Dragon Age: Из нераскрытого

Персонажи: Андерс, Справедливость Рейтинг: G Жанры: фэнтези, ангст, психология, философия Аннотация: Пропущенная сцена между Awakening и DA2. Справедливость вселяется в Андерса.       В этот раз Андерс уходит дальше обычного.       Целебные зелья подходят к концу, а в Амарантайне все еще хватает раненых. Порождения тьмы встречаются все реже и реже, особенно после того, как ушел в глубины Троп Архитектор, но зато осмелели разбойники и воры. А Командор Амелл, как обычно, пытается помочь всем и сразу, что конкретно для него, Андерса, выливается в острую нехватку нужных ингредиентов.       Маг качает головой в ответ своим мыслям, хмурится, осторожно раздвигая тяжелые еловые ветви.       Он чувствует беспокойство.       Беспокойство уже поселилось у него в груди – так бывало прежде, когда он оказывался в Круге; жажда свободы и действий, неукротимое стремление гона и хоть каких-то перемен. Это беспокойство грызет его изнутри, заставляет совершать такие вот одиночные вылазки – он оправдывается перед Амелл необходимостью, но на самом деле знает – необходимости нет, с ним вполне могла бы пойти Веланна.       На самом деле, отправься с ним Веланна, все было бы намного быстрее – лес любил невысокую эльфийку и с радостью исполнял ее желания.       Но Андерс в последнее время старается избегать компании Стражей.       Порой ему кажется, что он сам по себе какой-то неправильный – неправильный маг, которому отчего-то не сидится в Круге, неправильный Целитель, который избегает людей, неправильный Страж, который устал от истребления нежити и которого передергивает от одного упоминания о Глубинных Тропах.       Стражи держатся вместе – он в одиночку уходит в лес и собирает травы.       Андерс все чаще думает, что, возможно, для него пришло время отправиться дальше, но не знает, куда.       Присутствие другого он чувствует за полстрелы.       Другой – несомненно, Страж, и маг сперва раздраженно вздыхает и морщится – все же Амелл не выдержала и послала кого-то на поиски. И лишь потом он понимает, что Башня находится на западе.       А другой идет с востока.       Андерс чувствует любопытство. И, подумав, идет навстречу.       Из неизвестного Стража сочится скверна – намного сильнее, чем от тех, кто живет в Башне; видимо, он проходил посвящение достаточно давно, и ему осталось совсем немного времени до Зова. Целитель вслушивается в назойливые ноты песни, и вдруг вздрагивает, различив смутно-знакомое...       ...пронзительно-острое...       ...звучание Тени.       Андерс рвано выдыхает, подхватывает посох, срывается на бег, повинуясь интуиции и следуя за чутьем – нетерпеливо отталкивает в сторону лезущие в лицо ветки. Сердце стучит быстрее – он знает, что все Стражи рано или поздно уходят, и он почти сумел привыкнуть к таким потерям, но сейчас искренняя радость от осознания того, что кто-то остался жив и возвращается, заглушает все – и осторожность, и беспокойство.       Он выбегает на тропу и не выдержав, окликает:       - Справедливость!       Другой шагает к нему навстречу, скидывает капюшон – и лазурный блеск в глазницах лучится спокойной радостью узнавания.       - Андерс... Я рад видеть тебя.       - Подштанники Андрасте! – Андерс счастливо смеется, даже не пытаясь сдерживаться; хватает чужую руку, сжимает – коротко, сильно, чувствуя в ответ такое же надежное пожатие. – Где тебя носило, друг? Бездна, я давно так не радовался при встрече!       Справедливость едва заметно улыбается краешком рта – за то, время, что он провел в Башне, он научился улыбаться, но эта улыбка настолько редкая, что маг невольно чувствует себя особенным.       И признается себе, что действительно скучал.       - Ты далеко от Башни, - замечает дух. – Там все в порядке? Я понимаю, я... должен был предупредить Командора и вас о своем уходе, но не был уверен, что это соответствует кодексу Стражей.       В ровном голосе проскальзывает нота вины, и Андерс лишь отмахивается – какое это вообще имеет значение теперь, когда он вернулся?       Спускаются сумерки.       Они уходят с тропы глубже в лес – Справедливость говорит, что видел неподалеку удобную для ночлега поляну; деревья здесь действительно стоят реже и ветви не нависают над головой, чему маг искренне рад. Вдвоем они быстро набирают хворост на костер – Андерс беззаботно шутит над тем, что дух все еще не разучился возиться с людьми и что ему, наверное, до жути это надоело; Справедливость отвечает как всегда односложно, но его глаза сияют ярче обычного, Тень звенит искренней радостью дружбы, и Андерсу этого более чем достаточно.       Всегда было и будет достаточно.       Костер занимается с одной искры – маг самодовольно усмехается и откладывает посох, наслаждаясь теплом и с удовольствием вытягивая ноги. Дух наблюдает за ним с той своей доброжелательной и мягкой полуулыбкой, и жизнь кажется просто прекрасной.       И продолжает казаться такой еще целых полминуты...       ...пока Справедливость не отводит взгляд и негромко говорит:       - Я пришел просить тебя о помощи.       Андерс чуть заметно вздрагивает. Торопливо садится, встревоженно заглядывает в глаза цвета лазури.       - Что случилось?       Тень надрывно и остро вибрирует у него под сердцем.       - Я ушел не потому, что устал от смертных, Андерс, - глухо произносит дух, и в его взгляде магу опять мерещится вина. – Я просто не мог... не мог дольше здесь оставаться. Смотреть на несправедливость, которая постоянно, день за днем, происходит в вашем мире, и ничего не делать.       Ветка в костре трещит, рассыпается искрами. Андерс прикрывает заслезившиеся от дыма глаза – ветер сменился в их сторону.       - Я хотел вернуться в Тень, и для этого надо было вновь поднять Завесу, - негромко продолжает Справедливость. – Я хотел дойти до Круга магов, просить их помощи, помнишь, ты рассказывал мне о подобном ритуале... Я расспрашивал всех, искал, наблюдал, я шел несколько месяцев; я видел храмовников, которые отнимали у матери детей, потому что они были связаны с Тенью, я встретил усмиренных... они словно призраки для меня, пусты, прозрачны и невидимы. И когда я нашел тех, кто поднял Завесу силой крови, я...       - Остался, - бормочет Андерс. Трет глаза. – Не смог уйти, да?       Дух качает головой.       - Не смог. Я подумал – еще столько надо сделать, столько надо исправить; как я могу уйти и не помочь, когда люди стонут от боли и умоляют о помощи? Я не могу понять, как другие могут проходить мимо подобного, закрывать глаза на подобное, снова и снова; и даже ты, Андерс, ты, целитель...       Он осекается, замолкает на несколько секунд.       - Прости меня. Я знаю, ты помогаешь Стражам и исполняешь свой долг, защищая и спасая других... ты хороший человек, Андерс, лучше многих. Прости.       Маг закрывает глаза, сглатывает горькую слюну.       Нет.       Возможно, ему просто нужен был кто-то, кто сказал бы это – коротко и честно: ты трус, Андерс, трус и слабак, который только и умеет, что убегать и прятаться – то за шутками, то за спинами других. Ты трус, Андерс, и хватит уже искать себе оправдания, потому что ты прекрасно знаешь, что Справедливость не может лгать.       Выдыхает, коротко мотает головой.       - Не надо. Ты прав, я мог бы делать больше.       Я должен был делать больше.       Чужая рука чуть сжимает его плечо – в молчаливой поддержке – такой человеческий жест; Справедливость действительно многое перенял от смертных. Например, эту совершенно дурацкую привычку утешать тех, кто виноват.       Маг стискивает зубы и упрямо поднимает голову, встречаясь с пронзительно-лазурным взглядом.       - Как я могу помочь тебе?       - Это тело умирает, - приглушенно говорит дух – Сила Тени замедлила смерть, но она слабеет. Но ты – целитель, маг; я подумал, что ты знаешь, как можно выиграть время... мне нужно лишь немного времени, я еще столько не успел сделать...       Андерс обхватывает голову руками, сжимает виски.       Он не знает.       Теперь он уже тоже чувствует это – тягуче-терпкий запах гнили и разложения, отравляющий пронзительно-звонкую ноту Тени; он лишний, этот запах, неправильный, неестественный, и все существо целителя восстает против этого насилия над жизнью, и все существо мага восстает против этого насилия над Тенью – но он не может придумать другого выхода.       Среди чародеев есть те, кто изучает запретные пути некромантии, но Андерс даже не додумывает эту мысль до конца; отвращение подкатывает к горлу липким комком, едва лишь только он представляет Справедливость, заключенного в ошметья мертвой чужой плоти.       Нет, только не так.       - Сколько у тебя еще осталось времени? – тихо спрашивает он.       Дух смотрит на огонь.       - Немного. Я не знаю точно, но... немного.       И – пугающее осознание вдруг пронзает Андерса – если он не сможет найти себе новое пристанище, и рядом не окажется Круга Магов с лириумом, или хотя бы парочки-тройки малефикаров, Справедливость навсегда останется в мире смертных.       Прикованным к костям разлагающегося трупа.       Его передергивает.       - Я не знаю, - тяжело признается Андерс, и ему кажется, что это было самое сложное признание в его жизни, и даже заставить себя выпить чашу посвящения было легче. – Прости, друг, я клянусь, я действительно не знаю.       Справедливость ровно наклоняет голову, принимая.       Маг беззвучно стонет.       Он не виноват, и никто – и особенно Справедливость – не мог бы и не стал бы обвинять его в том, что решения попросту не существует. Но почему-то Андерс все равно чувствует себя виноватым.       А потом он вспоминает то, что Амелл как-то рассказала ему о Винн, взяв с него клятву никогда никому об этом не говорить.       На обдумывание уходит ровно семь секунд.       После чего Андерс поворачивается к духу и неожиданно даже для себя спокойно спрашивает:       - А ты мог бы вселиться в живое тело?       Лазурь Тени вздрагивает в ответ, рвет обжигающей плетью по нервам, так что маг невольно кашляет, кривится от резкой боли. Голос Справедливости гремит серебряным колоколом, рассекая застоявшийся воздух.       - Я – не демон, Андерс.       Целитель вскидывает руку – хватит, пожалуйста, хватит! – цепляется за чужое плечо, задыхаясь от бури. Дух замолкает.       И помедлив, произносит уже ровнее:       - Прости. Но нет, это исключено.       - Ты неправильно понял, - хрипло выдыхает маг, с опаской прислушиваясь к Тени, все еще нервной дрожью отзывающейся в позвоночнике. – Погоди. Я имел в виду, ты мог бы вселиться в того, кто по доброй воле согласится на соединение?       Лазурные отблески вспыхивают и гаснут, растворяясь в рыжем пламени костра.       - Даже если допустить, что... – негромко начинает дух. Потом осекается, отрицательно качает головой: – Нет, нет, Андерс. Я не могу подвергать человека подобному испытанию и не могу просить о подобной жертве. К тому же ты говоришь об одержимости... кто по доброй воле может согласиться на такое!       Маг скромно прокашливается.       - Вообще-то я думал о себе.       И ему на мгновение кажется, что Справедливость потерял дар речи.       Причем, основательно – дух молчит почти минуту, просто вглядываясь в него, словно выворачивая душу – и Андерс невольно ерзает под этим взглядом, совершенно смутившись и этой мысли, и этого своего предложения, которое еще минуту назад казалось ему самым логичным и разумным выходом.       Сейчас же маг ощущает себя зеленым мальчишкой, молокососом, сунувшимся под руку старшему, и это...       - Андерс, - тихо говорит Справедливость, не сводя с него сияющих, как звезды, глаз, и его голос, глубокий и непривычно мягкий, отзывается в самом сердце. – Друг мой. Я никогда не сомневался ни в твоей душе, ни в твоей совести, но это слишком большая жертва даже для тебя. Не надо.       В горле почему-то появляется ком, мешающий дышать, и Андерс сглатывает несколько раз, раздраженно трет лицо – глаза слезятся от дыма.       Упрямо не отводит взгляд:       - Я хочу помочь.       Справедливость качает головой, и маг с внезапным отчаянием понимает, что тот не примет подобного, просто не согласится, бездна его задери, с его понятиями чести и справедливости, на подобный размен.       - Ты – мой друг, - шепчет целитель. – Я хочу, чтобы ты жил.       - Ты – мой друг, - эхом отзывается дух, и в глубоком голосе пробуждается отзвук светлой печали.       Пронзительно-чуткие ноты Тени звучат у них в висках – они так похожи сейчас, смертный и дух, у обоих осталось не так много времени на жизнь, обоим слишком не хочется, чтобы умирал другой.       Андерс прислушивается к себе, отчаянно ища ответа или хотя бы подсказки. И вдруг отчетливо понимает       что всю жизнь       сбегая и прячась, слепо тычась в дела и поступки, бросаясь от одного к другому       ища чего-то, кого-то, зачем-то       он на самом деле       шел       к своему одному-единственному       верному       Решению.       И что это решение должно быть принято сейчас, немедленно и сразу, потому что иначе ничего не стоит ни его дар магии и исцеления, ни его жизнь, ни он сам, растративший все это впустую, растративший все это на то, чтобы ничего не сделать.       - Позволь мне пойти с тобой, - говорит Андерс, и с каждым словом убеждается в правильности звучания этих слов. – Послушай. Я действительно могу – и должен – делать больше. Ты прав, здесь слишком много несправедливости. И я слишком долго отказывался это замечать. Но еще не поздно... у нас еще есть время.       Ему кажется, что лазурь становится настолько яркой, что почти выжигает ему душу. Или – так и проходит пламя очищения?       Справедливость смотрит на него, и в его глазах – понимание.       Благодарность.       – и самое ослепительно-неимоверно-несравненно важное –       Согласие.       ***       - Они не должны узнать, - глухо шепчет Андерс, пока они со Справедливостью растаскивают по углам трупы порождений тьмы и прокладывают-рисуют тонкие дорожки из светящегося порошка Дворкина; следов не должно остаться.       Вернее, не должно остаться следов, по которым его можно будет опознать.       Андерс чувствует горчащий привкус вины – он не успел попрощаться ни с Амелл, ни с остальными; он с грустью вспоминает Натаниэля, к которому больше всех успел привязаться, и Ланселапа, который, наверное, сбежит из Башни...       Встряхивает головой и продолжает работу.       Его разум чист, как никогда прежде, и это чувство искристо-кристального понимания и знания того, что надо сделать, прекрасно настолько, что он даже удивляется, как мог избегать этого раньше.       Чувство принятого решения – правильного решения – бьется в такт его сердцу.       Справедливость чуть касается его плеча.       - Я в последний раз прошу тебя передумать.       - Друг, - Андерс грустно улыбается; в душе у него одновременно легко и горько, и обращение само срывается с его губ. – Друг, я не передумаю. Мы закончили здесь? Эээ... есть ли что-то, что я должен знать о ритуале, какие-то чары...       Дух в облике Серого Стража качает головой.       И протягивает ему руку.       Андерс даже не колеблется, хватается за жесткую ладонь, привыкшую к мечу, а не к посоху, к убийствам, а не исцелению – чувствуя кожей грубые корочки мозолей; вдыхает полной грудью...       ...вдыхает саму Тень.       На мгновенье ему кажется, что он не выдержит – что не выдержит его смертное тело, не справится с этим чистейшим разрядом электричества, сравнимым разве что с молнией и грозой, что его кости просто расплавятся, а плоть обуглится от этой силы, от этой ледяной твердости духа, потому что он всего лишь человек, он слишком несовершенен...       ...вдыхает само изменение.       ...вдыхает само время.       Он с опаской смотрит на свои руки – ему кажется, что лазурь просвечивает сквозь вены и прямо-таки кричит об одержимости; но это только иллюзия, фантом – кожа лишь чуть покраснела после порошка, да ноет локтевой сустав – он не очень успешно отразил атаку одного из гарлоков. Глаза жжет – Андерс торопливо склоняется над лужей черной крови-скверны, вглядываясь в свое отражение – и сглатывает.       Ничего не изменилось.       Снаружи.       Внутри у него – словно стальной стержень воли и стремления – и Андерс тянется к нему, отчаянно желая соответствовать, хоть и понимает, что человек просто не может быть настолько чист, как дух – синтезированное воплощение добродетели.       Но он может попробовать.       Он непременно постарается.       - В общем и целом, - медленно и осторожно произносит маг, словно в первый раз пробуя слова на вкус и с любопытством прислушиваясь к их звучанию. – Как мне кажется, получилось неплохо.       Знакомый глубокий голос звучит прямо у него в сознании – и Андерс отрешенно поражается, как же он все-таки доверял ему, как безгранично доверял, если решился открыть самое тайное, самое сокровенное; если осмелился поверить и разделить даже то, что, может, случится в будущем.       «Я в долгу у тебя, друг.»       Целитель отмахивается – в пустом здании, с трупами гарлоков на полу такой жест, наверное, смотрится до жути неуместно, но сейчас ему более чем плевать. Андерс чуть наклоняет голову набок, чувствуя, как к нему возвращается хорошее настроение.       Вроде того, что было с ним в момент побегов из Круга. Даже лучше.       Намного-намного-намного лучше.       Потому что сейчас с ним есть друг и есть цель.       Андерс вытаскивает из уха сережку, смотрит на осевшее у его ног мертвое – теперь уже однозначно и неоспоримо мертвое – тело Стража Кристофа – бурчит что-то вроде «для достоверности» и цепляет сережку на труп. Рассыпает над ним остатки взрывной смеси и, упрямо вскинув голову, разворачивается к выходу.       Старая жизнь – и его, и Справедливости – останется здесь.       И начнется новая.       Он отходит на достаточное расстояние, поднимает посох, с навершия которого слетает один-единственный крошечный огненный всполох.       И заставляет себя смотреть – не отрываясь, смотреть – на то, как жадно пожирает пламя деревянные стропы здания; все будет действительно выглядеть достоверно – порождения тьмы вполне могли бы загнать его сюда, будь он один, и он вполне мог бы использовать последнее, что у него осталось – чтобы забрать тварей с собой за Грань.       Пламя сердито гудит и вскидывается к небу погребальным костром, бескомпромиссно слизывая прошлое.       Андерс отворачивается и уходит от Амарантайна.       Пора начинать действовать.