Без всяких условий

      Хан сидел в противоположном конце столовой в самом углу, наблюдая за людьми вокруг. Пока что он ни с кем не познакомился близко: не было ни малейшего желания. Однако он всё больше и больше убеждался в том, что, возможно, ему придётся пересмотреть на это свою точку зрения. Как уже пришлось пересмотреть её на многое. Он был лучше, следовательно, он мог позволить себе приспособиться к обстоятельствам.       После инцидента с агентом Маркуса аугмент удвоил бдительность и следил чуть ли не за каждым членом экипажа. Во всяком случае, он ознакомился с личным делом всех, кто присутствовал на «Энтерпрайзе», хотя, возможно, это и не особенно помогло. «Спящий» агент не должен был никак выделяться своим послужным списком, поэтому оставалось лишь наблюдать за поведением окружающих. Аугмент должен был быть готов к тому, что кто-то снова придёт по его душу.       Хан сердито сжал и разжал кулаки. Если бы он изначально проявил больше бдительности, он бы обнаружил скрытого агента и не допустил бы применения им новейшего ментального оружия. И ничего того, что произошло позже, не случилось бы. Так что… Как ни крути, а виноват был во всём лишь он сам. Хотя, конечно, старпом тоже. В некоторой степени.       Аугмент вытянул шею, наблюдая за тем, как Кирк, Спок и Маккой вошли в столовую и сели на свои обычные места. Капитан был хмур и не стремился поддерживать беседу со своими друзьями и, если честно, нравился в таком виде Хану гораздо больше. Если, конечно, слово «нравиться» могло быть применимо к Кирку в принципе… Просто выбирая между серьёзным Кирком и Кирком-энтузиастом, Хан остановился бы на первом варианте. Во-первых, потому что он ненавидел энтузиазм и энтузиастов в принципе, а во-вторых, потому что Кирк-энтузиаст вызывал у аугмента ассоциации с кокер-спаниелем, который прыгает вокруг хозяина, желая понравиться или заполучить еду. Мерзость.       Однако теперь мысли Хана занимало не это. Все последние недели — страшно было подумать, что прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как всё произошло — он провёл в изучении вулканских наречий и древних документов в надежде на то, что это прольёт хоть какой-то свет на природу их с Кирком связи. Аугмент так и не нашёл ответы на свои вопросы, но нашёл множество других занимательных деталей. В частности, он выяснил, что вулканские пары действительно были сформированы по желанию их родителей, и зачастую жених с невестой не видели друг друга до самой свадьбы. Потом с одним из них — с мужчиной — случался этот пон фарр, из-за которого тот буквально сходил с ума и умирал, если женщина не облегчала его страданий. Разумеется, речь шла о сексе. Хорошо хоть, что им с Кирком не грозило ничего, напоминающее это сексуальное помешательство. Всё оказалось бы ещё более запутанно, если бы им пришлось бороться ещё и с этой проблемой.       Очевидно, что вулканцы были очень закрытой расой и не хотели делиться такими подробностями своей жизни с иноземцами. Хан не винил их в этом. Однако то, с каким трудом он вынужден был по крупицам собирать нужную ему информацию, не могло не раздражать. Итак, исходя из того, что он обнаружил, вывод был один: их связь действительно никак нельзя прервать. Во всяком случае, сейчас Хан не видел ни одного подходящего для этого способа. Нет, он, конечно, был достаточно силён и, возможно, это помогло бы ему пережить разрыв с Кирком, если бы капитан погиб, но… Всё равно это было слишком опасно для него самого. И вообще, Хан не мог допустить гибели Кирка по одной простой причине: тот был единственной гарантией выполнения обещания Звёздного флота. Единственный, в чью совесть здесь можно было верить. В его интересах было сохранить капитану жизнь любыми возможными способами.       Однако и это было ещё не всё.       Обладая теперь вулканской точкой зрения на медицину и психологию, аугмент заключил, что скрыть от его людей, его экипажа, то, что произошло с ним и Кирком, вряд ли удастся. Да, он мог бы оставить «Энтерпрайз» и колонизировать со своими людьми планету, но он не мог бросить теперь Кирка на произвол судьбы. Слишком часто капитан попадал — намеренно попадал — во всякие передряги, опасные для жизни. Аугмент не мог допустить собственной гибели из-за того, что безрассудного капитана сожрёт какой-нибудь монстр во время очередной «миротворческой» миссии флотского корабля.       Нет, теперь они могли сосуществовать лишь вместе, как ни крути. Скрыть связь с капитаном будет примерно так же сложно, как скрыть иголку в подушке. Ты ложишься спать и ничего не ощущаешь, но в самый неподходящий момент она обязательно вопьётся тебе в… Иллюзий по поводу того, как примут произошедшее другие аугменты, у него не было. Теперь Кирк становился его единственной семьёй: не по желанию и не по крови, но по сути. А семью, как известно, не выбирают…       Какое несчастье, какая несправедливость!.. Он был безвозвратно потерян для своего народа, как и они для него. Всё, за что он боролся ранее, всё, что он вытерпел у Маркуса, оказалось напрасным. Единственное, что он мог для них сделать, было просто оставить их на планете по истечении пятилетнего срока на произвол судьбы. Он же, Хан, терял при этом всё, оставаясь привязанным к абсолютно простому человеку, тому, кого он если и не ненавидел, то совершенно точно не испытывал нежных чувств.       Хан горько усмехнулся, когда подумал ещё об одной, не менее деликатной, проблеме. Он был обречён — просто обречён — сосуществовать с капитаном вместе, деля при этом ещё и физическое пространство. А всё по одной простой причине: те первые аугменты, появившиеся на свет в результате эксперимента, в том числе и он сам, были запрограммированы на создание семьи. Воевать же против своей природы было бессмысленно и, возможно, даже опасно. Однако мысль о том, что выбора, помимо капитана, у него не оставалось, поднимала в нём бурю возмущения.       Как только Хан прочувствовал всю безвыходность ситуации, он подумал, что сойдёт с ума, ведь горше судьбы и ждать было нельзя. Он не спал двое суток, предаваясь то воспоминаниям о прошлом, которого было не вернуть, то спекуляциям о бесплотном будущем, которое у него отняли. Правда, иногда он сомневался, что эта экзистенциальная тоска была только у него: Кирк тоже выглядел не особенно весёлым в те моменты, когда они встречались, едва разговаривая друг с другом.       Но постепенно состояние острой безысходности сошло на нет. В конце концов, ни один разум не может выдержать подобной агонии больше нескольких дней, тем более, разум аугмента. На смену отчаянию пришла гордая решительность. Он — аугмент. Он был рождён для созидания, а не для того, чтобы всё своё время предаваться горькому унынию.       Что мог сделать Хан в сложившейся ситуации? Как он мог облегчить себе жизнь, если знал, что она так или иначе будет связана с Кирком? Ответ был очевиден: приспособление. Хан научится жить так, чтобы ему было комфортно; он даже научится быть с тем, кого он ненавидит, а может, даже со временем избавится от этой ненависти: он же не мазохист. Он лучше. И если это означает стать для Кирка образцовым подчинённым, жилеткой в трудный момент, другом… семьёй, то он справится. Хан сможет решить любую проблему, даже если она заключается в том, что капитан — её решение, пусть сам он об этом пока и не подозревает.       Кивнув собственным мыслям, аугмент улыбнулся и, встав, направился в сторону того столика, где сидела команда старших офицеров мостика. Пришло время действовать.       — Ты снова ничего не ешь, Джим, — укоризненно произнёс Леонард. — Хочешь, чтобы я дал тебе официальные рекомендации?       — Я могу тебе перечислить абсолютно всё, что я съел сегодня с самого утра, — буркнул Кирк. Он терпеть не мог, когда Боунс начинал играть в няньку и пичкать его едой. — Я даже не забыл тот овощной салат, который ненавижу.       — Да ты едва прикоснулся к нему.       — Нет.       Они продолжили препирательства, пока Кирк не почувствовал, что Хан уселся рядом с ними. Джим не знал, радоваться или сокрушаться по этому поводу. С одной стороны, это отвлекло их обоих от проблемы с едой (и Кирку не пришлось между делом признаваться, как его с утра рвало из-за алкогольных излишеств), но с другой стороны, компания Хана в это утро была явно не тем, на что у Джима были силы.       — Надеюсь, я не помешаю.       Кирк мельком посмотрел в его сторону и чуть не уронил вилку, поймав на себе ответный взгляд Хана. Аугмент будто разглядывал его, оценивал. Странное ощущение, если не жутковатое. Отчего-то чувствуешь себя в роли чьего-то обеда.       — Вы потеряли два фунта с тех пор, как мы с вами виделись в последний раз, капитан. Кирк, только-только решивший сосредоточиться на том, чтобы впихнуть в себя хотя бы четверть того, что лежало на тарелке, согласно своему установленному расписанию, чуть не подскочил на месте.       — А, ты тут Шерлок Холмс, видимо! Твои глаза могут измерять и это?       Боковым зрением он заметил, как Спок и доктор переглянулись. Все против него, значит! Нет, от того, что они все вместе на него насядут, его стресс только увеличится, а это автоматически означает почти полный отказ от всей еды. Потому что если он что-то съест сейчас, то потом застарелое чувство вины заставит его пойти в туалет и избавиться от всего съеденного. Нет, лучше уж ничего не есть совсем. Джим прекрасно знал собственный организм, те привычки, с которыми он боролся уже не первый год, и очевидные тенденции к самобичеванию, готовые вот-вот прорваться на поверхность, могли спровоцировать панику и, как следствие, срыв.       — Аугменты обладают улучшенным зрением, капитан, — на удивление спокойно ответил Хан. — Поэтому я точно могу сказать, сколько вы потеряли в весе, как изменился ваш цвет лица и даже то, что ваша причёска сегодня и все последние дни отличается от той, что была раньше. Кирк замер, услышав слова про причёску. Это что-то новое! Впрочем, в этот раз Хан облегчил его страдания, продолжив:       — А вот кому здесь надо в спортзал, так это вам, доктор. И ещё мисс Ухуре. Но ей я ничего не буду говорить. Женщины, как правило, очень чувствительны к таким вещам, а я не хочу начинать нашу с ней смену с того, что испорчу ей настроение.       Интересно. С каких это пор Хана заинтересовало чьё-то мнение на «Энтерпрайзе», за исключением собственного? Что произошло? Кирк решил задать эти вопросы аугменту прямо в лоб, несмотря на то, что Спок и Маккой наблюдали за ними.       — Я много размышлял над некоторыми вещами в последнее время, — уклончиво ответил аугмент. — И я думаю, что у нас с вами имеются общие темы для разговора… капитан.       Ну вот, снова этот чёртов тон! Кирк готов был ударить засранца по лицу только за то, что тот продолжает говорить с ним в таком снисходительном ключе. Но об этом они, пожалуй, лучше поговорят лично.       — Хорошо, — сказал он, отставляя почти полную тарелку в сторону и не обращая внимание на то, какое лицо сделал при этом доктор. — Как только я вернусь с миссии.       — Миссии? — непонимающе переспросил Хан.       — А тебе никто ещё не сказал? Ну конечно, я просто как-то даже не подумал об этом… Звёздный флот прислал нам распоряжение установить дипломатические отношения с одной любопытной расой, обитающей в этом секторе. Кажется, у этих ребят есть какие-то минералы, которые нужны флоту, а мы в свою очередь могли бы предложить что-нибудь взамен.       — Политика, — скривился аугмент.       — Кто-то должен заниматься и ею, — ответил Джим, не глядя на него. — Я знаю, что дело это не особенно приятное — в целом, но если приложить к нему мозги, то можно провернуть всё так, что даже совесть не будет потом мучить. Я надеюсь, я это неплохо научился делать за время работы здесь. Как говорит Чехов, талант не пропьёшь.       — Да уж тебе-то надо бы поменьше пить, — отозвался Маккой. — А то не нравится мне эта твоя тенденция в последнее время запивать все свои горести. Ещё и не ешь ничего.       — Боунс, прошу тебя, — простонал Джим, чувствуя на себе взгляд Хана. — Не сейчас, ладно?       — А когда, значит? Сколько раз я видел тебя в состоянии опьянения за последние полтора месяца? Только четыре раза тебя тошнило под утро так, что ты едва приползал ко мне в медотсек, я уж не говорю о тех разах, когда ты «слегка» принимал пару стопок просто перед сном. Ты знал, что твоя обычная доза антипохмельных лекарств тебе уже не помогает? Нужно что-то с этим делать, Джим. Иначе мне придётся вынести тебе официальное предупреждение. Мне кажется, это не очень хорошо отразится на твоём личном деле.       Кирк ничего не ответил, не желая вступать в пререкания с доктором, которому он всё равно рано или поздно проиграет. Пусть лучше Маккой думает, что во всём виноват алкоголь: так ему удастся избежать лишних расспросов. Тем более, если они будут проходить в такой многолюдной обстановке.       — Давайте вернёмся к миссии, — внезапно сменил тему аугмент, будто почувствовав, что Джиму она неприятна, так что Кирк теперь снова не знал, злиться ему или радоваться. — Когда вы планируете высадку? Мы ведь ещё не прибыли на планету.       — Прибудем сегодня вечером. Мы уже связались с канцлером планеты и приглашены на большой банкет в честь установления дипломатических отношений.       — Я пойду с тобой, Джим, — сказал Спок. — Мы с Нийотой будем нужны тебе.       — Решено.       Кирк кивнул, бегло взглянул на Спока. Все последние дни вулканец был крайне предупредителен и всюду, словно побитый пёс, следовал за ним, виновато заглядывая в глаза. Джиму не особенно нравилось подобное поведение, но собственный эгоизм пока что пересиливал желание помириться и сказать, что старпом по сути ни в чём не виноват. Кирк не огрызался на реплики Спока, но и не стремился проводить с ним всё своё свободное время, как это было раньше.       — Я буду сопровождать вас, капитан, — неожиданно раздался голос аугмента, и Кирк ощутил неприятную тяжесть и холодок внутри.       — Это ещё зачем?       — Команда «Энтерпрайза» ещё ни разу не была на поверхности этой планеты, и некоторые меры предосторожности не помешают. Считайте меня своим телохранителем.       Услышав последнее, Джим оторопело заморгал. Хан без всяких эмоций смотрел ему в глаза, и это подстегнуло в Кирке волну протеста.       — Вообще-то, — медленно начал он, — я и так буду не один. Со мной отправляется мой первый помощник и переводчик, которые совместными усилиями смогли уложить тебя на лопатки.       — Вообще-то, — доктор явно попытался сымитировать тон Кирка, — идея Хана не так уж и плоха. Вам следует держаться вместе, и мысль побыть телохранителем в вашем случае приобретает особое значение, тебе не кажется?       — Боунс, я могу хоть немного позволить себе роскошь побыть вдали от него хоть какое-то время? Неужели мне нельзя даже такой малости?! — вспылил Джим. — Дайте мне хотя бы один вечер, не думая о том, что ты рядом!       Он не хотел, правда. Но ничего не мог с собой поделать. Кажется, его тирада возымела действие, потому что никто не осмелился возразить ему. Но больше всего Кирка обеспокоило даже не то, что Хан не стал возражать ему, — нет, это-то как раз было вполне в духе аугмента. Но вот его самоуверенный взгляд… Тот совсем не понравился капитану, так же, как и эмоции, которые исходили при этом от Хана и которые Кирк никак не мог классифицировать.       — Пожалуй, я оставлю вас, — прервал его мысли доктор, многозначительно переглянувшись со Споком. — Я пережил уже достаточно ссор, в том числе внутрисемейных, и поверьте, у меня больше нет желания в них участвовать.       «Внутрисемейная ссора»! Вот, значит, как Леонард воспринимал всё происходящее! Кирк до крови закусил губу, зная, что если он сейчас откроет рот, то точно скажет что-нибудь резкое. Внезапно желание ничего не есть сменилось резким голодом, который засел где-то позади сознания, будто мозг Кирка подцепили на крючок и теперь пытались вытянуть из черепа. Однако Джим знал: если сейчас он сорвётся, то день закончится катастрофой. Лучше ничего не есть вообще.       Он встал и, забрав поднос с почти не тронутой едой, покинул компанию.