***
Несмотря на все оптимистичные прогнозы друзей, Гермионе было трудно решиться поверить в то, что кто-то, в особенности мерзкий слизеринец, способен поменяться. Интуиция еще никогда не подводила Гермиону, поэтому она была уверена, что сможет разоблачить мерзавца. Стоит только дождаться среды. Она не верила в сказки, что он повзрослел. Не успела она сесть в поезд, как он уже нашел ее и накинулся с дикими претензиями и воем. Нож в спину Малфой всегда втыкал так виртуозно, что она давно привыкла ходить спиной к стенке. В то же время любая встреча с Малфоем по-прежнему взывала у нее бурю эмоций. От ненависти до страха. И чем ближе была среда, тем больше росло в ней чувство паники, неизбежно накрывающее ее от мысли, что они окажутся наедине. Вдвоем. Мышцы живота сводило судорогой, и ей казалось, что она задыхается, хотелось зажмуриться и бежать к профессору, чтобы она передумала и не подставляла ее, хотелось жаловаться на свою жизнь и выть от многочисленных обид, что причинил ей Малфой. Останавливала ее лишь надежда на то, что в библиотеке они будут не одни. В среду в семь вечера пик активности! Сотня студентов побежит в библиотеку делать свою домашнюю работу. В четверг у второго курса химия, так что половина из них гарантировано окажется прилипшей к библиотечным стеллажам. Да и профессор Флитвик почти каждый вечер сидит в разделе языкознания. На крайний случай всегда есть мадам Пинс, и стоит ей закричать, как та тут же окажется в эпицентре происшествия. Но все же. Гермиона не забыла. Воспоминания были в ее голове настолько живыми, что ей казалось, пожелай она и сможет потрогать их руками. Малфой сидел рядом с ней за столом, спокойно пил свой сок, касаясь ее своим плечом. Горячим. Его мускулы обтягивала тонкая ткань рубашки, он пах мятой и одеколоном. Он улыбался, обнажая зубы и показывая окружающим почти незаметную ямочку на левой щеке. И он будет сидеть рядом с ней, в библиотеке, касаясь ее своим плечом. От него по-прежнему будет пахнуть мятой, пергаментами и его одеколоном. Он может улыбаться и смеяться, пытаясь вывести ее из состояния равновесия. И возможно, лишь только возможно, из его рта не вылетит ни одного оскорбления. О Боже, как же она его ненавидит! Ненавидит всей душой и всеми силами, что у нее только остались! Если бы она могла, она бы навсегда стерла самодовольную улыбку с его губ. Но это вряд ли когда-нибудь будет ей по силам. Она ощущала неловкость в его присутствии, когда он вел себя с ней так, будто ничего не было, будто он никогда не превращал ее жизнь в сплошной ад. Ей не нравилась сама мысль о том, что ей придется впустить его в свое личное пространство, подойти к нему так близко, что можно будет рассмотреть его, узнать. Вдруг он не тот, каким ей кажется? Не черствый высокомерный мерзавец? Что, если она заблуждалась насчет него все это время? Что, если он травил ее только потому, что сам глубоко несчастен? Гермиона боялась пропитаться сочувствием к нему насквозь. Боялась поверить ему. Боялась влюбиться в него. Ведь она хорошо знала, что любовь и ненависть часто танцуют за руку друг с другом. А это значит, что ей нужно быть как можно более осмотрительной. Ведь Драко Малфой умел быть очаровательным и притягивать к себе всеобщее внимание. Гермиона всегда считала, что самым лучшим решением будет выстроить вокруг себя барьер такой прочности, что его невозможно будет одолеть. Но стоило Малфою улыбнуться, как барьер содрогнулся. Но уцелел.***
Вся неделя для Гермионы была сплошным ожиданием среды — ее первого занятия с Малфоем. Она волновалась, бесилась, нервничала, строила планы и теории, металась между чувством долга и ненависти к слизеринцу. Однако когда наступила среда, она была спокойна как удав. Ничего необычного в это утро не случилось. Стояла ясная и теплая погода. В окно светило солнышко, а весь мрачный лес у озера расцвел яркими красками увядающей природы. Будильник прозвенел ровно в шесть утра, и Гермиона, открыв глаза и потянувшись, поднялась с кровати, ступая теплыми ступнями на холодный пол и ежась от неприятных ощущений. Камин потух ближе к утру, но все равно холодный воздух проник в помещение, и теперь в нем было не так уютно, как под одеялом. Нехотя Гермиона заправила кровать, с грустью вспоминая, как хорошо было нежиться под пуховым одеялом. Луна все еще спала, отмахиваясь от будильника. Гермиона решила пока не беспокоить ее и умыться первой. В ванной комнате было прохладно и пахло влагой и гелем для душа с малиной. Гермиона включила горячую воду на максимум, чтобы согреть помещение и наполнить его паром. Закончив утренние процедуры и растолкав Луну, Гермиона направилась к своему рабочему столу. Она сверила расписание и разложила учебники на те, что понадобятся ей до обеда и после него, а затем уложила их в свою сумку. После того, как она подкрасила ресницы и расчесалась, у Гермионы началась ее любимая часть утра — время, посвященное чтению различной литературы. Пока Луна копошилась у своего туалетного столика, нанося очередной слой блесток для век и превращаясь в фею, Гермиона сама погрузилась в мир магов. Волшебные миры так захватили ее, что девушка не сразу обратила внимание, что ей остается не так много времени, чтобы одеться. Напоследок она захватила пару книг, которые она отложила для Малфоя, и наспех затолкала их в сумку, надеясь, что она это выдержит. В Большом зале как всегда было шумно и очень светло. Солнце било в окна, отчего по всему помещению образовывались невероятные фигуры и узоры. Девушки быстро нашли среди толпы Невилла и вместе отправились на свое место за общим столом. Сегодня на завтрак Гермиона выбрала кофе с молоком и сырные лепешки, которые подавали вместе с салатом из капусты и огурцов. Распахнув «Пророк: Вестник Лондона» она тут же погрузилась в статью, посвященную новой реформе образования. В обществе давно велись дебаты о том, что пора ужесточить отбор учеников в высшие учебные заведения, и для этого стоит усложнить и дополнить действующие экзамены. Конечно, Гермиону и ее однокурсников этот законопроект не коснется, а вот на будущих поколениях политики здорово отыграются. — Просто бесчеловечно ужесточать и так сложные экзамены! — вспыхнула Луна. Невилл кивнул головой, соглашаясь с подругой. — Я едва ли способен выучить тот материал, который сейчас нам рекомендуют при подготовке. Представьте, если его будет еще больше. Гермиона была с ними категорически не согласна. — Любой, кто знает предмет, способен сдать его. Эта реформа поможет вузам дать более компетентную оценку абитуриентов. Тем более, сложный экзамен позволить оценить настоящие знания, а не то, что человек вызубрил накануне. А это значит, что в стране будет больше компетентных специалистов. — Да, наверное, в твоих словах есть доля правды, но все равно, это слишком, — Невилл сгорбился и взглянул на Луну в надежде, что она его поддержит. Как более смелая часть их команды она никогда не стеснялась выражать свое мнение, говорила прямо и то, что думала. — Гермиона, а как же человеческий фактор? Волнение? Что если человек просто испугается? Устные экзамены сложно преодолевать именно из-за этого! Не важно, знаешь ли ты материал… — Уверенность в своих знаниях обеспечивает тебе и уверенность при ответе, тем более тебе дается достаточно времени на подготовку, — возразила Гермиона, нахмурившись. Ей всегда были непонятны отговорки других людей. Ее раздражало, что другие постоянно шли себе на уступки, только лишь бы чего-то не делать или делать это недостаточно хорошо. Если она могла, а ведь Гермиона не была гением, она просто была старательной и организованной, то и другие это могли. Так почему они не делали этого? — Согласен с Грейнджер, — вдруг раздалось за спинами ребят. Друзья медленно обернулись. Они, вне всяких сомнений, узнали голос говорившего, но все равно обратили свои взгляды на Малфоя. Тот стоял прямо за ними, в безупречной форме — отглаженной и отутюженной. Весь из себя такой… Малфой. Он усмехнулся, когда увидел, что все взгляды обращены на него. Вся его поза показывала, что он был уверен в себе, своих действиях и полностью был всем доволен и расслаблен. Гермиону это почему-то слегка насторожило. Она все еще ждала от него какой-нибудь пакости, а эта его вальяжность только подливала масла в огонь ее недоверия. — Университеты должны здраво оценивать поступающих абитуриентов. Устные экзамены дают возможность проверить коммуникацию и речевые способности студентов, — продолжил он, усаживаясь рядом с ними, — В первую очередь устные экзамены направлены на то, чтобы оценить, как человек будет вести себя в условиях стресса. — Это уже какая-то другая тема, далекая от нашего обсуждения, — Гермиона отвела глаза в сторону, — Ты вовсе не согласился со мной. Моя позиция касается того, что устные экзамены не страшны, если ты достаточно хорошо знаешь материал, и никакие факторы адекватному воспроизведению этих знаний не помешают. — А мы с Невиллом считаем, что волнение может сыграть немаловажную роль при ответе, — Луна чуть улыбнулась Малфою, и тот улыбнулся ей в ответ. Малфой качнулся в сторону Полумны, теснее прижимаясь к Грейнджер плечом. — Я согласен со всеми одновременно. Если ты довольно уверен в себе и обаятелен, как я, — Гермиона тут же закатила глаза, — или, — юноша ткнул локтем свою соседку в бок, ухмыляясь, — уверен в своих знаниях, то устные экзамены не будут представлять никакой сложности. Но другим волнения не избежать. Хотя я не думаю, что тебе, Гермиона, никогда в жизни не приходилось испытывать внутреннюю дрожь из-за наступающих экзаменов. Он рассмеялся. Впервые. Впервые он назвал ее по имени за все годы обучения. Г-е-р-м-и-о-н-а. Его губы обхватывают это имя, словно сладкий фрукт. Гермиона хмурится. Это неожиданно приятно. Это непозволительно приятно. Но он не должен его произносить. Произносить так легко и просто, будто между ними нет пропасти в несколько лет школьной травли. Но он произносит и смотрит на Гермиону, будто ждет ответа. Так дружелюбен и открыт. Гермиона чуть вздыхает и слышит, как смеется ему в ответ Луна. — Ты шутишь? Гермиона радуется каждому экзамену как ребенок подарку под елкой. Малфой вновь заливается смехом. Гермиона переглядывается с Невиллом и подмечает про себя, что не ей одной не по себе от этого взаимодействия. — Ты странная, — обращается Малфой к Гермионе, и она вновь хмурится. Он спокойненько сидит рядом на лавочке, подхватывает одной рукой сырную лепешку и откусывает от нее приличный кусок. Какое-то время он молчит. Гермиона ощущает общее напряжение, витающее в воздухе, и подозревает, что Малфой также ощущает его, хотя по его спокойному выражению лица такого и не скажешь. А вот она как натянутая струна, готова в любой момент отразить любую атаку. — Надеюсь, что сегодня в семь в библиотеке в силе? — Конечно, — отвечает она, вновь отворачиваясь к своей тарелке. Девушка голодна, но не в силах притронуться к своей пище. Ей стыдно. Стыдно за свое тело. Ведь тот, кто больше всех ее тело порицал, теперь сидит рядом с ней и смотрит на нее, следя за каждым ее шагом. Она вяло ковыряется в салате, гоняя огурец по тарелке. Гермиона представляет, как было весело есть в компании друзей, и у нее выделяется слюна, а желудок сжимается от голода и стыда. Она старается сделать вид, что все нормально и ничего не происходит, но ощущает спиной, как на нее уставился весь Большой зал. Она слышит смешки, и ей удается расслышать среди всех голосов сестер Патил, которые о чем-то бурно перешептываются с Лавандой Браун. Гермиона уверена, что они говорят о ней и Малфое. Ведь это он сейчас касается ее плеча своим. Ей бы не хотелось, чтобы ей перемывала кости вся школа. Ей не хочется сплетен и интриг. Она так от этого устала. Гермиона устала от чужого внимания и не собиралась больше становится объектом для наблюдения, даже если это совпадало с чьими-то непонятными ей интересами. — Мне кажется, что твои друзья тебя заждались, — Гермиона поворачивается к Малфою и улыбается, жутко и неискренне. Ей хочется побыстрей отделаться от него. Она вкладывает в свой голос всю сталь, что у нее есть, но выходит все равно как-то слабо и неуверенно. Гермиона догадывалась, что машина сплетен уже заправлена и запущена, и все те, кто считали, что Малфой все эти годы своей агрессией проявлял к ней симпатию и привязанность, наконец, могли ликовать и тыкать в лицо своим противникам подобными инициативами Малфоя. Вот только все это было далеким от истины. Гермиона всегда видела в его глазах лишь безразличие, холод и ненависть. И она знала, что и сейчас это никуда не ушло, а сидит где-то бесконечно далеко и ждет своего часа. Малфой оглядывается на свой стол и между его бровями проходит еле заметная морщинка. — Ждут, но кажется, ваши лепешки намного вкусней. Он посмеивается, а его глаза становятся ярче. Гермионе кажется, что его настроение меняется на более игривое, и если бы она рассматривала Малфоя всерьез, то решила бы, что он флиртует. Слизеринец тем временем устраивается за их столом. Наливает в свободный стакан сок, обращается к какому-то молодому человеку в форме Когтеврана с просьбой передать ему тарелку с салатом и перекидывается с ним парой слов о футболе. Всем своим видом он показывает, что он тут как дома. Гермиона делает еще одну попытку выгнать Малфоя из своего пространства. Друзья с интересом наблюдают, как она тянется к блюду с сырными лепешками и ставит его перед Малфоем. — Держи, можешь и своих друзей-слизеринцев угостить. Он смотрит удивленно, явно озадаченный ее поступком. Парень, с которым до этого общался Малфой, издает смешок. Рядом с ними образуется тишина. Гермиона отводит взгляд и чувствует, как ей становится дурно. С каждой секундой смущение и стыд все сильнее душат ее, а тошнота все ближе подступает к ее горлу, и ей все больше кажется, что сейчас она сорвется и заплачет, в попытке удержать контроль над собой. — Встретимся на уроке, Полумна. Кажется, я забыла в комнате один из нужных мне учебников. Невилл, увидимся за обедом. Гермиона хватает свою сумку и мчится к выходу из Большого зала, быстро перебирая ногами и стараясь успокоить растущее в груди напряжение. Она чувствует, как Малфой, ее друзья, а вместе с ними весь зал провожают ее взглядом. Но самое страшное — она так и не позавтракала. Ее бросает в пот. Ее тошнит. Гермиона ускоряет шаг, вспоминая, не припрятала ли она пару батончиков с мюсли в своем чемодане. Полумна ждет подругу у кабинета и ее глаза сияют как два драгоценных камушка на солнце. Она ничего не говорит Гермионе, но та чувствует, как ее разрывает от информации изнутри. Она вся светится, и Гермиона понимает, что ей не придется по вкусу то, о чем ей расскажет подруга, однако и терпеть ее щенячьи глаза полные восторга целый день она была не в состоянии. — Ну, хорошо, можешь рассказать, — обреченно говорит она и готовится слушать. Полумна улыбается, а ее щеки покрывает еле заметный румянец. — Итак, после того как ты ушла с завтрака… — Это что, опять про Малфоя? — перебивает Гермиона, недовольно поджимая губы. — Ты сказала, что выслушаешь! — возмутилась Луна и забавно надула щеки. Гермиона вздохнула и, сложив руки на груди, откинулась на спинку стула. Луна продолжила: — Он спросил, всегда ли ты себя так ведешь. Но это не самое интересное, — она рассмеялась, — Он остался завтракать за нашим столом! И он, — она понизила голос до шепота, — съел твою лепешку. Да-да. Это так мило… Гермиона смутилась. — Он лишил меня даже лепешки! Как его вообще можно терпеть, — она отвернулась от подруги, стараясь скрыть свои настоящие эмоции за притворным возмущением. — Не ворчи, Гермиона, — прищурившись, сказала Луна, кладя ей подбородок на плечо, — Его минутная милость не меняет того факта, что он вел себя по-свински все эти годы. Я это знаю. Гермиона старалась всячески отогнать от себя навязчивые мысли о Малфое. Она убеждала себя раз за разом, что такие, как он, не могут измениться. Тем более за пару дней. Да и будь это так, один день вежливости никогда не искупят годы страданий. Не думать о Малфое не получалось. Казалось, он был повсюду и нигде конкретно. Мысли Гермионы невольно возвращались к слизеринцу, а на физике и вовсе достигли своего пика, ведь это был единственный совместный предмет в этом семестре со Слизерином. В начале семестра Гермиона чуть ли не волосы на себе рвала, что этот предмет будет проходить совместно с ненавистными ей слизеринцами. Ведь его вела любимый профессор Гермионы Минерва Макгонагалл, и девушке вовсе не хотелось, чтобы эти занятия превращались в какой-то цирк. Однако ее опасения не подтвердились. Под строгим взглядом профессора сложно было кого-то оскорблять или кричать, не нарвавшись на отработки и санкции. Объект ее внезапного наблюдения влетел в кабинет со звонком, отчего Макгонагалл, пока еще не начавшая читать лекцию, проводила его жутко недовольным взглядом. — Как вы знаете, сегодня мы разберем чрезвычайно трудную тему…. — начала она. Гермиона попыталась сосредоточить все свое внимание на профессоре и открыла тетрадь, чтобы начать свой конспект. Луна, расположившаяся рядом, отсутствующим взглядом смотрела в окно и явно о чем-то мечтала. — Пиши, — шепнула Гермиона Полумне и толкнула ее в бок. Та кивнула и лениво потянулась за тетрадью. Гермиона была уверена, что лекции подруги сегодня будут похожи на сплошные катакомбы из слов, а на полях она обязательно нарисует какого-нибудь смешного котика, сову или еще какую неведомую зверюшку. Но Грейнджер старалась лишний раз не отвлекаться на деятельность подруги. Погрузившись полностью в рассказ профессора, Гермиона не сразу поняла, что Луна пытается привлечь ее внимание, пока та не ткнула ее ручкой в бок. Гермиона тихо ойкнула и бросила на подругу сердитый взгляд. — Он смотрит на тебя, — шепнула она и хихикнула. — Кто? — Как это кто? Малфой конечно. — Что? Гермиона скептически посмотрела на подругу. Луна скосила глаза на ряд, который занимали слизеринцы, пытаясь указать направление, куда Гермионе следовало посмотреть. — Я не буду отвлекаться. Мне это не интересно, — прошипела Грейнджер и отвернулась, вновь погружаясь в лекцию. Она записала несколько предложений, однако слова Луны, которая вновь принялась за рисование каракулей, не давали ей покоя. Ей стало любопытно, правда ли он на нее смотрит? Поэтому вскоре Гермиона не выдержала и кинула взгляд из-под ресниц на последние парты. Встретившись взглядом с серыми глазами, она тут же отвернулась, недовольно хмурясь. Он действительно в открытую на нее пялился. И если раньше она не ощущала спиной его взглядов, то теперь он сверлил ее, словно лазер, не давая сосредоточиться на словах профессора. — Не смотрит. Сверлит глазами. Луна хихикнула. Теперь Гермиона точно знала — Малфой что-то задумал.***
Гермиона замерла около своего шкафа, разглядывая одежду. Ей хотелось выглядеть хорошо, но она не могла допустить того, чтобы он подумал, что она наряжалась специально для их занятий. Поэтому Гермиона выбрала нейтральные черные джинсы и синий свитер с эмблемой факультета. Она оглядела себя. Теперь никто не подумает, что она долго выбирала наряд. Обычные вещи, правда они новые, да и сидят на ней хорошо. Волосы Гермиона убрала в небрежный пучок, который всегда носила в библиотеку. — Выглядишь отлично, — похвалила подруга, — Не слишком нарядно, но и не безвкусно. — Я иду заниматься. Мне все равно как я выгляжу. — Ты идешь заниматься с Малфоем… Луна выделила фамилию парня и улыбнулась. Она откинулась на подушки и захихикала. — О Господи, Луна, я его просто терпеть не могу. Гермиона вытряхнула учебники из сумки и вновь пересмотрела их. Кивнув самой себе, она сложила их аккуратной стопкой и вновь впихнула обратно. Все было готово. Не зная, как можно еще больше оттянуть время до занятия, она вышла в коридор. В общей гостиной царило оживление. Большинство студентов либо пришли с занятий, либо собирались на различные кружки. Лишь несколько девчонок никуда не спешили, рассевшись возле камина, обсуждая последние сплетни. Проводив Гермиону взглядом, они снова зашушукались, заливисто смеясь. Она в точности знала, о чем они говорят. «Скоро и в газетах об этом напишут», — пронеслось у нее в голове. Гермиона постаралась поскорее скрыться с глаз студентов, торопясь уйти в те коридоры замка, которые реже использовались студентами. Она желала остаться одна, но понимала, что это в оживленном замке сделать невозможно. И в этот раз в библиотеке ее ждет еще больше внимания, чем ей хотелось бы. Малфой уже ждал ее. Он пропустил девушку вперед, и Гермиона, не дожидаясь, пока он выберет направление, двинулась к своему любимому столу. Она положила сумку, вытащила из нее учебники, свои лекции, канцелярские принадлежности и направилась к мадам Пинс со своими списками. Малфой в это время присел за стол, устало подперев голову, и смотрел за манипуляциями своей сокурсницы. Забрав несколько пособий из хранилища, Грейнджер вернулась к нему. — Держи, — она протянула ему списки, — один с основной литературой. Это ты должен прочесть в любом случае. Другой по желанию. По нему занимаюсь лично я. Он посмотрел на Гермиону, даже не взглянув на списки. — С какой книги мне начать? — С самого начала. С номера один. Она чуть ухмыльнулась, видя, как его глаза холодеют. Она была довольна собой. Гермиона вновь и вновь убеждалась, что его гнилая сущность все еще где-то прячется в глубине его нутра и только и ждет, когда она станет беззащитной, чтобы напасть, унизить. Вот только для чего он претворяется? Для чего ему задабривать Гермиону? Ответов девушка не знала. Тем интересней ей было наблюдать за однокурсником, который хоть и обладал прекрасной внешностью, но отличался ужасно неприятным характером. И никакие заигрывания с ней и ее друзьями не изменят его натуры. — Хорошо, — Малфой послушно склонил голову, — Начну с первой книги в расширенном списке, — он улыбнулся ей, и Гермиона улыбнулась в ответ, хотя ей вовсе этого не хотелось. — Вот, — она подтолкнула ему свои лекции, — тебе стоит все переписать или откопировать. Лучше переписать, а потом перечитать — лучше запомнишь. И еще, я хочу, чтобы ты сделал краткий конспект прочитанных тобою книг к пятнице. Думаю, номер один в списке ты сможешь осилить… — Естественно смогу, не держи меня за идиота. Я занимаюсь с тобой, потому что у меня тренировки, а не потому что мне не дается этот предмет, — он нахмурился и поджал губы, будто оскорбленный столь низким мнением о его способностях. — Я и не говорила, что ты идиот. Иначе ты бы получил только один список, — охладила его вспышку Гермиона. Он снова нахмурился и тайком взглянул на конспекты девушки. — Грейнджер, твоя агрессия понятна, — от его слов она вспыхнула, — Но можешь быть спокойна. Ты оказала мне услугу, и я окажу ответную тебе. Можешь спокойно ходить по школе. Никто тебя больше не потревожит. Тебя и твою маленькую компанию лузеров. Кожей Гермиона почувствовала всю ту липкую мерзость, в которую он ее окунул одной своей ухмылкой. Она насупилась, в мыслях обозвав его козлом. — Итак, думаю, начнем с основ, — Гермиона постаралась полностью отстраниться от того, кто сидел рядом с ней, проигнорировав и его ухмылку, и возможные слова, — Греческий, древнеславянский алфавит и кириллица, глаголица, руны. Что-нибудь знакомо? Он задумался. — Все, но кусками. Гермиона приподняла бровь. Ладно, быть может, она его недооценивала, и они смогут разговаривать на одном языке. — Ну тогда посмотрим, что ты помнишь.***
Занятия с Малфоем были… приемлемыми. Нет, даже приятными. Он был достаточно умен, быстро схватывал — ему не приходилось все объяснять по нескольку раз. Иногда он злился, но старательно держал все оскорбления при себе. Его свита тоже молчала, как он и обещал, только изредка пилила недовольными и презрительными взглядами. И в целом, все действительно было неплохо, исключая мерзкие сплетни, которые разрослись по всей школе, будто заросли шиповника, о страстном романе между Гермионой и Драко. Завистливые и презрительные взгляды, смешки и хихиканья … и вот кусок в горло отказывается пролезать во время трапезы в Большом зале. Малфой вел себя непривычно, но довольно сносно. Без своей вечной презрительной усмешки, оскорблений, бросаемых в спину или прямо в лицо, толчков, смешков — он стал вполне неплохим. Но девушка знала, что желчь, раньше направленная на нее и ее друзей, все равно находит свой выход. Гермиона избегала встречаться с Малфоем. Да, он обещал ее больше не трогать, но веры в это у нее не было. Да и в целом ей была невыносима его компания. Иногда ей казалось, что он сам искал ее общества. Во время перемен она могла обнаружить его рядом с теми кабинетами, где проходили ее занятия, хотя она точно знала, что ему эти маршруты совсем не по пути. А с недавних пор он начал осмеливаться к ней подходить прилюдно вне библиотеки и столовой. Иногда чтобы задать какой-то вопрос по конспекту, иногда чтобы уточнить что-то по той информации, что звучала на занятиях. Порой он приходил пообсуждать и другие уроки, спорил с Гермионой и даже сам что-то пытался ей объяснить. Иногда он срывался на крик, пытаясь доказать свою теорию, но тут же извинялся, будто бы всеми силами старался выглядеть безопасным, откреститься от своего образа агрессора. А иногда он просто болтал с Полумной, не обращая никакого внимания на саму Гермиону. Гермионе не нравилось то, что их вынужденное сотрудничество перерастает во что-то большее, и распространится не только на среду и пятницу, но и на остальные дни недели. Кроме того, своими внезапными вспышками дружелюбия и поисками ее общества, Малфой привлекал чрезмерно большое внимание их взаимодействию. Окружающие постоянно на них таращились, будто они были экспонатами в музее. Особенно раздражало это Гермиону в библиотеке, когда она пыталась сосредоточится на чтении или уроках, кто-то непременно начинал изучать ее. Даже если Малфоя и по близости не было. Она стала интересовать множество людей. Стоит людям рядом с «невзрачной девушкой» увидеть красавца, и она тут же переходит из разряда «серость» в разряд «желанная». И это безумно раздражало. Впрочем, Гермиона надеялась, что это внимание не продлится долго. Ведь люди ко всему привыкают. Привыкнут они и к тому, что Гермиона Грейнджер просто занимается с Драко Малфоем древними языками по средам и пятницам. И иногда он подходит к ней и в другие дни недели, но только чтобы поговорить об учебе. И да. Он больше не издевается над ней. Оливковая ветвь, белый флаг и прочие метафоры мира. Никаких оскорблений и насмешек. К этому можно привыкнуть. К этому хотелось привыкнуть. И это было приятно. Гермиона шла по коридорам, сидела в библиотеке или Большом зале и ловила себя на мысли, что она сейчас самая обычная школьница. Она учится в престижной закрытой школе, ей гордятся родители, у нее есть друзья. Ее школьная жизнь самая обычная. Именно об этом она так мечтала с того самого момента, как впервые переступила порог Хогвартса. И все в ней в такие моменты замирало от восторга, а тело покрывалось мурашками в наслаждении. Но был еще Малфой. И его невыносимый характер, который, хоть и был сглажен вежливостью, все еще оставался несносным. Иногда он будто бы назло всем, в особенности Гермионе, совершал набеги на стол Когтеврана, располагаясь рядом с ее компанией. Игнорировать его было бесполезно, так как он все равно просачивался сквозь личные границы, становясь невыносимо назойливым. В эти моменты Гермионе хотелось все бросить и вернутся к тому, с чего они начали. Но это ее останавливали друзья. Они были так рады этому новому опыту — свободе и вниманию популярного слизеринца, что Гермионе было жаль их разочаровывать. А потом она и вовсе привыкла к нему. Добрый он или злой, когда они обсуждали учебу он будто становился другим человеком. Не Драко Малфой, а его хороший или, по крайней мере, сносный, брат-близнец, который невероятно образован и умен, который легко схватывал новое, быстро думал и импровизировал. В какой-то момент Гермиона решила, что он вполне приятный собеседник, пока никого не пытается оскорбить или унизить. Часто Гермиона замечала его с учебниками из своего второго списка, что было ей весьма лестно. Обсуждать с ним языки было весьма увлекательно, иногда они вступали в оживленные дискуссии, которые нередко кончались спорами, но им удавалось вовремя приходить к соглашению. Ей даже нравились эти моменты. Малфой будто оживал и становился более резким в суждениях и острым на язык, однако она видела, что он не пытается ее обидеть. Да, их отношения изменились в лучшую сторону. Он стал терпимей к ней. Гермиона больше не видела того пронизывающего холода в серых глазах. Ей казалось, что он смог оценить ее способности по достоинству. Смог увидеть в ней человека и понять, что они даже могут поладить. Или по крайней мере держать нейтралитет. Но иногда это ощущение отступало. Гермиона видела, что перед ней прежний Малфой, способный растоптать, унизить и оскорбить любого. Его темная сторона напрочь сносила все границы человечности, отказываясь куда-либо уходить. Она видела, как он расправлялся с другими неугодными ему учениками, и ее сердце замирало от ярости, боли и беспомощности. В такие моменты ей хотелось отвернуться от него, отказаться от протянутой руки и сотрудничества. Но не могла решится на подобное. Ей было страшно вновь оказаться в том кошмаре, что отравлял ее жизнь в Хогвартсе. Малфой искренне казался заинтересованным в древних языках и общении с ней. Оставаясь с ним наедине, Гермиона старалась оступиться от того, что замечала в нем раньше, пыталась найти в нем что-то доброе и хорошее, чтобы муки совести стихли. В конце концов, она не делает ничего плохого. Она лишь помогает однокурснику. Объясняет ему новые темы в библиотеке, дает литературу и отвечает на вопросы. А потом он рассказывает ей все, что понял, показывает конспекты, заметки, а иногда и зарисовки. Ей необязательно его хвалить, но она хвалит и выделяет каждый его успех, надеясь, что это как-то на него повлияет. И было бы правильным, если бы на этом их общение заканчивалось. Вот только, ей не хотелось признаваться, она ждала, когда он придет и сядет рядом с ней, чтобы выполнить очередное задание по древним языкам. Она ждала, что он сядет к ней плечом к плечу, от него будет пахнуть мятой, пергаментами и одеколоном. Он будет что-то писать своим красивым, витиеватым почерком слегка давя на ручку, спрашивая ее, правильно ли у него получается. А она, склонившись над его тетрадью, будет что-то исправлять или подчеркивать. Иногда они оставались в библиотеке до самого закрытия, выполняя домашнюю работу на четверг или пятницу. Ей нравилось такое времяпрепровождения. Раньше она любила заниматься в одиночестве, но теперь жаждала его компании. Малфой не разговаривал и не мешал, аккуратно выполняя свою работу. Иногда к ним присоединялись Луна или Невилл, но никогда не приходили слизеринцы. Малфой был вежлив. Здоровался, когда проходил мимо, улыбался Гермионе и ее друзьям. Садился рядом на физике или в Большом зале. Подмигивал. Прикасался, словно случайно, плечом или рукой, когда Гермиона поправляла его работы. Он мог вытащить карандаш из пенала девушки, а иногда так и вообще забрать что-то, будто бы все их вещи в библиотеке становились общими, поправить что-то в ее работе, выводя своим безупречным почерком комментарии, влезть в ее разговор с однокурсником со своим мнением, будто бы он точно такой же их одноклассник, как и все остальные. А когда Гермиона возмущалась на это, Драко смеялся, показывая свою маленькую ямочку на щеке. И был мил почти всегда. Почти. И да, он был, черт возьми, очарователен. Настолько, что в какой-то момент Гермиона перестала считать его опасным. Настолько, что почти доверилась ему.