Объятья для мрази

Он приходит в тот же день. На часах восемь утра. Я выхожу из душа, поправляя футболку, и застываю, настороженно уставившись на него. Бён оглядывает меня и скашивает глаза на стол с лёгким кивком. Стопка книг и новый ноутбук поверх коробки привлекают внимание, но я ни на секунду не теряю бдительности, пусть и позволяю себе подойти к столу.       — Документирование, делопроизводство и документооборот, информационные технологии в бизнесе, теория информационных процессов и систем, — задумчиво перечисляю названия книг, отчаянно пытаясь понять, зачем мне это нужно, — что это?       — Раздевайся. Удивлённо поднимаю голову, ошарашено взглянув на Бёна. Мужчина не отрываясь смотрит на меня, и я, нахмурившись, начинаю снимать с себя вещи. Сохраняя спокойствие, жду, пока он закончит искать что-то на моём теле, бесконечно долго обходя меня несколько раз вокруг. Наконец, командует одеваться и вновь застывает у окна.       — Знаешь, что я ненавижу больше всего? — задаёт вопрос мужчина, повернувшись ко мне. Качаю головой. — Когда у меня пытаются что-то попросить. Что-то моё. Что-то, что принадлежит только мне. Обхожу стол и сажусь на кресло, повернувшись к нему всем телом. Поджимаю губы, оглядывая запонки на манжетах рубашки, и не знаю, что сказать. Мне стоит оправдывать себя? Я не совершил ничего безрассудного и, судя по выполненной просьбе, хорошо справился со своей задачей.       — Вы о том человеке, — констатирую, опустив взгляд в пол, — я же отказал ему, почему он пошел к Вам?       — Потому что он знал, что твоё мнение ничего не стоит, и забрать так просто он тебя не может. Вздохнув, я пытаюсь понять суть этого разговора, но до меня не доходит. Его реплика не была выражена, как претензия, однако он косвенно затронул меня. Я отказал, не согласился, и всё равно оказался крайним. Почему он высказывает всё это мне? Почему он не высказался тому человеку? Потому что является его партнёром?.. Господин Бён наблюдает за моими потугами, но ничего не говорит, внимательно осматривая меня. Мне нечего ему сказать. Я невиновен. Меня не за что наказывать, моя совесть чиста, если он, конечно, не перевернёт всё с ног на голову.       — Что Вы хотите от меня услышать? — сдавшись, произношу. Какое-то время мы просто смотрим друг на друга, и мне кажется, что сам Бён не понимает, что он здесь делает и чего требует от меня. Наконец, я замечаю еле уловимое движение головой, приглашающее стать рядом с ним. Смотрю сквозь занавеску на кортеж. Машины, выстроенные в огромную колонну, словно чёрные пятна выделяются на белой площадке перед большими воротами. Мужчина, смутно похожий на того, что был со мной вчера вечером, подходит к машине и быстро оказывается внутри.       — Скажи, Чанёль, — тихо шепчет Бён, став ровно позади меня, — вчера ты испытывал дежавю? Соглашаюсь, наблюдая за тем, как открываются ворота и машины медленно выезжают из территории большого здания. Искусственная неровность не позволяет им быстро набирать скорость, поэтому кортеж двигается очень медленно.       — Он напомнил тебе кого-то, да? — киваю, отводя взгляд от окна. — Меня? Устало выдыхаю, непонимающе пытаясь определить, к чему привел нас этот разговор. Даже если я отвечу согласием, что изменится? Что он хочет услышать?       — Почему нас поменяли с тем парнем, господин Бён? — спрашиваю на свой страх и риск. Он еле слышно смеется, обходя меня. Внимательно смотрит в глаза и произносит:       — Ты не ответил на мой вопрос, Чанёль. Хочешь, я отвечу за тебя?.. — он слабо кривит губы, и почему-то мне кажется, что он удовлетворён. — Ответ: «Да».       — Вы прекрасно справились и сами, — опускаю взгляд на галстук. — Да, это из-за Вас. Мужчина оценивающе проходится взглядом по моему лицу и застывает на губах. Рука поднимается и кончиками пальцев он обводит контур, вскоре опустив руку на плечо. Господин Бён притягивает меня к себе ближе, словно желая выдать какой-то секрет:       — У меня конкуренция с братом, Чанёль, поэтому я позволил ему попробовать то, что принадлежит мне. Я знал, что он захочет тебя, и не позволил тебя забрать. Ошарашено смотрю на занавески, боковым зрением замечая, как мужчина отстраняется, а потом ощущаю ладонь на своей щеке. Бён слабо улыбается, и по глазам видно, что он не чувствует удовлетворения от того, что произошло часами ранее. Я вижу, господин Бён, у меня получается вас видеть.       — Это был Ваш брат? — шепчу. Слабо усмехнувшись, мужчина спрашивает, кто был лучше: он или его родственник, на что я неожиданно выдаю:       — Он. Испуганно отступаю, не зная, извиняться сейчас и как это лучше сделать? За долю секунды я умудряюсь так испугаться реакции Бёна, что меня начинает заметно потряхивать. Страшно, что он может отменить негласные договорённости между нами, ведь, если он отнимет у меня эти книги и спокойствие, я сойду с ума на следующий же день.       — И-извините, — еле выдаю, — я не то…       — Ты сказал то, что сказал, — холодно произносит мужчина, наступая на меня. — И я, пожалуй, не удивлён.       — Я не… — слабо качаю головой, отходя к столу, в который вскоре упираюсь.       — Занятно, что ты всё ещё боишься меня, — хмыкает Бён, впритык подойдя ко мне. Мужчина толкает на стол, и я усаживаюсь на него, глядя на него снизу вверх. Почему-то он не злится, нисколько не проявляет должной агрессии, и я не знаю, как реагировать. Ему снова удалось вывести меня из устоявшегося состояния равнодушия и мнимого покоя.       — Я видел, что он был нежен с тобой. Всё потому, что у него мягкий нрав, но он сдержан и в состоянии проявить жесткость в нужное время. А ты слишком чувствительный и слишком послушный… Ты молодец, Чанёль. Дёргаюсь, как от пощёчины. Бён отходит от меня, давая время осмыслить сказанное, и до меня доходит каждое слово. Мой испуг и затмевающий рассудок стыд оставляют его равнодушным. Он не кажется удовлетворённым, отметив мою реакцию, и ничего не говорит, когда я закрываю лицо руками. Зачем ему было наблюдать?.. Сколько раз он так делал?.. Это ужасно.       — Как вам удаётся каждый раз уничтожать то, что я в себе медленно строю? — шепчу, отнимая руки от лица.       — Разве тебе есть, чего стыдиться?       — Это неправильно! Вы не должны были…       — Ты намерен указывать мне, что я должен был делать? — вздёргивает бровь, усмехаясь. — О чем бы ты не подумал, я хочу, чтобы ты понял причину, из-за которой я не отдал тебя брату: ты слишком хорош для такого ублюдка, как он, но слишком плох для такой мрази, как я. Бледнею на глазах, когда понимаю, что он вспомнил те слова, произнесённые мной на грани жизни и смерти. Глубоко вдыхаю и выдыхаю, опуская взгляд, пытаясь безрезультатно успокоить себя. Чувств снова оказывается слишком много, и я отчаянно вцепляюсь пальцами в столешницу. Взгляд падает на мои истерзанные предплечья, и вся концентрация сходит на «нет». Я не знаю, зачем он продолжает находиться рядом со мной, пока я рыдаю, выпуская наружу всё дерьмо, что скопилось во мне за долгие месяцы после попытки суицида. Я был уверен в том, что меня это больше не потревожит. Я убеждал себя в том, что больше никогда об этом не подумаю и не позволю себе вспомнить о том времени. Готовый отдать себя, своё тело и душу, я исправно работал на Бёна, но на деле лишь заглушал всё то, что медленно скапливалось во мне, не находя выхода.       — Научись быть полезным во всём. Вытираю лицо ладонями, постепенно приводя дыхание в норму, но никак не поднимая голову. Отчего мне так до тряски стыдно смотреть на него?.. Я не сделал ничего плохо. Но стыжусь каждого своего действия. Стыжусь того, что обманул сам себя и только сейчас смог понять, что делал всё это время.       — Твоё сознание защищало тебя, чтобы вот этого всего не случилось, но стоило мне припомнить твои слова, как тебя прорвало, — произносит Бён, поднимая моё лицо за подбородок. — Научись быть полезным, иначе навсегда останешься малолетним выродком, который ни на что не годен, кроме как раздвигать ноги.

***

Может быть, именно в тот момент что-то действительно сломалось. Действительно… Я так ошибался, когда думал, будто смогу принять всё происходящее, но картинка перед глазами поплыла, и в тот же вечер я разорвался на куски. Не могу с точностью утверждать, что после недели отрицания действительности, я был в состоянии снова работать, но мне нужно было. Я должен был оправдать чужие надежды, забывая про свои собственные. То, что выражал Бён, не было вдохновляющей речью, но именно так я воспринял его последние слова. Я больше не разрывался между попыткой чему-то научиться и обслуживанием клиентов. Неожиданно всё стало на свои места, и больше не было такого разрыва между одной частью жизни (в моей комнате) и вне её пределов. Я старался быть, не замечая, как стоял на одном месте. Мне нужно было идти вперед, но получалось… Гости приходили и уходили. Я медленно вникал в смысл своей работы, пытаясь понять, что нужно людям, которые приходят ко мне. Крис поначалу не понимал, чего я пытаюсь добиться, узнавая, для чего пришёл тот или иной человек, но шептал объяснения. Кто-то приходил для заключения уже согласованного контракта, кто-то всё ещё был на стадии его разработки и так далее. Я обязывал себя найти подход к каждому, с кем доводилось сталкиваться. Бён это просек не сразу, возможно, даже не понял, почему так быстро решались все возможные проблемы и заключались важные договора. Я получал одежду, книги и возможность пользоваться интернетом. С появлением личного охранника стало немного легче связываться с Бёном, но я не горел желанием — меня просто поставили перед фактом, что я имею право что-либо ему передать. Я в этом не был заинтересован: пока он сам не придёт разрушить меня вновь, я не буду искать встречи. Я думаю, он начал ценить меня, иначе почему я получил столько привилегий, сколько их ни у кого не было?.. Крис лишь хмыкал, когда я хмурился, пытаясь понять свою реакцию на «подарки». В последнее время мне казалось, что я могу потерять это в мгновение ока. Честно пытаясь справляться со всем, что взвалил на себя, я не замечал, как становлюсь более разборчивым и сконцентрированным. Возможно, это имел в виду Бён, когда говорил о «полезности»? Я нравился клиентам своей самоотдачей и внимательностью к их желаниям (благодаря объяснениям Криса), нравился Бёну безоговорочным исполнением приказов, нравился даже охраннику, которого приставили ко мне. Однако, сам парень не нравился мне…       — Господин Бён просил передать, что завтра в десять у Вас будет встреча. Обращаю внимание на охранника, внимательно наблюдающего за мной. Я знаю этот взгляд: он похож на те, которыми меня провожают «клиенты», когда я вхожу в комнату. Недовольно повожу плечом, опуская взгляд на книгу. Довольно неприятно ощущать себя не в безопасности в своей комнате. Она должна быть крепостью, а не подвергаться подобным вещам, как сейчас.       — Эш, — позвал я парня, — можете быть свободны. Он вздёрнул бровь и расслабленно двинулся ко мне, присев на стул напротив меня. Удивлённо гляжу на него:       — Вы собираетесь отдыхать здесь?       — Я Вам мешаю? — спрашивает тот. — Знаете, только наблюдая за Вами я могу отдохнуть. Эта улыбка… Чёрт, это же просто оскал. Поджимаю губы, достав чистый лист из ящика стола. Под его взгляд аккуратно складываю пополам и, прикрывая рукой, пишу просьбу Бёну заменить мне охранника или же вовсе лишить меня охраны, поскольку данная персона не справляется со своими обязанностями. Улыбнувшись, складываю лист в конверт и склеиваю ободок, передавая парню напротив.       — Пожалуйста, — прошу, намекая отнести боссу. — Это насчёт завтрашнего дня, очень важно. Обратно в комнату он не возвращается, поэтому я спокойно закрываю дверь на замок и укладываюсь спать, надеясь, что завтрашний день пройдёт гладко. Наверное, мне стоило давно понять, что мои желания и надежды никогда не исполнятся. Мне приснился кошмар, и это уже было тревожным звоночком. Просыпаться катастрофически не хотелось, но нужно было переговорить с Крисом, который, как оказалось, бесследно пропал. До вечера я не выходил из комнаты, ощущая пугающее напряжение, которое ни на секунду не отпускало меня не то что в комнате — даже в маленькой комнатке туалета. Я пытался сконцентрироваться на чём-то хорошем, даже помолился несколько раз: днём и перед выходом из комнаты. За мной пришёл другой человек. На вопрос, почему меня не сопровождает Крис, мужчина ответил, что тот возвращается с боссом с какого-то задания. Больше он на вопросы не отвечал. Каждый шаг превращал меня в конченного человека. От сбившегося дыхания я не мог нормально вдохнуть, постоянно проводя ладонью по груди. Сопровождающий даже спросил меня, как я себя чувствую:       — Я в норме, — еле выдыхаю, пытаясь отмахнуться, но выходит катастрофически плохо. Перед дверью замираю, проводя пару раз ладошками по лицу. Я не понимаю своих чувств: почему они так неожиданно нахлынули на меня? Возможно, это из-за неудачной ночи? Я должен справиться, несмотря на то, в каком нахожусь состоянии! Ещё несколько минут пытаюсь настроиться на работу и выпрямляюсь, расправляя плечи. Охранник открывает дверь, и я ступаю в темноту. Что меня смущает сразу же? Наверное, кромешная темнота. Шторы полностью задёрнуты, свет отсутствует и даже глаза не могут привыкнуть, пытаясь выглядеть что-то в темноте. Я ожидаю, что кто-то прокрадётся ко мне сзади, но ничего не происходит ни спустя минуту, ни пять. Неловко ступаю вперед, пытаясь услышать хоть что-нибудь, хотя бы какой-нибудь смешок, но могу уловить лишь какой-то неприятный запах.       — Извините, — шепчу, — господин?.. Никто не отвечает. Я опускаюсь на пол, думая, что всё так и запланировано. Ведь не может быть иначе! Скорее всего это какая-то игра, где я должен ползать на коленях, пытаясь найти человека, но мне не смешно. Рука натыкается на журнальный столик, и я огибаю его, предполагая, что дальше должно быть кресло. Ладонь мажется в чём-то мокром. Я кривлюсь, стараясь успокоить разбушевавшееся сердце. И в этот момент кое-что проясняется. Я утыкаюсь той самой ладонью в тело, удивлённо пытаясь предположить, что происходит. Несколько раз зову человека, и только потом до меня доходит, что нужно прислушаться. В комнате мёртвая тишина. Не слышно ничьего дыхания, кроме моего, ошарашенного и напрочь сбитого. Я отшатываюсь, заваливаясь спиной на пол. Двигаюсь к включателю, уткнувшись руками в стену, и наконец нахожу его. Глаза режет от яркости, но я таки оборачиваюсь назад, чтобы выдохнуть испуганное «Мамочка». От ужаса темнеет в глазах, и я отворачиваюсь от тела, ударяя по двери кулаками с такой силой, словно вот-вот смогу её проломать.       — Пожалуйста, откройте! — кричу. — Ну кто-то же должен там стоять! Охрана! Мужчина открывает не сразу, но только слышится щелчок замка, как я толкаю дверь наружу, буквально выскакивая из неё. Руки в крови, рубашка тоже, я нахожусь в таком шоке, но не могу вовремя остановиться, крича на весь коридор. Охранник хватает меня поперек живота, но мне нужно бежать, скрыться, чтобы меня не убили тоже! Пожалуйста, отпустите в безопасное место!       — Твою ж мать… — протягивает мужчина, поняв, в чем дело. — Здесь сиди! Я сжимаюсь у стены, с ужасом наблюдая за тем, как он докладывает по рации о чрезвычайной ситуации. Слетевшиеся охранники могут лишь осмотреть комнату и уткнуться в меня, предполагаемого убийцу, нахмуренными взглядами.       — О, Господи, — рыдаю, пытаясь вытереть руки о ковер, — Господи, Господи, Господи…