***
После того разговора проходит неделя. Даже если я был огорчён, то только своей неспособностью нормально двигаться. Я должен был ухаживать сам за собой, и это выходило катастрофически плохо. Моё тело не справлялось с внезапными нагрузками, но я должен был вставать, чтобы сходить в туалет, должен был умыться, должен был… Я не мог позволить себе превратиться в животное. Тем же вечером я впервые остался один на один со своими проблемами, и несмотря на выраженное недовольство произошедшим, на стол поставили твёрдую пищу, а не похлёбку. Признаться честно, я бы не смог её съесть, да и как… как собака лакать содержимое миски?.. Сложнее всего было ходить в туалет. И к тому моменту, как я в отчаянии рыдал, до меня дошло всё происходящее: он хотел, чтобы я понял, к чему привели мои действия, хотел, чтобы я понял, как может быть тяжело от неверных решений. Хотел ли он меня проучить? Я не знаю. Боюсь, и никогда не смогу узнать. К концу второй недели я, наконец, понял, к чему Бён лишил меня помощи и поддержки со стороны медсестёр. Каждый раз, когда я с ненавистью поднимался с кровати и принимался за еду, я не задумывался над тем, почему испытываю ненависть и слепую ярость. Эмоции заволакивали мои глаза настолько плотно, что я до конца дня не мог расслабиться, пребывая в напряжении с раннего утра до поздней ночи. На самом деле я испытывал ненависть за своё поспешное решение, которое сделало меня недееспособным. Открытия на этом не закончились. В том разговоре, три недели назад, Бён обращался не ко мне, а к моему сознанию и телу. Он вынудил мою составляющую исцелять саму себя. Мне понадобилось всего две недели, чтобы больше не чувствовать ужасающей усталости и такой невыносимой боли в руках. Я предпринимал попытки справиться с пластиковыми ложками и вилками, мог катастрофически медленно есть жидкую пищу. Я справлялся, постепенно понимая, что начинаю бояться того, что последует за выздоровлением. И пускай я ненавидел Бёна и всё, что он сделал со мной, отчасти я был благодарен ему за помощь. Да, он оставил меня одного с проблемой, которую я сам же создал, но он не оставлял меня одного насовсем. Дважды в неделю приходил человек, который помогал мне помыться и трижды в неделю ко мне приходил врач, чтобы оценить моё состояние. Несомненно, он был мной доволен. Я видел, как он с лёгкой улыбкой кивает каждый раз, проверяя мои способности двигать пальцами и болевую реакцию. — Нанеси ты себе с большей силой порезы, мы бы уже не смогли увидеть, как твои пальцы обретают силу. Мужчина произнёс это со вздохом, в его взгляде сквозило неодобрение, но я видел, что он рад моему продвижению. Он видел, что я хочу вновь обрести способность быть полноценным, понял, как я начал ценить то, что имел раньше. Вся эта ситуация будто научила меня осознавать всё то, что я делаю, но также я понимал, что ещё не готов вернуться обратно. Туда. Откуда меня вытащили больше месяца назад. Иногда мы не в состоянии ничего изменить. Даже с попыткой суицида, я так ничего и не смог сделать, зато приобрел желание оставаться здоровым хотя бы физически. Морально я бы никогда не смог удержаться в целости, поскольку люди, окружающие меня, могли доставлять только боль. Люди Бёна пришли внезапно, но я знал, что это произойдёт в скором времени, поэтому просто ожидал. На ожидание ушла неделя, за которую я успел надумать слишком многое. В комнату вошёл человек, который обычно приходил с намерением привести меня в божеский вид. Он указал на вечно открытую дверь ванной комнаты, и я медленно сдвинулся с места. — Я возвращаюсь обратно? — интересуюсь, стараясь заглушить своим голосом оглушающий стук сердца. — У меня приказ помыть тебя, и не более, — выдохнул мужчина, закатывая рукава рубашки. — Дальше будешь ждать указаний сверху. Лишь под конец мои догадки подтвердились, когда он прикоснулся ко мне. Я зажмурился, стараясь отгородиться от ощущения чужой руки, но в голову без конца лезли неприятные мысли. Теперь я точно знал, для чего меня готовят, но не знал, для кого. Возможно, именно эта часть времени в ванной позволила мне взять свои чувства под контроль. К тому времени, как я был высушен и переодет в нормальную одежду, я был хладнокровен, уподобившись господину Бёну. За мной пришел не он. Крис обвел меня взглядом и без слов кивнул на выход, вынуждая подчиниться. Пока мы поднимались из подвала в комнату, в которой меня ждали, я мог думать лишь о том, как буду себя вести. Буду ли я подчиняться? Да. Буду ли доставлять Бёну проблемы? Нет. Моё тело, пусть и покорёженное, больше не будет страдать так сильно, как я себя когда-то наказал. Было ли мне страшно, когда я заходил в одну из незнакомых мне комнат? Да. Показывал ли я свой страх? Нет. Надеялся на что-то лучшее?.. Нет. Внутри меня уже ждали. С алкоголем и сигаретами, с мутным взглядом и напускной доброжелательностью. Я лишь усмехнулся, чувствуя, как в груди что-то неумолимо режет и становится трудно дышать. Мне казалось, что я ломаюсь, усаживаясь на чужие колени и отвечая на просьбу подать бокал: «Извините, у меня болят руки». От произнесённых мной слов хотелось блевать. Меня тошнило больше часа, пока я находился с мужчиной в одной комнате, и ещё час после того, как оттуда вышел. Я ощущал его дыхание на своём лице, вдыхал дым, который он выдыхал мне в лицо, и вспоминал только Бёна, который любил так делать. Видеть перед собой одно лицо, корчащееся в удовольствии, никак не сравнить с тем, что мне показывал Бён. Наверное, именно в тот момент (после двух месяцев отсутствия в его постели), я начал сравнивать каждого, под кого ложился, с Бёном. В этом было что-то неуловимое. Больше не было таких раздражающих и угрожающих расправой мужчин, готовых кончать от того, как я кривлюсь от боли. Каждый раз я был способен выходить из комнаты сам, без тянущей боли в груди ощущать себя здоровым и способным существовать. Я больше не пересчитывал синяки на теле и раны от окурков сигарет, больше не чувствовал себя распятым, ощущая какую-то адскую ласку со стороны человека, который меня захотел. Больше не было боли. Даже когда я плакал в туалете, слабо сжимая в кулаке толстовку на груди, даже когда задыхался от кошмаров во сне, даже когда встречался с Бёном в коридоре, неизменно разрываясь на куски от его игнорирования. Я был предоставлен сам себе, изредка обслуживая людей в дорогих костюмах, отрицающих нанесение ран на тело. И, возможно, именно тогда я захотел чего-то большего, порываясь заглушить пустоту внутри, когда осмелился попросить Криса передать Бёну мою просьбу дать мне хоть какие-то знания, хоть что-нибудь, что заполнит мою голову. Я ожидал от Бёна насмешки. Трое суток вертелся без дела в кровати, боясь высунуться в коридор, потому что знал: он не позволит мне дышать без сожаления. А спустя несколько дней я получил новые учебники по маркетингу и управлению персоналом, ещё через несколько часов — по Документированию финансово-хозяйственной деятельности, а через неделю после одаривания меня всем этим в комнату постучался Крис. — Кто-то приехал? — вопросил я, приподнимаясь из-за стола, сразу пытаясь придумать, что мне надеть для очередного «гостя». — Не сегодня, — ответил он. — Шеф попросил передать, что в пятницу прибудут партнёры. — Партнёры? — уточнил я, прикусив губу. — Чёрт… Крис положил на стопку книг небольшой конверт и хлопнул по нему несколько раз пальцами. Я уставился на белый прямоугольник, пытаясь угадать, что там может быть. Охранник не уходил — смотрел на меня как-то… замявшись. Он поджал губы и убрал руку, подвинув конверт ближе. — Чтобы там не было — соглашайся, — наконец, выдал он. — Крис? — вопросил я, совершенно озадаченный. — Он никогда не передаёт таким, как ты, послания, — поясняет он чуть ли не шепотом. — Просто… хорошо подумай, что бы там не было, и ответь ему. — Откуда ты знаешь, что там какое-то предложение? Мой вопрос остаётся без ответа. Собеседник отступает назад, умолкая. Я аккуратно раскрываю конверт, вытаскивая сложенный пополам лист с невероятным почерком господина Бёна.«Твоя просьба была исполнена. Эти знания пригодятся не тебе, а мне. Однако не думай, что впоследствии твои обязанности изменятся. Ты застыл на своём месте. Уверен, ты не наберешься опыта, чтобы сделать шаг вперед. Напоминаю: пятница, 21:00. Хорошую работу принято оплачивать»
— Он написал: хорошую работу принято оплачивать, — произношу, поднимая взгляд на невозмутимого охранника. — Не понимаю, что должен ответить, Крис. Мужчина вздёргивает бровь, а потом со вздохом отвечает, что мне дали возможность попросить что-то для себя. — Если выполнишь какую-то работу на достаточном уровне, то получишь то, что попросил, — поясняет он. — Будь благоразумным, ладно? Не проси свободу или что-то вроде того — только разозлишь его. Киваю, понимая, что даже и мысли не возникло в голове об этом. Вряд ли он когда-нибудь меня отпустит. Так чего же я хочу? Кроме желания избавиться от дурацкой «работы», мне ничего не надо. Ответ нужен прямо сейчас, и так быстро что-то придумать… «Книги, пожалуйста», — пишу, аккуратно выводя буквы, — «и ноутбук». — Стоит ли его поблагодарить? — поднимаю взгляд на Криса. Мужчина закатывает глаза и протягивает руку, чтобы забрать письмо: — Если есть за что, то пожалуйста, хоть сто раз, но давай быстрее. Не знаю, хотел ли я, в самом деле, писать это, ведь даже не определил, за что благодарить человека, который превратил мою жизнь в ад. Но он снисходителен ко мне. Внезапно. И это пугает, но в мгновение ока всё может измениться в худшую сторону. «Спасибо», — наконец пишу одно слово и передаю лист Крису. Тот кивает, и стремительно покидает комнату, закрыв за собой дверь. В этом есть подвох, — думаю, обращая внимание на учебник, который тщательно зачем-то конспектирую. — Что-то произойдёт очень скоро, а я даже не знаю, к чему мне готовиться.