Рыцарь для безумной принцессы

Праздник закончился внезапно. Чуткое ухо Зелгадиса уловило до боли знакомый свист, в следующий миг он уже бросился на землю, прикрывая Амелию своим телом. Веселый смех сменили крики ужаса и боли. Свист раздался снова. Растерянная Амелия встала на четвереньки, упершись спиной в грудь склонившемуся над ней Зелгадису, скосила на него глаза, в которых читался вопрос. — Стрелы, — коротко пояснил он. — На счет три беги в укрытие. Раз. Два. Три. Пошла! Вскочив, Амелия бросилась к ближайшему лотку. По площади в панике носились люди, несколько человек сидели или лежали на земле, зажимая торчащие из тел стрелы. На бегу Амелия едва не споткнулась о труп девушки, которой стрела пронзила горло. Раньше, до начала своего путешествия, Амелия бы испугалась мертвеца или, возможно, остановилась бы, чтобы помочь раненым. Но пережитые опасности научили ее действовать быстро. И, как ни неприятно было это признавать, — сначала заботиться о себе. Добежав до лотка, Амелия опустилась на корточки, используя его стену, как прикрытие. Через мгновение возле нее появился Зелгадис. Все произошло настолько быстро, что музыканты, еще не успевшие ничего понять, с минуту продолжали по инерции играть. Под жизнерадостный мотивчик на площади разыгрывалась кровавая драма. Сверху летели стрелы, из-за скученности людей почти каждая находила цель. — С крыш стреляют, — определил Зелгадис. Бешенство клокотало в нем, как лава в проснувшемся вулкане. В обычной ситуации он вряд ли стал бы защищать крестьян, но теперь был готов уничтожить неизвестных врагов. Кто бы ни испортил его чудесный вечер, он изжарит его так, что даже пепла не останется! Прищурившись, Зелгадис вгляделся в крыши и в очередной раз с неохотой признал пользу тела химеры: в темноте он без труда различил стрелков. Три фигуры на одной крыше и две на другой. Острые уши, длинные морды. Вервольфы. Ярость Зелгадиса не шла ни в какое сравнение с гневом, охватившим Амелию. Недавняя радость была настолько яркой, что пришедшая ей не смену злость полыхнула не менее сильно. Никогда ей еще не доводилось испытывать такой ненависти к кому-либо. Даже во время попытки дворцового переворота. — Зададим им! — рявкнула Амелия и рванулась прочь из укрытия, уже создавая в ладонях файрболл. Зелгадис вовремя поймал ее за край плаща. — Не теряй голову! Это вервольфы, они, может, и не владеют магией, зато довольно быстрые с точки зрения обычного человека. Взлетай и бей их с высоты, поняла? Амелия отрывисто кивнула, Зелгадис впервые заметил в ее глазах стальной блеск настоящей ярости. Вервольфы тем временем прекратили стрелять, видимо, закончились стрелы, и дружно спрыгнули вниз, на площадь. Многие крестьяне уже разбежались, но оставшиеся, в том числе раненые, были легкой добычей. Один из вервольфов как раз занес меч над скорчившейся на земле женщиной, когда Зелгадис кинул в него огненную стрелу. Вервольф уклонился с поистине звериной ловкостью, и пламенный росчерк пролетел буквально в нескольких сантиметрах над головой его жертвы. Женщина завизжала и неуклюже, боком, точно краб, поползла прочь. Амелия взлетела вверх и швырнула файрболл, одновременно громогласно заговорив: — Как вы смеете нападать на беззащитных людей! «Ну вот, опять, — мысленно вздохнул Зелгадис. — Хорошо хотя бы сначала ударила, а потом начала толкать речь. Здорово ее разозлили». — Вы кровожадные убийцы, — продолжала вещать Амелия, пока вервольфы уворачивались от огненного шара. — Я покараю вас во имя справедливости! — Справедливости? — неожиданно прорычал один из вервольфов, самый крупный, с угольно-черной шерстью и единственным белым пятном на лбу. Наверняка вожак.  — Люди ворвались в наше логово, когда мы были на охоте. Перебили беззащитных самок и щенят. Разве не справедливо будет, если мы отплатим им тем же, а, человек? Уже готовая произнести следующее заклинание Амелия подавилась словами. — Перебили… ваших… детей? — ей самой ее голос показался жалким, по-детски дрожащим. Пожалуй, она действительно растерялась как маленький ребенок, который, выбравшись из детской, впервые столкнулся с несправедливостью большого мира. Что ей теперь делать? Вервольфы по-своему правы. Получается, нужно встать на их сторону? Но месть тоже не выход. Однако нельзя же им сказать: забудьте о своих убитых женах и детях, сложите оружие. Замерев, Амелия выпала из реальности, не замечая окружающего. Зелгадис краем уха слышал, что говорил вожак, но его моральные вопросы заботили мало. Ну да, крестьяне не шибко любят зверолюдей, а некоторые особо ретивые просто истребляют таких, если им вздумается поселиться рядом. Ничего особенного, обычная ситуация. Вот только он не учел, что Амелия-то не знакома с этой обыденностью. Зелгадис продолжал сражаться. Файрболлом он испепелил вервольфа, бросившегося на него с мечом. Обернулся к следующему. И тут увидел, что два вервольфа стремительно взобрались на крыши лотков и прыгнули оттуда к Амелии. — Не стой столбом! — рявкнул Зелгадис. — Дим Винг! Ветер сшиб на землю вервольфа, чей меч, если бы Зелгадис промедлил, снес Амелии голову. Крик привел ее в чувство, хотя разум еще не осознал происходящего, натренированное тело двигалось само, и Амелия отлетела с траектории движения второго вервольфа. Тот перекувыркнулся в воздухе и приземлился на четыре лапы. Пока Зелгадис отвлекся на Амелию, его противник подобрался близко и успел рубануть мечом прежде, чем Зелгадис среагировал. Клинок распорол балахон от горла почти до земли, проскрежетал по каменным наростам на коже и с жалобным звоном раскололся пополам. Вервольф озадаченно уставился на свое оружие, затем на Зелгадиса, чем тот и воспользовался, пронзив грудь противника огненной стрелой. Но балахон это уже не спасло, он развивался за спиной, точно плащ. Шарф болтался на плечах, капюшон сполз с головы, и всполохи пламени играли в догонялки с бликами на проволочных волосах Зелгадиса. — Ты! — вдруг рявкнул вожак, из его раскрытой пасти вырвалось низкое, угрожающее рычание. — Не помнишь меня? Зелгадис позволил себе ядовитую улыбку. — Я в своей жизни столько поганых рож повидал, всех не упомнишь. — Зато я тебя хорошо помню, — вожак тоже оскалился в некоем подобии ухмылки. — Такую страшную образину сложно забыть. Недолго думая, Зелгадис швырнул в вожака файрболл. Вожак играючи уклонился. — Ты был с Великим Резо, когда он принял моего сына, Дилгера, на службу. Зелгадис сквозь зубы помянул Шабранигдо. Он уже чуял, чем попахивает все это дело. Назревает кровная месть. — Не расскажешь, как он там поживает? — как-то слишком уж мягко спросил вожак. — Он погиб, — Зелгадис не счел нужным скрывать правду: он подозревал, что вожак уже все знает. Даже слишком хорошо знает. — Уважаю за честность, хотя тебе стоило бы соврать, потому что одна птичка напела мне, что именно ты его убил. — И как же зовут эту птичку? — осведомился Зелгадис. — Об этом я расскажу… твоему трупу! Вожак и два оставшихся в живых вервольфа ринулись на Зелгадиса с трех сторон. Он поспешил взлететь, но вожак оказался быстрее и успел схватить его за ногу. Зелгадис бросил в него ледяную стрелу, но не попал, вожак отпустил его ногу и прыгнул вниз. Зато пока Зелгадис возился с ним, два других вервольфа тоже прыгнули. Зелгадис оказался меж двух огней. Не глядя, швырнул файрболл в одного вервольфа, развернулся и отбил атаку второго мечом. Файрболл не попал в цель, да и удар меча вервольф отразил и легко приземлился. — Спускайся и дерись как мужчина, трус! — взревел вожак. — Моего сына ты убил так же подло, с помощью магии? Оскорбление Зелгадиса покоробило: вожак, сам того не зная, использовал очень точное выражение. Зелгадис не переносил обвинений в трусости. Отчасти поэтому он не мог просто улететь, оставив вервольфов бесноваться внизу. К тому же с врагами лучше разбираться сразу, потому что не ровен час они найдут тебя лет эдак через десять и устроят неприятный сюрприз. «Сейчас бы Амелия пригодилась, отвлекла бы их», — подумал Зелгадис и осмотрелся в поисках Амелии. Она обнаружилась на земле, возле одного из лотков. Все произошедшее окончательно выбило ее из колеи. «Зелгадис убил сына этого вервольфа… Крестьяне убили его семью… Он жертва. Но он и его товарищи убивали людей… Может быть, крестьяне тоже только мстили им?» Амелия оказалась в тупике, не знала, что ей делать. Помогать Зелгадису? Помогать вервольфам? Не вмешиваться? Но она не могла просто стоять и смотреть! Вожак проследил за направлением взгляда Зелгадиса и гаденько ухмыльнулся. — Что ж, возможно, вопли о помощи твоего дружка заставят тебя спуститься к нам. Он сделал знак одному из вервольфов, и тот устремился к растерянной Амелии. Она его даже не замечала, бормоча что-то себе под нос. — Прекрати витать в облаках! — заорал Зелгадис. Он создал файрболл, но вожак швырнул в него мечом одного из своих убитых товарищей. Зелгадис чуть замешкался и драгоценные секунды были потеряны. Вервольф был уже рядом с Амелией, схватил ее за руку. Резкая боль привела ее в чувство. Увидев над собой громоздкую, темную фигуру, Амелия, повинуясь инстинктам, а не рассудку, который слишком часто подводил ее сегодня, создала «Брам Блейзер». С такого расстояния она просто не могла промахнуться. Луч голубого света прошел точно через грудь вервольфа. Тот, не издав ни звука, повалился на землю. Амелии в нос ударил отвратительный запах горелого мяса и шерсти. Живот скрутило, и Амелию вырвало. Площадь перед глазами закачалась и поплыла. «Я поступила несправедливо… Я… Я просто убийца? Неправда…» Она без сил осела на землю, обнимая руками дрожащие плечи. Рядом раздался чей-то голос, но Амелия не могла разобрать слов. Приземлившийся Зелгадис отчаялся до нее достучаться и повернулся лицом к наступающим вервольфам. Если бы не нужно было защищать Амелию, он бы справился с ними легко, но из-за нее был здорово ограничен в движениях. Хотя… Схватив безучастную ко всему Амелию под мышку, Зелгадис взлетел на крышу ближайшего дома. — Все-таки убегаешь, трус! — вслед ему понесся издевательский смех. Зелгадиса передернуло, но он довел план до конца. Оставив Амелию на крыше, он сверху швырнул на площадь несколько огненных стрел. Вервольфы от них уклонились. Тогда Зелгадис спрыгнул вниз. Вожак тут же оказался рядом, и они с Зелгадисом скрестили клинки. Сталь зазвенела о сталь. Вожак превосходно владел мечом, он не давал Зелгадису времени произнести заклинания, все время атаковал. Самое скверное: вынужденный возиться с вожаком, Зелгадис не мог следить за вторым вервольфом. Тот наверняка подбирался сзади, хотя даже чуткое ухо Зелгадиса не улавливало шагов. И вдруг на Зелгадиса опустилась тьма, по его волосам потекло что-то склизкое и вонючее. Через миг он понял, что ему на голову просто надели деревянное ведро с помоями. Но этого оказалось достаточно. В ту же секунду, он ощутил, как его руки прижимает к туловищу веревка. Он напряг силы, пытаясь ее порвать. Холодная сталь коснулась его горла. — Интересно, твоя кожа такая же прочная, как наросты на ней? — прошипел вожак, надавливая на меч. Кожа у Зелгадиса была прочная, но не настолько, чтобы выдержать давление остро заточенного лезвия из превосходной стали. Он порвал веревки, собрался схватить запястье вожака… — Флеа эрроу! Флеа эрроу! Флеа эрроу! В голосе Амелии звенели слезы, в истерике она все повторяла и повторяла заклинание. Внутренние противоречия довели ее почти до припадка, ей просто нужно было куда-то выплеснуть все, что скопилось в душе. Краешком сознания она еще соображала, что надо бы помочь Зелгадису. Может, он злодей и убийца, но они путешествуют вместе. Он — ее спутник, уже не раз выручавший ее. Град огненных стрел обрушился на вервольфов. Вожак успел отскочить, но вот его товарищ оказался не настолько проворным. Или просто удача от него отвернулась. Огненная стрела пронзила его голову, и шерсть вспыхнула, точно факел. Зелгадис не успел стащить ведро, точно в него попала одна из огненных стрел. Пальцы Зелгадиса опалило жаром, но он все же снял горящее ведро, в который раз чувствуя сдобренное ненавистью удовлетворение от того, насколько крепко его тело. Вожак остался один. Опустив меч, он обвел ничего не выражающим взглядом тела своих погибших товарищей. Отблески пламени от подожженных лавок падали на его морду, придавая ей странное, почти величественное выражение. Зелгадис невольно почувствовал жалость, захотелось отпустить несчастного вервольфа. Но холодная логика подсказывала, что тот не уйдет. Не после того, что произошло. — Эй, ты ведь все равно убьешь меня, — в голосе вожака больше не было злобы, только усталость. — Можешь хотя бы сделать это мечом, а не поганой магией? Такую последнюю услугу Зелгадис вполне мог ему оказать. — Амелия, не вмешивайся, — бросил он через плечо, вставая в боевую позицию. Вожак атаковал яростно, уже не заботясь о том, чтобы защищаться. Зелгадис, отразив несколько его выпадов, ударил сам. Его клинок насквозь пронзил вожаку плечо, но тот не издал ни звука и схватился свободной рукой за лезвие, не давая вытащить меч. Затем вожак ударил наотмашь, но его клинок лишь заскрежетал по камням на груди Зелгадиса. Зелгадис сильнее рванул меч на себя и вверх, разрубая пальцы вожака. Отвел лезвие за спину и сделал молниеносный замах. На этот раз меч рассек вожаку грудь. Кровь брызнула на Зелгадиса, и тот поспешил отскочить, увеличивая дистанцию. Но вожак больше не нападал. Он тяжело бухнулся на колени, затем упал лицом вниз. Выждав несколько секунд, Зелгадис решился подойти к нему. Всегда стоит проверять, умер ли твой противник. Вожак повернул голову на бок, дыхание с хрипом вырвалось из его пасти. — Эрис, — прошелестел он. — Что? — удивленно переспросил Зелгадис. Но вожак уже не мог ему ответить, он остекленевшим взглядом смотрел в никуда. — Эрис, — повторил Зелгадис, до него дошло, что это имя той, кто рассказала вожаку о смерти Дилгера. Эрис. Одна из учениц Резо, смотревшая на него глазами преданной собаки. «Интересно. Если она натравила на меня вожака вервольфов, может быть, она же назначила награду за мою голову?», — задумался Зелгадис. Рядом раздались шаги. Обернувшись, Зелгадис увидел Амелию. На его памяти она еще ни разу не выглядела такой подавленной. Прокрутив в уме все произошедшее, Зелгадис понял, что ей сейчас наверняка паршиво. Крушение идеалов всегда переживается тяжело, Зелгадис испытал это на собственной шкуре. Стоило как-то приободрить Амелию, но вовсе не из благородных побуждений, а потому, что путешествовать с человеком в депрессии — себе дороже. Не хватало еще, чтобы во время следующей драки она также стояла столбом. Вот только ободрять кого-то Зелгадис не умел совершенно. От мучительного поиска нужных слов его спасло появление на площади дрожащего старика. Зелгадис поспешил натянуть на голову капюшон и поплотнее закутался в остатки балахона. — Спасибо, господа маги, — срывающимся голосом заговорил старик, по-видимому — местный староста. — Вы спасли нас. Даже не знаю, как вас благодарить… — А я знаю. Пятьдесят золотых, — ледяным тоном произнес Зелгадис. У старика отвисла челюсть, видимо, он надеялся, что отделается обедом или простой устной благодарностью. — Но…, но это же грабеж! — возмущенно заголосил он. «Тебе еще повезло, что тут нет Лины, она бы содрала с тебя все пятьсот», — ядовито подумал Зелгадис. — Пятьдесят золотых, или я разнесу вашу деревушку, — отрезал Зелгадис. Он ожидал, что Амелия начнет возражать, толкнет речь о том, что все истинные герои — бессеребренники. — До основания разнесем, — неожиданно хрипло произнесла она. У Амелии был такой взгляд, что староста припустил за деньгами, сверкая пятками. Печатая шаг, Амелия прошла вперед, с ее лица вдруг пропало всякое выражение, будто она надела маску. Зелгадис забеспокоился, собрался ее окликнуть, но тут Амелия остановилась возле одного из раненых. У скорчившегося возле лотка с булочками человека в ноге застряла стрела. Амелия присела рядом и создала исцеляющее заклинание. Возможно, деревенские действительно перебили семьи верфольфов, возможно раньше вервольфы убили кого-то из местных. Не важно. Нельзя бросать раненого без помощи — эта непреложная истина осталась с Амелией несмотря на все потрясения. Прислонившись спиной к стене лотка, Зелгадис наблюдал, как Амелия ходит по площади и лечит раненых. «Тоже мне, богиня милосердия», — с неясным ему самому раздражением подумал он. Нечего спасать крестьян, они сами виноваты. А даже если не виноваты, Зелгадису наплевать. Он не собирается блуждать в лабиринте моральных дилемм, пускай этим Амелия развлекается. Ему все равно. Совершенно. — Катись все к Шабранигдо, — прошипел Зелгадис и в два широких шага оказался рядом с Амелией. — Такими темпами ты скоро свалишься от истощения. Давай-ка я… Амелия бросила на него благодарный взгляд, но не сказала ни слова. По настоянию Амелии они вылечили всех пострадавших крестьян, одного человека она практически вытащила с того света. Пока они возились с ранеными, староста собрал нужную сумму. Зелгадис не стал пересчитывать деньги, просто сунул мешок за пазуху и бросил Амелии: — Пойдем, не хочу здесь оставаться. — Я тоже, — процедила она сквозь зубы. Незнакомые раньше эмоции обрушились на нее, как ураган. Тут было и разочарование, и злость, и горькая обида. В какой-то книге Амелия читала, что, только пройдя через разрушение юношеских фантазий, человек становится взрослым. Тогда она не поняла, о чем речь. Почему мечты обязательно должны разрушиться? Теперь она знала, что имел в виду автор. Осколки ее разбитых фантазий больно впивались в сердце. Это было так… несправедливо! Зелгадис и Амелия отошли подальше от деревни и остановились на ночлег под деревом недалеко от дороги. Зелгадис развел костер и принялся собирать ветки для лежанки. Амелия безучастно уставилась в огонь, погруженная в свои мысли. Она пыталась осознать все, что произошло, как-то склеить разбитые идеалы. Зелгадис поглядывал на нее, прикидывая, сможет ли ей помочь. Хотя, во имя Цефеида, с какой стати он должен с ней нянчиться? «Зря я вообще потащил ее с собой, — думал он. — Сегодня она вполне могла погибнуть, и ее смерть была бы на моей совести». Задним умом все крепки, но теперь уже ничего не изменить. Пусть уж лучше Амелия остается под его присмотром. Вдруг она вскинула голову, уставилась на Зелгадиса жадным, ищущим взглядом. — Скажи, за что ты убил того вервольфа? Я не верю, что ты мог убить просто так, должна быть причина. — Почему не веришь? Я же мерзкий мазоку, я получаю удовольствие от убийств, — не удержался от колкости Зелгадис. — Никакой ты не мазоку! — в сердцах Амелия ударила кулаком по земле. — Тот вервольф ведь был злодеем? Да? Зелгадис мог бы сказать, что Дилгера убил вовсе не он, а Зольф с Родимусом, но он понимал — Амелия спрашивает вовсе не для того, чтобы узнать, виновен Зелгадис или нет. За ее вопросом крылось гораздо большее: попытка понять и принять. Поэтому Зелгадис постарался вложить в ответ весь свой богатый жизненный опыт. — Дилгер был той еще скотиной. И да, злодеем. Но я убил его не поэтому, а потому, что если бы я не убил его, он бы убил меня. Я сражался за свою жизнь, как и ты сегодня. Амелия приняла его слова близко к сердцу, Зелгадис буквально видел по ее лицу, как бешено проносятся в ее голове противоречивые мысли. — Ты хочешь сказать, что спасение своей жизни — самое важное? — медленно проговорила она. — Важнее торжества справедливости? — Ради справедливости ты бы позволила этим вервольфам себя зарубить? — осведомился Зелгадис. — Чтобы потом твой отец умер от горя? При упоминании отца Амелия вздрогнула, как от удара, в душе илом со дна поднялась горечь. Впервые с тех пор, как сбежала из дворца, Амелия пожалела о своем порывистом поступке. Она наивно полагала, что во внешнем мире нет подлых аристократов, плетущих заговоры, но в нем обитало свое зло. Зло было везде — вот что самое печальное. — В-первую очередь стоит заботиться о себе и своих близких, — твердо произнес Зелгадис, глядя Амелии в глаза. — Подумай об этом. Слова Зелгадиса не стали для Амелии откровением, не перевернули ее мир, но дали хоть какую-то опору, путеводную нить в окружающем ее хаосе. Ей действительно стоило о многом подумать и пересмотреть свои взгляды. — Спасибо, — тихо сказала она. — И… давай я зашью твой балахон. — Похоже, в следующем городе нам стоит купить нитки, — неловко пошутил Зелгадис. Амелия вымучено улыбнулась и подумала, что Зелгадис где-то в глубине души хороший человек. Он стянул балахон и отдал его Амелии. По иронии во всей недавней свалке его бусы и браслеты остались целехоньки.