похожим на чистое любопытство на пристёгнутого к скамье человека, пока палач зачитывает приговор. Ты натягиваешь капюшон на глаза, потому что, на мгновение, готов поклясться, что он заметил тебя. Ты очень усиленно стараешься верить в то, что ты невидим, но даже если взгляды толпы проходят насквозь через тебя, подобраться к нему незаметно всегда было непросто. Ты готов поклясться, что на мгновение он тебя увидел... а потом просто отвёл взгляд, снова вернулся к подиуму, где некогда горделивый муж готовился к казни. ___________________________ - Дьявольский способ умереть, верно? – тихо хрипит он, когда ты закрываешь за собой дверь. До революции этот отель был роскошным, элегантным заведением для лучших сливок общества, пировавших, когда остальная часть страны умирала от голода. Теперь он лежит в руинах, позолоченные столы и стулья покрыты пылью, дерево прогнило, повсюду грязь и мусор, как и во всей стране. - Знаешь, они проводили с гильотиной чё-то типа эксперимента или вроде того? – он усмехается, прислоняется к раме окна, а лезвие гильотины поднимается всё выше и выше в воздух. – Один еблан вызвался добровольцем для казни и решил узнать, сколько он ещё будет барахтаться, когда его башка слетит с плеч. И, зуб даю, братюнь, он открыл глаза, когда его тыква покатилась по лестнице... разве это не пиздец, а? Можно было пару секунд посмотреть в глаза этого еблана после того, как его убили. - Да что ты говоришь, - отвечаешь ты, изображая интерес к беседе. - И знаешь, что самое поганое? Эти уебаны, что убили того чувака, они даже мятых газет в корзину не подложили! – он ржёт пустым механическим смехом, демонстрируя кривые зубы, которые он не чистил много лет. - ... В смысле, бля, если уж собираетесь пришить еблана, обеспечьте ему хоть немного удобства, верно? Пусть посмотрит на что-нибудь приятное, прежде чем сдохнуть... В смысле, бля, они ведь не знали, что он ещё будет жить, потеряв несколько дюймов роста, но всё же... Он замолкает, на его лице медленно расплывается улыбка, глаза фокусируются на надвигающей казни на площади внизу. Ты ничего не произносишь и крепче хватаешься за свой клинок, медленно вытаскивая его из ножен. Шрам через твой нос саднит болью, оказавшись так близко от когтей, которые его создали, боль становится всё более и более резкой, когда ты подходишь к нему сзади. - Но всё же... пожалуй, это чистый способ уйти на тот свет, - бормочет Гамзии, смотря прямо вниз, когда ты выглядываешь из окна через его плечо. – Просто... чирк. Никакой суеты; никакой возни. Никаких валяний в разъебучей агонии или ещё чего. В смысле, конечно, дружище Макси, лежащий на скамье, проживёт достаточно долго, чтобы увидеть, как эти кровожадные ебланы ликуют, словно толпа безумных обезьян, но... это в разы лучше распятия, верно я говорю? - Что угодно в разы лучше распятия, дурень, - хрипло говоришь ты, пытаясь заставить себя улыбнуться. – Кроме, может быть, растягивания и четвертования. - Бля, чел, вот зачем ты мне напоминаешь об этой ужасной хуйне? – Гамзии заметно содрогается. – Каким надо быть ёбнутым уродом, чтобы оторвать кому-нибудь причиндалы и сжечь у него на глазах, прежде чем разорвать его на части? - Не знаю... каким-нибудь английским уродом, наверно, - ты усмехаешься горько. - Ёбаные англичане, блин, - Гамзии усмехается и отворачивается от окна. - Ёбаные англичане, - соглашаешься ты. Повисает тишина, которую несведущий наблюдатель мог бы назвать дружественной. На самом деле, секунды относительного спокойствия между вами тянутся всё дольше и дольше, и дольше по мере того, как затягивается тишина. - Тогда, полагаю, ты не захочешь вернуться в Лондон, - спрашивает он мгновение спустя. - Нет... хватит с меня Лондона, - говоришь ты, когда он медленно разворачивается и нетвёрдой походкой идёт мимо тебя к двери. Многочисленные пустые бутылки из-под рома, которыми завален пол комнаты, дают понять, что у него в четырёхмиллионный раз поехала крыша, а это значит, что, может быть, тебе наконец-то удастся провернуть это. - Значит, Бостон? – Гамзии снова поворачивается к тебе, на его лице расплывается улыбка, и ты сжимаешь рукоять ножа под плащом крепче. – Мы в тот раз неплохо повеселились там, верно? - Неплохо, - тупо повторяешь ты, разворачиваясь к нему лицом. Гамзии застывает в дверном проходе. - Мне даже хочется снова увидеть Нассау; посмотреть, как там всё поменялось, - мягко произносит он, поглядывая через твоё плечо на площадь, где лезвие гильотины поднялось до пика. – Можно много куда отправиться, верно? - Если у нас будет на это время, - говоришь ты, и вы оба усмехаетесь этой шутке для своих, которая, кажется, никогда не устаревает. - Уж если у нас чего-то в достатке, так это времени, братец, - почти с сожалением говорит он. – У нас есть всё блядское время во вселенной... Его глаза встречаются с твоими, вас разделяет всего три фута, и он вздыхает так, что почти сдувается. - Отстойно это... верно? Лезвие гильотины опускается, и твой нож окрашивает тёмно-пурпурная кровь. Снаружи доносится радостный крик толпы, когда ты впечатываешь Гамзии в стену, глубоко всаживая лезвие в его сердце. Его глаза округляются, рот распахивается, а губы расплываются в первой искренней улыбке, которую ты видел у него за многие столетия. Он сползает вниз по стене и заваливается на бок, тянется слабой рукой и касается кончика рукояти, торчащей из его груди, со слабой кривой улыбкой. - Ты... ты всё-таки, блядь, сделал это... – он смеётся, опадая на стену. Его зубы начинают окрашиваться пурпурным. – Ты... ёб... твою... мать... сделал... это. ___________________________ >> Эридан: Увернуться. БА-БАХ! Упс, слишком поздно. Ты почти потрясён тем, как Тавросу удалось отправить тебя ударом в холодильник, его кулак ударяется о твой рот с такой силой, что твоя голова с лязгом отскакивает от металлической двери. Конечно, к этому времени в тебе достаточно спиртного, чтобы убить смертного человека, так что твои рефлексы, пожалуй, не в самом лучшем состоянии, но ты вынужден признать, что скорость, с которой он пересёк комнату и приложил тебя, прежде чем ты закончил историю, тебя впечатлила. Ты был бы впечатлён этим ещё больше, если бы он, по всей видимости, не вывихнул себе большой палец, пытаясь это сделать. Таврос отскакивает назад, сжимая руку со злобным шипением и яростно смотря на тебя. - Неплохой кросс, приятель, - говоришь ты, осторожно ощупывая ссадину на губах, где начали сочиться фиолетовые капли. – Хороший выпад; грамотно пользуешься бёдрами. Вот только большой палец должен быть снаружи кулака. Тебе стоит поработать над этим... - Эридан, закрой свой долбаный рот на десять блядских секунд! – рявкает Каркат, перепрыгивая через стойку и вставая между тобой и Тавросом. Теперь уже все вскочили на ноги, на лицах выражения ужаса, недоверия и отвращения, и все направлены на тебя. Даже Непета и Каркат выглядят ошарашенными и почти преданными. Ты не хотел бы быть сволочью и заставлять их вставать на твою сторону, но они выглядели бы ещё большими сволочами, если бы ты и дальше продолжал им врать... хотя, технически, это просто была недомолвка. - Пусти... нгх... пусти меня, Каркат! – орёт Таврос. - Давайте все сядем на минутку и успокоимся, пока мы не поубивали друг друга! – рявкает Каркат, пытаясь удержать Тавроса. - Для некоторых из нас это может быть труднее, чем для других, - выплёвывает Солукс. – Так и запишите, чутьё Солукса Каптора его не обмануло, как обычно, и старая поговорка про леопарда и пятна оказалась права! - Солукс, ты можешь дважды заткнуться нахрен! – Каркат обхватывает Тавроса в наполовину успокаивающем, наполовину сдерживающем жесте. – Эридан. Говори. Сейчас же. - Я думал, я должен был заткнуться нахрен, - ты усмехаешься, вытирая рот тыльной стороной ладони. Все начинают подтягиваться к кухне, практически запирая тебя у холодильника, ожидая от тебя объяснений. Что удивительно... только Таврос, Солукс и Каркат выглядят хоть немного разъярёнными на тебя, и ты готов поставить на то, что Солукс не особенно расстроен новостью о кончине Гамзии. Это просто шок и немалая доза страха. Ты даже не утруждаешь себя взглядом в сторону Фефери. Интересно, можно было бы сообщить об этом как-то лучше? Может быть. Но, честно говоря, если бы ты кому-нибудь не рассказал всё это в ближайшее время, у тебя точно что-нибудь порвалось бы, и тогда крови было бы гораздо больше, чем сейчас... надо же, ты уже забыл, каково это, чувствовать ранение. Испытывать самую настоящую угрозу смерти. Твоё сердце бешено стучит против твоей воли, старые части мозга, ответственные за выживание, просыпаются после тысячелетий неуязвимости. Адреналин бурлит в венах впервые за очень долгое время, и будь ты проклят, если не испытываешь в этот момент самую малую толику восторга. ... ты думаешь (уже не в первый раз), что с тобой что-то очень серьёзно не так на самом базовом уровне. - Ну, так открой своё долбанное хлебало и начинай объясняться! – говорит Каркат. В уголках его глаз начинает клубиться багровая дымка. Ах да, ещё ты забыл, каково быть таким законченным говнюком. Хотя ощущение не такое уж приятное. - А что тут объяснять? – ты качаешь головой. – Разве с первого раза что-то было непонятно? Хочешь кровавых подробностей? Хочешь знать, под каким камнем он лежит, чтобы положить ему цветов на могилку, или что? - Ты сукин... пусти меня, Каркат! – шипит Таврос, вырываясь из захвата Карката. – Кому какое дело, что он скажет?! - Поддерживаю, - коротко говорит Солукс. Его глаза потрескивают электричеством. – Долбошрам только что признался в совершении своего третьего убийства; цена его словам сейчас примерно два гроша. Насколько ты помнишь, гроши до сих пор, технически, чего-то всё-таки стоят, но большинство людей их не принимает; не самая плохая аналогия для твоей текущей ситуации. - Зачем?! – шипит Таврос, по его лицу ручьём бежит бронзовый пот, и он практически пинает Карката, пытаясь вырваться из его хватки. – Зачем... зачем ты это сделал?! - Ты хочешь честный ответ? Или предпочтёшь приятный? - Бог, блядь, мой, ты что, совсем охренел? – рявкает Каркат. – Нет, мы хотим, чтобы ты нам подрочил вприсядку, как в мягкой алой порнухе. Конечно же, блядь, мы хотим честного ответа! - Ну, в таком случае я нужном положении, потому что, честно говоря, я уверен, что ты просто опять меня ударишь, - ты горько усмехаешься. – И... ну, сейчас, судя по всему, вы все не прочь меня ударить, так что чего я тут буду воздух колебать. - Нет уж, иди нахуй! – рявкает Каркат и наставляет на тебя палец. – Ты приходишь сюда, после бог его знает скольки лет, пьяный в дрова и мрачнее урагана, а потом заявляешь нам, что у нас теперь одного до полной дюжины не хватает. Нет уж, блядь, изволь объясниться! Ты вытираешь разбитую губу полотенцем для рук, которое подобрал с плиты, взираешь на него с притворным спокойствием уровня студента пятого курса школы драматургии. Тот, кого недовольными возгласами выгнали со сцены на оригинальной постановке Царя Эдипа, должен бы знать, что ему не стоит пытаться выбраться из этой ситуации с помощью актёрской игры. - Ну... по правде говоря... видите ли, я с Гамом как-то раз поспорил о том, что больше весит: фунт кирпичей или фунт перьев, - с запинкой говоришь ты, качая головой. – В общем, я ему сказал... сказал, что они весят одинаково, но он сказал, что фунт перьев будет падать медленнее. И, разумеется, мне пришлось ударить его ножом, чтобы доказать, что я... Таврос движется быстро; господи, как же он умело использует свои ноги, отталкивая Карката в сторону и несясь к тебе как разъярённый (хе-хе) бык. Твоя голова отскакивает от духовки, Таврос поднимает тебя с пола и швыряет в плиту с такой силой, что металл гнётся вокруг тебя. Кто-то кричит; это была Непета или Фефери? - Ладно... – тяжело выдыхаешь ты, смотря на выражение мучительной злобы на лице Тавроса и морщась от боли. – Хорошо, я... я не собираюсь платить за новую плиту для Харли. Вы все это видели; он меня протаранил... - Эт-то... это что, блядь, п-просто шутки для тебя?! – выплёвывает Таврос. Каркат кое-как снова поднимается на ноги. – Тебе что, нравится просто... просто... издеваться над нами?! - Мне сейчас вовсе не кайфово, Тав, - ты морщишься, поглядывая на своё левое плечо, которое приобретает более тёмный оттенок фиолетового, чем ты помнишь. Ты с любопытством дотрагиваешься до маленького кусочка плиты, застрявшего в твоём плече, разглядывая первое, что можно было бы назвать твоим тяжёлым ранением, за более чем шесть тысяч лет. Честно говоря, по сравнению с цепной пилой Канайи всё не настолько страшно. - Таврос, пожалуйста, угомонись нахрен на десять долбанных секунд! – говорит Каркат, поспешно добегая до вас и без малейшего эффекта дёргая на себя руки Тавроса. - Не говори парню угомониться нахрен, Кар, - бормочешь ты. – Я бы сказал, что это вполне себе адекватная реакция на встречу убийцы его мейтсприта. - Эридан, пожалуйста, заткнись! - Говори, заткнись, говори, заткнись, – бормочешь ты, ощущая тупую боль в затылке. – Определись уже, чего ты хочешь, Кар. - Эквиус, помоги мне, блядь, расцепить их! – кряхтит Каркат, пытаясь оторвать руки Тавроса. Эквиус, со своей стороны, продолжает стоять как статуя, выражение его лица скрыто за тёмными очками, и он молча наблюдает за разворачивающейся перед ним сценой. Каркат пытается оторвать убийственный взгляд Тавроса от тебя. – Таврос, пожалуйста, этому должно быть какое-то долбаное объяснение... - Объяснение есть, - встреваешь ты. – Оно звучит так: я не мог позволить Гамзии Макара пережить девятнадцатое стол... У тебя плывёт в глазах, когда Таврос ослабляет хватку для того, чтобы ударить тебя кулаком по лицу, попав тебе под глаз. Похоже, он учёл твой совет, потому что в этот раз, по всей видимости, удар причиняет боль только тебе. Наверно, тебе придётся снова начать носить очки, когда всё закончится, потому что одна часть твоего лица теперь чуть больше размыта, чем другая. - Что я тебе сказал насчёт правды? – бормочешь ты, оглядываясь на Тавроса. – Хочешь больше? Хорошо. Другое объяснение звучит так: мне пришлось его убить, потому что никто из вас не позволил бы мне сделать это... Хватка Карката немного смягчает удар Тавроса, но теперь, по крайней мере, левая половина твоего лица чувствует себя так же погано, как и правая. - Что? – спрашиваешь ты. – Это правда! Я должен был убить его, прежде чем вы проснулись, или он бы никогда не... - Таврос! О, вот это точно крик Непеты, которая пытается протиснуться мимо Эквиуса, когда Таврос словно бы из неоткуда достаёт копьекинжал. Острый, как игла, конец блестит в его дрожащей руке. Другой рукой он прижимает тебя к духовке. - Эй, эй, эй! – Каркат отпускает рукав Тавроса и поднимает руки в воздух, словно он пытается успокоить нервного велоцираптора. – Таврос... Таврос, убери копьё... - Зачем? – слабо вопит Таврос, умудряясь одновременно выглядеть смертоносным и жалким. – З-зачем мне его убирать?! Он уб-бил Гамзии! - Он дело говорит, Кар, - ты пожимаешь плечами настолько, насколько тебе позволяет рука Тавроса, прижимающая тебя к плите. - Дай мне хоть одну... одну хорошую причину, по которой я не должен... – угроза повисает в воздухе, и ты начинаешь подозревать, что Таврос искренне хочет, чтобы существовала достойная причина не пришпиливать тебя к плите. - Я... правда хотел бы, - бормочешь ты, встретившись с ним взглядом. – Но... хоть убей... не могу ничего придумать. Похоже, этот факт шокирует Тавроса больше, чем чтобы то ни было, но у тебя всегда хорошо получалось уничтожать возможности. - Я не могу придумать, что мне тебе сказать, - ты хихикаешь, из уголка твоего рта течёт фиолетовая струйка. – В кои-то веки за всю мою долбаную жизнь мне нечего сказать... вот так неожиданность, верно? - Эридан, ради, блядь, всего святого! – Каркат панически хватается за волосы. – Заткнись! Закрой своё тупое хлебало! Таврос, пожалуйста, просто перестань! Послушай, это было очень давно! Эридан... Эридан наверняка очень сожалеет, что сделал это! - Нет... ни чуть не сожалею, - говоришь ты, чуть пожимая плечом. – Мне жаль, что до такого дошло, но я не задумываясь сделал бы это снова, если бы мне пришлось. - Ты... ты сукин... – Таврос всхлипывает, хватка на его копье становится крепче, и он поднимает его над головой. – У тебя не было права... у тебя не было никакого права... ... так, ну-ка подождите минуту. - Нет, - признаёшь ты, ощущая крошечный трепет страха (предвкушения?) в своём животе. – У меня были... были все права. Все... - Заткнись! – рявкает Таврос, крепче хватая тебя за рубашку. - Я никогда не затыкаюсь, Тав, - отвечаешь ты с наполовину смехом, наполовину всхлипом. – Есть только один способ удостовериться, что я заткнусь, верно? Кан, ты помнишь, чтобы я трепался после того, как ты меня распилила пополам? Канайя молчит, хватаясь за спинку кресла Вриски, и продолжает наблюдать за сценой. - Нет? Ну что ж... вот тебе и решение, - ты пожимаешь плечом. - Тебе что, блядь, жить надоело, мудила?! – Каркат практически плачет, переводя панический взгляд между вами двумя. -... не надоело, - отвечаешь ты, смотря в глаза Тавроса. – Вовсе нет... но если всё должно закончится так... - Не должно! – настойчиво говорит Каркат, оглядываясь на остальную часть команды за поддержкой. - Ну... Тав, очевидно, с тобой не согласен, - говоришь ты. У Тавроса едва заметно дёргается губа. – Я своё слово сказал, Тав. Я рассказал, что произошло... мяч на твоей половине поля, приятель. Твои глаза напряжённо следят за остриём копьекинжала, наверно, для того, чтобы не видеть, попытается ли кто-нибудь помимо Карката остановить его. Было бы паршиво умереть, испытывая сожаления, и испортить такую замечательную казнь. Могло бы быть и хуже. Могло бы быть распятие. Могло бы быть растягивание и четвертование. Ты не испытываешь позывов к самоубийству, но ты рассматривал этот сценарий неоднократно за последние пятьдесят или около того лет; ты знал, что тебе придётся столкнуться с последствиями того, что ты натворил, пока все остальные спали. В том, что тебя прикончит именно нож, есть что-то поэтическое. - Ну как, ты определился? – спрашиваешь ты у Тавроса, который скрипит зубами от отчаянья. – Давай же... - Я мог бы... – запинаясь, произносит Таврос. - Ты мог бы... – соглашаешься ты. - Ты... – предложение Тавроса тонет в ещё одном водянистом всхлипе, прежде чем он продолжает. – Он... он не был плохим парнем! -... нет, - говоришь ты через ком в горле. – Я это знаю... Я знаю... - Ты не знаешь! – рявкает Таврос, из глаз вот-вот хлынут бронзовые слёзы. – Ты не... ты не знал его так, как знал его я! -... что? – по твоей спине пробегает маленькая вспышка возмущённого гнева. - Т-ты сказал, что он “должен был” умереть, но к-как ты мог знать это! – настаивает Таврос. – Ведь ты не знал его так, как я его знал, ты не... - Разве? – неожиданно для себя говоришь ты, игнорируя инстинкты. – Ты... ты действительно так думаешь? - Откуда ты мог его знать?! – всхлипывает Таврос. – Для тебя он был просто ещё одной п-проблемой, с которой нужно было разобраться! Ты не... -... пошёл... нахуй, - мягко произнисишь ты, прежде чем тебе удаётся остановить самого себя. Твоё лицо горит фиолетовым, кровь стучит в ушах, и все смотрят на тебя в шоке. - Что?! – спрашивает Таврос, когда ты чуть-чуть приподнимаешься из его захвата. - Пошёл... нахуй! – выплёвываешь ты, брызгая фиолетовыми каплями изо рта, и Таврос заметно колеблется назад. У Солукса снова загораются глаза, но ты больше не обращаешь внимания ни на него, ни на кого бы то ни было ещё; весь твой мир сужается до тебя и Тавроса, стоящих на трёх футах кухонной плитки. Может быть, ты умрёшь здесь сегодня, но будь ты проклят, если не сделаешь пару моментов кристально ясными. - Иди нахуй, не знал я его! – шипишь ты на дрожащего бронзовогокровного. – С чего ты решил, что ты его знал хоть в половину настолько же хорошо, насколько я его знал?! О, может быть я не испытывал к нему алых чувств; может быть, я не хотел его трахнуть, но иди ты нахуй, если думаешь, что я его не знал, блядь! Я знал его лучше тебя! Лучше любого из вас! Ты можешь убить меня, Тав, я позволю тебе сделать это; но я не позволю тебе стоять здесь и говорить, что ты знал его лучше меня, когда ты вообще нихера не знаешь! Все смотрят на тебя так, словно ты только что отрастил вторую голову, но ты уже завёлся, и тебя понесло. >> Эридан: Произнести тираду. - Хотите знать правду?! – говоришь ты, обводя комнату взглядом впервые. – Вот... вот вам ёбаная правда: вы все, в целом, хорошие ребята. Говнюки, многие из вас те ещё паскуды, но, в конечном счете, вы десять лучших троллей, которых я когда-либо встречал. И это... – ты усмехаешься. – Это... и есть долбаная суть проблемы! Я стою здесь, умоляю вас убить меня, и никто из вас не сделает этого. У вас на это кишка тонка, блядь... ну, может быть, Врис осилит... или Кан. Но, давайте посмотрим правде в глаза: Гамзии мог бы стоять на коленях и умолять всадить ему копьё промеж рёбер, Тав, но ты бы этого никогда не сделал. Я тебя знаю... знаю, что ты бы хватался за любую последнюю ниточку блядской надежды, которая оставалась на него, - ты переходишь на шёпот, делаешь шаг вперёд, и Таврос в буквальном смысле сжимается, копьё дрожит в его ладони, глаза практически заливают слёзы. – Ты бы попробовал всё, что было в твоих силах, чтобы помочь ему. Ты бы пытался игнорировать кровавые кошмары, которые он оставлял за собой в мире. Ты бы позволял ему жить; ты бы сохранял ему жизнь снова и снова, и снова, потому что не мог бы смириться с мыслью о мире без него! Ты бы пытался собрать его, вернуть назад, не понимая, что от него больше ничего не осталось! И ты был бы ответственен за каждый из порождённых им кошмаров, - шипишь ты, неожиданно замечая, что у тебя плывёт в глазах. – Ты мог бы пойти на это?! Ты мог бы, мать твою, мириться с самим собой, зная, что мог бы что-нибудь сделать для него, но не сделал?! Ты мог бы смотреть, как он год за годом распадается, и ничего не делать с ним до тех пор, пока от него ничего, блядь, не осталось?! Даже если бы он попросил тебя... Вот чёрт, ты что это, плачешь? У тебя плывёт в глазах, но, честно говоря, ты думал, что виноваты в этом алкоголь и сотрясение мозга, но горячие и влажные ручейки фиолетового, бегущие по твоим щекам говорят об обратном. Проклятье, ты плачешь, верно? Ты даже не можешь достаточно распалиться для тирады праведного негодования, не начиная ныть, как чёртов ползунок. Все смотрят на тебя, разинув рты, как на долбаного идиота, и тот вялый порыв к убийству, охвативший Тавроса (которого, как ты предполагаешь, изначально то и не было), улетучивается одновременно с тем, как копьекинжал, бряцая, падает на пол кухни. Не густо. Тишина становится почти удушающей, когда ты и Таврос смотрите друг на друга на протяжении, кажется, целой вечности. Потом ты ощущаешь непреодолимое желание свалить отсюда нахрен, пока ты окончательно не превратился в размазню. >> Эридан: Сбежать по-ирландски. [1] - Я... мне нужно... – бормочешь ты, с небольшим кряхтением отталкиваясь от плиты и стряхивая мелкие обломки металла, застрявшие в твоём плече. Прямо сейчас для тебя нет ничего важнее в этой вселенной, чем дверь, которая приведёт к яхте, на которой ты покинешь этот искажённый кошмар социальной вечеринки. Если бы Гам всё ещё был здесь, ты мог бы спокойно уйти по-ирландски... но раз то, что Гама здесь нет, является корнем проблемы, ты не можешь покинуть помещения без какого-нибудь отвлекающего манёвра. ... ты надеешься, что желудок Тавроса не настолько крепкий, как ему кажется. - Я... я не... – сквозь слёзы он поворачивается и хватается за край раковины как раз вовремя, изрыгая в измельчитель пол пинты малинового шнапса и двадцать пять маленьких перцев Халапеньо. Каркат торопливо подбегает к нему, держит Тавроса за плечи, и ты осторожно крадёшься к выходу, надеясь, что тебя никто не заметит. Ты проходишь мимо Сола, который даже не смотрит на тебя, и задаёшься вопросом, сколько пройдёт времени, прежде чем кто-нибудь заметит, как ты ушёл... >> Фефери: Заметить. Эта ночь была образцовым примером первосортной катастрофы. Всего за пять минут Эридан сознался в убийстве Гамзии, Таврос был готов убить его, Эридан наорал на Тавроса, и он начал блевать в раковину. В результате всего этого, ты стоишь в задней части комнаты с таким видом, словно тебя сбила с ног особенно свирепая волна. Но что больше тебя беспокоит, так это то, что как бы ты ни силилась вспомнить, за все вариации, проведённые с Эриданом в роли моирейла, ты ни разу не видела, чтобы он плакал. Бог свидетель, помпезный засранец скорее сжевал бы собственное лицо, чем проронил бы слезу перед тобой, так что когда он начал бессвязно говорить, всхлипывать, и его глаза заблестели фиолетовым, ты почти испугалась. Шок всё ещё не оставляет тебя, когда Тавроса тошнит в раковину, и ты почти не замечаешь, как дверь, ведущая к доку, тихонько открывается. Ты на полпути к кухне, чтобы проверить, как там Таврос, когда вспоминаешь, что кого-то на этой картине не хватает. ... ты должна была догадаться, что маленький поганец тут же постарается улизнуть. >> Фефери: Преследовать. - Эридан! Твой голос отдаётся эхом от стен пещеры под домом, когда ты бежишь вниз по лестнице, шлёпая сандалиями по влажным каменным ступеням. До тебя доносится звук заводящегося мотора. Ты добираешь до дока как раз в тот момент, когда он отцепляет красный якорный трос. Позволив ему упасть на причал, Эридан, пошатываясь, поднимается по трапу, опустив плечи и не оглядываясь на тебя. Всё должно было пойти совсем не так; он не должен был снова исчезнуть в этот раз! Ты провела два года, пытаясь его отыскать, и будь ты проклята, если позволишь ему ускользнуть так легко. - Ну и вечеринка, а? – он шмыгает носом и натягивает нетвёрдую улыбку, стягивая канат и всё ещё не смотря на тебя. – Знаешь... знаешь, если Кар захочет полностью испортить всем отдых в следующий раз, ему стоит просто пригласить вместо меня р-разъярённого тигра! Может быть, выпустить в дом облако сибирской язвы или что-то вроде того! -Эридан, просто остановись на секунду, - говоришь ты, хватая другой конец каната, прежде чем он сматывает его окончательно. Ты резко дёргаешь на себя, и половина мотка вырывается у него из рук, чуть не сбросив его с яхты в воду. – Ты не... ты сейчас не соображаешь толком! - Ну, это моё типичное состояние, разве нет? – Эридан смеётся и взъерошивает себе волосы, смотря на дно своего судна. – Я никогда не соображаю толком... постоянно в горячке момента делаю всякие вещи, которые потом возвращаются, чтобы укусить меня за спинной плавник. Сама знаешь, что говорят о плохих привычках; от них хрен избавишься. Прямо сейчас он не выглядит на шесть тысяч с чем-то там лет; он не выглядит даже на двадцать пять, беспомощно смотря в воду, с пореза на губе срываются фиолетовые капли, когда он крепко хватается за перила корабля. Он выглядит как мальчик, которого ты знала; вся помпа и торжественность, которыми он скрывал себя, исчезли, оставив лишь израненное, кровоточащее ядро его существа. Ты неожиданно понимаешь, что никогда не видела Эридана настолько ранимым; он ни за что не позволил бы себе предстать без полной уверенности в себе или, по крайней мере, стоического выражения перед лицом трудностей, когда ты рядом. Но то, каким расстроенным, усталым и совершенно опустошённым он выглядит сейчас, скрыть невозможно. - Извини, - пробормотал он так мягко, что ты едва его расслышала. – Извини меня за... скажи Кару, что мне жаль, что я испоганил его вечеринку. - Сам ему это скажи, - говоришь ты, обмотав канат вокруг своих запястий. – Эридан, мы просто хотим поговорить! - Мы поговорили, - скучно сказал Эридан. – Теперь уже говорить немного бессмысленно, разве нет? Если только ты не считаешь, что я мог бы выставить себя ещё большим мудаком. Может быть, если я встану за трибуну Карката и сосредоточу на себе свет или... - О господи, тебя что, инфаркт хватит, если ты хоть раз не будешь переходить к худшим булькнутым выводам?! – стонешь ты, проводя ладонями по лицу в безнадёжном раздражении. - А какие ещё выводы могут быть прямо сейчас? – говорит Эридан, опершись на перила и посмотрев на тебя в первый раз. На мгновение он запинается, когда ваши глаза встречаются, впервые за очень долгое время, и твоя хватка за канат чуть-чуть ослабевает. - Чем... чем это закончится для меня, Фефери? Скажи мне. Какое решение прямо сейчас будет для меня лучше, чем сбежать с этого острова настолько быстро, насколько я могу? Ты искренне думаешь, что он хочет услышать ответ... но, хоть убей, ты не можешь придумать ложь, которая заставит его остаться. - Эридан, пожалуйста, просто... эй! – его руки дёргают что-то на палубе яхты, и прежде чем ты успеваешь понять, что он делает, верёвка ослабевает, а Эридан запускает мотор на полную силу. – Ты куда собрался... Ты смотришь, как канат свободно спадает с его конца, падает с яхты, когда он разворачивает судно в мелком доке. Должно быть, он отцепил его, пока ты не заметила, и теперь ты просто держишь в руках бесполезный моток троса. - Эридан! – вопишь ты, перекрикивая двигатель лодки, и бежишь к концу дока, когда яхта выходит в море. – Эридан, пожалуйста, просто послушай меня! Но, разумеется, просить его просто, бульять, послушать было бы бессмысленно, верно? Ты достигаешь конца причала быстрее, чем ты ожидала, и, в приступе раздражения, ты срываешь одну из своих сандалий и швыряешь её в сторону уходящей лодки. Она отскакивает от его затылка, но он не останавливает двигатель до тех пор, пока маленькие мигающие хвостовые огни не исчезают за волной, поднимаемой двигателем. И вот Эридан ушёл. Ты разочарована, так что, несомненно, сейчас самое время быть спокойной и рациональной. >> Фефери: Быть спокойной и рациональной. - РААААААААААААААААААААААААААААГХХХХХ! Господи, как же ты жалеешь, что твои волосы недостаточно длинные, чтобы потянуть за них. Твоя голая стопа ударяет пустое ведро, лежащее на причале, отправив его в сторону выхода их пещеры прямо в прилив, и ты видишь, как корабль Эридана ускользает от тебя. Ты злобно бросаешь красный трос на причал, бормоча проклятия, которые отдаются эхом по всей пещере, и сползаешь по гладкой влажной каменной стене. Злобный, раздражённый всхлип срывается с твоих губ. Ты проводишь по глазам тыльной стороной руки, вытираешь о шорты пурпурные слёзы, когда поднимаешься по лестнице, шлёпая по влажным каменным ступеням голой ступнёй и тихонько дымясь от ярости. Ему что, настолько тяжело хоть раз в жизни сделать так, как ты ему говоришь?! Ты ведь не фунт мяса близко к сердцу у него требовала, но неееееееет, он не был бы Эриданом, если бы не реагировал чрезмерно бурно буквально на всё на свете! Ты останавливаешься на полпути, опираешься о стену пещеры, потому что образ Эридана, смотрящего в воду, с рассечённой губой, из которой капает кровь, и подбитыми глазами, разыскивающего что-то в волнах взглядом, отказывается покидать тебя. Это был взгляд полного и абсолютного недоумения, а не чего-то другого; словно он даже не знал, куда отправится дальше, когда покинет бухту. Как обычно, он вёл себя как ракушка, которую ты не могла даже начать пытаться вскрыть, но что-то тебе подсказывало, что история с Гамзии была гораздо длиннее чем то, что рассказал Эридан... если бы только ты могла влезть в его голову каким-нибудь образом... >> Фефери: Быть Эриданом. Бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля бля блябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляблябляБЛЯ! Лезть в голову Эридана совершенно очевидно было большой ошибкой. Надо отдать тебе должное, ты смог проплыть пару дюжин узлов, прежде чем упасть на палубу яхты, сжимая глаза и тихо крича в рубашку, которой ты заткнул рот. Твои руки слабо стучат по деревянной палубе, ты вдыхаешь полные лёгкие солёного воздуха, напоминая себе о том, что ты не посреди ёбаного отеля в Париже, и что ты не окружён разъярённой толпой, что твой нож не вонзился в грудь Гамзии, чуть выйдя с другой стороны, от чего вы оба вздыхаете. Его ноги подгибаются, когда густая пурпурная кровь стекает по серебристому лезвию твоего... >> Эридан: Ударить себя. Твой сжатый кулак ударяется о бок твоей головы, и ты открываешь глаза. Тёмный океан тянется настолько, насколько хватает глаз. Ты переваливаешься через край яхты, и тебя тошнит, содержимое твоего живота окрашивает воду в чернильно-чёрный оттенок. Твоё тело мелко трясёт, и прохладный свежий вечер неожиданно кажется удушающее жарким; жарким, как день во Франции. Жарким, как посреди толпы. Жарким, как кровь Гамзии, заливающая твои пальцы, когда ты... >> Эридан: Ударить себя. - Прекрати... прекрати... прекрати... – сдавленно бормочешь ты, продолжая шлёпать себя по лицу, чтобы сосредоточиться на текущем моменте. Ты кое-как добираешься до штурвала, крепко сжимаешь его, твои глаза прожигают дыры в чёрном горизонте. Ты хочешь добраться до материка до рассвета и, может быть, если сосредоточиться на управлении кораблём достаточно сильно, ты забудешь о безмятежном выражении на лице Гамзии, когда он умирает у тебя на руках. Боже, как же тебе сейчас хочется быть кем-нибудь другим... >> Быть кем-нибудь другим прямо сейчас. Ты снова Клег Петерсон, и прямо сейчас ты смотришь в ствол Ремингтона 11-87 с глушителем, а раздражённый русский тролль спрашивает у тебя, какого хрена случилось с его долбаными плюшевыми мишками. ___________________________ Примечание автора: И на этом заканчивает пролог истории. Правда о Гамзии вышла на свет, и мы готовимся к (очень) длинной главе, в которой Эридан и Фефери много орут друг на друга, а настоящий герой этой истории, Клег, сталкивается со своим бывшим товарищем по гильдии и романтической любовью, вооружённой дробовиком. В общем, никто не скучает. Здесь я немного играю с силами надежды Эридана, но суть в том, что единственные выжившие боги своего аспекта (т.е. Эридан, Фефери, Непета, Каркат, Гамзии, Солукс, Терези и Эквиус) могут использовать способности других классов в границах своего аспекта. Так что, поскольку Эридан – единственный оставшийся игрок Надежды, хотя он всё ещё остаётся Принцем Надежды, он может заимствовать умения у других классов, использующих Надежду, потому что, если коротко, эту пустоту некому заполнить (или надежду, в данном случае). Поэтому он может манипулировать Надеждой как Ведьма или Дева, и настолько надеяться, что он незаметен, настолько сильно, что он становится невидим, или надеяться, что Тавроса стошнит, чтобы появилась возможность сбежать. (Время и Пространство поделены между активным и пассивным игроками, т.е. Дейв и Джейд правят активными частями аспектов, а Арадия и Канайя пассивными. Дыхание и Свет делятся как попало. В случае если один из богов умрёт или погибнет, возможно, что другой бог этого аспекта получит обязанности и способности мертвеца, как в Горце.) В следующей главе: споры, угрозы смерти, еда в самолёте, престарелые ирландские леди и больше разбитых столов, чем на семейной встрече Dudley Boyz, а после этого ДЕВЯТЬ МЕСЯЦЕВ ДОСТАЛОГОВ. Серьёзно, антракт будет чуть ли не длиннее, чем вся история, которая была до него, так что, надеюсь, вы готовы к длинным стенам текста разных оттенков пурпурного. [1] Ирландский выход (Irish exit) – покинуть вечеринку, никому об этом не сказав, будучи сильно пьяным.