Грань

Дочка лепечет, рассказывает, как проводит свои дни и ни разу не упоминает нового мужчину мамы. Она не спрашивает, почему мы живём по отдельности, и не задаёт вопросов, которые могли бы поставить меня в ступор. Девчонка заставляет меня забыть обо всём, даже о Чанёле, который, собственно и нарушает мои планы на воскресенье.       — Слушаю.       — Господин Бён, ваш воспитанник сейчас в медпункте с нервным срывом, пожалуйста, приезжайте как можно скорее. Мысленно выругавшись, сумбурно пытаюсь объяснить причину моей спешки. Лана не берёт телефон, оставить ребёнка дома слишком безответственно и, несмотря на то, что меня ждёт другой, более взрослый ребёнок на работе, я должен идти. Быстро собираю Вей и свои вещи, завожу машину, вспоминая, что не пристегнул Вей на заднем сидении. На дорогу трачу намного меньше времени, чем обычно. Дочка спрашивает, в чём дело, но я не в состоянии сформулировать что-то в своей голове. На светофоре упираюсь лбом в руль и вздыхаю, приходя в себя. Всё нормально, я успею и тут и там, только нужно взять себя в руки.       — Мой воспитанник очень расстроен, — медленно проговариваю, нажимая на газ, — сейчас он сидит в кабинете и ждёт меня.       — Мы едем к нему? — интересуется дочка.       — Да, — киваю, — ты ведь посидишь тихонько в коридорчике, ладно? Вей угукает, я заезжаю на парковку и открываю дверь. Быстро вытягиваю дочку из машины, закрываю двери, ставлю на сигнализацию и поднимаю Вей на руки, быстро передвигаясь в сторону корпуса. Я иду так быстро, как только могу, и когда оказываюсь почти у медпункта, слышу крики и вой. Опускаю дочку на руки и зову медсестру, стоящую неподалёку от нас.       — Присмотрите за дочкой, пожалуйста, — прошу, отходя, — сводите в сад, погуляйте, я постараюсь быстро освободиться. В комнате резко становится тихо. Тело Чанёля медленно расслабляется из-за препарата, введённого в вену. Я подхожу к углу, где его скрутили, и хлопаю охранника по плечу, призывая ослабить хватку. Вскоре он отпускает его, и я присаживаюсь рядом с Чанёлем, опускаясь на пол. Его бесчувственные заплаканные глаза вводят в ужас. Я сглатываю и аккуратно касаюсь его плеча, слегка растормаживая. Нулевая реакция притупляет мои попытки достучаться до него, я поднимаю его на ноги и помогаю дойти до кушетки, на которую укладываю его, и закрываю шторку, призывая всех выйти из комнаты. Я поглядываю на часы, отмечая время, которое провёл рядом с ним, и наконец вижу ясные глаза. Несмотря на то, что они заплаканные, а он сам выглядит таким болезненным, я, не боясь, на мгновение прикасаюсь к его губам своими, отмечая, что его взгляд остекленел.       — Что такое, Чанёль? — тихо спрашиваю. — Что случилось? Он не отвечает ни через секунду, ни через минуту, ни через пять. Я сижу рядом с ним, глажу по рукам, а потом усаживаю и укрываю в своих объятьях, догадываясь, что именно я являюсь причиной его расстройства. Влюблённый всегда очень чувствительный, а Чанёль по своей натуре верх эмоциональности. Он дрожит в моих руках, всхлипывает и через мгновение его руки притягивают меня ближе за спину. Слёзы не текут из его глаз, он просто сидит и видимо не знает, что же случилось. Я спрашиваю снова, но он только качает головой, и я выражаю свои предположения насчёт себя, добивая его. Замечаю, что глаза напротив снова наливаются слезами и целую в губы, притягивая к себе за шею. Целую в губы, щёки, подбородок, лоб, нос, не различаю, что делаю, пока не чувствую, что Чанёль расслабляется и отпускает свою дрожь.       — Подождите, — еле выговаривает юноша, но теперь настаиваю я. Укладываю обратно на постель и чувственно целую в губы, заставляя открыть рот и ответить. Чанёль теряется, не знает, куда деть руки, и наверное сам не понимает, что хочет сделать: оттолкнуть меня или притянуть ближе. Он еле слышно стонет в поцелуй, и я отстраняюсь, пытаясь удержать себя в узде.       — Тише, — шепчу в губы, глядя в мутные глаза, — тише, мой маленький.       — Я просто…       — Я знаю, — перебиваю, чуть отклоняясь, — я всё понимаю, но теперь тебе стоит перестать беспокоиться об этом, ясно? Я не хочу больше срываться из дома, чтобы удостовериться, что с тобой всё в порядке, перестань так сильно переживать о том, что происходит между нами, потому что я нуждаюсь в тебе также сильно, как ты во мне.       — Вы меня любите? — напрямую спрашивает Чан, краснея. Хмыкаю, поглаживая его по щеке.       — Люблю, — на мгновение прикасаюсь к его губам и сажусь ровно, — ты в порядке? — кивает. — Тогда пошли в сад.       — Зачем? — кряхтит юноша, поднимаясь с кушетки. Оборачиваюсь к нему и криво улыбаюсь, чувствуя какую-то лёгкость от всего происходящего.       — С дочкой познакомлю.

***

      — Она очень красивая, — шепчет Чанёль, лёжа на моей груди. Усмехаюсь.       — Ну, моя же дочка. Он водит пальцем по кромке распахнутой сверху рубашки и незаметно раскрывает ещё одну, заставляя меня мысленно усмехаться его попыткам вывести меня из себя. Дурак, пожалеет же потом. Целую его в затылок и слабо ударяю по своевольным пальцам, закрывая рубашку почти до самого верха. Юноша расстроено глядит в глаза, пробивая меня на улыбку. Я заговариваю с ним снова, а Чанёль всё никак не оставляет попыток раскрыть все пуговицы рубашки.       — Ты перестанешь это делать? — интересуюсь, наблюдая за тем, как Пак, не скрывая, открывает уже двумя руками пуговицы на рубашке наполовину. Он упирается локтями по обе стороны от моего торса и смущённо поднимает взгляд, не переставая раздевать меня. — Остановись, Чанёль. На мгновение он замирает, а потом опускает взгляд на солнечное сплетение и снова смотрит на меня, медленно прикасаясь губами к тому месту. В глазах темнеет от одного вида. Юноша опускает глаза и, еле касаясь губами кожи, короткими поцелуями достигает ключиц, заставляя меня выдохнуть от напряжения во всем теле.       — А теперь остановись, — хрипло шепчу, глядя в его игривые глаза, — ты меня слышал?       — Да, — тихо отвечает, — но не хочется. Вздрагиваю, когда он целует шею и прикусывает кожу, подтягивая себя выше, усаживаясь на мои бёдра. Он склоняется ко мне, полулежащему-полусидячему на кровати и целует в губы, заставляя сразу же углубить поцелуй, потому что Чанёль просто невыносимый. Он стонет, когда мои руки притягивают его за ягодицы ещё ближе, заставляя проехаться по паху задом. Юноша просто сходит с ума, чуть ли не валится на меня от чувств, которые заполняют каждую клеточку его мозга. Он теряется, снова позволяет мне доминировать, но по-другому быть уже не может. Чанёль ёрзает на бедрах, заставляя меня рычать в поцелуй, а потом разорвать его, потому что терпеть оказывается просто невозможно.       — Ты сейчас пожалеешь, что всё это затеял, — хрипло дышу в его губы.       — Не уверен, — облизывается тот, выпрямляясь. Он оглаживает ладошками мою голую грудь, удивляясь тому, что рубашка оказывается раскрытой. Пальчики очерчивают торс, царапают коготками бока, а глаза буквально пожирают мое тело. Пак съезжает вниз, выбивая из меня резкий выдох и целует живот, давая понять, что останавливаться не намерен. Как бы сильно мне не хотелось его, я всё равно должен здраво рассуждать, но это так сложно делать, когда он уже цепляется пальцами в ремень.       — Если ты сейчас не остановишься, — с придыханием произношу, — я откажусь от тебя. Чанёль ошарашено поднимает на меня глаза, и я ровно сажусь, притягивая его ближе, заставляя усесться на колени.       — Ты можешь хоть немного утихомирить свои гормоны? — усмехаюсь, глядя во всё ещё удивлённые глаза.       — Вы…       — Я имел в виду отказаться от тебя, как от воспитанника, — перебиваю, заставляя его успокоиться. Он выглядит очень обиженным и в то же время ужасно милым. Хмыкаю, проводя по его щеке пальцами, а потом целую в губы и опускаю руки на его ягодицы. Он сцепляет ноги за моей спиной, обнимает за шею и выглядит настолько разгоряченным и готовым на всё, что мне становится до дури дико.       — Почему вы постоянно меня отталкиваете? Фыркаю.       — Не страшно, — заявляю, — потерпишь, я думаю, не сломаешься.       — Ну-у, — тянет Чанёль, — разве я?..       — Молчи, Чан, иначе сброшу на пол, — усмехаюсь, прикасаясь губами к его плечу.       — Если вы отказываетесь, то может, стоит перестать это делать, — вздыхает юноша. — Я больше не могу терпеть, — хныкает.       — От этого ещё никто не умирал, — смеюсь, пересаживая его на кровать, поднимаясь с места. — Как только выйдешь отсюда — получишь всё, что захочешь.       — К тому времени я уже ничего не захочу, — бурчит он, ударяя ладошками по кровати.       — Что ж, — выдаю, заправляя застёгнутую рубашку в джинсы, — тогда мне стоит помочь тебе снова захотеть?..