***
- Доброе утро, Машенька. Прекрасно выглядишь. – Я хмуро посмотрела на истекающего показным дружелюбием Кешу. Разумеется, бессонная ночь, грязная голова, круги под глазами, роднящие меня с пандами, и вчерашняя форма, испачканная зеленкой, несомненно, делали меня прекрасной. - Привет, Кеш. – Я уткнулась носом в свой чай, грея озябшие пальцы. - Смена только началась, а ты уже без сил, Серебро. Что за дела? – Он сел рядом, источая аромат дорогого парфюма. - У кого-то только началась, а у кого-то и не заканчивалась. – Зевнула я. - Может, дело в пациенте? – Его улыбка из просто неприятной превратилась в оскал. - В каком пациенте? – По спине пробежал противный холодок. - В том, к которому ты каждую ночь ночевать бегаешь. Слухи по больнице разные ходят, знаешь ли… - Он потер лоб двумя пальцами. – Как-то обидно, Машенька. Мне ты каждый раз отказываешь в невинном предложении поужинать, а ему сама завтраки таскаешь? - Не думаю, что это твое дело. – Я загородилась чашкой с горячим чаем, как единственным ничтожным барьером между нами. - Он все равно никогда не будет ходить. Травма слишком серьезная. Зачем он тебе? Какой-то малоизвестный рэпер на инвалидной коляске. Бегаешь за ним, слюни пускаешь, словно собачонка на привязи, смотреть противно. Маш, вот объясни, как можно отдаться при первой проведенной ночи? Ведешь себя, как портовая шлюха. Почему ты не можешь понять, что тебя превознесет, а что погубит? Все давно говорят, что нам пора… Что нам пора, я так и не узнала. Умные рефлексы сработали быстрее глупого мозга, и я плеснула горячим чаем в этого мерзавца. - Сука! Ты за это ответишь! – Аркадий размахнулся и влепил мне пощечину. Правую щеку обожгло огнем К своему стыду я не предвидела этот маневр, поэтому слегка качнулась назад, оседая спиной на диванные подушки. Моя любимая кружка, подаренная Пашей, выпала из рук и раскололась на множество крохотных осколков о кафельный пол. Приложив холодную ладонь к пострадавшей щеке, я, едва сдерживая слезы, спрыгнула с дивана и попыталась выбежать из злосчастной ординаторской. - Подожди, Маш, мы не договорили. Прости, я не хотел тебя обидеть. – Аркадий прижал меня к стене, не давая возможности сделать и лишнего вдоха. – Скажи, что ты не сердишься. – Его сладкое дыхание туманило мысли, не давая сосредоточиться. - Я ненавижу тебя! – Голос непроизвольно сорвался на крик. – Ненавижу! Он будет ходить, слышишь? Будет! Что бы ни говорили прогнозы! – Слезы катились по щекам градом, горло царапал ком, а руки тряслись мелкой дрожью. - То есть, тебя оскорбило только это? Не сравнение тебя с шалавой, не пощечина, а только то, что этот тип не будет ходить? – Он сжал мои запястья сильнее, в его голосе проскальзывали опасные нотки. – Что ты в нем нашла, а? Я уже четыре года вокруг тебя вьюсь, едва ли не под ноги ложусь, а ты выбрала его? Что ты в нем нашла? Деньги? Слава? Светская жизнь? Его слова вколачивались в меня все глубже и глубже, нанося удары один другого больнее. Кеша был прав. Я не имела шансов провести жизнь рядом с Мироном. Мы были из параллельных миров. Его путь освещали яркие софиты, а мой красно-синие огни скорой помощи. - Доброе утро, Мария Романовна, я вам пирожков с картошкой принес. И кофе. – Дверь распахнулась, и в нее вошел Паша. Нужно отдать ему должное, чтобы разобраться в происходящем ему потребовалось около двух секунд. - Отойдите от нее. – Пусть лет пареньку всего ничего, но в голосе его скользила сталь. - Павел, уверен, что вы неправильно все восприняли. Мы с Машенькой просто… разговаривали. – Он отпустил мои руки, возвращая в свой голос прежний елей. – Хорошего дня вам, коллеги. А вам, Мария, настоятельно рекомендую подумать над моим предложением. - Аркадий вышел из ординаторской и крикнул что-то медсестре о том, что ему требуется новый халат. - Паш… - Голос слегка подрагивал, помня пережитую истерику. – Я кружку твою разбила. Парень просто подошел ко мне и заключил в свои крепкие объятия. Он гладил меня по голове, словно ребенка около пятнадцати минут, пока я не перестала плакать. - Все, я успокоилась, спасибо. – Я смущенно разомкнула его руки, поправляя взлохмаченные волосы. Лицо Паши выражало такую решимость, что за жизнь и здоровье Кеши я не дала бы и гроша. – Паш, не надо. Он того не стоит. - Он обидел вас! – Его пальцы сжались в кулаки, а на руках проступили вены. – Единственное, чему меня научил отец – нельзя так обращаться с женщинами. Нельзя! А он – подонок! - Знаю, Паш, знаю. Но я не хочу, чтобы ты вмешивался. Пойми, я очень ценю твою заботу, но здесь я должна разобраться сама. Уйдет он – придет другой на его место. Мне необходимо самой все решить. Я справлюсь. - Вы такая… хрупкая. – Он растерянно развел руками. – А он… - То есть, как лишать меня удовольствия самой врезать обидчику – так я хрупкая, а как чемодан с лекарствами в скорую тащить, так - Мария Романовна, он не тяжелый. – Я усмехнулась, похлопав парня по плечу. – Все в порядке, Паш. Я справлюсь. - Ваше лицо… - Он провел кончиками пальцев по своей щеке, показывая мне масштаб катастрофы. - Да на мне заживает, как на собаке. Через полчаса уже ничего не будет. – Махнула я рукой. – Пойдем на завтрак что ли? Паша пожал плечами и двинулся вслед за мной.***
Я увидела Мирона сразу, как только зашла в столовую. Он сидел, склонив голову над столом, старательно что-то черкая в кожаном блокноте. Чай его остывал, а каша покрывалась противной корочкой. Будто почувствовав мое появление, он сразу поднял взгляд, изучая мое лицо, словно видя его впервые. Прострация на его лице сменилась радостью, радость недоумением, а недоумение злостью. Я коротко кивнула ему, желая приятного аппетита и пошла, даже скорее побежала к раздаче. Ни за что не стану с ним разговаривать, когда у него такое лицо. Вчера вечером я перегнула планку отношений «врач-пациент» и мне было страшно неловко. Я наговорила лишнего, а сегодня он на меня злится. Сейчас он подъедет ко мне и скажет, что хочет другого врача, потому что я некомпетентна и не могу держать эмоции под контролем. Я наскоро наложила на поднос еды, не задумываясь над тем, что туда кладу. - Мария Романовна! – Суровый голос настиг меня уже на кассе. – Можно вас на минуточку? - А это не может подождать? – Я занервничала, переминаясь с ноги на ногу. Я давно рассчиталась за свой обед и сейчас попросту задерживала очередь. - Нет, это крайне срочный вопрос. Я все же взяла поднос в руки и гордо развернулась в сторону Мирона. - Да, Мирон Янович? Что вы хотели обсудить? - От холодности моего тона мой собеседник растерялся на долю секунды, но быстро взял себя в руки. - Зайдете ко мне в палату после завтрака? Дело в Охре. То есть, в Ване. Это важно.***
Я быстрым размашистым шагом летела в палату Мирона, гадая о том, что он мне скажет. Если бы с Ваней случилось что-то серьезное, он бы сообщил. Ведь так? Сейчас телефон выдавал лишь длинные гудки – Евстигнеев не брал трубку. Номеров ребят у меня не было. - Что случилось? – Я, запыхавшаяся, словно после марафона, села на кровать, напротив Мира, располагающегося в кресле. - Это я тебя хотел спросить! – Голос мужчины сорвался на крик. Такое поведение было ему не свойственно, как, собственно, и утреннему моему обидчику. У меня что, на лице написано, что сегодня на меня можно кричать? - О чем вы? – Я старалась успокоиться, хотя внутри царил хаос. - Что у тебя с лицом? – Он неожиданно протянул руку к моей щеке и нежно погладил воспаленную кожу кончиками пальцев. – Кто это сделал? Его жест смутил меня, отчего я покраснела еще сильнее, а кровь забегала по венам с удвоенной скоростью. - Никто, аллергия просто, на сладкое. – Я не отнимала его руки от своего лица. Ощущать его прикосновения было неожиданно приятно. - В форме пятерни? Маш, не дури мне голову! Рука явно мужская. Кто это сделал? – Он, наконец, перестал меня гладить и вернул ладонь на подлокотник. - Это мои дела. Я сама разберусь. – Который раз за день повторила я. - Почему ты ушла не попрощавшись? – Голос мужчины стал неожиданно грустным. - Не хотела будить. – Я вытерла вспотевшие ладони о штаны. – Вы сладко спите. Храпите так умилительно. – Губы тронула легкая улыбка, при воспоминаниях этого утра. – Так что с Охрой? Я не смогла до него дозвониться. - Ничего. Бухал всю ночь и спит. - Зачем ты тогда меня напугал? – Я, наконец, тоже перешла «на ты». Если он себе подобное позволяет – почему мне нельзя? - Иначе ты бы не пришла. Я заметила, что бинт на его запястье стал другим. Видимо, ночью Мирон его разматывал. Вчера ночью был последний день Розовой Луны. Сегодня, по идее, смысла в повязке уже не было. Если только его запястье пустовало. - Любопытство? - Я кивнула на его руку. - Не порок. – Продолжил Мирон. Очень хотелось попросить поделиться его причинами такой перемены во взглядах, но это превышало все возможные правила приличия. - Оно того стоило? – Единственный вопрос, который я могла себе позволить. - Больше, чем ты можешь себе представить.