Подшутить над толстушкой

Драко Малфой смотрел на Гермиону Грейнджер весь завтрак. Внимательно изучал, всматриваясь в каждую деталь, будто видел ее впервые. Но если быть точным, так оно и было. Она его никогда особо не интересовала в этом плане. Он привык, глядя на нее, придумывать новую шутку или остроту. Обидную или смешную. Неважно. Он знал, что ее она заденет, а на других произведет эффект. Но это… Сейчас задача стояла куда более глобальная. Вызвать симпатию у человека, который его ненавидит, задача куда сложнее, чем довести девчонку до слез. И тут ему никто аплодировать не будет. Льстецы со Слизерина ему не помощники в таком деле. Он один и должен что-то придумать, что могло бы помочь завоевать Грейнджер. Стоит ли говорить, что подобное от него никогда не требовалось? Девушки сами проявляли интерес. Буквально прыгали ему на шею. Его завоевывали и обожали. Он никогда и никого не пытался покорить. Но теперь он мог бросить вызов себе. Покорить неукротимую заучку, которая его терпеть не может и считает пустым местом. Задача сложная, почти невыполнимая, но тем и такая притягательная. Но вот чем можно привлечь Грейнджер? Драко понимал, что эта девушка не из тех, кто по первому зову побежит в его объятья, не из тех, кого интересует внешность или деньги. Она была умницей, старостой, волонтером, любимицей учителей, первой по всем предметам и лучшей на всех экзаменах. Она не интересовалась цветами, побрякушками, одеждой или парнями. Ее было не зацепить дешевыми словами. Подход как с Панси Паркинсон или Асторией Гринграсс просто не мог сработать. Напеть про красивые глаза, как драгоценные камни, подарить колечко… Это все не про Гермиону. И как такую можно заставить полюбить себя? Чем ее можно заинтересовать? Малфой не знал. Драко наклонил голову набок, изучая, как девушка накладывает в свою тарелку салат со свежими овощами, берет кусочек тоста, сразу же откусывая от него кусочек, укладывает рядом с салатом яичницу и бекон. Передает тарелку с хлебцами подруге, пока та наливает ей апельсиновый сок. Обе смеются и что-то активно обсуждают, жестикулируя. Гермиона чуть давится откушенным тостом и кашляет, забавно фыркая и пытаясь сдерживать смех, а после тянется к стакану. Драко Малфоя умиляет такая картина, хотя он никому бы в этом не признался, даже от самого себя он предпочитает держать подобные реакции в секрете. Через несколько минут Малфой замечает спешащего к столу Лонгботтома. Драко морщится, когда тот распахивает для них свои медвежьи объятья, а те с радостью, даже с каким-то детским восторгом, падают в них, что-то восклицая и упираясь щеками в его форму. Парень улыбается Полоумной Лавгуд, и та покрывается отвратительным румянцем, делающим ее похожим на перезрелый томат. Малфой опять морщится. Ему не нравится Лавгуд. Слишком уж она непредсказуемая и непосредственная. Ее ничем нельзя было пронять, а на любое оскорбление она лишь смиренно склоняла голову. Такие как она, не задумываясь, подставляли вторую щеку для удара, что для Драко было высшей степенью безумия. Для большинства слизеринцев такие качества приравнивались к слабости, но, как человек рациональный, Драко понимал, что оно, наоборот, делало из Луны невероятно сильную личность, которая не зацикливается на неудачах и чужих мнениях, а живет свободно. Не сказать, что он ей завидовал, но было в этом что-то такое, что не могло не задевать его. И еще более задевал тот факт, что Грейнджер начинала перенимать такое поведение подруги. И с каждым новым его выпадом она все чаще и чаще подставляла вторую щеку, игнорируя все его попытки вторгнуться в ее личное пространство. А ему это было жизненно необходимо. Он с ума сходил, когда в очередной раз не добивался от нее заветной реакции на оскорбление. За все годы учебы он так привык к общению с ней, что это стало его наркотиком, его привычкой и необходимостью. Его бесила эта ситуация, эта безысходность и неизвестность. Как завтра она отреагирует на тот или иной его поступок? Однако чем больше она молчала, тем отрадней для него было видеть ее реакцию. Иногда ему все же удавалось уловить ее гнев, слезы или обиду, и тогда он просто был на седьмом небе от счастья. Малфой вновь перевел свой взгляд на стол Когтеврана. Грейнджер сегодня была явно в хорошем настроении. Вероятно, дни без его атак сказались на ней весьма позитивно. Она улыбалась друзьям, смеялась, игриво накручивая прядь волос на пальцы. Беззаботная, веселая и свободная от назойливого внимания одной слизеринской персоны. Малфой ухмыльнулся. «Ненадолго». Грейнджер вновь потянулась к стакану, делая пару глотков, и опустила его назад, берясь за вилку и начиная медленно, даже как-то лениво, поглощать свою порцию. Будто она совсем и не голодна. Драко окинул ее взглядом. За лето она немного сбросила в весе и теперь, под слоями школьной формы, не особо отличалась от своих сверстниц, однако формы все равно выдавали ее склонность к полноте. Несколько лишних кусочков и вот перед ним уже старая добрая толстушка Грейнджер. Малфой не мог не скучать по ней. Зубрилка и толстушка с бобриными зубами — его первая детская привязанность. Малфой тоже не был голоден. Его завтраком на сегодня было наблюдение за одной весьма своенравной особой. Полная тарелка всяких излишеств, наполненная чересчур заботливой Панси, стояла перед ним, но он едва окинул ее незаинтересованным взглядом, и вновь уставился на виновницу своего беспокойства. — Ты на нее слишком откровенно пялишься, — Забини бросил на него взгляд, полный злобы, — Это уже становится неприличным. Скоро каждая собака будет знать, что ты кое-кем заинтересован. Малфой на минуту перевел свой взгляд на Блейза, который тяжело вздохнул, и вновь вернул его Грейнджер, которая в этот момент посасывала вилку, смешно обхватив ее губами, вызвав у Драко смешок. — Ты чего? — Забини хмурится. Он тоже перевел взгляд на Гермиону и ее компанию, но так и не нашел никаких объективных причин для смеха. Меж его бровей пролегла чуть заметная морщинка. Друг его анализировал. Драко этого терпеть не мог. Малфой, вновь обративший свой взгляд на друга, хотел указать ему на причину своего смеха, но его новое занятие вызывало у него слишком сильную зависимость, и он передумал, не желая отвлекаться от такого полюбившегося зрелища. Он знал, что Забини не удовлетворится наспех брошенной фразой и придется говорить с ним как минимум несколько минут. Это было непозволительной тратой времени. — Да ничего. Ничего, — отмахнулся он, чуть взмахивая рукой. Он потянулся к своей кружке с кофе, но замер на полпути. Грейнджер откинула голову назад, взмахнув волосами, и заразительно засмеялась, чуть задыхаясь, но продолжая пытаться что-то сказать сквозь хохот. Ее друзья тоже засмеялись, смотря на девушку. Эта картина настолько притянула его внимание к себе, что Малфой так и замер с протянутой к кружке рукой, не в силах отвести взгляд. Волосы его цели чуть растрепались от такой активности. Несколько локонов и вовсе застряли под немыслимым углом. Но Драко, обычно очень строгий и к чужой, и к своей внешности, неожиданно для себя решил, что замарашке Грейнджер так было даже лучше. Такая Гермиона напоминала его детскую привязанность, только зубы сейчас были чуть ровней. Ему захотелось прикоснуться к ней, намотать прядь вьющихся волос на свой палец. А потом сделать ей больно. Малфой кивнул, улыбаясь, растворяясь в приступе собственного садизма, чем вызвал новый недоуменный взгляд Забини. Тот ткнул его плечом, требуя комментариев, но Драко вновь отмахнулся, продолжая наблюдение за Грейнджер. Девушка сегодня вела себя совсем по-другому. Он не мог не заметить этих изменений. Хотел он или нет, но он изучил ее поведение и привычки вдоль и поперек. Знал каждую деталь, имена ее родителей, кличку и породу ее уродливого кота, номер комнаты, в которой она жила с Лавгуд, адрес ее дома в Лондоне. Он даже маршрут к ее дому от своего построил. На всякий случай. Даже знал, где она отдыхала прошлым летом, ее номер телефона. Он знал кучу всего о ней. Как самый настоящий сталкер. И это его ни капли не смущало. Наоборот. С каждым новым знанием хотелось знать о ней больше. Сегодня она чувствовала себя более раскованно, даже несмотря на его присутствие в зале. И к его удивлению, не замечала столь пристального внимания к своей персоне, или просто не хотела его замечать. Малфой ее не трогал, и, видимо, она сочла это добрым знаком, белым флагом или признаком перемирия. Ну или на крайний случай, что он слишком сильно вырос для таких вещей и его мысли заняты экзаменами, футболом и девчонками. «Разве Грейнджер не знает, что затишье — это предвестник бури?» — Малфой все же потянулся к своей кружке с кофе и, глотнув, сразу поморщился. Кофе остыл и превратился в горькую жижу. — Фу, что за мерзость? — фыркнул он. Забини рассмеялся. — Ты бы еще позже очнулся. Скоро прозвенит первый колокол. Тебе лучше бы поспешить, а то так и останешься голодным. До обеда еще… — Знаю, — прервал Драко друга, — Не будь таким… мамочкой. Малфой начал судорожно запихивать в себя остывшую еду, полностью наплевав на все рамки приличия и статус аристократа. Он очень спешил. Изредка он поглядывал на стол Когтеврана, точнее на одну из его обитательниц. Если уж Грейнджер решила, что он о ней позабыл, или занят более важными делами, или, что уж совсем нереально, решил объявить о перемирии, то пусть все так и будет. Его это полностью устраивало. Это было даже к лучшему, ведь если он покажет, что травля и противостояние в прошлом, то это может смягчить сердце заучки. Она же так любит всех прощать. Милосердие вообще ее любимый наркотик. А он, Драко Малфой, вырос, одумался, протянул ей белый флаг. Он безопасен и очень раскаивается. Стоит лишь заставить ее поверить в это, усыпить бдительность, а потом… Но для начала нужно постараться над созданием своего образа раскаявшегося парня. Создать иллюзию поверженного соперника, который понял все свои ошибки и готов переосмыслить свой опыт и их общение. Заставить ее поверить в это сложная, но не невыполнимая задача. В конце концов Грейнджер из тех, кто верит в хорошее и всегда протягивает руку всяким маргиналам. Он, конечно, не такой, но и положительным его называть язык не повернется. Вот только она ни разу не посмотрела в его сторону. Она его даже не замечала. Он изучал ее второй день. В его присутствии она и ее друзья вели себя довольно тихо, стараясь не провоцировать, не создавать конфликтных ситуаций и не нарываться, но в то же время они и не сбегали, не жались по углам и не избегали с ним встреч. Казалось, что все как обычно. Они завтракали, шли на занятия, обедали, расходились по своим делам, а вечером встречались в библиотеке и усиленно готовились к экзаменам или делали уроки. Грейнджер раз в неделю собирала собрание старост и ходила на ночные обходы. Пару раз он видел ее далеко за полночь, когда возвращался от очередной девицы, но она сделала вид, что не заметила его фигуру в темноте. Трио зануд было готово отразить его любую колкость, и от каждого члена его банды ждала удара. Но так и не дожидалась. Они выжидали, но с каждым днем все свободней чувствовали себя в этой клетке, встречая полное равнодушие со стороны компании Малфоя. «Простые, как три копейки!» — подумал Малфой и вздохнул, возводя глаза к потолку. Только слизеринцы бы заметили в его поведении что-то подозрительное. Остальные просто сочли это предложением мира и перестали доставать Грейнджер и ее друзей. Хотя никто раньше особо и не доставал их. Смеялись над его шутками, обсуждали сплетни за ее спиной, но сами оскорблять не осмеливались. Зачем, если она им ничего плохого не сделала? Наоборот, она имела обыкновение помогать всем желающим, а ее собственный факультет души в ней не чаял, ведь она год за годом приносила им сотни баллов и заветный Кубок Школы. Все развивалось достаточно неплохо. Со временем Грейнджер полностью может позабыть старые обиды и ей легко можно будет скормить историю про глупого мальчика, который не знал, как выразить свою симпатию, кроме как раз за разом дергать любимую за косички. Вот только времени на выработку доверия у него не было. Рождество было не за горами, а он достаточно времени выжидал, наблюдал и строил планы. Грейнджер была не из тех, кто может от всего отмахнуться и забыть, но и не из тех, кто легко проглатывает обиды. Она не поверит внезапным балладам про любовь и вечную преданность. Она не поверит в то, что он исправился. Она не так глупа и наивна, как Паркинсон или Браун. Ее так просто не провести, не обвести вокруг пальца. И купить ее не получится. Придется приложить немало усилий. Но тем слаще для него была эта задача. Грейнджер не поверит во внезапную неземную любовь, не поверит в то, что он скрывал ее за маской ненависти, не поверит в то, что он мог ее травить и испытывать к ней любовный интерес. Поэтому нельзя было рассчитывать на то, что если он расскажет ей такую историю, то она кинется ему на шею и будет готова сбежать с ним в закат. Наивность не была ее лучшим качеством. А вот наблюдательность была ей свойственна. И он бы ни за что не поставил все карты на эту сомнительную идею. Он вообще с трудом представлял Грейнджер в кого-то влюбленной. Она была черствым сухарем, которая питала привязанность только к друзьям и своему уродливому коту, к которому сложно было испытывать какие-либо чувства кроме брезгливости. Интересы же у Грейнджер были тоже ограничены, и Малфой не мог найти с ней ни одной зоны соприкосновения. Она все время проводила в библиотеке, обложенная огромными стопками фолиантов, названия которых не всегда были ему понятны. Она оперировала такими терминами, которые он с трудом мог выговорить — еще один повод для его злости. А ведь он занимал второе место по успеваемости в школе. Каков же их разрыв? Единственное, что их сближало, так это то, что Гермиона всех держала на расстоянии вытянутой руки. Мило общалась с одногруппниками и сокурсниками, помогала младшим курсам, никогда не отказывала в консультациях по учебе, была готова помочь учителям по любому вопросу, мило болтала с любым, кто этого хотел, но при этом всегда держала дистанцию. Как и Малфой. Он никогда не позволял кому-то подойти к нему ближе, чем он сам этого хотел. И он понимал, почему она так делает. Это было что-то сродни защитного механизма, который защищал ее от боли и разочарования. Не подпуская к себе лишних людей, она была уверена в том, что все удары, вся подлость человеческой натуры обойдут ее стороной. Но Малфой знал, что это далеко не так. И даже самые близкие люди могут преподносить неприятные сюрпризы и разбивать твое сердце вдребезги. И такие удары поступают не от мимо проходящих незнакомцев, а от настолько близких людей, что удар всегда становится неожиданностью. Однако это было еще одним обстоятельством, из-за чего Малфой так тщательно прорабатывал свой план, до самой незначительной мелочи. Гермиона умела мастерски держать дистанцию, и была совершенно не той личностью, которая шла на уступки. Она тщательно берегла свои личные границы и защищала свои чувства. И таких людей всегда было тяжело провести. Но Малфой знал, знал по себе, что тяжело не значит, что невозможно. Поэтому если что-то пойдет не так, если у нее возникнут какие-то сомнения на его счет, то вернуть все назад, отмотать назад и стереть свою ошибку будет невозможно. Гермиона не из тех, кто легко забывает, не из тех, кто может не заметить плохую актерскую игру. Грейнджер была не из тех, кто дает второй шанс, как, впрочем, и он. Не давать второго шанса, не подпускать близко к себе, не раскрывать свое сердце даже самым близким. Не верить в любовь. Малфоя таким вырастило общество, в котором он рос. Мать и отец научили его не верить в пустые слова, зато научили их дарить. Надевать маску лицемерия и носить ее с гордо поднятой головой, улыбаясь всем и каждому, убедительно преподнося миру свою гнилую личину. Но кто вырастил такой её? Неужто он сам? Драко всегда верил в то, что любви нет, есть только иллюзии, которые люди дарят друг другу. И встречал подтверждения своим убеждениям повсюду. В каждом человеке в своем окружении. Все использовали друг друга, и любовь была тем самым рычагом, который позволял проворачивать с людьми подобные манипуляции. Малфой не хотел быть использованным. Он хотел использовать сам и делал это раз за разом, оставляя за собой след из разбитых сердец, которые считал не более чем выдумкой тех, с кем создавал кратковременные контакты. И вот теперь перед ним была его итоговая дипломная работа, которая показала бы всем и каждому, как хорошо он выучил урок по манипуляции и актерскому мастерству. Сможет ли он убедить заучку Грейнджер в том, что чувства, которые он к ней якобы питает, настоящие, или она все же сможет его раскусить? Он ставил на свою победу, но червь сомнения все же лениво шевелился в его сознании, давя и заставляя сомневаться в себе и своих поступках. А главное в том, что он сделал правильный выбор. Что-то в глубине его подсказывало, что лучше бы он просто оставил Грейнджер и ее друзей в покое. В конце концов им в этой школе остался последний год. Только он мог это остановить. Только он решал, что эта игра имеет значение. Но монстр внутри него жаждал контакта. Все те дни, что он не трогал ее, все те дни, когда он был вынужден обходиться лишь взглядом, лишь мыслью о ней, были сущим адом. Он дышал только тогда, когда в глазах Гермионы Грейнджер читал «я ненавижу тебя» — сладкое признание во взаимных чувствах. Драко купался в этой ненависти, дышал ей. Боготворил ее. Он давно уже сделал свой выбор. До Рождества он должен завоевать ее, а после, на балу, монстр внутри него уничтожит все, что она таит в себе. Без остатка. И возможно тогда она не подставит ему вторую щеку. Его сладкая мечта, что рано или поздно он ощутит на себе ответную месть Гермионы Грейнджер, обретет плоть и кровь. Малфой желал довести ее до ярости, разозлить так, чтобы она ответила на его слова, ударила его, пришла в бешенство, неистовство, оставила на нем шрамы, какие не оставили родители. Проявила в себе самые худшие стороны. Он знал, был уверен, что она не такая белая и пушистая, что в каждом сидит демон, который готов в любой момент вырваться на волю, отомстить, сжечь заживо обидчика. И он желал, желал всем сердцем увидеть ее именно такой. Чтобы в момент его предательства, их демоны слились, чтобы она увидела, что она тоже может быть мерзкой. До этого она раз за разом запирала все свои темные позывы, все эмоции у себя внутри. Скрывала слезы, подавляла злость. Ограждала себя пуленепробиваемой стеной, через которую невозможно пробиться. Ему хотелось бить, разрушать, ломать. Ему хотелось сломить Грейнджер. Увидеть отчаяние, увидеть ненависть, злость, ее ярость. Ему хотелось ощутить все это на себе. Ему хотелось точить ногти об ее сердце, разрывать его голыми руками, топчась по нему и хохоча как безумец, чувствуя, как сердце окутывает тьма и заражая этой тьмой ее. Он жаждал того, чтобы ее ответный удар был смертельным. Это была еще одна извращенная причина, почему он согласился на этот розыгрыш. Забини считал, что на его решение повлияла наполовину выпитая бутылка огневиски, но он был не прав. Не это повлияло на его выбор, а только она. Как бы не был, по мнению Забини, жесток этот поступок, Драко был доволен. Его прогнившее, жаждущее тьмы сердце, было довольно новой игрой, в котором он получит шанс слиться с ней в экстазе совместной тьмы. Блейз же, как человек не одержимый ненавистью и не обремененный злостью и тяжелыми взаимоотношениями с родителями, увидев настрой Драко, стал настроен против этой затеи. И до сих пор отказывался как-либо участвовать в обсуждении планов по завоеванию сердца Грейнджер. Малфой теперь постоянно ощущал его тяжелый взгляд на себе, а друг слишком часто стал хмуриться. Как-то раз Драко поймал его в школьной библиотеке, пытающегося разобраться в тонкостях химических реакций и попытался завязать диалог. — Я с трепетом отношусь к влюбленным сердцам, — зло бросил он в очередной раз, когда Малфой притащился спросить его совета, — А вдруг она что-то с собой сделает? Не задумывался? Будет на твоей совести, а не на чьей другой. Если бы совесть Драко была человеком, то она определенно носила имя Блейз Забини. — Сделка заключена, условия обговорены. Ничего уже не вернешь. Спасовать сейчас… Ну сам же понимаешь. Я никогда не уступаю. — А если ты потом пожалеешь? — С чего бы? — Потому что я точно уверен, что она тебе небезразлична, вот. У меня на амурные дела чуйка. Малфой рассмеялся. Однако внутри его всего перекосило. Подобные слова всегда вызывали в нем волну гнева и какого-то страха. Он не понимал, что конкретно он испытывает. Любовь для него несуществующее чувство. А вот ненависть. Да, он знал все ее грани. Ему часто говорили, что его приставания к Грейнджер — это от большой любви, которую он не умеет проявлять никак иначе, чем угрозами и ненавистью. Бьет, значит, любит. Мальчик дергает девочку за косичку не потому, что хочет эту косичку оторвать и носить как амулет, а потому что таким образом обращает ее внимание на себя, вызывая к себе таким образом чувства. Да, не любовь, но и не равнодушие. Равнодушие Драко терпеть не мог. Это факт. Вот только никто не учитывал то, что Малфой в любовь не особо верил и нужна она ему не была. — Иди проявляй свою чуйку в другом месте. Никакой любви нет. Это все выдумка романтиков, чтобы девицам мозг запудривать. Бред Забини про романтику Малфоя раздражал. — Ты о чем, друг? У тебя температура? Забини попытался потрогать лоб друга, но Малфой взбрыкнул, зло щурясь, а Блейз усмехнулся. — Любви нет. Я другого от тебя и не ожидал. Откуда тебе знать, как любовь выглядит? Тебя никто никогда и не любил. Ты сам не замечаешь за собой того, что видят другие. — И что же они видят? Малфой оперся спиной на шкаф с книгами и сложил руки на груди, бросая другу вызов. И тот его принял, точно так же откидываясь на спинку своего стула. — Ты постоянно ходишь за Грейнджер как приклеенный. Скажи, когда в последний раз твои мысли занимала какая-то другая персона? Правильно, никогда, ведь ты думаешь о ней двадцать четыре на семь. Все прошлое лето ты провел в попытках придумать для нее новые грандиозные розыгрыши. Ты каждый день ищешь с ней встреч и пытаешься уколоть побольней, как наркоман, которому мучительно нужна ее реакция, как доза. Все разговоры посвящены ей. То мы обсуждаем твои планы на нее, то ее недостатки, то ее слова или поступки. Все сводится к ней. С тобой невозможно говорить, потому что в любом разговоре, в любой теме будет она. Блейз поднялся со своего места. — Да я скоро с ума сойду от переизбытка в крови информации про Гермиону Джин Грейнджер. Ты любишь ее, ты скучаешь по ней. Пора это признать, пока ты окончательно не начал сходить с ума. — Друг, тут не я схожу с ума. Может тебе пора наведаться к врачу. Ты бредишь, — Малфой зло усмехнулся, — По-моему, это ты в нее влюблен, потому что акцентируешь на ней слишком много внимания. Забини скептически посмотрел на друга и, поджав губы, сел на место, вновь погружаясь в учебник. — Вряд ли мы придем к какому-нибудь конструктивному мнению, которое удовлетворит нас обоих. Так что… — Он указал подбородком на свой стол, — я, пожалуй, продолжу свое занятие. Он делал вид, что очень погружен в свои записи, пока Малфой не хлопнул дверью библиотеки. А после, ненадолго оторвавшись от учебников, задумался. Блейз понимал, что не стоит так сильно давить на Малфоя, ему только и оставалось, что смириться с поведением Малфоя. Однако это не мешало ему кидать полные осуждения взгляды на своего товарища, надеясь, что он передумает. В один из таких дней Драко повернулся к нему и на полном серьезе сказал: — Еще один такой хмурый взгляд и мы подеремся. Просто оставь это. Забини пожал плечами. — Оставлю, если ты все уже для себя решил. Но я уверен, что ты потом пожалеешь о своем решении, поэтому прошу тебя как друг, который тебя любит и желает тебе только добра. Оставь девочку в покое. Блейз знал, что Малфой все прекрасно понимает. Он был из тех, кто все заранее распланирует и учтет все риски. И в глубине души он уже жалел обо всем. Блейз был готов дать руку на отсечение. Но душа Малфоя даже для него самого была потемками. Он выжидал, когда сможет сделать свой первый ход. Вот только он все тянул и тянул с исполнением своего плана, сам даже не понимая, почему. Малфой даже в начале года, пока его друзья не предложили этот розыгрыш, допускал мысль о том, чтобы наконец оставить ее в покое. Совместных лекций у них стало меньше, одна или две, не больше. И то они скорее были факультативами, которые она уже давно не посещала. А через год он и вовсе попрощается с ней навсегда. И в то же время это «навсегда» оставляло в нем чувство горечи и потери. Даже боли. Ему было некомфортно от этого «навсегда». Будто он теряет что-то важное. Будто бы вместе с этим «навсегда» его жизнь полностью потеряет смысл. Он обманывал себя тем, что он и сам покинет Хогвартс, а эту школу невозможно было не полюбить, невозможно было не сожалеть, что покидаешь ее стены. Было еще одно обстоятельство. Желание Малфоя проверить, сможет ли он покорить ту, которая его ненавидит? Сможет ли он покорить ту, которой он никогда не интересовался как девушкой? Которая не упадет к его ногам, не поверит его словам, не соблазнится счетами его семьи в банке. Которая его ненавидела. Которую ненавидел он. Он знал о ней достаточно, чтобы попытаться взять эту крепость штурмом. Он знал больше, чем знали окружающие. Она любит проводить время в библиотеке за чтением книг. И читать она любит в особом месте, в глубине библиотеки, в разделе «Астрономия», потому что в него редко кто заходит. Еще Грейнджер лучше всех знает программу. Естественно, ведь она самый настоящий книжный червь. И наверняка прочла половину школьного запаса книг. Но вот мало кто знал, что она часто выходит за рамки школьных стандартов. Ей скучно изучать обычные учебники, который может прочесть каждый. Даже если предмет ей не нравится, она предпочитает изучить все нюансы, чтобы избежать недопонимания во время занятий и суметь понять все процессы. Гермиону больше тянет к языкам, чем к математике, поэтому она все чаще и чаще забегает в отдел с иностранными книгами. Ей нравится читать на французском, потому что этот язык очень мелодичен, и даже самая скучная книга на нем выглядит поэмой. Но иногда она берет в руки совсем другие книги. Те, которыми не брезгуют все девчонки в школе. О вампирах, волшебниках, инопланетянах, о таинственных принцах. О любви, о которой на самом деле втайне мечтает. И Малфой точно знает, что они приходятся ей по нраву. Но читает она их крайне редко и осторожно, будто это что-то постыдное. Читает под пологом своей кровати, чтобы ее никто с этой литературкой не застукал. Гермиона не мечтает о принце, она не интересуется парнями. Но это только на первый взгляд. Всем кажется, что она редко смотрит на кого-либо. Но ей нравится представлять себя принцессой, которая спасет какое-нибудь чудовище, поэтому она так любит помогать всем страждущим. Именно поэтому она захочет спасти и его. От самого себя. Она не оценивает людей по внешности, не скользит по ним взглядом. Гермиона Грейнджер всегда смотрит собеседнику в глаза. Она не любит сладости, алкоголь и школьные танцы. Ее вещи были обычными. Майки, джинсы, свитера. И обычная школьная форма, с самыми обычными туфлями. На плоской подошве. Ее сверстницы носили тонкие чулки с кружевными резинками, которые часто демонстрировали, чуть задрав юбку, туфельки на шпильках. Под их блузками можно было заметить кромку ажурного белья. Но Грейнджер была аккуратна и ответственна. Застегнута на все пуговицы. Обычные блузки, обычные чулки и туфли. Никаких признаков сексуальности, которые она наверняка считает жуткой вульгарщиной. Другие считали ее синим чулком, но ей было все равно на их мнение, ведь у нее были другие приоритеты в жизни. И пока ее внешний вид не отвлекал ее от учебы и не влиял на ее оценки, беспокоиться ей было не о чем. Учителя любили ее за старательность, ум и ее многочисленные положительные качества. А еще она не любила командные виды спорта, потому что была довольно неуклюжей и не любила кого-то подводить. Она была из небогатой семьи, но ей вполне хватало денег. Не сказать, что она в них нуждалась и их жаждала.В их многочисленные походы в Хогсмид, деревеньку неподалеку от школы, она не тратила деньги на конфеты в Сладком королевстве, или на новые блузки, платья на вечеринку или туфли. Она покупала новую книгу в свою библиотеку или просто сидела с друзьями в небольшой кафешке. И часто платила за них, потому что ей не было жалко денег на друзей. Малфою всегда казалось, что он умеет чувствовать других людей. Он был отличным манипулятором и стратегом. Он изучал людей, знал их слабые места, знал, чем их можно удивить и как их можно победить. Поэтому он без труда вычислил слабость Гермионы Грейнджер. Главная отрада учителей, помощница и умница. Надежда школы. Как она может кому-то отказать? А тем более она не сможет отказать в просьбе учителю. Кто, кроме как лучшей ученицы школы, сможет подтянуть его, второго по успеваемости ученика? Даже пусть по предмету, который ему абсолютно не нужен. Она всегда питала слабость к тем, кто нуждается в помощи. Особенно тогда, когда действительно могла помочь. И Малфой собирался этим воспользоваться. Он знал, что Грейнджер в этом году взяла новый факультатив «Древние языки». Спасибо болтливому невеже Невиллу, который имеет привычку болтать о своих подружках на каждом углу. Конечно, это не было специализацией Малфоя, и ему подобный предмет ну никак не мог пригодиться, но всегда же можно соврать, сказав, что древние языки твое давнее хобби и ты мечтаешь их изучать? Тем более, он был вторым по успеваемости, а это значит, что его просто не могут не взять на спецкурс. Конечно, завалить любой предмет для Малфоя не составляло труда. Всего-то и делай, что ничего не делай. Ведь потом всегда можно состроить жалобное выражение лица и сказать: — Простите, профессор. Я так желал изучать ваш предмет, что не раздумывая записался на курс и даже не сверил расписание. Тренировки по футболу, командные школьные соревнования, тренерство — это все занимает так много времени и сил, что к вам я могу приползти лишь на четвереньках. Новая профессорша хмурится, явно не понимая, для чего был сказан весь этот поток. Драко понуро склоняет голову. — Я мечтаю поступить учится на хирурга. Только… — губы Драко расплываются в улыбке, обнажая милые ямочки на щеках, против которых не могли устоять даже самые строгие преподаватели, за исключением разве что Снейпа, — Это большой секрет. — Понимаю, — кивает профессорша. — Мне нужны языки, особенно латынь. Но бросить спорт я не могу. Родители не в восторге от моего выбора и сочтут мою подготовку вызовом. Поэтому остается действовать в тайне. — Я с радостью бы помогла. Вот только мы прошли много тем. И даже если вы присоединитесь сейчас… — Не смогу все усвоить, — Малфой состроил, как ему показалось, грустную мордашку. Уж кто-кто, а Малфой умел виртуозно играть на публику, — Быть может, вы уговорите Гермиону Грейнджер мне помочь? Она самая талантливая студентка в нашем учебном заведении, кто, как не она сможет меня спасти? Для других, боюсь, это будет непосильная задача. Учиться и еще и помогать кому-то… И вот, профессор решает, что это и в самом деле отличная идея — помогать ему с предметом, раз ходить на него он не может посредством помощи «самой талантливой студентки». — Мальчик так рвется к знаниям, мисс Грейнджер, — убеждала старуха когтевранку, — неужели можно отказать ему в нескольких консультациях? Вы так умны и так талантливы, что это можно поручить только вам одной. Никто другой будет просто не в силах. Грейнджер мнется, не испытывая ни малейшего желания брать на себя подобную обязанность. Она всеми силами старается не смотреть на Малфоя, сидящего неподалеку от профессорского стола. Зато он не сводит с нее глаз, будто бы от ее слов зависит вся его жизнь. Он давит на нее, и Гермиона прекрасно это понимает. Где-то внутри себя. Она борется сама с собой, разрываемая долгом и чувствами. С одной стороны, она просто не может отказать профессору. С другой, заниматься с Малфоем, быть с ним наедине и терпеть его нападки. Да, она ненавидит Малфоя! Но и выбора особого у нее нет. Это и называется попасть между молотом и наковальней. — Конечно, профессор, я сделаю все, что в моих силах. Грейнджер соглашается, стараясь как можно более равнодушно скользить по Малфою взглядом. Для себя она уже решила, что, несмотря ни на что, сможет вынести это бремя. А тем временем по лицу Малфоя расползается улыбка. Первый раунд за ним. Поймать ее в свою сеть было так просто. Но вот влюбить в себя… Но до этого еще нужно добраться. Сначала он должен заставить ее поверить в то, что он безопасен, что он может стать неплохим другом. А уж потом можно будет разыграть и более сложную карту — любовь. Грейнджер не верит в реальных принцев. А Малфой не привлекает ее как мужчина. Она боится его. Он — ее агрессор. Между ними все взаимно. Малфой понимает, что с ней он уже не может быть собой. Не может издеваться, не может дерзить и грубить. Он станет для нее другим, покажет себя таким, каким она его никогда не видела. И если придется, он придумает для нее трогательную историю. Он не будет ее обзывать, отзовет всех своих церберов, устроит ей несколько минут рая в своей компании. И может быть, он даже приласкает толстушку… А потом под ней разверзнется ад. Драко помнит истину — от того, что называют любовью, до ненависти один шаг. Но он уверен, что этот шаг никогда не придется сделать ему.