Объятья для мрази

Ощущаю, как начинают укутывать в простыню, но не могу открыть глаза. Грудь болит больше всего — там ожоги от сигарет. Голова непроизвольно откидывается, когда меня поднимают на руки. В коридоре прохладно, — думаю, — вот бы сейчас окунуться в ледяную воду и не всплыть. Из комнаты в комнату. Чувствую, как, наконец, укладывают на кушетку, и начинает пахнуть спиртом. Доктор тихо начинает со мной разговаривать, поняв, что я в сознании, но я могу лишь еле двинуть губами. Кожа горит. Её будто срывают заживо, когда ватка касается ран. Слёзы стекают по вискам, путаясь в волосах, но я не могу открыть глаза. Я не хочу видеть и ощущать. Хриплю, зная, что голос в очередной раз сорван до неузнаваемости. Никак не выразить эту боль, это чувство, когда тебя… вывернули наизнанку.       — Ничего, — мягко произносит доктор, — и не такое лечили. А мне и не надо. Просто заверните обратно в простыню. Не нужно всего этого. Не нужно помогать… Мне страшно представить, что подумает Тао, когда увидит меня. Страшно, что моё сердце разорвётся от ненависти к себе и людям, из-за которых всё это происходит. Обида душит, отвращение зашкаливает, и я не понимаю, как начинаю просто плакать, задыхаясь. Вену вспарывает иголка. Будто бы сон сморил — так легко и пусто внутри. Мужчина приоткрывает веки, светит фонариком, и я чуть хмурюсь, самостоятельно глядя на него. Доктор чрезмерно сосредоточен. По телефону просит о помощи, потому что сам не сможет справиться. Но это неудивительно. Вся жизнь — дурной сон. Я хочу заснуть и не проснуться. Сталкиваюсь с Тао, когда один из охранников переносит меня в комнату. Он замирает, застыв в коридоре, будто забыв, куда должен идти. Я вижу, как двигаются его губы, но не слышу его голоса. Охранник опускает меня на кровать и без слов выходит, пока я медленно пытаюсь накрыться одеялом. В комнате холодно. Почему мне всё время холодно?.. Потому, что внутри больше ничего не греет?.. Он входит в комнату катастрофически медленно. Будто неверяще смотрит на меня и прикрывает дверь, следом склоняясь надо мной. У него злые до отчаяния глаза. А ещё дрожат губы. Я бесчувственно смотрю на них, не зная, смогу ли что-нибудь сказать, а нужно ли?.. Его пальцы невесомо касаются лица, будто боятся, что сделают ещё больнее. Но бояться не нужно. Обезболивающее гуляет по венам, лишая меня любых чувств вместе с успокоительным.       — Чанёль? — произносит, будто пытаясь понять, действительно ли это я, — Чанёль?       — Я не... сопротивлялся, — еле выговариваю. Тао выпрямляется, с рыком пинает тумбочку, с которой что-то сваливается. Он бьёт стену, загнанно дыша. Мне не видно. Не могу повернуть к нему голову, потому что шея забинтована. Я хочу хоть немного облегчить его боль, но понимаю, что постепенно начинаю тонуть в своей. Он возвращается ко мне, опускается на колени перед кроватью и аккуратно стирает слёзы.       — Что за нелюди? — шепчет он. — Что за уроды? Такое творить… Он задыхается. Он не может успокоиться. Утыкается лбом в моё плечо и пытается глубже дышать. Скривившись от тяжести в теле, еле протягиваю руку к его голове и глажу по волосам, будто это сможет помочь.       — Только… не навреди нам, — хриплю тем, что осталось от моего голоса, — Тао-я. Будто извиняясь смотрю на него, а потом закрываю глаза, расслабляясь. Хочется спать. ЦзыТао садится в конце кровати и замирает. Мне кажется, спустя время, сквозь сон слышу, что кто-то появился в комнате. Или же Тао наоборот ушел?.. Возможно, это мог быть доктор. Слышатся неразборчивые голоса и всё стихает. Я не просыпаюсь до самого утра. Наверное, даже моё сознание не видит в этом смысла.

***

Бён внимательно смотрит на меня. Я опускаю взгляд на свои запястья, покрытые синяками от чужого захвата, и оглаживаю пальцами кожу. Сидеть уже легче. Прошла неделя после того, как со мной это сделали. До сих пор я не встречался с боссом и даже не видел его, хотя знал, что ему каждый день докладывают о моём самочувствии. Тао пропал. Кроме доктора больше никто не входил в комнату, но сегодня утром я проснулся от стука в дверь, и… вот.       — Я просил тебя не сопротивляться ему, — наконец, говорит он.       — Я не сопротивлялся.       — Что-то не заметно, — цокает мужчина, — всё должно было пройти гладко.       — Он сказал, что ему нравится… когда больно, — объясняю, — но я не сопротивлялся, господин Бён. Я делал всё, что он просил.       — Да, я в курсе, — хмыкнул мужчина, вынуждая меня шокировано уставиться на свои руки, — он не поскупился на эпитеты, очень красочно… и заманчиво. Я испуганно посмотрел на него. Бён развалился в кресле сбоку от меня, задумчиво приставив пальцы к губам. Я натянул одеяло ещё выше, буквально прячась по шею, взывая у него усмешку. Что он хотел этим сказать? Что значит «заманчиво»?       — Знаешь, — неожиданно произнёс он, — у Тао окончательно поехала крыша.       — Ч-что?       — Я подумываю прикончить его на днях, — Бён задумчиво переводит взгляд на окно, — но ты можешь решить эту проблему, и он останется жив. Покалечен, но… в целом, существовать сможет. Я испуганно смотрел на него, пытаясь понять. Мужчина перевёл на меня взгляд и криво улыбнулся, вызывая у меня шок. Я сжал одеяло пальцами, спрашивая, что происходит.       — Тао забыл, чем ты здесь занимаешься, Чанёль, — стал объяснять мужчина, медленно поднявшись с места, — он забыл, что ты ублажаешь важных гостей. Но самое интересное не это, а то, из-за чего у него поехала крыша, — мужчина присаживается рядом со мной, вынуждая дёрнуться в сторону, но рука с силой вцепляется в предплечье, удерживая на месте. Кладу руку на его пальцы, пытаясь попустить болезненный захват, но делаю лишь хуже. — Он хорошо служил мне и был верным долгое время. До твоего появления. Видимо, ты уже успел раздвинуть перед ним ноги.       — Нет, — шепчу, качая головой, — неправда.       — Хм, — наигранно протягивает мужчина. — Что ж, тогда даже не знаю, что с ним произошло. Может, влюбился? Резко выдыхаю, дёргаясь назад, и мужчина отпускает. Я больно стукаюсь о спинку кровати и потираю предплечье, пытаясь слиться со стеной. Его пальцы тянутся к моей шее, и я жду, когда он с силой сожмёт её, но они лишь поднимаются вверх по бинтам к подбородку. Очертив нижнюю губу, он надавливает на неё большим пальцем и смотрит на меня.       — Так что, может, трахнешься с ним, пока его не прикончили? — усмехается он. — Или ты калекам не даёшь?       — Что? — ошарашенно спрашиваю, и мужчина резко сжимает подбородок рукой, вжимая затылком в стену. Скулю от боли и, сильно ударившись, вцепляюсь в чужую руку, но мужчина лишь подсаживается ближе и усмехается.       — Ну что такое, Чанёль, — цокает он, следом шипя на ухо, — разве ты можешь сопротивляться мне? Я порву Тао на твоих глазах и отправлю тебя в самый ужасный бордель, чтобы ты сгнил там, без конца глотая чужую сперму. Всхлипываю, от испуга начиная плакать. Мужчина протягивает «Тсс» и проводит большим пальцем по щеке, будто это может успокоить меня.       — В прошлую среду в восемь часов вечера он пришел ко мне в кабинет и направил на меня пистолет. Паскуда... подумал, что имеет право угрожать мне, — зло усмехается мужчина, — но он ошибся. Не подумал, что я смогу дать отпор. Сейчас он лежит переломанный в подвале и корит себя, но, боюсь, уже ничего не исправить. Слёзы стекают к его пальцам, он чуть ослабляет хватку, вжимая голову в стену не так сильно. Я тяжело дышу, прожигая невидящим взглядом потолок.       — Так что мы будем делать, Чанёль? — интересуется Бён, отпустив меня и вовсе. Он растирает между пальцами влагу с щёк и резко смотрит на меня. — Что ты молчишь? Совсем ничего не хочешь сделать для ЦзыТао?       — Что я могу сделать? — всхлипываю, стирая слёзы. — Вы же всё равно убьёте его.       — Ну что ты, — усмехается он, разговаривая, словно с ребёнком, — что за глупости ты говоришь, Чанёль? Если я получу что-нибудь интересующее меня, то… он получит небольшую помощь — зависимость, и отправится в проулки толкать наркоту. Не могу же я оставить происходящее безнаказанным, правильно?       — Наркотики? — шепчу, хаотично вглядываясь в чужие глаза. — Он же всё равно умрёт!       — Зато проживёт ещё годик, — усмехается Бён. — Так что, Чанёль, догадываешься, что можешь сделать для меня? Качаю головой, чувствуя, как снова наполняются глаза слезами. У меня ничего нет, никаких возможностей или денег. Заикаясь, спрашиваю, может, есть какие-то клиенты, которых нужно обслужить. Говорю, что могу работать с двумя сразу, вызывая у него ухмылку. Он снова опускает взгляд на мои губы, и в который раз проводит по ним пальцем, оглаживая контур.       — Ляжешь под меня, — твёрдо говорит он, вызывая испуг, — будешь на коленях ползать и делать всё, что я захочу. Хорошо постараешься — Тао поправится и пойдёт на улицы, если нет — Тао сдохнет на твоих глазах. Охрана вспорет ему брюхо и спустит голодных собак, а ты будешь на всё это смотреть и сходить с ума.       — Не надо, — еле двигая губами, шепчу, — я всё сделаю. Только, пожалуйста…       — Молчи, — с силой давит пальцами на губы, вынуждая сразу закрыть рот, — сейчас он просто валяется в подвале, его не тронут, но и помогать не станут. Он парень крепкий, ещё недельку полежит, за это время исчезнет дерьмо с твоего тела. Потом я снова хорошо подумаю и приду побеседовать, ты меня понял? Слабо киваю, и мужчина одобряюще смотрит на меня, похлопав по щеке. Поднявшись с кровати, он застёгивает пиджак на одну пуговицу и выходит из комнаты, хлопнув дверью. Я ещё долго не сдвигаюсь, боясь, что любое движение сорвёт мне голову. От ужаса всего происходящего не могу удержать слёз, которые дико меня раздражают, но я не могу усмирить чувства. Теперь я остаюсь один. Никто больше не будет заботиться обо мне и защищать. Тао уничтожат, подсадят на наркотики, чтобы наказать. Зачем он пошел к нему? Я же просил его не сделать хуже! ЦзыТао разрушил всё, что я так трепетно берег и в отношениях, и в жизни. Всё сломалось. Я сидел на кровати, растирая слёзы по щекам, пытаясь прийти в себя. Нужно было идти умываться, доктор просил начинать расхаживаться, но теперь ни в чем не было смысла. Я не сомневался, что Бён разорвёт меня на куски. Он выглядел слишком уверенным в себе, самовлюблённым, но больше всего опасным. На него невозможно было долго смотреть, не подготовившись морально. Глаза буквально уничтожали меня. Я боялся смотреть на него, а он заставлял меня это делать, говоря ужасные вещи. Хотелось покончить с собой. Но я стал под душ и включил воду, борясь с чувствами. От моих действий зависит чужая жизнь. Я хотел надеяться, что Тао сможет прожить полгода. Хотя зависимость не оставит ему никаких шансов. Вряд ли он сможет сопротивляться наркотикам. Мысль о том, чем мне предстоит заплатить за его жизнь, вынудила заплакать снова. Я задыхался от собственной ничтожности, боясь представить, как он будет иметь меня. Желудок сжался от страха, и я зажмурился, прогоняя образы. Зачем я так? Почему накручиваю себя? Чем больше я буду бояться, тем хуже буду справляться со своей обязанностью. Мне нужно сделать всё, чтобы он остался доволен, иначе… зачем тогда и вовсе было начинать, задумывать это? Бён никому не даст второго шанса. Тао просто сумасшедший дурак, который попёрся в одиночку на опасное существо. Мне не хотелось есть или лежать, но я вынужден был вернуться в кровать. Прижав к себе одеяло, я закрыл глаза и тяжело выдохнул, молясь, чтобы поскорее заснуть. Напрасно надеяться, что это всего лишь сон. Внутри я всё ещё надеялся, но больше не хочется ничего предпринимать.