Грань

Месяц. Чёртов месяц невыносимых мук. Я сгораю от своих чувств до беспамятства и понимаю, что больше не способен сдерживать свой порыв. Чанёль становится смелее, пытается вынудить меня действовать, потому что даже слепой увидит нужду в прикосновениях. Я не могу. Мне не хватает сил из-за моральных принципов и банальной боязни сделать больно человеку, который покорил сердце второй раз так же сильно, как в первый. Мне тяжело. Я пытаюсь взять себя в руки, пытаюсь управлять чувствами Чанёля, однако если получается, что мои выходят из-под контроля. По вечерам, когда мы прощаемся, мне иногда становится страшно от того, чего хочет моя голова и тело. Эти два предателя вытягивают из меня жизнь, заставляют творить непростительные вещи, выводить Чанёля из себя и вырывать из него стоны. Я каждый раз пытаюсь остановить себя, одуматься, но эта влюблённость делает меня моральным уродом. Пак не видит ничего дальше меня. Его глаза смотрят только на меня, руки касаются только меня, губы говорят только для меня и тело двигается только навстречу мне. Я покорён. Пытаюсь найти выход из ситуации, порываюсь уволиться к чёртовой матери, потому что это бессилие делает из меня убийцу принципов и адекватности. Я стараюсь трезво мыслить, но Чанёль каждый раз срывает голову с плеч, когда я открываю дверь в его комнату. Меня убивает всё: его неуверенные движения рук, призывающие обнять, прижать к себе; его губы, пылко отвечающие на мои поцелуи; его хриплый громкий голос, из-за которого я каждый раз боюсь быть раскрытым; его мутные глаза и расслабленное тело. Я просто схожу с ума! Забиваюсь где-то внутри грудной клетки в угол и хочу исчезнуть из этого мира, потому что Чанёль слишком нужный мне, моей душе, сердцу, телу. Хочется взять его за руку, прижать к себе, впихнуть в грудь и закрыть клетку навсегда. Хочется держать его где-то рядом, не бояться прикоснуться, поцеловать, заставить дрожать… Я хочу то, на что не имею права, пускай он готов отдать всего себя совершенно не боясь, хотя робко, неуверенно, ужасно смущённо. Я вижу, всё замечаю, но не могу ответить с должной силой на то, чего он желает, потому что правильность сделала меня выродком. Я желаю того, что каждый раз срывает мне голову до сорванных стонов в глотке, до ужаса в грудной клетке от желания обладать и быть нужным. Я никак не могу понять, кто сделал из меня такого неадекватного: я или общество. Кто сказал, что я не могу любить того, кого выбрало моё сердце. Я хочу его душой, а не телом, но голова отказывается позволять мне это сделать. Я пленён. Я слаб перед чувствами и самим собой. И каждый раз, когда я разрываю поцелуй и мягко отталкиваю юношу от себя, я понимаю, что он расстроен, огорчён и понимает, что я не готов. Я устал каждый раз объяснять ему то, что он не может понять, ибо в его голове сформировалось одно: я люблю Бён Бэкхёна, значит, меня любит и он. Я действительно люблю, но… Он думает, что я не свыкся с мыслью, что мне нравится парень. Я устал убеждать его в обратном и доказывать, что я слишком стар и долго отношения не продержатся. Но в конечном итоге сдаюсь своим чувствам, разуму и желаниям… Я хочу, а остальное кажется неважным, пока я в его комнате, пока жду его с уроков, пока наблюдаю, как он завтракает/обедает/ужинает, как ложится спать. Всё кажется сущим бредом, но когда я покидаю пределы здания, происходящее сыпется на голову плохими мыслями, страхом и ненавистью к самому себе. Сейчас то же самое. Чанёль заходит в комнату, смущённо улыбается и снимает с себя пайту.       — Хорошо поел? — спрашиваю, поднимаясь с его кровати.       — Да, — кивает он, — жаль, что Вы не пошли.       — Я хорошо пообедал, — уверяю, подходя к окну, — когда спать? Чанёль ставит обувь в шкаф и плюхается на постель, говорит, что скоро и улыбается, сверкая глазами. Подхожу к нему и запускаю пальцы в мягкие чёрные волосы, распуская забавный пучок волос на затылке. Интересуюсь, когда он пострижет свои волосы, и мягко улыбаюсь, заглядывая в его глаза. Юноша пожимает плечами и утыкается лбом в мой бок, пока я глажу его по голове.       — Всё хорошо, Чанёль? — спрашиваю, когда он тяжело вздыхает.       — Всё в порядке, — с запинкой проговаривает он, вынуждая меня сесть рядом и серьёзно посмотреть в его глаза. — Ну, правда, всё хорошо.       — Терпеть такое не могу, и ты это хорошо знаешь, — цокаю. Чанёль поджимает губы, а потом медленно тянется ко мне, давая понять, чего хочет. Это неловкое прикосновение его губ к моим заставляет трепетать моё сердце. Такая неуверенность бросает в жар и хочется с силой притянуть его к себе, сжать в объятьях, показать, что такое желание и страсть, только… Чанёль прикрывает глаза и медленно поворачивает голову в сторону, углубляя поцелуй, вынуждая меня взять себя под контроль, который делает только хуже. Я позволяю ему руководить моими губами, но он толком-то не понимает, как поступить, потому что всегда инициативу перехватывал я. Сдерживаю порыв, пытаюсь целовать под стать ему, но вот-вот нервы сдадут, и я снова буду бороться с самим собой. Обречённый вздох, смутно похожий на скуление вырывается из Чанёля прямо в поцелуй. Я открываю глаза, чувствуя, что он отстраняется, и замечаю во взгляде немую несдержанность и желание. Снова так. Разве я могу сорваться? Разве я могу взять то, что мне не принадлежит? Может, мы ошиблись и это просто какая-то дебильная ошибка, сводящая с ума не одного меня. Я не могу. Сжимаю руку на колене и чётко чувствую желание снова прикоснуться к его губам. Хочется безостановочно целовать, не позволяя вдыхать спасительный воздух. Хочется охапками брать то, чем мне не под силу завладеть, хочется многого, и я понимаю, что если сейчас не остановлюсь, будет поздно что-то менять.       — Помогите мне, — обречённо вздыхает Чанёль, — я так хочу… Резко притягиваю его к себе, врываясь в его рот языком. Юноша обессилено вцепляется в мои плечи руками, всё также не понимая, как нужно поступать. До сих пор. Он хочет большего, поднимает по плечу руку к шее, и я поворачиваю голову, заставляя его несдержанно сжать в другой руке мою рубашку. Мои руки будто не мои, я словно под действием какого-то наркотика. Всё плывёт, тяжелеет в груди и сладко сдавливает пах, когда Чанёль несдержанно стонет. Я аккуратно подсаживаюсь к нему и медленно валю на кровать, заставляя его лечь на спину. Он не открывает глаза, сразу тянется к губам и я опираюсь локтями по обе стороны от его головы, держу его за талию так крепко, что он кладёт руку на мою, будто прося ослабить хватку. Но я не могу. Больше не в силах держать то, что мучает меня так невыносимо долго. Его тихие вздохи, когда я позволяю вдохнуть, сносят мне голову до такой степени, что я отпускаю себя окончательно, теряясь в податливости и чувствах. Я отстраняюсь, а Чанёль что-то тихо стонет, почти неразборчиво прося поцеловать снова, но в мой плен попадает его шея, а потом ключицы с этой дурацкой ненужной футболкой. Её ворот позволяет мне прикусить кожу на выпирающей кости и выжечь метку ртом на груди, будто это впоследствии что-то изменит. Он выгибается, стонет тише, потому что я попросил, но в то же время мне хочется, чтобы он не сдерживался, не прикусывал губы, не вынуждал действовать решительнее. Разум будто отключается, я вижу доступного любимого парня, и пальцы покалывает от понимания того, что я смогу взять то, что не должен. Чанёль остаётся без футболки, я приспускаю его штаны и снова целую в губы. Его руки притягивают за плечи ближе, он хочет ещё, вскидывает бёдра, когда я касаюсь его паха, и невыносимо тянет тихое «Ах». Спускаюсь ниже, чувствую, как он отпускает мою рубашку и хватается за что-то на кровати, но мне не хватает сил отстраниться. Словно безумный целую его рёбра, когда он выгибается, раздвигая ноги. Мимолётными поцелуями касаюсь кожи на животе и боках, оглаживаю его тело ладонями и вспышками перенимаю его возбуждение, которое достигает пика. Я теряюсь, когда Чанёль полноценно стонет, стоит мне накрыть его член рукой. Что-то перемыкает в голове, и я отстраняюсь, глядя в затуманенные глаза юноши.       — Стоп, — хриплю, прижимаясь лбом к его лбу, — стоп, Чанёль, успокойся.       — Что? — непонимающе спрашивает он, крепче сжимая пальцы на тех самых двух палках, которые так бесили меня. На мгновение касаюсь его губ и немного отстраняюсь, тяжело дыша. Дыхание напрочь сбито и у меня, и у него, оба возбуждены до предела и невыносимо хочется продолжить начатое, но это не то, что я бы хотел сделать для него сейчас.       — Почему вы?.. — недоговаривает Чанёль, обеспокоенно глядя на меня. — Я что-то?..       — Нет, — прерываю, не давая закончить, — не надо выдумывать ничего, всё дело не в этом. И не в том, что ты меня не возбуждаешь и не в том, что ты парень, — поспешно добавляю, потому что это самые любимые его утверждения. — Всё дело во мне и нежелании делать это с тобой здесь. Чанёль зажмуривается и отворачивает голову, пока я поднимаюсь с кровати и пытаюсь заправить выпущенную рубашку в брюки. Он не понимает, чем я руководствуюсь, совершая такие оплошности. Подхожу к окну и открываю его нараспашку, пытаясь нормализовать дыхание и прояснить разум. На кровати скручивается в комок Чанёль, но неведомая сила держит меня у окна, заставляя говорить с ним на расстоянии.       — Чанёль, пожалуйста, успокойся, — прошу его, однако он только зажимает рот рукой, думая, что мне не видно. Я сдвигаюсь с места, присаживаюсь перед ним, убираю руку и мягко целую в поджатые губы. — Всё хорошо, Чанёль, слышишь? Я просто не могу так поступить с тобой.       — Как? — срывающимся голосом спрашивает юноша. — Да трахни ты уже меня, используй, сделай хоть что-нибудь. Я устал от того, что ты не можешь прикоснуться ко мне. Устал ждать от тебя каких-то действий. Мне голову сносит от одного твоего вида, от голоса, выражения лица, даже от одеколона, который сохранился на моей подушке, — он стягивает её из-под головы и сует к носу, — вот, понюхайте, я говорю правду! — огорчённо гляжу на него, понимая, что у него сдали нервы. — Я так хочу адекватного отношения к себе, я устал от неопределённости в вас. Вы целуете, обнимаете, касаетесь, но в то же время я не под статусом «Любим Бён Бэкхёном». А я так хочу… Чанёль еле вдыхает воздух, перекатываясь на спину, пытается взять себя в руки, но истерика накрывает его. Я сажусь на край кровати, заставляю сесть и притягиваю к себе, пытаясь укрыть от всех проблем, хотя у него одна проблема — я. Глажу по спине, целую в висок и стираю слёзы, которые постепенно перестают течь. Чанёль извиняется и боится поднять глаза. Я тихо пытаюсь ему в который раз объяснить, почему так поступаю. Заставляю его краснеть, когда прямо в глаза говорю, что хочу с ним сделать, была бы моя воля. Я снова говорю, что не в силах сопротивляться своим чувствам и желаниям, но во мне находятся каким-то образом силы прекратить то, что может привести к необратимым последствиям. Чанёль слушает. Смотрит так влюблёно, что хочется выть волком. Я ласково глажу его по щеке и на мгновение прикасаюсь губами к его губам. Он чуть улыбается, успокаивается и снова извиняется за то, что ему сорвало голову. Я сам такой же, понимаю его и не могу никак определиться, что же мне важнее: он или та самая правильность.       — Я люблю тебя, — гляжу в его ошарашенные глаза и понимаю, что сказал это, стреляя наугад, — я хочу, чтобы ты был счастлив. Надеюсь, тебе удастся стать таким. Юноша поджимает губы и, не отрывая взгляда, касается губами моей щеки. Возможно, я это сказал, прощаясь, ведь в голове были мысли только о любви к нему и увольнении. В любом случае, если это произойдёт, я хочу, чтобы он узнал об этом в последнюю очередь. Через три с половиной месяца он выйдет отсюда другим человеком, надеюсь, ему удастся понять и принять то, что было между нами.       — А я хочу, чтобы вы осчастливили меня, — шепчет он, опуская глаза, — пожалуйста, останьтесь со мной. Не обязательно быть мне любимым человеком, хотя бы другом…. Если это возможно, я бы хотел быть рядом с вами всегда, но, думаю, когда-то у вас появится кто-нибудь другой.       — Я тебе уже говорил, что ты дурак, Чанёль? — спрашиваю, обнимая его за плечи. Он кивает, хмыкая сквозь слёзы, а я целую его в плечо и со вздохом говорю, что если он будет хорошим парнем оставшийся срок, то мы сможем быть вместе.       — Это вы дурак, — усмехается он, вытирая слёзы, — потому что обязательно что-то случится.       — Что, например?       — Я думаю, ваша жена может вернуться к вам, — признаётся он, шокируя меня, — а ещё у вас дочка, которая точно не примет вас такого.       — Моя бывшая, — выделяю, — жена влюблена в другого, а моей дочери всего семь лет. Со временем понимание придёт, потому что я не собираюсь бросать её на попечение матери. Я остаюсь её отцом, и она будет со мной общаться, оставаться на ночёвки и гостить у меня столько, сколько надо будет. У меня была счастливая семья, Чанёль, но она не разошлась по швам окончательно. Я принял тебя, а остальное не так важно. Он поджимает губы, еле сдерживаясь, а потом, качая головой, отпускает слёзы, низко опустив голову. Усмехаюсь его эмоциональности и целомудренно целую в лоб, думая, что сегодня останусь ночевать в его комнате.       — Я люблю вас, — шепчет он, поднимая мутные глаза.       — Я тебя тоже.