Глава 34
21 марта 2020 г. в 10:42
Мать встретила дочь в своих покоях. Элениэль предстала в новом, необычном для неё наряде: начиная от самых плеч полностью закрытые руки; небольшой вырез у горла, аккуратный воротничок и манжеты с чеканными пуговицами. Волосы стянуты на затылке белой лентой, никаких сережек, браслетов, драгоценного блеска, лишь кулон, чуть ли не с боем вырванный у монахинь и позорно спрятанный под ткань. Хлопковое платье серого цвета и грубого покроя. Потухший взгляд, довольные лица монахинь, тревожный взор матери в спину.
— Можете не переживать, ваше Величество, она в надёжных руках, — пожилая и худосочная женщина поклонилась королеве, улыбка красовалась на её лице с момента начала разговора Лотанариэ с дочерью и не желала уходить и сейчас.
Монашка уже почти покинула покои правительницы, как одинокий, почти обречённо брошенный вопрос заставил её задержаться:
— Что её ждёт?
Женщина развернулась, улыбка стала шире, она задумалась буквально на долю секунды:
— Новая жизнь. Больше этот морок вас не побеспокоит, мы исцеляем любую хворь.
Послушница стояла — ждала ли она последующих вопросов или позволения уйти, никто не знал. Лотанариэ погрузилась в себя. Лишь спустя несколько минут, заметив всё ещё стоящую у порога служительницу, королева отрешённо кивнула.
— Конечно, — едва слышно промолвила правительница, монашка услужливо склонила голову, исчезая из личного пространства Её Величества. — Больше не побеспокоит, — прошептала нимфа тишине, не заметив, как осталась одна.
Мудрейшая и сильнейшая из нимф уединилась в спальне, на вопрос, всё ли в порядке, зашедших стражников как-то неопределенно поведя плечами. Весь вечер она беспокойно ходила по спальне, тихо шепча что-то под нос и периодически кивая самой себе. Придворные боялись перечить королеве, даже лекари ничего не могли поделать — Лотанариэ уже неделю на ногах переносила лихорадку.
Процессия вместе с Элен и Полдоном покинула замок под пристальным взглядом разъяренного Аркуэнона. Нолдо пытался пробиться к жене, стража едва оттащила разгневанного отца от новобранца. Лицо бедняги превратилось в кровавое месиво.
— В стране гражданская война, а ты отправляешь дочь без охраны в эту глушь! — вскричал он, распахнув двери и успев выкрутиться из цепких рук королевских стражников. Лотанариэ остановилась, подняв смятенный и взволнованный взгляд на мужчину. Король выдернул её из своих мыслей, и сейчас она казалась абсолютно беспомощной, подавленной и не понимающей, где находится. — Как ты можешь?! Ты её мать!
Стражники хотели было скрутить своего правителя, но от едва заметного жеста пальцами остановились. Тихое «Уведите короля. Ему пора прилечь» разнеслось по королевской спальне, точно смертный приговор. Рыцари уже давно не были верны короне, лишь всецело преданны ей — величайшей, светлейшей и мудрейшей…
— Ведьма! — скривился нолдо, эльдар, которых он лично выбирал и тренировал, подхватили Аркуэнона и потащили к выходу. Выражение лица Лотанариэ изменилось сразу, как только эльфы повернулись к ней спиной. Зато король всё прекрасно видел, впервые за пять веков.
Колеса скрипели, Элен прижималась к Полдону. Сестра Авалаида не внушала ей доверия, жесткий взгляд распалял огонь ужаса. О том, кем выходят из монастыря, принцессе ещё предстояло узнать. Матери в городах стращали юных и в силу возраста пылких дев этим местом. Тихое покаяние. Страх подсказывал наследнице прогнившего королевства, что покаяние добывалось не самыми тихими методами. В монастырь они прибыли с рассветом, повозку окружили одинаково одетые фигуры, девушки были истощенными и осунувшимися. Отличали их прически — кому-то обстригли наверняка прекрасные локоны, однако сделано это было неровно и грубо. Элениэль у многих замечала порезы и царапины. Значит, остригали, точно овец, острой бритвой. Одеяния скрывали всё, даже самые огромные синяки и раны, а в том, что они были, эллет не сомневалась. Чьи-то головы покрывали платки, а кто-то носил такую же, как и она сама, короткую косу.
— Девушки, поприветствуйте новую сестру, — произнесла старшая, покинув повозку последней. Старуха сложила пальцы в замок, и после нестройного хора голосов продолжила: — Сегодня она пройдет обряд посвящения и станет одной из нас. Да узрит она милость Эру!
— Да узрит она милость Эру! — повторили встречавшие их.
— Сестры, до завтрака можете отдохнуть в своих комнатах. А вы, юная леди, пройдемте со мной, брат Рейдмунд покажет вашему другу келью, место, где он сможет обрести покой.
Высокий густой лес окружал здания и огромный сад со всех сторон, Элен последний раз бросила взгляд на теряющуюся за широкими стволами деревьев дорогу.
— Сестра Авалаида будет вашей наставницей на протяжении всего пути. А путь нас ожидает трудный и долгий, можете в этом не сомневаться, — женщина открыла дубовую дверь, пропуская девушек вперед. — Начнем с экскурсии. Уверена, вы их любите. В столице ведь есть на что посмотреть. Похоть, транжирство, пьянь. Впрочем, здесь не место говорить о таких вещах.
Перед Элениэль предстало просторное помещение, каменные, выложенные вручную стены и настолько маленькие окошки, что через них не пролезть, даже если такая возможность и представится.
— Можете не переживать, и у нас есть, на что поглядеть, — мягко подтолкнув в спину наследницу, с нажимом произнесла Авалаида.
Так начался месяц личного ада Элениэль, дочери Лотанариэ Светлейшей и Аркуэнона Великого.
Юноша нехотя подставил плечо и подхватил ослабевшего эльфа.
— Меня убьют?
— Лишь вашу болезнь. Уверяю, вскоре вы встанете на ноги. В этих местах царит благодать Илуватара. Здесь Первая Нимфа повстречала Йаванну-Дарительницу, и здесь на неё снизошло озарение.
— Что будет с Элениэль? — Полдон едва успевал переставлять ноги, морщась от боли и горечи. Мышцы давно ослабели, и хроа не желало слушаться хозяина.
— Вы о той эллет? — послушник свернул на узкую, мощеную камнем тропинку, ведущую к одиноко стоящему зданию. После кивка синды, вздохнув, произнес: — Её ждет очищение.
Реймунд оглядел кельи и женский корпус, пристроенный к главному зданию храма. Взгляд его задержался на цветах сада и потеплел. Тишину этого прекрасного утра не нарушало хриплое дыхание друга принцессы, ветер ещё не гулял среди деревьев, а травы не шептались, лишь одинокая птица изредка сообщала о своем пробуждении звонкой короткой трелью. Полдон поднял голову и улыбнулся вместе с юношей, солнечные лучи медленно наполняли жизнью это место. Эльф впервые после потери своей нареченной почувствовал себя на своем месте. Умиротворение и гармония, как брошенные в нужное время семена, дали первые ростки.
— А после — посвящение.
Служитель монастыря повернулся в сторону будущего жилища синды, но тот остался стоять на месте.
— Пойдемте, вы ещё увидите, насколько это место красиво. Оба увидите.
Дверь за ними захлопнулась, и её скрип, будто нарушив хрупкую гармонию, пробудил спящую в траве змею. Та, прошипев, осмотрелась, а затем исчезла в кустах, направляясь по одной ей известным делам.
Элен оглядела свои новые покои, улыбка тронула её губы. Цвета и убранство под стать обитателям. Трещины паутиной тянулись по стенам; гуляющий по комнате сквозняк; кровать, на которой вместо изголовья и изножья возвышались четыре железные балки высотой с два локтя. Матрац из сена, подушки не было, вместо неё над спальным ложем висел портрет Йаванны. Из особых изысков была неумело сколоченная тумба без дверки и ящиков. Каждому шагу в этом чудесном месте аккомпанировали скрипучие доски. Девушка прикоснулась к одной из четырёх странных железных палок, на ней виднелись потертости, а где-то даже и царапины.
— Вижу, вам нравится, — сестра Авалаида заставила эллет обернуться. — Уверена, вы полюбите это место, хоть и привыкли к излишествам.
— Я слышала, что в замке вы ночевали в комнатах для слуг, хотя вам любезно предлагали лучшие покои. Неужели «излишества» так пугают вас? — Элен улыбнулась и чуть прищурила глаза, показывая искренний интерес и ничего больше.
— Они подобно яду отравляют фэа, заставляя желать больше того, что необходимо, — на лице монахини вновь оказалась маска, а улыбка, подобно солнцу в мрачный день, спрятавшемуся за тучами, погасла.
— Так вы боитесь, что ваша вера слаба? — принцесса сделала шаг вперед. — Боитесь не устоять?
— Мы не сильные мира сего, мы не играем с огнем, а лишь служим Единому, — резкая усмешка, больше походившая на оскал, всё же проскользнула через стену самообладания послушницы.
Их прервало пение, оно ворвалось в комнату внезапно и показалось Элениэль таким неземным, будто сама природа решила заговорить с ними. Голоса сплетались, поднимаясь по нотам всё выше и выше, а затем вернулись к следующим словам молитвы.
— Мы задержались, положите вещи и идемте за мной, — Авалаида вышла из комнаты так быстро, что показалось, будто сбежала, и эллет, оставив мешочек на кровати, последовала за ней.
Когда она оказалась в коридоре, то успела заметить лишь тень убегавшей по ступеням наставницы, и наследнице пришлось догонять монахиню. Принцесса считала шаги, семь — и кончается извитая лестница, после — два поворота направо и один налево, ещё тринадцать шагов до двери, ведущей в молитвенный зал храма. Стены были абсолютно одинаковые, на всех остальных ручках висели замки. Элен вошла в зал, бесшумно сливаясь с остальными.
— Скоро и вы сможете присоединиться, сестра, — улыбнулась ей стоящая справа совсем ещё юная девочка.
— Для меня это будет великая честь, — повторив выражение лица собеседницы, ответила Элениэль.
Авалаида на долю секунды встретилась с нэллет глазами, и значение этого взгляда помощницы главы монастыря так и осталось для неё загадкой. Сама же Люция стояла на коленях перед фресками. Все семь Владык по правую руку и семь Владычиц по левую руку строго взирали на стоящих здесь. Элениэль едва заметно выдохнула. Если Йаванна и правда вышла к Первой среди Нимф, то навряд ли захотела бы такого поклонения. Молитвы больше напоминали ей бессвязный текст, нежели попытку воспеть красоту и могущество Валар, ещё меньше это походило на просьбу о помощи. Всю службу девушка простояла с головной болью, огромным желанием покинуть монастырь и забыть обо всем, как о страшном сне.
— Завтрак готов, пойдёмте, и на вас хватит похлёбки, — принцесса попыталась выдернуть локоть из болезненной хватки. Голос наставницы был ласковым, почти добрым, но достаточно единожды встретиться с ней взглядом, чтобы понять — в её сердце место доброты занимают совсем другие качества.
— Я, пожалуй, ещё побуду в этом святом месте. Почитаю молитвы, — Элениэль почувствовала, как чужая ладонь сильнее сжала её предплечье. — В этом зале чувствуется сила. Такие места… они, знаете ли, излечивают.
— Не стоит осквернять своими молитвами святыню, — послушница настойчиво тянула за собой руку нэллет, та, поддавшись давлению, приблизилась.
— Это вам не стоит так сильно давить. Нехорошо получится, если принцессу покалечат до посвящения, — прошептала Элен, ей так хотелось улыбнуться, гнев делал лицо Авалаиды весьма смешным, но сделай она это сейчас — и все труды пойдут варгу под хвост.
— Нехорошо — это когда ведьму не сжигают на костре, а держат в замке.
Одна из послушниц тронула Авалаиду за плечо.
— Сестра, негоже ругаться здесь. Оставьте бедняжку, она достаточно натерпелась.
— Сестра Рейна, чужим нельзя находиться подле святыни без присмотра.
— Она и не чужая, — ободряюще улыбнулась женщина, кожа которой уже давно покрылась сетью морщинок. — Я присмотрю за нашей гостьей. Можешь идти.
— Мне приказали… — возразила молодая монахиня, но её заставил отступить тяжелый, настойчивый тон старушки.
— Иди, — приобняв наследницу, она двинулась вместе с ней к скамьям у открытых окон.
Авалаида осталась стоять, наблюдая, как удаляется её подчиненная, как освещает её утреннее солнце, как не находит в ней изъянов прилетевший воробей. Послушница вдохнула и медленно выдохнула. Вернув самообладание, она быстро покинула молитвенную.
Элениэль молчала, женщина не спешила начинать разговор. Через десять минут помещение окончательно опустело. Свечи потухли, оставляя после себя приятный запах и ленточки дыма. Девушка, опершись руками о колени, слушала, как за дверьми бежит жизнь. Слушала, как неомраченная действиями детей Эру природа готовится встречать новый день. Солнце ласково освещало лицо, согревало тыльную сторону ладоней, нэллет тепло улыбнулась. Желание остаться было предельно прагматичным. Внимательно осмотреть здесь всё и найти дополнительные выходы, а по возможности прогуляться в одиночестве по корпусу. О последнем можно было даже не думать. Старушка сидела справа, пребывая в своих мыслях, изредка поглядывая на принцессу, улыбка не сходила с её лица. Элен рассматривала изображение, в таком молчании они провели всё время, отведенное для завтрака. Юные служительницы Веры вышли в сад, принимаясь каждая за свою работу.
— Вижу, вы пришли сюда не за духовными поисками, — миролюбиво начала Рейна. Элениэль открыто встретила её мягкий взгляд, всё выдавало в ней некую веселость или хитрость. Нэллет не могла понять, что именно хотела старая послушница.
— Сомневаюсь, что хотя бы половина прибыла сюда в поисках веры.
— Мы говорим сейчас не о них, — старушка коснулась руки эллет.
— Меня прислали сюда излечиться.
— Вижу, — кивнула Рейна, и пронзительный взгляд серых глаз вызвал смятение у принцессы. — Они совершенно не понимают, кто ты.
— А вы понимаете?
— Страх заставил твою мать прогнать тебя.
— Им есть, за что бояться меня, — осторожно произнесла нэллет, внимательно следя за реакцией собеседницы.
— Ты полна боли и ярости. Когда-нибудь эта смесь найдет выход наружу.
— Вы знаете, почему меня отправили сюда?
— Мать всегда поступала так, — тихо сказала женщина, аккуратно сжав ладони Элен, а затем, взглянув ей в лицо, прошептала. — все, кем она не могла управлять, исчезали. Демон, который сидит внутри коварен, не поддавайся ему, не опускайся в бездну. Он будет искать любую возможность, чтобы завладеть тобой. А затем выкинет из собственного хроа. Ты уже… теряла контроль? — стараясь как можно деликатнее подбирать слова, Рейна склонилась к Элениэль, приобняв её.
Девушка промолчала, рассматривая узор на ладонях, слез пока не было. Не сейчас. Не здесь. Сказать сейчас, незнакомке, означало принять. Смириться с этим Элен не могла.
— Прошлое остается в прошлом.
— Зачем вы спрашивайте меня о таком? — резкий тон заставил женщину отстраниться, покачав головой, сероглазая отсела. — Я даже имени вашего не знаю. К чему вам этот разговор? Чтобы выйти и передать его?
— Я могу помочь. Точнее знаю, кто может помочь.
— Так скажите, — взмолилась эллет, сминая пальцами юбку платья.
— Ты должна быть готова. Фэа — хрупкая вещь, одно неверное действие, и ты будешь безвозвратно потеряна.
— Этот кто-то здесь?
— Здесь тебе не помогут.
— Если не здесь, тогда где?
— Сила, что дает тебе демон – иллюзия, — Рейна встала вслед за эллет. — Пока не откажешься — никто не спасет.
У выхода из храма их уже ждала настоятельница, она вгляделась в лицо Элениэль, и этот взгляд не значил ничего хорошего, такого же удостоилась старушка. Люция сцепила пальцы опущенных рук в замок и подала знак стоящим позади.
— Сестра, вы пропустили завтрак, но пропустить свою работу не вправе. Я назначила вам новых помощниц, менее… разговорчивых.
— Что стало с теми девушками? — на лице пожилой монахини появился страх, она скривилась так, будто её саму полосовали ножом.
— Они раскаялись в своих грехах. Теперь всё хорошо. Доброго дня, сестра, — кивнула настоятельница и повернулась к нэллет. — Пойдемте со мной, вас ждет новая жизнь, не будем медлить.
Выйдя из храма, они попали под безжалостные лучи палящего солнца, душный воздух полнился ароматом цветов и маленькими насекомыми. Над головой русоволосой нэллет уже собрался рой мошек. Её наставница свернула направо, принцесса последовала за Авалаидой. Ещё один небольшой садик и засеянное поле пшеницы в триста ярдов отделяли главное здание от сарая. Сосны, плотным кольцом окружавшие территорию монастыря, остались за спиной. Эллет обернулась, нахмурившись. Знаки на стволах совсем не понравились ей.
— Вы совершенно верно подумали, здесь особый лес. Сбежать не получится, как бы ни старались.
Наставница улыбнулась, сухие губы покрылись маленькими трещинами. Элениэль опустила взгляд и случайно заметила красные следы на запястьях. Они были совсем свежими, тянулись вверх, скрываясь под рукавами платья. Выражение лица девушки изменилось, стоило ей увидеть куда смотрит принцесса. Наследница повнимательнее присмотрелась к единственному открытому участку тела Авалаиды – лицу. Россыпь веснушек не придавала ей красоты и не внушала веселости, широкие скулы, светлые брови и ресницы, большой лоб и маленький нос. Хуже всего были тонкие белые линии, виднеющиеся из-под ворота и заканчивающиеся под нижней челюстью, нос был какой-то совершенно неправильной формы, что-то подсказывало Элен, что он был таким не от рождения. Нэллет отвернулась, обойдя монахиню, двинулась к сараю, внимательно изучая местность.
— Наверное таким хрупким девушкам тяжело было вырубать тысячелетние деревья.
— В этом непростом деле нам помогла ваша матушка, она прислала рабочих, и некоторые из них, как видите, остались здесь.
— Корпус для юношей также построен при помощи денег моей матери? — эллет пыталась понять, где охрана, стена или хоть что-то, защищающее лес, но… ничего.
— Нет, всё строилось нашими силами. Для вас же лучше не предпринимать попыток сбежать. То, что живёт в этом лесу, убьёт вас, и демон внутри не спасёт, — Авалаида стала серьезной, смешное выражение лица, которое ей придавала злость, исчезло. Принцесса нахмурилась — эта суровая женщина боялась. Казалось, даже радужка серых глаз потемнела, но морок исчез, стоило послушнице продолжить говорить. — Сестра Рейна думала, что помогает бедняжкам сбежать, показала им тропу, но в итоге мы нашли их через две лиги в этом лесу. Одной оторвало руку по локоть, у второй был разодран живот, она всё ещё тащила её обратно, надеясь, что мы спасем их… Глупые, — протянула наставница с легкой насмешкой, — глупые девчонки.
— Что вы сделали с ними? — эллет зашла в сарай, головная боль не унималась, от духоты становилось только хуже. Из леса доносилась тихая песня, переходящая то в плачь, то в стоны, Элен не разбирала слов, но чувствовала, как демон внутри в ответ просыпается.
— У нас есть гончие на случай, если кто-то нарушит правила.
— Вы скормили их собакам… Значит, вот, что для вас означает «хорошо», — нэллет разозлилась, она хотела сбежать, но что-то всё время мешало ей высвободить демона. Она надеялась, что, может быть, создания леса поспособствуют этому.
— Сестры успели покаяться, скоро и вам представиться такая возможность. Теперь о работе, вам нужно будет прибраться в сарае, перетащить эти мешки вон на ту подставку и накормить лошадей. До вечера должны управиться.
— Здесь же больше двадцати мешков, почему мужчинам не дать эту работу?
— Глава монастыря справедливо посчитала, что вы самая упрямая из всех присутствующих, а у нас всё направлено на излечение души и тела. К тому же, по расписанию сегодня в сарае должны были убираться две сестры, но…
Элениэль скривилась, само присутствие женщины вызывало отвращение, а запах и невозможность проветрить помещение лишь усугубляли положение. Под торжествующим взглядом Авалаиды нэллет приступила к работе. Серое платье промокло и неприятно липло к телу, юбка мешала, эллет спотыкалась, падала. Наставница ушла после третьего мешка, закрыв двери снаружи. Убрав прилипшие к лицу русые пряди, девушка буквально упала рядом со своей ношей. Дыхание давно стало шумным, поверхностным и частым, но это не спасало. Вытерев пот тыльной стороной ладони, Элен тихо простонала. Плана не было, бросить Полдона она не могла, куда бежать - не знала, демоница, на удивление, молчала. А как использовать её силу без участия существа, Элен не имела ни малейшего понятия. Солнце палило с такой силой, будто сам Эру прогневался на их землю, воздух в сарае нагревался невероятно быстро. Хоть небесное светило являлось символом их народа, в такую погоду принцесса чувствовала себя очень плохо. Перспектива остаться здесь не радовала совершенно. Прислонившись к ещё одному мешку пшена, Элениэль попыталась расстегнуть ворот, но перед глазами плыли черные пятна. «Воды», — прошептала она перед тем, как темнота окончательно накрыла её.
Образы сменяли друг друга слишком быстро: мать, протягивающая меч; Исилиэль, смеющаяся и указывающая на звезды; король и королева, объявляющие радостную весть — рождение ещё одной малютки... Его выталкивало из одного места в другое. Полдон проснулся так же внезапно, как и уснул. Ещё не отойдя ото сна, он испуганно заозирался по сторонам. Собравшись с силами, эльф приподнялся.
— Всё хорошо, не переживай, — совсем юная девушка, заметив, что больной очнулся, подошла к нему, отложив марли. — Ты потерял сознание в столовой, и братья принесли тебя сюда. Ой, совсем забыла. Я — Айрис, лекарь.
Мужчина вздрогнул, на мгновение, всего на секунду ему послышался её голос. Этого хватило, чтобы почувствовать боль намного сильнее физической. Их шелковые узы были сожжены. Имя, которое уже столько лет эльф избегал, так легко слетело с губ.
Исиль… тихий шепот. Айрис повернулась, чуть нахмурилась, не понимая, что сказал больной. Надломленный, слабый, на самом деле он всё это время искал любимую: в звуках шагов, разговорах, ждал любых упоминаний. Исилиэль. Исиль! Умирая, она была живой, а он, живя, был мертв. Огонёк фэа Полдона горел так слабо, что даже сил Светлейшей не хватило, об этом королева сообщила лично. Прошло два месяца, а он всё не умирал. Почему попытки уйти раньше пресекались, бывший воин не понимал.
Мужчина понял, что всё кончено, ещё до того, как спала защита, и задолго до того, как ужасный, полный отчаянья крик разрывал воздух и сердце. Эльф не кричал, не говорил, он не верил. Исилиэль не могла умереть. Не. Могла. Любимая не бросила бы его. Кому, как не прекрасной нимфе знать — он не сможет без её голоса, без ласковых касаний. Нет, Полдон отступил от окна, этого не будет. Выйдя из покоев в тот вечер, начальник королевской стражи сначала хотел последовать за всеми во двор, но открыть последнюю дверь он так и не смог. Занес руку, сжал ручку, а потом зажмурился и ушел. Боялся. Правда, ужасная, страшная, скрывалась за тем проемом. Напиться оказалось легче, чем увидеть Исилиэль… Эльф даже подумать об этом не мог. Руки дрожали, Полдон выпивал бутылку за бутылкой, всё началось вином и кончилось напитками намного крепче. И всё-таки его мысли раз за разом возвращались к возлюбленной, тогда мужчина давился, кашлял, потом с ослиным упорством заливал в желудок спиртное, пока мысли не перестали приходить в голову совсем. Ноги ослабели, не слушались, Полдон кричал проклятья, запнувшись об одну из выкинутых бутылей, рухнул в объедки, которые сам же и раскидал тут. Цепляясь за полки, эльф поднялся, выхватив ещё один напиток из опасно качнувшегося винного шкафа. Грозясь убить, разорвать и отдать балрогам младшую сестру Исиль. Винный шкаф наклонился, и мужчина неаккуратным движением зацепил край. Тот рухнул, по касательной задев уходившего эльфа. Звон десятков разбитых бутылок перекрыл грохот ломающегося дерева. Полдон всего этого уже не слышал. Ударившись головой, мужчина растянулся на каменном полу с полной уверенностью, что завтра он проснется и увидит её снова.
В следующий раз начальник королевской стражи открыл глаза после действия отрезвляюще холодной воды. Лекари вытащили все осколки из тела мужчины, напоили заговорённой водой и отправили в спальню. Завтра наступило и оказалось куда хуже, чем вчера. Полдон не мог оставаться в покоях, ноги сами несли его вперёд, цели не было. Только шаги, один, второй, за ним третий. Она мертва. Тишина пустых коридоров сменилась разговорами и беготней лекарей. Пройдя весь второй этаж, у дальней лестницы воин столкнулся с королевой. Лотанариэ выдала корона, крепко закрепленная в волосах. Сними она её, мужчина бы прошел мимо, не обратив внимания на старушку. Замерев, Полдон остановился. Так и стоял наверху, смотрел, как поднималась нимфа. Ещё вчера утром блещущая красотой и здоровьем женщина за сутки превратилась в старуху. Серо-седые волосы, красные, опухшие глаза, неестественно большие для иссохшего лица, обескровленные губы, бессмысленный взгляд. Она мертва. Это отражалось в пустоте её глаз, в вакууме его мыслей. На мгновение взгляд темно-золотых, точно жидкое золото, глаз скользнул по эльфу, ничего в лице матери принцесс не изменилось. Полдону перепала лишь крупица безумия, боли и одиночества. Он отшатнулся к стене с полной уверенностью, что его не то, что не узнали, не заметили даже. Люди на улице пытались разобрать завалы, оставаться наедине со своими мыслями было выше его сил. Она мертва. Поначалу эльфа находили в полуобморочном состоянии, едва ли понимающего, что происходит, иногда упивавшегося до такой степени, что сапоги друзей приходилось отдавать прачкам сразу же, как Полдона пытались оттащить лекарю. Сначала бесполезное занятие бросили друзья. После того, как он в приступе горячки разнес две кровати и стол с лекарствами, к нему пришла правительница. Та, кого воин встретил на лестнице, была лишь тенью сухой осенней листвы под ногами той, кто посетил его в тот вечер. Мужчина до сих пор не представляет, как Лотанариэ нашла в себе силы поддерживать иллюзию. Нимфа возвышалась над ним, сидящим на полу, подобно отвесной скале, пугая своей неприступностью, молчание давило сильнее, но эльф ещё не знал, какие хлесткие и горькие слова услышит.
— Моя дочь мертва. Ты не нашёл в себе сил защитить её, не пришел, когда она лежала под дождем в лапах монстра, — королева сделала шаг вперед, Полдон отполз назад. — Похороны прошли месяц назад. Весь город провожал мою дочь, даже… — тут мать двух девочек замолчала, голос изменился, горе сдавливало глотку, не давая вдохнуть... — она пыталась.
Лицо женщины перекосило так, что русоволосому казалось, что нимфа ударит его. Слишком много омерзения было в ней, и Лотанариэ даже не пыталась скрывать своих чувств.
— Ты же ползал в погребе.
Королева носком туфли брезгливо отодвинула подкатившуюся склянку, под ногами хрустнуло стекло, но качественные изделия из кожи и бархата защищали стопу.
— На свете нет любви сильнее, чем любовь матери к детям, — правительница села на край тумбы, расправив складки на платье, продолжила. Как бы старательно нимфа не избегала зрительного контакта, Полдон по голосу слышал, слёзы застилали глаза цвета липового мёда. — К первенцам. С детства мне внушали: любовь делает нас слабыми. Мы делаем то, что делать нам не положено. Мне внушали: придет день, и они склонятся пред тобой лишь на миг. Потом ты будешь всю жизнь, не склоняя головы, стелить к их ногам свою жизнь. Потому что то, что должно, редко совпадает с тем, что желанно… Когда семья нуждалась в моей защите, я выбрала королевство.
Лотанариэ отвернулась, прижимая ладонь к носу, зажимая его, хоть в лазарете они остались вдвоем, королева не позволяла себе показывать слабость.
— Кто бы что ни говорил, я люблю своих детей. Особенно Исилиэль. Всё, что выпало на её долю — моя вина. Полдон, — нимфа всё-таки взглянула в глаза эльфу, за две недели с женщиной произошли такие изменения, который выдержит не каждый. Что пряталось за пеленой слёз… одиночество?.. Боль?.. Жестокость?.. Безумие?.. Искать ответ мужчина не желал, кто знает, чем ему может обернуться подобная дерзость. — Я не прогоню тебя только из любви к своей дочери. Нам известно, как сильны были ваши чувства, но ты повел себя ужасно. Не марай светлую память о ней. Продолжишь и дальше заливать горе алкоголем — вылетишь уже не с места начальника стражи, а из замка.
После короткого стука в лазарет зашел пожилой, весь покрытый морщинами и старческими пятнами, лекарь. Поклонившись, он подошел к Светлейшей и тихо прошептал, хоть в том и не было надобности. Идеальный слух уловил не только слова, а вместе с ними и тяжелое дыхание, гулко забившееся сердце правительницы в ответ на короткую фразу:
— Мы смогли сбить лихорадку.
— Когда она очнётся? — Лотанариэ поднялась так быстро, что тумба, на которой она сидела, отъехала назад.
— Я бы ставил вопрос иначе…
— Вы приложите все усилия, чтобы сообщить мне радостную весть, — голос нимфы, злой, жесткий, тихий, вселял ужас, Полдон мог точно сказать, что целители сделают свою работу максимально быстро, не смея и думать об оплате.
Эльф аккуратно поднялся, перешагивая через осколки стекла, направился к одной из перевернутых кроватей, чем привлек внимание уходившей Лотанариэ.
— Исилиэль погибла борцом. Борись, — старичок уже вышел за дверь, правительница достала из кармана пузырек с прозрачной жидкостью и ловко кинула эльфу. — В память о ней живи.
Не тянуться к бутылке было сложнее, чем Полдон мог подумать. Голова и тело помнили, какое наслаждение дарил алкоголь, как помогал отправиться в забытье. Уйти от своих мыслей. Лекарь строго под надзором выдавал ему настойки. Пятнадцать капель, разведенных в воде. Разве они могли спасти его? Вопрос появлялся каждый раз, когда мужчина принимал из сухих старческих рук чашу. В наказание за погром его оставили помощником в лазарете. Целителей сейчас не хватало, со смертью голубоглазой нимфы в городе начались болезни, урожай погибал под проливными дождями, река выходила из берегов, и в темной воде прятались речные обитатели. Будто сама природа укрывала своих детей от их рук. Голод чумой разнесся от близлежащих деревень и дошел до замка. От проклятья Хозяина Леса не спасала сила Светлейшей Нимфы. От людского недовольства не спасали речи короля. Полдон усердно скреб каменный пол, оттирал склянки, переклеивал надписи, рвал ткань, складывал марли, держал лихорадящих. Работы всегда хватало, иногда эльф засиживался в кладовой с травами, разбирая принесенные служанками корзины, связывая пучки, одни подвешивал сушиться, другие снимал. Так наступало утро, а мужчина всё не хотел возвращаться в спальню. Иногда старик, видя глубокие залегшие тени под глазами помощника, силой выставлял Полдона. Проклятья и ворчание главного целителя сыпались на него постоянно. Неуклюжий дурак, тощий слабак, живой труп, бестолочь — эльф привык ко всему. Да и сам знал, что деду любить его не за что. Только, сколько бы раз не приходили к Хгару, Полдона он в город не отправлял, хотя там работы было в разы больше. Люди, эльфы, даже гномы — хворь не делала различий. Настойки, травы, заговоры и даже магия с трудом помогали. Часто, ходя за обедом, эльф слышал разговоры служанок, приносивших из города продукты. Улица мастеров насквозь пропахла благовониями, коек в трехэтажном лазарете не хватало. Юных нимф и лиров, только окончивших школу, отправляли в самое сердце болезни. Прошёл месяц, теперь уже дети, обучившись основам, днем ходили по домам, осматривали, заговаривали, а вечером вновь приходили в учебные классы. Из окна Полдон видел, как смог поднялся над крышами домов — то без остановки курились целебные травы. Огромные чаши поставили в замке, у постов стражи, в саду, даже коридоры постепенно заполнялись душным ароматом. Мосты подняли, тяжелые ворота закрылись, по приказу королевы никто не смел подходить к механизмам. Замок запер их всех внутри, точно большая каменная мышеловка, и никто не мог прийти к ним на помощь. Гнев Хранителя Леса оказался страшнее, чем могла представить Лотанариэ. За прошедшие тысячелетия они все позабыли, что настоящий хозяин здесь — Природа, а нимфы лишь её слуги. Деревянные крепости сменились каменными, песок на дорогах улегся, те давно вымостили. Нимфа стала не помощницей духов, а щитом, ограждающим слабых от них. Люди позабыли про истинных обитателей этих земель, перестали уважать их. Они поверили в свою власть, поверила в неё и королева. Укрывшись за огромными стенами, жители укреплялись в вере, что всё в природе можно подчинить. Забыла о своём уговоре и златовласая правительница, забыла не только о нём, но и об оплате за помощь. Вот и пришёл час расплаты. В замке можно прятаться от врагов, можно выковать оружие и убить их. Только... разве можно сбежать от земли, от воды, от ветра?
Кладбище за городом достигло таких размеров, что было сравнимо с деревней. Когда зараза только пришла, мертвых сжигали. Тошнотворный, прогорклый запах смерти въелся в одежду, кирпич, стены. Не выветриваясь, он и остался блуждать меж домов, заходя то к одним, то к другим. Народ жалел, что золото потянуло их в столицу. Куда проще было жителям далёких деревень. За одной болезнью пришла другая, умирали все, кто хоронил или был рядом с мертвецами. День, два проживали самые крепкие мужчины. Задыхаясь, покрываясь черными струпьями, они извивались, кричали в муках, пока чума не вытягивала из тела последние искорки жизни.
С каждым днём холмиков становилось всё больше. А когда наступил август и кусты малины в королевском саду покрылись большими, сочными ягодами, было принято решение хоронить тела в общей могиле. Всех воров и разбойников, от голода или отчаянья ступивших на путь преступника, сгоняли копать могилы и стаскивать туда тела. Больше никто не соглашался, даже за приличную оплату. Лекари пытались скорее избавиться от пока ещё живых, стоило появиться первым признакам болезни. Целый подвал уделили прокаженным, а когда кончились лучины и последняя сиделка подхватила заразу, никто больше не спускался туда из здоровых. Дети, старики, женщины — стерлись все различия. Улицы заполняли больные и те, кому уже было всё равно... мертвые. Пытавшиеся добраться до больницы, прижимались к углам, лежали, скрючившиеся у лестниц. Вскоре уже и посреди дороги... Те из стражников, кто остался здоровыми и живыми, покинули город. Главный целитель, не зная покоя и отдыха, исследовал выживших, искал эликсир. Улицы опустели, город затих, домашние звери, до конца верные хозяйскому дому, исполнили свой долг. То зверье, что могло улететь, уплыть, покинуло город. Люди, эльфы, гномы, успевшие уйти в тайные ходы под городом, спаслись. Кто-то носил обереги, кто-то молился Валар, часть обратилась к ведьме. В последний раз утром первого дня августа прозвонил колокол главного Храма. Город застыл, больше ничто не смело потревожить тишину.
Отчаянье поглощало Полдона, всё внутри стонало, ныло, было так противно и мерзко, что хотелось вырвать себе все внутренности, а вместе с ними вынуть боль. Пустота разрывала на части, хотелось выть. Он не мог и плакать. Сил становилось всё меньше, работы только прибавлялось, и вместе с ней ругательства старика. Лишь одно событие вытянуло его из однообразного существования - принцесса поборола болезнь.
Элениэль очнулась в другом мире.
— Эээй, — девушка осторожно коснулась плеча эльфа, похожий голос острыми иглами впивался в сердце. Полдон чуть повернул голову в её сторону, растрепанные волосы скрывали впавшие щеки и скулы. Айрис удостоилась раздраженного взгляда исподлобья. Вернуться в реальность было сложно, прошлое утягивало разум, точно растянувшийся сон, всё не хотело отпускать. — Держи, — девушка сунула ему в руки душистый отвар. — Пей, до последней капли пей, — выражение лица мужчины рассмешило её. Вздрогнув, точно крепкий мороз пробрался внутрь и схватил цепкими лапами сердце, бывший стражник чуть не подавился, — пусть и горчит, но силы восстановит мгновенно.
Забрав чашку, целительница принялась внимательно рассматривать больного. Неуютно стало под строгим взглядом, слишком похожа была дева на его возлюбленную, но в то же время они были абсолютно разными. Синева глаз лекарши разбавлялась зелёными, а где-то жёлтыми вкраплениями, точно Эру не смог определиться, какой сделать свою дочь: каштановые волосы под лучами солнца отливали рыжим; на лице россыпь светлых веснушек; грубые, но в то же время крепкие мозолистые руки. Если Исилиэль была точно соткана самой Ваной, частичка её красоты отразилась в нимфе, то Айрис была олицетворением Йаванны. Будто из самой земли брала она энергию и силу.
— Как-то нехорошо получается, ты моё имя знаешь, а я твое — нет.
Отвар действительно возвращал силы, эльф чувствовал ноги, вновь подвластны стали ему руки. Рассматривая ладони, будущий послушник монастыря молчал. Почему не ответил сразу — сам не знал. Айрис молчала, но глаз не отвела.
— Полдон, — сухо ответил наконец мужчина. Стоило быть повежливее с той, кто спасла ему жизнь. Да только делать этого он не просил. Пришлось усмирить злость. Девушка не виновата в схожести голоса и не может теперь всё время молчать лишь потому, что Полдону тяжко слушать её. Он уже было собрался уйти, как девушка жестом остановила его.
— Ты останешься здесь, пока я не вылечу тебя, — произнесла она это так, будто даже помыслить не могла о возражениях.
— Даже Намо не сможет помочь мне.
— Тьфу, — протянула она, присвистнув. — Ничего себе! Что приключилось у тебя, милый? Откуда столько тоски? — Полдон не ответил, отвернув голову. Травы и правда возвращали жизнь, или что-то иллюзорное, похожее на неё. Говорить о прошедшем ему не хотелось не от того, что не доверял девушке, наоборот, целительница была проста и открыта. Фэа болело, точно растревоженная старая рана. — Ты это бросай, я тебя на ноги поставлю. Знаешь, как нам рабочие руки нужны? И без того много смертей, чтобы от горя помирать.
Айрис встала, вытерла руки о фартук и подошла к нему с подносом, на котором лежали мази и повязки.
— Снимай рубаху, сейчас вылечим твои ушибы да переломы, — удостоившись удивленного взгляда, девушка улыбнулась. — Конечно, рухнул-то не в чистом поле. Плечо только потому и не болит, что, пока ты лихорадил, я тебе маковое молоко дала, — поставив поднос на тумбу, сама она села на стул рядом, а чем больше говорила, тем более довольной выглядела. — Да и травы у нас здесь самой Йаванной благословлены. Подставляй плечо.
Работала обладательница толстой и длинной косы молча. Окончив работу, Айрис прибралась, сняла фартук и подозвала к себе попытавшегося отблагодарить её эльфа.
— Мне слова ни к чему, чуть жара спадёт, я в лес пойду, — устало выдохнув, девушка подавила недовольство в ответ на непонимание мужчины и принялась объяснять. — Запасы кончились. Только солнышко сядет, так нужно будет к причащению готовиться. Да и очищение сегодня, — уже тише добавила Айрис.
— Разве можно выходить за пределы монастыря? — что-то в голосе пышущей энергией целительницы изменилось, и это насторожило Полдона.
— Пойдем пока в сад, там работы не меньше, — темноволосая уже вышла в коридор, ожидая больного. — По дороге расскажу.
Закрыв на замок дверь, Айрис тихо шепнула пару слов, бывший воин не разобрал языка, и только после этого поспешила на улицу. Русоволосый шёл за ней, стараясь передвигать ноги как можно быстрее, но за долгие годы, проведенные в постели, мышцы совсем ослабли. Здесь настой и травы были бессильны, да эльф и не надеялся. Если лучшие целители столицы не смогли ничего поделать, если магия самой королевы была бессильна, что может деревенская девчонка? Выйдя под лучи солнца, целительница стала похожа на маленький огонёк. Белые одежды, вручную расшитые красными, оранжевыми и желтыми нитками, отражали свет, и от этого в глазах мужчины зарябило. Лазарет был небольшой, три двери, коридор в пятнадцать метров, но и те казались непреодолимым расстоянием. Издалека Полдону привиделось, будто языки пламени пляшут на её юбке, с которой играл проказник ветер. Чем ближе он подходил, тем лучше видел, что то не пламя, а диковинные цветы с золотой серединой и яркими лепестками, птицы и звери сидели меж цветочных узоров.
— Добрался, наконец. Ничего, погоди чуть-чуть, и жизнь вольется в хроа, — улыбка у девушки вышла скованной, будто за спиной у мужчины внезапно выросло что-то или кто-то. — День добрый, братья.
— Да осветит твой путь Единый, — кивнул один из них, — опять в лес собралась?
— Сад пора бы привести в порядок, — улыбка не сходила с лица целительницы, но Полдон чувствовал, как напряжена была она. Маленькие ладошки сжимали перила, Айрис не смотрела в глаза монахов.
— А юноша тебе зачем? Поставила на ноги, и довольно, — строго сказал второй. Эльф перевел взгляд на коротко подстриженного послушника, на вид которому было больше пятидесяти, но тело его было мощным и крепким. Чувство опасности исходило от него, как если бы перед Полдоном стоял медведь. — Разве не помнишь — излишества плохи. Во всех делах.
— Да и обеты никак не позволят нам любить. Ты ведь знаешь их все? — с хитрым прищуром проговорил второй, насмешка в его голосе слышалась за версту. Он был так же высок, как его друг, но значительно худее, не так крепко сложен, и походил больше на рептилию.
— Меня попросили воды натаскать. Разве можно отказать после того, как мне спасли жизнь? — спокойно и тихо ответил эльф, вставая между девушкой и бугаями, решившими пугать несчастную. — Простите нас, братья, но солнце сегодня печет особенно сильно.
— Скоро причащение, — хмурым осталось лицо высокого монаха-медведя, но и ребенку была бы ясна угроза в его голосе. — Отдыхай пока.
Солнце и вправду не жалело сил, прошла половина часа, бывший воин аккуратно вытаскивал сорняки, Айрис то поливала, то бегала с ножиком, отрезая созревшие травы и цветы. Мешочки за пазухой быстро наполнились. Когда грядки стали ухоженными, а ведра травы утащены девушкой прочь, с работой в саду было покончено. Тогда заговорила лекарша. Она поклонилась земле, ласково коснувшись трав рядом, и тихо прошептала что-то. Полдон совершенно случайно заметил внимательно наблюдавшие за ними золотистые глазки-бусинки, заставившие его в который раз за этот день удивиться. Улыбнувшись духу, эльф медленно, осторожно последовал за девушкой.
— Подожди, я сейчас, — Айрис скрылась в лазарете, а Полдон сел на ступеньку, подставляя лицо солнечным лучам, пусть они жгли, но тепло было во сто крат приятнее одиночества и пустоты, от которых веяло холодом. Девушка вернулась быстро, но эльф уже успел разомлеть и обмякнуть на жаре. Кинув ему подвеску в виде соколиного пера, целительница поманила за собой. — Ты спрашивал о разрешении ходить в лес и получил ответ.
— Тогда почему мы идем туда? — они свернули за угол, на улице не было ни души, все ушли на обед.
— Мне дала разрешение сама настоятельница. Не обращай внимание на этих оболтусов, —Айрис легко пожала плечами. Ловко перепрыгивая ветки, коряги, она шла по тропе, которую в упор не видел эльф. — Духи терпеть их не могут, оттого дорога в лес им заказана. Вот они и бесятся.
Ветер растрепал кроны могучих деревьев, зашумела листва, целительница погладила ствол дерева, приветствуя и одновременно прося разрешения зайти дальше. Поток теплого воздуха обдал лицо Полдона, будто противясь присутствию чужака, эльф остановился, Айрис с интересом наблюдала за ним.
— Надень амулет, поклонись три раза, сними сапоги и ступай за мной.
Выполнив указания, мужчина увидел, как листья папоротников, мох и ветки, раньше казавшиеся разбросанными, теперь указывали путь, открывая маленькую тропку. Солнечные зайчики плясали на копне каштаново-рыжих волос, опускались на плечи, руки, смешно морщила нос Айрис. Полдон касался стволов, чувствуя, как с каждым прикосновением сила наполняет слабые мышцы, как заживают и срастаются кости... Не зря послушался её, хоть и посчитал просьбу странной.
— Отчего духи ненавидят монахов? Эти здания стоят здесь не одно тысячелетие.
— Здания стоят, жители меняются, — пожала плечами лекарша, наклоняясь и благодаря Защитника Леса за каждый гриб, ягоду или траву. Полдон шел за ней, держа здоровой рукой корзину, он сам не заметил, как все реже стал касаться стволов деревьев.
— Думаешь, просто так домашний дух обозлился на новых хозяев? Не один год они пытаются охранять свой дом.
— Тогда почему тебя приняли, меня пустили?
— Ты другой, — Айрис остановилась, обернулась, зрачки девы расширились, всего на мгновение эльфу показалось, что в них сверкнули золотые искорки, — ты видел духа-хранителя полей. Полевичком прозвал его мой народ. Раньше доводилось видеть их?
Полдон задумался, магия сопровождала его всю жизнь, и хоть говорили старые кухарки, что духи везде есть, хоть вторили им нимфы, но… никому из его друзей, даже ему самому не доводилось встречать настоящую нечисть.
— Вижу, что нет, хоть магия и оставила на тебе отпечаток. Догадался, зачем я взяла тебя в лес? Тут земля благодатная, но без меня не ступай и шагу, — нежность и солнечная улыбка сменились строгостью и серьезностью, девушка пригрозила пальцем. — Лес хороший, но чужих и близко не подпустит. Сегодня тебе предстоит пережить причащение, сам ритуал сложен, много сил вытягивает. Твоя нить почти натянулась на гобелене ткачихи-Вайры, с большим трудом удалось вырвать её, убрать ножницы смерти, исправить рисунок, — лицо Айрис становилось всё серьезнее, точно солнце спряталось за облаком. — Есть ещё одна причина, по которой я веду тебя с собой.
Справа раздался скрип, Полдон замер, целительница покачала головой, но животный ужас и инстинкты оказались сильнее. Обернуться было ошибкой, но не сделать этого эльф не мог. Тень метнулась из кустов, сначала он ничего не увидел, пока не поднял взгляд. С ветки свисало чудовище, похуже тех, что он видел, пока уезжал на обучение. Прямо напротив лица свисали волосы. Черные космы, спутанные клочья с запутавшимся в них мусором. Вторая ошибка, которую мужчина совершил – задрал голову. Длинные лохмы свисали с головы трупа. Удушающий гнилостный запах бывший воин узнал сразу. Бледная кожа покрылась синими пятнами. Оно было когда-то девушкой, сейчас — перемазанное в грязи, голое существо, вцепилось когтями в ветку, свисая вниз головой. Мутные, как у протухшей рыбы, глаза пожирали его, из широко раскрытого рта несло хуже, чем из могилы. Чудовище улыбнулось, открывая полный рот клыков, засопело, принюхалось. Айрис, стоявшая слева, всеми знаками пыталась попросить Полдона стоять на месте. То, что когда-то было девушкой, облизнулось, потянулось, и когда эльф попытался медленно отступить назад, подалось вперед. Мужчина встал как вкопанный, разум велел срочно бежать, хотелось кричать от ужаса, но тело онемело. Черный язык, покрытый вязкой липкой слюной, коснулся щеки. Противно, холодно, отвратительно, но Полдон не мог отвести глаз. Проведя влажную линию от нижней челюсти до скулы чудовище отстало. Мгновение, и ловкие длинные конечности позволили ему переместиться за спину эльфа. Подул теплый ветер, зашептала листва, бывшему суженому нимфы показалось, что по лесу прокатился голос, грозный, суровый. Мертвая тварь исчезла, словно тот самый ветер унёс её.
— Ч-что… — только это и смог выдавить из себя эльф.
— Вейлы, мы же называли их лесавками. Духи-сторожи этого места.
— П-почему сюда?..
— Вторая причина — на тебе остался след смерти. То не просто горе, метка, чернота. Она, подобно проклятью, и дальше будет высасывать силы, сначала твои, потом мои. Пойдем, Хозяин Леса принял тебя, — солнце пряталось в верхушках деревьев, когда они вышли на маленькую поляну, устланную мягкой изумрудной травой. Клевер дарил сладкий медовый запах, Полдон опустился без сил. — Правильно, отдохни. Только помни, что бы ни увидел ты здесь — это всё сон, виденья. Как бы сильно не звал тебя лес после, когда мы уйдем, не слушай. Нет в словах леса правды. Никто не дает силу просто так. Поначалу будет тяжко, но ты должен сбросить её, или навеки затянет тебя в трясину.
Полдон лежал, слушал речи целительницы. Тихая трель птиц, мягкий ковер, свежий воздух и приятный запах быстро сморили его. Айрис присела рядом, меж корней деревьев, хмуро вглядываясь в чащу.
— Ты уже получил жертву. Её кровь сильнее, — ответом послужило молчание. — Она сама сбежит к тебе. Не тронь эльфа.
Упорно очищая маленьким ножичком грибы и обрабатывая травы, девушка ждала, пока духи вытолкнут из царства Ирмо мужчину, когда они решат, что для Полдона хватит на первый раз. Солнце клонилось к западу, а эльф всё не просыпался, время причащения приближалось. Тихий шепот разносился по всей поляне, один за другим умирали цветы в её руках. Айрис поднялась, оставив поклажу, и скрылась за широкими стволами. Дорогу она знала наизусть, ноги сами несли темноволосую к волшебному месту. По бокам приветственно мелькали тени, улыбка украсила веснушчатое лицо, слова молитвы слетали с губ быстрее, чем могла подумать обладательница печати молчания. Зуд и жгучие боли напомнили лекарше, что пора бы вернуться туда, откуда её сила брала истоки. Дева слышала, чувствовала, как Хозяин Леса шёл в ногу с ней, царапая когтями стволы деревьев. Вязкая тьма обступила со всех сторон, мягкий мох превратился в горящие угли. Плечо царапнули, Айрис чувствовала, как горячая кровь течет по руке, как пропитывается рукав её платья, но золотое правило нарушать не собиралась. Дальше — владения духов, чужакам здесь не место было ещё на подходе к поляне, здесь же не место никому, кроме обитателей. Волосы цеплялись за ветви, или то были проделки защитника этих мест, но остановиться или оглянуться значило потерять слишком многое. Жертву, нарушившую закон, целительница уже видела. Глава монастыря врала послушницам, говоря, что жертв побега находили. Их искала одна лишь Айрис, иногда не требовались и охотничьи псы. По началу деве пришлось красться, ведь бедняжка заходилась в нечеловеческом крике. Бегала по лесу, спотыкалась, падала, билась о деревья. Когда же девушка увидела глаза непокорной… Это было так давно, волосы с медным отливом отрезали короче плеч, в наказание за дружбу с беглянкой. Люция лично отправила на поиски юную монахиню. Все думали, что на следующее утро придется идти за двумя трупами. Айрис же вернулась, вытащила и обезумевшую, вылечить подругу почти удалось. Да только, тронувшись умом, та постоянно тряслась и всё бормотала: «Он здесь. Он здесь». Попытки вразумить ни к чему не приводили, больная вырывалась, пыталась бежать, да только ослепшие глаза не сильно помогали в этом деле. Падая, Рози — так сокращенно когда-то называл своенравную монахиню один из послушников, — ползла. Кого или что видела обезумевшая, никто так и не понял. После сильнодействующих снотворных, Рози прекращала плакать, дрожать, уходил из неё и ужас животного, которое видит палача с топором и знает, что скоро умрет. Всем казалось, что скоро бедняжка утихомирится, да только в одно солнечное утро, когда в общей столовой пришла очередь мужчин завтракать… Айрис покачала головой и вздохнула, изводившее её долгими ночами зрелище до сих пор вызывало омерзение и страх. Женщина тихо выдохнула, подняла взгляд только когда ступней коснулась вода. Из глубины черных вод показались лица.
— Принесла? Принесла? — шипели они на разный лад со всех сторон. Теперь-то можно было смело поднять голову. Уперев руки в бока, целительница недовольно покосилась на рану. — Принесла? Отдай! Отдай то, что принесла!
Не обращая внимания на противные голоса дев, доносившиеся из озера, Айрис думала о новой подопечной Люции. Легкий толчок в спину оторвал её от раздумий.
— Пришла наконец? — Хозяин Леса обернулся дедушкой, добродушно улыбаясь в длинную седую бороду, он уселся на пень.
— Вы видели её? Если эта дура-настоятельница потащит на обычное причащение, девка разнесет тут всё.
Старичок закивал, Айрис никогда не обманывалась внешним видом, древний дух был по силе равный тем, кого эльфы на своих странных языках называли Айнур. Хитрые маленькие глаза выдавали в нём полного сил и жизни мужчину.
— Да. Я пригляделся к ней, когда та была в сарае. Сегодня о ней можешь не беспокоиться. Вряд ли принцесса вообще поймет, что будет происходить, — в морщинистых ладонях показался камень, фэа внутри беспокойно металось, голубое сияние освещало его лицо и, коснувшись кожи целительницы, оставило глубокий ожог. — Успел забрать большую часть силы нимфы, обучавшейся у меня.
Темноволосая с криком отшатнулась от духа, руки начали чернеть, ожог распространялся, кожа ошметками слазила с предплечья. В ужасе уставившись на свою руку, целительница сидела на мокрой траве, кричала от боли, проклинала и ругала всех.
— Да вот незадача, Исилиэль успела сбежать от меня, и часть фэа запереть в кристалле, оставив его сестре, — дедушка покачал головой, пряча камень во внутренний карман телогрейки. — Много сил я потратил, чтобы усыпить тварь.
Дух наклонился к корчащейся от боли деве, она шипела проклятья, бледная, с трудом удерживающаяся на краю сознания.
— Не знаю, что ты задумала, но кровь того паренька мне нужна. Сними защитные чары.
Айрис взвыла и изогнулась дугой, когда, не жалея её, дедушка сжал больную руку.
— Забыла, кто тебе дал все это? — прошипел ей в лицо защитник леса. Леса, но не живых. — Думаешь мало хотело оказаться на твоем месте?
— Они с-слабы, — перед глазами у девушки поплыли черные круги, от боли она забыла, как дышать, и её слова он понял только по движению губ. — П-помоги, — едва слышно вместе с выдохом шепнула целительница.
— О-о-о, я помогу. Конечно помогу моей маленькой, слабенькой, миленькой Айрис, — он брезгливо встряхнул её, всё ещё не отпуская руки, кровь пропитала его одежды, сочилась между пальцев, капала на землю. Поставив на ноги, словно тряпичную игрушку, цепко ухватив за плечи, дух подтолкнул её к озеру. — Как же мне не помочь.
Отпустив монахиню, Хозяин Леса наблюдал, как та сначала рухнула на влажный песок, а потом медленно села на колени. Кровь быстро напитала землю вокруг, вдохнув поглубже, принюхиваясь, дух довольно улыбнулся. Подойдя к спине, он безжалостно разорвал ткань платья и положил ладонь на лопатку. Дева закричала с такой силой, какой в хрупком теле, казалось, было неоткуда взяться. Она извивалась под ним, тогда второй рукой дедушка зажал ей горло.
— Знай своё место, — кровь лилась, печать жгло, боль была такой силы, будто раскаленными щипцами вырывали внутренности. Минута для Айрис длилась вечно.
С презрением он откинул от себя тело послушницы, бросив «Готова», вновь уселся на пень. Рана медленно зарастала, клеймо, одно из трёх, которые дух лично ставил целительнице, расползшееся тонкими красными линиями, пульсировало, впитывало силу и принимало истинную форму.
— П-прошу, — трясясь от страха перед новой болью, давясь слезами, Айрис, не поворачиваясь к хранителю леса, умоляла его.
— Что ещё? — недовольно спросил он.
— Прошу, разрешите, — взмолилась дева.
— Нет, хватит с тебя.
Желание избавиться от ломоты во всем теле, от зуда, от адской, жгучей боли и спокойно поспать пересилило страх.
— Молю, — протяжно завыла целительница.
— Слушай сюда, — мгновение и дедушка оказался перед ней, схватив за подбородок, заставил поднять голову. — Ещё раз ослушаешься, я сам все конечности поотрываю, за кишки подвешу. Приведешь мне их обоих. Поняла?
Айрис согласно закивала, всё что угодно, лишь бы избавиться от всего этого.
— Приведу, приведу, — поскуливала девушка, ползя за старичком, когда тот, держа за подбородок потащил за собой. — Я подумала, что было бы лучше, если бы он поверил мне. Потом и её бы привел, они же… аай, друзья, — цепкие пальцы духа переместились на шею темноволосой.
— Ты что удумала, а?! Решила в любовь поиграть, доброй показаться? Думала, такой, как ты, позволено? Или мне привести сюда твоего жениха? Так он недалеко в сырой земле лежит. — Хозяин Леса сжал тонкую шею, приблизившись к лицу девушки, гневно прошипел.
— Посмотри-ка вниз, — они стояли уже на середине озера, в темной воде которого толпились девы. — Ты монстр.
С этими словами дедушка разжал пальцы, и Айрис полетела вниз. В нос ударила вода, платье взметнулась вверх, злые голоса окружили её. Вода была черной-черной, как смола, ничего не было видно, её толкали, тянули ко дну, холод ледяной воды обжигал пуще кипятка. Ноги коснулись дна, толкнувшись Айрис попыталась выплыть, однако чары тянули вниз, смерть, холод звали за собой. Она хваталась рукой за стебли травы, пустота и темнота напугали девушку. Когда руки утопленниц схватили её, целительница закричала от испуга. Изо рта вырвались пузырьки воздуха. От холода свело мышцы, лучи света не пробивались сквозь толщу, Айрис не знала куда плыть. Отбиваясь от водяных духов, она не заметила метнувшееся к ней чудовище.
— Ты поклялась! Не смей! — вода забурлила, монахиня вырвала водоросль, обмотала вокруг одной из дев, вспыхнул стебель растения, и та, что пыталась утянуть на дно, завизжала, испарилась.
Вода забурлила, смешиваясь с кровью. Цвет глаз девушки менялся, Хозяин Леса схватив за запястье, выдернул Айрис. Через мгновение опять погрузилась она в озеро, успев только дыхание задержать.
— Вода-матушка, отведи зло от меня, пусть судьба будет благосклонна всегда, — мысленно повторяла она, отбиваясь от духов.
Сверху звучал призрачный голос, читающий заклятье. Снова рывок, глоток воздуха, снова драка за выживание. Так продолжалось, пока на дне девушка не нащупала камень, укрытый песком. Легкие горели огнем, кислород кончался, Айрис упорно плыла, схватив драгоценность, что есть силы сжав в руке. Под действием заклятья тот рассыпался в пыль. Впитав силу сердца озера, Айрис вышла из воды другим человеком. Красные, воспаленные глаза пылали злостью и ненавистью.
— Так-то лучше. Защитишь лес и будешь свободна. Да, и разожги в мальчишке огонь посильнее, где-то отголосок силы нимфы там должен быть.
Сила бурлила в жилах. Все страхи, боль и прошлое затмевала она. Целительница улыбнулась, дух обратился в зверя, на прощение махнув рукой и вернув платье. Мокрые локоны ведьма сушила в одиночестве, устало привалившись к стволу ели. Желание помочь и уйти от клятвы пропало, хотя при взгляде на ничего не подозревающего эльфа неприятно саднило.
Полдон очнулся от морока внезапно, его спасительница заплетала косы из темных волос, отливавших медью. Ночь давно укрыла лес. Потерев глаза, мужчина пригляделся к сидящей рядом.
— Долго же я спал… — понурая, осунувшаяся, она сидела совсем рядом, в ответ лишь неуверенно кивнула. — Это место и правда лечит, — бывший воин улыбался, Айрис оставалось лишь догадываться что видел во сне её подопечный. — А ты что делала всё это время? Меня охраняла? — смех с его стороны не вызвал подобной реакции у лекарши, она лишь отвела взгляд.
— Пойдем? — тихо спросила дева, поднимаясь и забирая корзинки.
Полдон кивнул, помогая ей с ношей. Он уходил с полной уверенностью, что вернется сюда ещё не раз. За спиной остался мираж, видимый одним Полдоном: голубые глаза, длинные волосы цвета вороного крыла, счастливая улыбка. Призрак Исиль добродушно махал в след, до слуха эльфа донеслось родное «я буду ждать».
— Вставай! — грозный крик спугнул любопытного голубя, он взмахнул крыльями, подняв облачко пыли и улетел. Нэллет подскочила как ошпаренная, ведро ледяной воды действовало безотказно. Вымокшая до нитки, спросонья, не понимая, что происходит, Элен не успела защититься, когда это же самое ведро прилетело в спину. — Дрянь! — от нового удара принцесса свернулась калачиком, закрывая руками и ногами живот. — Мерзавка! — Авалаида подняла ведро, подошла от уползающей девушки, намотала волосы на ладонь. — Тварь! — ещё один пинок, младшая дочь королевы бесшумно заплакала, открывая и закрывая рот будто рыба, выброшенная на берег. Внутренности свело, мышцы болели, вдохнуть никак не получалось. — Так значит ты поступаешь, гадина!
Монахиня подняла её выше, эллет вцепилась ногтями, пытаясь вытащить косичку, но хватка лишь усиливалась. От сопротивления и непокорности будущей послушницы Авалаида пришла в ярость, первую пощечину Элен смогла предупредить. Тогда наставница левой рукой схватила тонкую шею, правой, отпустила косу, а затем, сжав пальцы в кулак ударила с такой силой, что голова принцессы повернулась в сторону, раздался хруст. У русоволосой от боли черные пятна поплыли перед глазами. Соленый привкус привёл в себя, ухмыльнувшись, эллет сплюнула кровь. До этого принцесса считала, что больнее уже не станет, последствия, настигшие её, были ужаснее, чем она могла представить. В момент сладкой мести Элен жалела лишь о том, что попала на белый воротничок, а не чуть-чуть выше. Авалаида зарычала, нэллет безвольно обвисла, коленом монахиня попала ей под самые ребра. На этот раз был не хруст - треск и резкая, сметающая всё на своем пути боль разрушительной волной прокатилась от груди по всему телу. Бывшая наследница престола не понимала, что происходит, каждый, даже маленький вдох ощущался так, будто в легкие вливали раскаленное железо. Удары хаотично сыпались со всех сторон, принцесса извивалась, кричала, а когда под сильную руку последовательницы Люции попалась лопата, девушка перестала понимать что-либо вообще. Сильная, внезапная, не утихающая, боль окружила со всех сторон. Элен казалось, что пытка длилась вечность. Сопротивляясь, пинаясь, закрываясь, она вызывала больший гнев. Кровь давно пропитала платье, впитывалась в грязь, на которой лежала эллет. Зловонный запах, шаги, пение, ничего не чувствовала эллет, кроме раз за разом уничтожающей агонии. Будто внутри поджигали костер, а на нем горели части тела.
Люция застала будущую послушницу свернувшейся в калачик, с обезумевшим взглядом, захлебывающейся собственной кровью. Запах, исходящий от извалявшейся в грязи бывшей принцессы был не лучше. Главе монастыря удалось остановить бешенство подчиненной как раз за секунду до того, как острый край лопаты вспорол живот зазнавшейся стерве.
— Хватит, живой она нам нужнее, — стоило коснуться плеча, как Авалаида покорно опустила своё оружие, отходя за спину покровительницы. С неудовольствием старуха отметила, что одежда монахини испачкалась. — Ты понимаешь почему тебя наказали, дитя? — склонившись, женщина аккуратно обхватила лицо наследницы, сдавливая пальцами сначала распухшую губу, а потом сжимая щеки. — Разве ты давала обет молчания? — дождавшись хоть какой-нибудь реакции, Люция продолжила: — Правильно, нет. Так отчего ты молчишь? Отвечай! — сильнее сжав лицо, глава монастыря медленно царапала кожу.
— …уснула, — прохрипела нэллет, глотку раздирало, саднило.
— Что-что? Не слышу, — издевательски переспросила старушка.
— Я… у-уснула.
Со всем презрением Элениэль толкнули обратно на землю, она упала, ударившись и без того нестерпимо болевшей спиной.
— Неужели Авалаида не объяснила тебе? Все, кто прибыл в эту обитель, оставляют прежние повадки за его стенами. Труд, тяжелый труд и прощение Валар — всё, что должно заботить тебя, — принцесса лежала, только сиплые выдохи говорили о том, что она жива, настоятельница ходила вокруг. — У меня строгие правила, но они существуют не просто так. Знаешь почему мы придерживаемся обета молчания? Смирение и покорность даруют спасение, а не осуждение с пустыми слухами, — носком туфли Люция ударила эллет под ребра, наступив на пострадавшую грудную клетку. В ответ послышался визг отчаянья, Элен извивалась под её ногой точно змея, но сделать ничего не могла. — Неверный ответ. Твоя боль приближает тебя к ним. Сопротивление, дерзость, наглость принесет лишь пустые страдания. Ты аморальна, грешна и омерзительна. Тебе не место на причащении. Поможет только искупление.
Наставница держала принцессу за руки, глава монастыря лишь усиливала давление, хруст костей навсегда отпечатался в памяти нэллет. Следующее мгновение нечеловеческий крик раздался по округе, Авалаида вывернула руку и дернула на себя. Улыбаясь, монахиня про себя посчитала до пяти, а потом вправила вывихнутую руку. Элениэль тряслась, ни слов, ни мыслей, только адская, мучительная нестерпимая боль и ужас. Люция наклонилась, брезгливо схватив девушку за подбородок, заставила посмотреть на себя.
— Вижу, ты начинаешь понимать, мерзавка, — отпустив принцессу, глава монастыря любезно приняла чистый платок у Авалаиды, тщательно стирая кровь с пальцев, она продолжила. — Элениэль, — наигранно блаженно протянула старушка, — дитя звезд. Дева, носящая такое имя, должна быть чиста и непорочна, точно свет, каким одаряют нас создания Варды. Тебе оно не подходит, — женщина отвернулась, кивнула послушнице, а затем покинула амбар.
— Поднимайся грязная стерва, — схватив за левую руку, Авалаида поставила нэллет на ноги, та в ответ вскрикнула и пошатнулась. — Это излечит тебя от гордыни.
Сустав опух, посинел, девушка не чувствовала руку, голова кружилась, и тёмные пятна перед глазами мешали ориентироваться. Из-за шума в ушах Элен не разбирала слов, передвигаясь так, будто застряла в вязком киселе, девушка медленно шла за наставницей. Каждый дюйм тела болел, принцесса не могла вдохнуть, ещё хуже обстояли дела с выдохом. Хромая, она плелась за Авалаидой, лишь ведро ледяной колодезной воды удержало Элениэль от обморока.
— Приди в себя. Уже вечер, сейчас начнется твоё искупление, а после причащение.
Авалаида кивком приказала следовать за ней, лишь когда послушница отошла на несколько ярдов, эллет шепнула.
— Причастие. В Храме называют Причастие.
Впрочем, принцесса уже поняла, что это место не имеет ничего общего с Храмами королевства. Зажмурившись и медленно выдохнув, Элен открыла фиалковые глаза, передвигая ногами и упрямо повторяя про себя лишь одно. Она не знала как, не знала когда, но пообещала себе. Убьет. Она убьет их.
Солнце давно село за горизонт, алые облака уступили место ночной синеве ещё час назад. На площади, которую от посторонних глаз укрывали неказистые кельи, уже давно собрались все служители монастыря. До церемонии посвящения оставались считанные минуты. Айрис поддерживала эльфа за руку, тёмные локоны, отливавшие медью, она укрыла платком, сменилось и платье, теперь она не отличалась от десятков, сотен других девушек. Они подошли почти последние, толпа разделилась на две части, Полдон стоял на мужской половине. Целительница не спешила от него отходить, с интересом наблюдая за новенькими. Их было семеро, бывший воин не придал бы никакого значения происходящему, если бы не увидел Элениэль. Желудок сжался от ужаса, который толпой мурашек прокатился по телу и добрался до самого сердца. Синда пытался прорваться к ней, но Айрис крепко вцепилась в его руку, а вместе с ней сильные мужские руки не давали сдвинуться с места. Его принцесса едва передвигала ногами, руки нэллет связали, монахиня впереди дергала за веревку, привязанную к запястьям, вынуждая идти быстрее. Полдон не мог вздохнуть, слезы бессилия появились в его глазах, вырываясь из-за всех сил, эльф стремился к Элен. Его подруга… побитая, истерзанная, с потухшим взором, морщилась от каждого вздоха. Принцесса шла вперёд не обращая внимания на ругательства, звучавшие вслед, на то, как толкали, пытались ударить или схватить особенно верующие сестры. Те, у кого осталось сердце, сочувственно потупили взор, но нашлись и те, кто, опустив взгляд, под ногами увидел камни. Первый пролетел совсем рядом с головой нэллет. Второй попал в больную руку. Простонав, Элениэль задержалась, сжалась в комочек, прижимая руку к себе, как побитая собака. Когда камней стало прилетать больше, они все чаще попадали в цель, настоятельница отправила братьев с деревянными дубинками разогнать разбушевавшихся.
Авалаида будто не замечала, как плачет, горбится, пытается спрятать голову, но не может даже наклониться, Элен. Наставница лишь упрямо тянула веревку. Как-будто вместо человека позади плелась скотина. Строгость и упрямство, а в глазах радость. Каждый камень, прилетавший в обладательницу фиалковых глаз, отзывался болью в сердце у Полдона, он не оставлял попытки освободиться, хотя силы покидали уставшее тело.
Элен вывели на площадь, она стояла, не поднимая головы. Соленая, с привкусом металла горячая кровь скопилась во рту. Когда подошла её очередь, эллет сплюнула прямо под ноги старухе. Та смерила принцессу высокомерным взглядом и презрительно поджала губы. Элениэль поняла — назад пути нет. Домой она уже не вернётся. Да и дома у неё уже нет. Растянув губы в усмешке, открывая окровавленные зубы, сжимая волю в кулак, чтобы не поморщиться от боли, принцесса подняла голову, нагло заглядывая в глаза настоятельнице. Люция спросила, хочет ли она в чем-нибудь покаяться. Нэллет задумалась, рука посинела, жутко болела, всё тело было как одна огромная рана, части которой болели одна сильнее другой. Проявлялись синяки, набухали шишки. Элен поводила кончиком носка, делая вид, что задумалась, а на самом деле наслаждаясь свежим ветром, трепавшим подолы скудной и грязной одежды. Понимание, что все мосты сожжены, что за спиной ничего не осталось, дарило пьянящую свободу. Нэллет с удовольствием вдыхала последние её капли.
— Горите в аду.