***
— Хорошо обустроился? — рассветные лучи не достигали этого места, минуты превращались в вечность, пленник уже давно потерял счет времени. — Не вижу радости на твоем лице. Где благодарность? — женщина наклонилась, вцепилась пальцами в щеки давнему знакомому, оставляя глубокие отметины от ногтей на коже. — Что такое? Больно? — она улыбнулась, не скрывая злости, мужчина вряд ли увидел это. Его глаза ещё после прошлого гостя опухли, а лицо утратило былую красоту. Палач постарался на славу, теперь бывшего советника королевы невозможно было узнать. — Бедный, они так усердно выполняют мои приказы, перестарались, кажется. Не сердись, сломанный нос, парочка зубов — сущий пустяк. Лотанариэ хотела повесить тебя. Под давлением матери, конечно же. — Я знаю, — голос не слушался хозяина, совсем охрип, больше походил на шёпот. Он потерял много крови, и у него закончились силы терпеть. — Воды… Справа от него послышался грохот, Ваниэль пинком развернула табурет и, поправив юбку, села. — Похвальная выдержка, четыре дня без капли жидкости. Принесите ему воды, — стражники побежали немедля исполнять приказ новой госпожи. Сама правительница решила развлечь себя разговором. — Не знаю, говорила тебе Лотанариэ или нет, но, ещё когда у нас гостили эльфы из Великого Леса, бабушка хотела прибрать к рукам младшую внучку. Глупая, глупая королева, — эльфийка покачала головой, тишину прерывало глухое сопение, доносящееся от пленника. Самопровозглашенная королева задумчиво играла цепочкой меж пальцев. — Решила, что может разорвать порочный круг, спасти дочь. Только вот незадача, рабство в Линдоре процветает с тех времен, когда её бабка ещё в пелёнках лежала. Лотанариэ надеялась, что титул спасет её от кары Темных Владык, и он спас её… в какой-то мере. Мерзавка смогла сбежать, но почему-то в этот раз про верных ей людей забыла. Конечно, это же не отправлять других делать грязную работу за себя. Пришло время этой… — кашлянув, женщина сдержала себя, не подобает в новом статусе произносить слова, крутящиеся у неё в голове. — наивной глупышке получить по заслугам. Стражники принесли деревянный черпак, до краев заполненный спасительной жидкостью. Ваниэль встала и изящно отвела руку в бок, раскрыв ладонь. Мужчина передал ей его, поклонившись, оставил их наедине. — А вот у тебя нет титула, нет богатства, нет власти и нет былой ценности. Ты никто. Даже пыль под моими ногами имеет больше смысла, чем твое существование. Так скажи мне, зачем же ты полез туда? — Ты… всё равно… — Храванон зашелся в сухом раздирающем глотку кашле. Ваниэль сделала три шага вперед, нависая над бывшим советником, она наклонилась, синда потянул руки к черпаку. За мгновение до того, как пленник коснулся пальцами дерева, женщина перевернула его. Перед ногами образовалась большая лужа, вода быстро смешалась с грязью. — Тварь, — прохрипел эльф и, ни секунды не раздумывая, наклонился, слизывая живительную влагу. — Какая разница, я всё равно умру, — как только живительная влага омыла воспаленное горло, он смог закончить мысль. — Конечно, я тоже так считала. Если бы Лотанариэ не подставила тебя с заданием вынюхать всё о Совете Тёмных…. Какой бы ты не считал меня стервой, мы из одного теста сделаны. Однако после того, что ты узнал, я не смогу просто пробить тебе голову. — А как же яды? — усмехнулся синда, усевшись обратно на подстилку из соломы и привалился спиной к стене. — Стрелы было бы достаточно. Жизнь — несправедливая штука, не правда ли? Лотанариэ отправила тебя в самый центр шторма, в те годы удача благоволила тебе, Храванон. Признаюсь честно, я призвала все свои силы в Хэтуме, ты чудом уцелел, не так ли? — Ваниэль вновь села на низкий табурет, наклонилась, опираясь локтями о колени. — И чем отплатила королева за тот успех? Отправила на эшафот, как предателя, а сама сбежала. Бросила всех. Бросила тебя, — их глаза оказались на одном уровне, ледяные, холодные очи новой королевы источали презрение. — Теперь прячется, как последняя крыса. Мне известно, ты пытался спасти Элениэль. Лотанариэ тоже хотела поговорить, отправить девчонку туда, куда не дотянутся мои руки. Пришлось подсыпать золотоволосой крысе кое-что, чтобы ещё глупее стала, и тут вовремя подоспели монашки. Признаться честно, Лотанариэ не подарок, вон как с князем обошлась. Сама виновна в том, что лишилась ещё одного округа. А ты можешь не надеяться, ключ, который отдал тогда, не сильно-то поможет Элениэль. Не знаю, что паршивка успела вытащить из тайных хранилищ, но это давно потерло всякий смысл. Амафея уже выехала к внучке. Скоро всё кончится, — Храванон дернулся вперед, цепи, сдерживающие его, натянулись, эльфийка видела, как напряглось его тело, он был похож на дикого зверя, рвавшегося из оков. Ваниэль хихикнула. — Предсмертные конвульсии королевства забавляют. — Antolle ulua sulrim, nar*, — синда сплюнул скопившуюся кровь под ноги правительнице, которую никогда не признает. — Ты жив. Только. Благодаря. Мне, — если бы ярость в её голосе смогла воплотиться, то стала бы кислотой, разъедающей его плоть до самых костей. Ваниэль зло рассмеялась, угроза в её словах воплотится в жизнь, и бывший советник навсегда запомнит, кто был виновен в невообразимых муках, которым его подвергнут в замке, спрятанном среди болот далекого северного округа. — Удачного приключения, друг. Королева отвернулась от собеседника, выйдя из темницы. Махнув рукой, подала стражникам знак, Храванона скрутили, потащили и бросили в повозку к остальным «лишним ртам», схваченным в столице по личному приказу госпожи. Сама правительница поднялась в тронный зал, камень Света ловил солнечные лучи, они переливались внутри тысячами бликов, отражались в десятках солнечных зайчиков на стенах. Эльфийка отсюда слышала недовольство жителей, собравшихся под стенами замка. Ничтожества ещё не видели новую покровительницу, а потому выкрикивали проклятия в адрес Лотанариэ и Аркуэнона. Ваниэль улыбнулась, лучшего аккомпанемента под завтрак не существовало. — Можете начинать, — мальчишка-слуга поклонился и подал первое блюдо. Лосось в медово-горчичном соусе со свежими листьями салата и прекрасное фруктовое вино. — Превосходно. Рада видеть тебя здесь, мой давний друг. Как продвигается твое дело? Люди покупают вещи привезенные из заморья, Кардолан? — Благодарю за оказанную честь, Ваше Величество, — вежливо склонил голову гость, в противовес собеседнице мужчина был одет в черный камзол, расшитый изящными узорами из тончайших серебряных нитей. — Учитывая обстановку в Линдоре, мне пришлось прекратить торговлю в вашем государстве. Не смею сомневаться в Вашей проницательности, но простой люд уже за пять лет до последних событий не мог себе позволить купить и самый дешевый из моих товаров. Прошу, не сочтите за грубость. Хотелось бы поинтересоваться, за чем вы писали мне? — С превеликим удовольствием отвечу на Ваш вопрос, но сначала… — Ваниэль отвернулась от давнего знакомого, известного ей далеко не по торговле диковинными вещами. В золотистых лучах сверкнули миллионом звезд бриллианты, вставленные в оправу увесистых сережек. Одних из тех, что находились в сокровищнице королевского рода. В дополнение к серьгам эльфийка подобрала серебряную диадему в форме колосьев пшеницы с синими топазами и бриллиантами. — Откройте окна и оставьте нас, — после того, как слуги выполнили указания и свежий летний ветер разбавил духоту зала, златовласая красавица продолжила. — В свете последних событий, нам нужно обсудить дальнейшую тактику. — Конечно. Вам понравился мой последний подарок? Ларец с сюрпризом внутри. — Камень Света, с помощью которого мы смогли изгнать Нимфу, оказался весьма кстати. Однако в ходе использования я заметила, что он несколько отличается от того, что я держала в руках, когда ваши воришки выкрали его из-под носа у Лотанариэ. — Ах, вы про то прекрасное время, когда корона пыталась заключить союз с Трандуилом. Да-да, позже мне даже пришлось подключить брата-близнеца Храванона, чтобы сорвать поездку. Помню, помню. После изъятия мы изучили камень и выявили, что кто-то отколол часть до нас, забрал какую-то долю из энергии, которую тот излучал. Поскольку нам досталось намного больше, возможности наши расширились. При помощи фэа, что вы нам посылали, мы смогли создать оружие, которое буквально высасывает силу из обладателя, и, многократно усиливая, посылает обратно. — Припоминаю те самые исследования, из-за которых приходилось увеличивать поставки расходного материала, а королева заподозрила всех лордов в измене. — И была абсолютно права, — галантно улыбнулся мужчина, до его слуха доносились голоса голодающих, фразы, выкрикиваемые людьми, были отнюдь не самые приятные, и если бы воплотились в жизнь, то все обитатели замка давно бы сгорели заживо, а само строение провалилось под землю. — Зато мы избавились от двух проблем сразу, у прежних правителей ещё присутствовали остатки чести. Те, кто пришли на их место, помнят, как летели головы с плеч у предателей выстроенной системы, они не помешают вашим планам. После того несчастного случая со старшей принцессой всё пошло как нельзя лучше. Благодаря этому Лотанариэ под давлением матери стала отсылать материал, и конечно же благодаря вам, прекрасная Ваниэль, мы сегодня сможем обуздать силу, кроющуюся в подопытной. — Это прекрасные вести, мой друг. Амафеи понадобится неделя, чтобы привести в порядок хроа и фэа девушки. Сколько времени нужно вам для окончания… работы? — К началу осени недоразумение под названием Элениэль исчезнет, тогда никто не спасёт остатки сопротивления. Когда Демон обретёт мощь, мы соединимся с армией Тар-Майрона и нанесём решающий удар по землям свободных народов. — Как продвигаются попытки вернуть материальную форму нашего Владыки? — Данных мало, случай с его помощницей был уникален, поэтому мы зацепились за эту возможность. Да и демоница изначально была нимфой, в отличии от Тар-Майрона. Хроа, способного выдержать мощь майар, среди имеющегося материала нет. — Печальное известие, такие результаты нам не принесут победы в войне. У нас осталось не так много времени, за окном 826 год. — К сожалению, работа в данном направлении бесполезна до тех пор, пока мы не найдем кольцо. — Исильдур, будь он проклят, — прошипела Ваниэль, сжимая в руках серебряную вилку с такой силой, что тонкие пальцы побелели. Слуги постучали, после разрешения внесли оставшиеся блюда, наполнили кубки. На время в тронном зале воцарилась тишина, королева отвернулась от гостя, прекрасное лицо украсила улыбка. Вопреки расслабленной позе и элегантным движениям, Кардолан чувствовал искусно скрытую ярость, эльфийка походила на затаившуюся кобру. — Как только найдется кольцо, как только мы заполучим демона и соберем все осколки камня Души, посох первой нимфы, который забрала Лотанариэ перед тем, как сбежать, мы станем непобедимы, — Кардолан наколол на вилку кусочек десерта, который за всю свою долгую жизнь пробовал лишь второй раз. Наслаждаясь мастерством повара, эльф улыбнулся. — Воистину прекрасная трапеза. — Вам уже доложили? — льдистые глаза не выражают ничего, но Кардолан превосходил лесную деву в мастерстве, чуткий слух уловил как на мгновение сердце правительницы замерло. — Мы решим это недоразумение в ближайшее время. — Совет надеется на это, посох обладает впечатляющими способностями. Если рассматривать самый неблагоприятный исход с попаданием камня Света в руки бывшей Светлейшей Нимфы, то силы противников значительно возрастут. Тогда недоразумение перейдет в общую проблему. К сожалению, придется применить карательные меры. — Недоразумение останется недоразумением, — сухо и жестко ответила эльфийка. — Люция уже отправила доверенного эльфа. К тому же, — златовласая красавица отставила тарелки, поставив локти на стол, сложила ладони вместе, подобно пирамиде, устремив кончики пальцев в сторону собеседника. — Лотанариэ потеряла значительную часть сил. Я была рядом с ней все эти годы, видела её тогда, когда силы на самые простые иллюзии заканчивались. Старухи перед смертью выглядят живее. Кадолан кивком поблагодарил за завтрак, поднялся, окинув строгим взглядом разворачивающуюся перед ним сцену. Впервые за их знакомство лесная эльфийка находилась в отчаянии, что вдвойне удивительнее. На первый взгляд Ваниэль, будучи служительницей тайного ордена и Анариэль — её воспитанница, всё выполнили прекрасно. — Вы вызывали меня не для поиска оправданий. Предлагаю потратить время на более полезные вещи. Уважаемые главы совета передавали вам их наилучшие пожелания, а также упомянули, что всем станет гораздо спокойнее после перехода бунтующих территорий на правильную сторону. Уверен, вы сможете изгладить горький осадок провала… — Смертью мерзавки.***
Мужчина зажмурился и, не выдержав, чихнул. Солнце слепило, комары противно пищали над ухом. Аккуратно отодвинув разлапистую ветвь древней как мир ели, он непроизвольно отмахнулся от мерзких насекомых. Старая кляча медленно тащила повозку с ценным грузом, очередная кочка безвозвратно лишила хрупкой дремоты бывшую правительницу. Простонав, нимфа попыталась приподняться, но мышцы ослабели, и она безвольно рухнула на деревянное дно. — Лежите, лежите… уважаемая госпожа, — быстро опомнившись, добавил мужчина, загорелые по локоть крепкие руки бережно надавили на плечо королевы, истощенной до такой степени, что фермер удивлялся, как в ней до сих пор теплится жизнь. Мозолистой ладонью с давно ороговевшей кожей он коснулся её лба, задержав дыхание, так аккуратно, как будто боялся, что от малейшего дуновения ветерка Лотанариэ превратиться в пыль. — Ой, не хорошо, не хорошо… — покачал головой хозяин старой кобылы, бинты, туго опоясывающие живот и ребра седовласой, пропитались кровью. Красное пятно противно расползалось, не желая останавливаться, дыхание женщины стало поверхностным. — Где же, где господин, — почти простонал мужик, залезая в повозку. Он склонился над истинной королевой Линдора, открывая смуглую шею и давая мерзким мошкам больше пространства для маневров. Местному жителю пришлось напрячь весь свой слух, чтобы различать слабые прерывистые выдохи среди лесной тишины. — Нет, нет, нет, — зажимая рукой рану на левом боку надежды сопротивления, бедняге из-за ржания лошади не удалось расслышать очередной выдох. — Умолкни, выреха! Лошадь хоть и была стара, но упертости у неё было столько, что ещё на двух ослов хватило бы. Послышался шорох, кареглазый хозяин животинки завертел головой, не убирая руки от пульсирующей раны, и грудью закрывая нимфу. — Всё хорошо, Бартоз, путь чист, — король появился как всегда бесшумно и неожиданно, крестьянин выдохнул с облегчением, выпрямил спину и отнял руку, ладонь была окрашена в красный. Вытерев её об изъеденную молью ткань штанов, мужик сошёл с повозки, уступая место Аркуэнону. Вновь взяв лошадь под уздцы, участник сопротивления почесал новые укусы ненасытных насекомых, зуд распространялся с шеи под тонкую рубаху. Цыкнув, он мысленно проклял густую растительность. Король обратился к фермеру, вынуждая того обернуться. — У ручья напои лошадь, она просит воды. — Просит-то просит, но хозяйка слаба слишком. Боюсь… Акруэнон сжал руку побледневшей королевы, поджал губы и тихо, но уверенно, ответил: — Выживет. Если на то будет воля Валар. Нолдо не смотрел на потерявшую сознание супругу, зеленая чаща мелькала перед его взором. Он поднес её пальцы к губам, поцеловал, но мысли отца, потерявшего старшую дочь навсегда и три недели назад лишившегося младшей, были далеко от страдающей нимфы. Фэа бывшего правителя разрывалось, болезненно сжималось, эльф не мог перестать чувствовать, но любовь к свой нареченной приносила ему страдание. Как бы Аркуэнон не желал, из памяти не выкинуть то, что творилось в замке после отъезда Элен, также, как и не забыть, как вела себя Лотанариэ с князем из Серых Гаваней, как отнеслась к дочери. С другой стороны, винить одну её в бедах хоть и было соблазнительно, но невозможно. Нолдо, подобно слепому котенку, закрывал глаза на сплетни, не желал верить донесениям на супругу, пока она лично не отправила его в заточение, пусть и не в темницу. Только Аркуэнон не был котенком, ему было чуть меньше пяти тысяч лет. Тем не менее, нимфа смогла провернуть всё таким образом, чтобы он мог получить только дозированную информацию. Что в конечном итоге вылилось в гражданскую войну. Эльф зарылся пальцами в волосы, закрыл глаза, нахмурившись, бесшумно выпуская свою ярость, задаваясь вопросом. Как третья дочь троюродной племянницы королевы Лерглэйот получила престол? Как смогла столько всего натворить? 2955 год второй эпохи. Амафея вдохнула свежий утренний воздух, вздрогнув всем телом, она сладко потянулась. Табун мурашек побежал от основания позвоночника вниз до самых пяток. Нимфа всем телом ощущала прелесть этого утра, это добавляло радости в общий котел. В последнее время всё складывалось просто прекрасно, женщина знала, видела, как ясный день, что её желания сбудутся. — И ты скоро увидишь, — ласково погладив живот, произнесла златовласая красавица. Прошлый вечер, несмотря на принесенные в их маленькую семью разногласия, поселил в ней твердую уверенность в правоте. — Уже проснулась? Бархатный голос, едва слышно прошелестевший над ухом, вновь вызвал стайку мурашек. Боковым зрением нимфа уловила всполох рыжих, точно яркое пламя, волос, через мгновение на плечи легла мягкая вязаная накидка. Амафею завернули в неё, будто слоеную булочку, женщина весело рассмеялась, спугнув воробушка, склёвывавшего крошки лембаса. — Видишь, как хорошо, что мы переехали сюда. Всё не так плохо, как казалось на первый взгляд. Руилиат недовольно хмыкнул, крепче обнимая любимую. — На первый взгляд, вечером этот городишко выглядит отвратно. На второй взгляд меня здесь ничего не радует. У нас двое маленьких девочек. Им было бы лучше расти в лесу, поближе к духам, природе и всему, что поможет развивать их способности. — Родной, нашему королевству всего 235 лет, увидишь, оно расцветет на глазах. — Как бы северяне и надменные нандор всё не испортили, — встревоженно произнес рыжеволосый. Подбросив голодной птичке ещё крошек, он вернулся к жене. В воздухе стоял запах сочной травы, роса ещё не испарилась, жители маленького садика только начинали просыпаться. — Если огонь войны вспыхнет вновь, я хочу, чтобы вы находились как можно дальше от этого. — Если тебя всё ещё интересует моё мнение, то я считаю, что необходимо дать им шанс. Как можно отбрасывать все старания Анкалимэ из-за гипотетических проблем? — Меня всегда интересуешь ты, твоё мнение, твои мысли и чувства, — Руилиат нежно провел по щеке нимфы тыльной стороной ладони. — Думается мне, этот хрупкий мир держится только благодаря жертве Анкалимэ и всем усилиям, которые она прилагала на протяжении трёх столетий, перед тем, как предатели-люди… Тяжелый разговор прервал топот детских ножек, главе семейства тут же пришлось сменить решительно-грозное выражение лица на что-то более подходящее для детского взора. Зевая и потягиваясь, к родителям вышла пока что младшая дочь. — Доброе утро, милая, — погладил малышку по голове эльф и улыбнулся своему крохотному золотому цветочку, попытался исправить образовавшийся беспорядок. — Снилось что-то интересное? Ты сегодня необычайно лохматая. 2WEI — Catapult Амафея наблюдала за представшей её глазам картиной, и в сердце разливалась нежность, но на одну секунду время замедлило свой ход, неведомая сила вытащила фэа из тела нимфы, и одинокая душа предстала перед бурным потоком других фэа, направлявшихся судьбой в единое русло. Такой огромный, он был больше, чем самая высокая гора, которую видела женщина в своей жизни. Переливавшийся сотнями красок, он разрезал кромешную темноту вокруг, заставляя женщину затаить дыхание. Если Сильмариллы вобрали в себя хотя бы каплю непередаваемой красоты сотен тысяч цветов, тогда Амафея поняла, отчего эти «камушки» стали причиной стольких бедствий. Нимфа ощущала себя осколком песчинки перед мощью реки, источавшей жизнь, а самое главное, Силу. То, что они отыскивали в детях, то, что Анкалимэ открыла в себе лишь через десятки лет упорного труда и работы, было хлебными крохами. Искрами, по сравнению с тем, что видела сейчас Амафея. Женщина покачала головой, Сила, необузданная, дикая, первобытная окружала со всех сторон, всё фэа матери трепетало, златовласка была вынуждена выставить ментальную стену, дабы не сойти с ума. Внезапно появившаяся мысль поразила, испугала, но вместе с тем подарила озарение. Амафея попыталась приблизиться к источнику, охвативший жар грозился испепелить за считанные секунды и вызывал весьма реальную боль. Воздух вокруг трепетал, нагреваясь от тепла, источаемого пролетающими душами, нимфе с каждым шагом становилось всё трудней. Конечности не подчинялись, ей казалось, будто фэа застряло в вязком киселе. Однако златовласка была гораздо упорнее, ничто не могло стать ей преградой, даже огонь. Наконец-то коснувшись его кончиками пальцев, она случайно зацепила пролетающую с невероятной скоростью фэа. Вскрикнув и отдернув руку, женщина с неудовольствием отметила, что та часть пальцев, которая побывала внутри, расщепилась под напором силы. Цыкнув и совершенно не придав вначале значения душе, парящей рядом подобно сомнамбуле, нимфа, стиснув зубы, засунула руку по самую кисть в бурлящий поток. Нащупав пульсирующую жилку, Амафея резко потянула на себя, захрипев от прилагаемых усилий. Она упорно не желала упускать найденное. Понимая, что у неё остались жалкие секунды до того, как фэа лишиться кисти, женщина резко развернулась. Она проделала всё так быстро, что выпавшая из течения душа не успела отлететь. Вытянув другую руку навстречу слабому свечению, схватив пальцами, Амафея положила фэа между собой и потоком. «Ты уже всё равно мертв», — цинично прошептала златовласая красавица, прошлым вечером устроившаяся помогать в главном храме столицы. Слабое серое свечение, исходившее, вероятно, от человеческой души, постепенно расщеплялось, уносилось вдаль без возможности собраться воедино. Бурно проносящиеся фэа вперемешку с потоками могущества природы растворяли душу мужчины подобно кислоте. Амафея, недолго думая, опустила руку глубже, по середину предплечья и, уперевшись коленями в бывшую фэа человека, который уже даже перестал трепыхаться, тянула на себя. Сосуд пульсировал, извивался, так и норовил выскочить, женщина, упираясь ступнями в то, что когда-то было спиной, покрепче схватила ускользающую артерию. Выдохнув и закрыв глаза, она перенаправила часть силы для того чтобы восстановить левую руку, Амафея резко выпрямилась. Оттолкнувшись ногами от утопающего, вытянув сосуд из течения, нимфа схватила его двумя руками. Порвавшись, артерия выплеснула содержимое, откидывая взрывной волной одинокую фэа златовласой красавицы. Женщина не в первый раз попадала сюда, хотя так близко была впервые. Путешествия начались через две недели после того, как ей исполнилось две сотни лет, тогда Амафея видела лишь тонкую нить далеко впереди. Последующие разы фэа женщины выкидывало в прошлое, всякий раз обстановка была разная, но все места объединяло одно — в каждом из них был источник Силы. Амафеи нужно было отыскивать его, в этот раз он предстал перед ней сам. Оставалось лишь забрать столько, сколько она могла впитать. Расслабившись, женщина поддалась несущим её потокам воздуха. Нимфа закрыла глаза, ожидая, когда вернётся в реальность, покалывание перед перемещением привычно началось с пальцев ног. Златовласка задержала дыхание, но никаких изменений не происходило. Она моргнула, прошла секунда, другая, пейзаж остался прежним. Растерянно махнув рукой, Амафея едва только успела вдохнуть, как реальность смазалась. Однако вместо заднего двора женщина очутилась в лесу. Полыхало пламя, едкий серый дым заполнил всё вокруг, сияние фэа исчезло, и хроа вновь обрело плоть. Пошевелив пальцами и поняв, что правая рука не слушается, Амафея, оглядываясь, двинулась вглубь. Прислушиваясь, аккуратно выпуская всполохи внутренней силы, обладательница дара Эру искала колебания, малейшие изменения, которые могли подсказать путь, но стояла пугающая тишина. Пожар усиливался, зеленые глаза слезились и, прислонившись к дереву, нимфа тяжело закашляла. Позади раздались крики, звон стали, и черная, мерзкая речь. Златовласая красавица притаилась за стволом древнего дуба, они были в трёх ярдах от неё. Служительница храма уже видела этих тварей, ужас когтями вцепился в хрупкое сердце. Не отродья Моргота вызывали страх, а то, что донеслось до неё секундой позже. Голос дочери, отчаянный, слабый. Слова, которые она произнесла, лишили мать способности мыслить, двигаться. Дочурку, так сильно похожую на свою родительницу, отличающуюся только цветом глаз, обхватив сбоку и перекинув руку через плечо буквально волокла хрупкая, костлявая девчонка. Орки приближались, Лотанариэ, поседевшую и совершенно не похожую на себя, упорно тащила девочка, со странными, пугающими глазами, которые Амафея запомнила на всю оставшуюся жизнь. — Беги, милая, — Лотанариэ оттолкнула тощую русоволосую девушку, та, упорно замотав головой, двинулась было обратно, но искры, сорвавшиеся с пальцев дочери Амафеи откинули её на пять ярдов. — Беги… По щеке нимфы скатилась последняя слеза, огонь фэа угас до того, как один из орков проткнул живот седовласой ржавым ятаганом. Со стоном выдохнув, Амафея села на землю, обхватив голову руками. Закончив с Лотанариэ, они бросились в след за девчушкой со странным цветом глаз. Незваная гостья подползла к телу взрослой дочери. Выпустив теплый свет из ладони, она почувствовала след фэа, которая по закону должна была слиться с природой в уплату за способности, которыми она одаривала их. След пылал тревогой и беспокойством, нимфа вздохнула, положила обе руки на израненный живот дочери, меж пальцев вспыхивали снопы искр, разгораясь, сливаясь в общий поток, они окружили гостью из прошлого вместе с телом её дочери. Дотянувшись до души Лотанариэ, Амафея не стала тратить время на расспросы. Поток эмоций, главной из которых было возмущение, нарушал хрупкую сеть заклинания. Отгородившись от мятежной фэа, Амафея принялась за работу. Прошло много времени, прежде чем нимфа смогла помочь Лотанариэ передать свои силы. После того как последние крохи фэа дочери растворились, Амафея направилась к той, кому повезло получить эти силы. Сердце нимфы болело, разрывалось, принятое решение тяжелым грузом давило на плечи. Однако последнее желание не обсуждают. Женщина спрашивала себя, сделала бы она тоже самое на месте дочери? Ответ был очевиден. Златовласая нимфа плутала меж деревьев, уже и не надеясь найти девчонку. Через каждые два шага она выпускала сполохи энергии, ожидая отклика. Отплевываясь от гари, Амафея опустилась на первый попавшийся камень. Заклинание забрало слишком много сил и было, пожалуй, самым сложным из тех, что знала нимфа. Коснувшись ладонью земли, неосознанно, по привычке, златовласая красавица слушала отклик растений, животных. Резкая, мощная вспышка силы в трёх ярдах заставила нимфу вздрогнуть. Вскочив на ноги, гостья из прошлого закрутила головой, ища направление. Взрыв прогремел вновь. Пошатнувшись и схватившись рукой за камень, женщина едва устояла на ногах. Переждав несколько секунд, Амафея побежала вглубь пожара. Напитавшись первородной силы, нимфа легким движением руки за мгновение взращивала толстые стены из сочных зеленых растений, защищая себя от огня. То, что златовласая красавица почувствовала, ей совершенно не понравилось. Не силой дочери был вызваны эти вспышки силы. Черная, мерзкая тьма — вот что почувствовала нимфа. Наконец, в лисьей норе нашлась перепуганная виновница смерти маленького отряда орков. Мать Лотанариэ не стала показываться, спрятавшись за широким стволом, женщина думала, что делать с ней. Энергия, которой пылало фэа девчонки, явно ей не принадлежала. Когда златовласка уже протянула руку, начала плести сеть заклятья, почва ушла из-под ног. Всё закружилось, воздух стремительно кончался, но потерять сознание женщина не успела. Привычный глазу пейзаж вернулся. Небольшой задний дворик, живая маленькая дочурка, тянущая ручки к отцу, щебетание птиц. Все было мирно, тихо и так прекрасно. Амафея зажав рот, пыталась справиться с нарастающей тошнотой. Отвернувшись от дочери, обнимающейся с Руилиатом, женщина трясущейся рукой отерла слезы. Тошнота не уходила, шепнув, что она пошла готовить завтрак, нимфа сбежала от родных. Златовласка только и успела схватить первую попавшуюся крынку. Прислонившись спиной к стене, вытерев тыльной стороной ладони пот, женщина наклонила голову назад, касаясь дерева и давая волю слезам. Наверху просыпалась старшая дочь, а за спиной во весь голос смеялась младшая. Женщину трясло, Руилиат развернул Синьагиль и отправил к сестренке. Рыжеволосый сел на корточки, аккуратно коснулся плеча любимой, а затем заключил её в объятия. — Что ты видела? Та, которую он чуть не потерял в жестокой бойне под Тремя Холмами, та, кто уверенно шла к цели, не останавливаясь не перед чем, испуганно покачала головой. Среди золота её волос, эльф заметил несколько тонких нитей серебра. Амафея не сводила глаз со своих коленок, с каждым мгновением дрожь в её теле нарастала. — Что бы ты ни увидела. Слышишь? Это всего лишь один из вариантов. Слышишь?! Один. Из сотен тысяч. Вариантов, — Руилиат говорил медленно, уверенно, буквально вкладывая каждое слово в голову возлюбленной. — Благодаря этому дару ты знаешь. А раз знаешь, сможешь изменить всё. Мужчина нежно коснулся губами виска златовласой красавицы. Он гладил её по голове, по спине, обнимал и молчал, давая время успокоиться. Амафея сама прекрасно понимала, что это лишь один из возможных вариантов, но ужас въелся внутрь, и выгнать его не было сил. Всё внутри леденело от вида мертвой дочери, которую раз за разом протыкали поганые орки. Картина никуда не уходила, не исчезала ни на секунду. Синьагиль было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что в данный момент её задача — отвлечь сестренку. Она одела Лотанариэ, нашла себе платье, быстро забрала печенье и отправилась изучать окрестности, откармливая печеньем сестру. Амафея пришла в себя только когда солнце нависло над городом, раскаляя воздух и разгоняя редких прохожих по домам. Руилиат начал готовить обед после того, как перенес любимую на кресло у камина. Златовласая перебирала пряжу, погрузившись в раздумья, когда слабость, тошнота, головная боль прошли, она присоединилась к мужу. Вытащив нож, женщина молча нарезала морковь, а когда желания обрели форму, и слова сложились в предложения, она коснулась его предплечья. — Нам нужно поговорить, — скинув морковку в кипящий бульон, нимфа наконец посмотрела в глаза рыжеволосому. — Я слушаю, — суп бурлил, кипел, по комнате разносился приятный запах специй, шла минута, другая. Амафея хмурилась, разглядывала его рубаху, продолжала сжимать предплечье, но так и не произнесла ни слова. — Что мне делать? Если отступить, то, к чему…. меня толкает, интуиция, судьба, сила, неважно. Это не произойдет. Но я не… Руилиат… Линдору конец. Наша дочь… наша дочь… он-на… умрет, — женщина встретилась с ним взглядом, в её зеленых глазах было такое отчаянье, мука, но вместе с тем требование, призыв к помощи. Будто Амафея прямо сейчас собиралась отправиться и перебить всех будущих врагов. — Нимфам не дана бесконечная жизнь и ты эт… — Ей около тысячи лет, а выглядеть будет хуже старухи, вылезшей из канавы. Сила, которую я перенаправила по желанию Лотанариэ, была силой не обычной нимфы. Светлейшей. Та, что даруется обладательнице кольца Света. — Ты… перенаправила силы Лотанариэ? Разве так… — Руилиат нахмурился, непонимающе покачал головой. — Но кому? Амафея замолчала, отпустила его руку, отложила нож, и окончательно отвернулась от мужа. — Демону, — под кипение супа, шипение жареной картошки, её фраза звучала более чем абсурдно, вызвав легкий смешок недоверия у главы семейства. — Нашей внучке. Руилиат молчал, от сковороды начали подниматься тонкие полосы серой дымки, Амафея перемешала картошку, обернулась к мужу, скрестив руки на груди и низко опустив голову. — Что мне делать? 826 год 3 эпохи, конец 2 недели первого осеннего месяца Монахини раболепно упали на колени, касаясь лбами земли, не смея даже вдохнуть в присутствии главной нимфы Линдора. Обладательница роскошных волос, отливающих чистым золотом под лучами солнца, прошла мимо, даже не взглянув на девушек. Носком атласной туфельки она убрала с тропинки упавший из рук послушницы инструмент, грабли острым краем ударились о руку одной из новоприбывших. Бедная от неожиданности ойкнула и посмела приподняться, к неудовольствию Люции, следующей за владычицей. — Не желаете ли отдохнуть с дороги? Этим утром нам привезли совсем свежие продукты, может, Ваше Святейшество желает отведа… Люция замолчала, стоило гостье поднять ладонь, последние слова застряли посреди горла, но настоятельница улыбнулась и как ни в чём не бывало пошла дальше. — Где она? — Амафея обернулась, не став заходить в главный корпус через распахнутые тяжелые двери. Прозрачная сеточка, которой она, согласно традиции, покрывала голову, переливалась миллионами искр. Люция, неотрывно следовавшая за главой всех храмов и монастырей, видела, сколько тысяч мельчайших бриллиантов было искусно вшито в этот «платок». Ей оставалось лишь завистливо кусать губы, ведь наверняка один лоскут от этого платка стоил больше, чем весь их монастырь вместе со всеми зданиями и людьми. — Где моя внучка? — требовательный тон разрезал тяжелую тишину, никто, кроме Люции, не осмеливался издать и писка. — Конечно, сейчас. Сейчас приведем её. Мы ожидали вас чуть раньше, с… — Меня должно это интересовать? — сухо, без эмоций прервала Амафея, не взглянув на настоятельницу. — Минуту, Ваше Святейшество. Просим прощение за задержку, — Люция склонила голову, быстро развернувшись, подозвала первого попавшегося юношу и отправила его на поиски. Взгляд зеленых глаз падал на старинные постройки, в памяти нимфы проносились картины из прошлого. Из её молодости. Вспомнился разговор с мужем. Её Руилиат, её рыжик… Женщина поджала губы и отвернулась, маска отрешенности треснула на мгновение, досада и боль отразились на её лице. Но лишь на краткий миг. Златовласка давно решила для себя, что он сам виноват в том… как всё обернулось. Амафея, сделав вид, что заинтересовалась цветами, наклонилась к одному из бутонов. Прекрасный, едва уловимый аромат щекотал нос, слабая улыбка украсила её лицо. Муж любил цветы, весь сад, дарованного троюродной сестрой дома, был усажен самыми разными, прекрасными созданиями. Женщина едва заметно качнула головой. Сколько раз она уговаривала его не бросать их, не отвергать. Глупец. Перешёл на сторону повстанцев, а те, когда поняли, что окончательно проиграли, повесили его первым, чтобы спасти свои жалкие шкуры. Выпрямившись, она ещё раз окинула взором обитель. — Раз вы не намереваетесь поторопиться, покажите мне владения монастыря. Скрасим ожидание. Элениэль постаралась убрать мешающую прядь с лица, не касаясь его руками, при этом продолжая сосредоточенно повторять названия всех целебных трав. Она сидела в тени большой древней сосны и методично очищала ножичком грибы. Решив, что список полезных растений запомнила хорошо, нэллет отложила лисичку, вытерла ладони о юбку и перелистнула страницу ветхой книги. Выцветшие картинки с трудно читаемыми надписями, в каких-то местах размокшие от капель воды строки — лучшее, что получила от наставницы принцесса. Айрис ушла с корзинкой ещё двадцать один гриб назад, не сказав, куда и зачем. Элен и не спрашивала. Девушке было хорошо здесь, в одиночестве, пусть и со старой, но книгой. Эти редкие часы дочь королевы полюбила всем сердцем. В лесу на неё не бросали косые, полные презрения и ненависти взгляды. Послушниц становилось всё меньше, оставшиеся винили в бедах, обрушившихся на монастырь, её. Ещё три недели назад мужская часть обители не сторонилась русоволосую, иногда, когда назойливые надзирательницы уходили, даже помогали. Всё изменилось после одной из ночей. Элениэль закрыла глаза, мысли о тех событиях вертелись в голове, иногда уходили на второй план, но всегда были с ней. Тело не слушалось, дрожало, сжав ножик излишне сильно, она случайно отрезала половину ножки и порезала палец. Цыкнув, девушка кинула гриб в корзинку, следом за ним туда попал нож. Отвернувшись, закусив губу, нэллет изо всех сил старалась не заплакать, но воспоминания стали ярче. Она вновь и вновь проживала те ужасные минуты. Судорожно, рывками принцесса глотала воздух, борясь с собой. За спиной раздался шорох, Элен знала, что за твари обитают в этом лесу, с какого-то момента они перестали пугать её. А вот Полдон продолжал дрожать и замирать при каждом их появлении. Вначале он ходил в лес вместе с ней и целительницей постоянно, потом всё реже и реже. Ему не нравилось, что при Элениэль вейлы приходят чаще. Последняя дочь Лотанариэ закрыла глаза. Справа раздался мерзкий зловонный запах, принцесса задержала дыхание. Тварь обнюхивала её. Русоволосая чувствовала слабое дыхание на своей шее, ощущала, насколько близко к коже находился слизкий язык омерзительной твари. Охранница леса почти коснулась её, оставались считанные миллиметры, когда подул холодный ветер, растрепавший кроны заснувших деревьев. Вейла исчезла в мгновение ока. Элен знала — бояться их не нужно, по крайней мере пока что. Кто-то невидимый следил за ней, всегда появлялся в последнее мгновение. А вот чего обладательница фиалковых глаз не знала, так это его намерений. Как и того, зачем Айрис приводила их именно в это место. Девушка мысленно поправила себя, теперь только её. Полдон, как и все, был в то утро на месте злостного преступления против самой жизни и света, как назвала его Люция. Новоявленная послушница откинула голову назад, касаясь коры дерева. Больнее всего в то злополучное утро было услышать слова отречения, увидеть взгляд того, кто ей был как старший брат. Элен тогда смотрела только на него, пытаясь заглянуть в голубые глаза. Стоило ему поднять взор, её точно обухом по голове ударили, она уже не слышала обвинительного приговора, наказания. Даже когда посыпались первые удары, всё что видела Элен — его взгляд. Как бы принцесса ни желала отгородиться, убедить сердце в том, что Полдон окончательно отвернулся от неё и она должна поступить также, в самых глубоких уголках фэа хранились дорогие сердцу воспоминания первых лет жизни. До злополучного утра нэллет считала, что сможет наладить хрупкое перемирие между ними. — Ты закончила? — звонкий голос вырвал ученицу из раздумий, принцесса так и не прекратила вздрагивать. Она по злобному усмехалась, уверенная в том, что это истинное издевательство. В то время, когда все монахини распевали песни, молили прощения и прославляли, Элениэль, произнося те же слова, думала совсем о другом. Стоя в своем темном, пыльном уголке, отведенном для неё Авалаидой, принцесса спрашивала, гневно, яростно. Все службы она проводила, низко склонив голову, но не от раскаяния, как считала Люция, а для того, чтобы скрыть злость, прорывавшуюся наружу. — Пойдем, — Элен отругала себя, «она мертва!» мысленно повторяя вместо молитвы. И вот, прикосновение шатенки к плечу не отзывается болью в сердце. — Вставай, нам пора. — Зачем? — дочь королевы не поднялась, но взглянула на наставницу пристально, строго. — Что? — Айрис уже ушла вперед, вопрос вынудил её остановиться, всем видом выражая непонимание, целительница ждала продолжения и, не выдержав: — О чём ты? — Зачем? — вновь повторила вопрос русоволосая, поднимаясь, тщательно отряхивая одежду. — Зачем. Ты. Водишь. Меня. Сюда? — медленно, выделяя каждое слово произнесла Элениэль. Внимательно изучая серое платье из грубой ткани, нэллет выискивала малейшую грязь. Привыкнув выглядеть идеально, каждую ночь вычищать комнату, коридоры, Элен также привыкла к постоянной ругани от Авалаиды и мимо проходящих сестер. Слова других не трогали её, принцесса молчала, но помнила каждую. Ненависть ядом разливалась внутри, отравляя фэа. В минуты одиночества принцесса ощущала себя гадюкой, переполненной до краев, будто на остальные чувства места уже не оставалось. — Чтобы тебя не донимали послушные курвы, — Айрис заметила, что из корзинки торчало то, что видеть подопечной не полагалось. Плотнее укрыв содержимое полотенцем, шатенка спрятала её за спину. — Спасибо за заботу, но это ложь. На самом деле, целительница осталась единственной душой, хоть как-то, пусть и из своих побуждений, но заботившейся о Элениэль. День становления монахиней, которого Элен боялась как огня, оказался не таким ужасным, по сравнению с тем, что начало происходить после переезда в общий корпус. Первые два дня девушка валилась с ног от усталости, доползала до кровати глубокой ночью, не снимая одежды, ложилась и мгновенно засыпала. Авалаида каждый раз будила её засветло, отправляя ухаживать за скотиной, набирать воды. Когда дел не оставалось, наставница просто отправляла мыть коридоры, столовую. На третью ночь разбудила принцессу не надзирательница. Элениэль распахнула глаза, попыталась вскочить, но руки и ноги были туго привязаны к ножкам кровати. Принцесса крутила головой, надсадно кашляла, ужас, испуг отупляли. Нэллет не сразу поняла, где находится, который день и что происходит. Кашель перешел в хрипы, вода попала в легкие, всё изнутри горело огнем. Девушка жадно боролась за глоток воздуха, а над головой развались издевательские смешки и саркастичные комментарии. Дергаясь всем телом и пытаясь освободиться, нэллет лишь сильнее раззадоривала послушниц. — Отпустите. Отпустите! Молю! — закричала русоволосая, в надежде, что кто-нибудь услышит. Незваные гостьи не шелохнулись, и надежда быстро покинула её. — Отпустите. Отпустите, отпустите, — шептала Элениэль, слезы смешались с водой, трое монахинь возвышались над ней, в темноте не видно было их лиц. — Что?.. Зачем? — девушки ждали пока их жертва успокоится, перестанет вырываться, Элен испуганно крутила головой, переводила взор с одной на другую. — Прошу, пожалуйста, — жалобно проскулила обладательница фиалковых глаз, ужас перевернул всё внутри, когда она увидела кочергу в руках одной из послушниц. — Не надо, молю. Я не скажу. Никому ничего не скажу. Уходите. Мы всё забудем, — затараторила дочь королевы, начав ещё сильнее дергать веревки. — Ум-моляю, — захныкав и давясь собственными слезами, девушка не прекращала попыток выбраться. — Ты и так никому ничего не скажешь, — гадко протянула та, что держала в руках прут, свет луны на мгновение осветил часть её лица. Слова прозвучали как приговор, они говорили что-то ещё, но Элениэль не запомнила больше ни слова. Все поглотила боль, жгучая, ломающая, пронзающая всё тело, выворачивающая наизнанку. Сестры передавали друг другу орудие пыток, похихикивая и комментируя каждый удар. Каждая знала куда бить, нога, рука, стопы, живот, после третьего круга, нэллет перестала понимать, что происходит. Сил кричать уже не было, удары под ребра вышибали воздух, она три раза теряла сознание, её возвращали к жизни новыми порциями ледяной воды. Вдоволь наигравшись, они бросили Элен, тихо поскуливающую и дрожащую, на полу, развязав и скинув с кровати. Так продолжалось семнадцать ночей, каждый раз монахини придумывали новые способы выместить злобу. Элен терпела. Она ждала. Сон с приходом послушниц закончился для принцессы. После того как дверь закрылась за спиной последней из них, Элениэль, кряхтя, свернулась в комочек на деревянном полу. Всё тело болело, синяки не успевали заживать, на их место приходили новые, живот и ноги превратились в одно сплошное цветное полотно. Закрыв глаза, принцесса улыбнулась, наконец-то у неё было всё для завершения плана. В эту ночь твари потеряли бдительность и проговорились, думая, что убили её. Паника и страх в тоненьких голосах мерзавок был усладой для ушей принцессы. Не вздрогнув после ставшей уже традицией холодной воды, Элен мысленно похвалила себя. Оставалось чуть-чуть. Третья пощечина надоела русоволосой, и она мастерски сыграла возвращение из лап смерти. Главная хмыкнула, пытаясь показать своё равнодушие, но принцесса знала, что скрывалось за напускным спокойствием. Монахини ушли, вновь оставив её приходить в себя на полу в луже собственной крови, разбавленной водой. Улыбаясь и одновременно плача, нэллет радовалась, но при этом боялась — сознательно, намеренно ей не приходилось убивать. Впиваясь пальцами в шершавое дерево, собравшись с силами, обладательница фиалковых глаз приподнялась на руках. Тяжело дыша, она вцепилась в ножку кровати и, подтянувшись, села рядом. Аккуратно разорвав нитки по шву, Элениэль принялась на ощупь искать в сене свое маленькое оружие. Хозяйка каморки облегченно выдохнула, когда пальцами нащупала острый кончик. Собрав высыпавшуюся набивку, принцесса вытащила серую нить из подола платья. Щурясь, она, чуть ли не утыкаясь носом в насквозь мокрый матрас, методично просовывала в дырки иглу, украденную у Айрис. Закончив штопать, дочь бежавшей королевы опустила иглу между досками. Сжимая в другой руке оружие, с большим трудом украденное из столовой, принцесса ожидала утра, мысленно в тысячный раз повторяя план действий. В каком-то смысле Авалаида, сама того не ведая, помогла Элениэль, отправив чистить коровник, совмещенный с сараем. Раздвинув две доски в стене, принцесса протиснулась в часть постройки, где хранился инструментарий. Всё хранилось в сундуках, в специальной комнате, под замком, Люция вынудила мужскую часть монастыря вести строгий учёт. Но да Элен и не нужно было громоздких орудий. Ей нужно было другое — точильный камень огромных размеров гордо стоял посреди сарая. Вытащив спрятанный в рукаве нож, нэллет прислушалась, но ничего не нарушало тишины летнего дня. Зная, что до того, как надзирательница вернется с обеда, оставалось совсем мало времени, девушка принялась за работу. Тупой нож для масла, которым каждое утро пользовалась Люция, превратился в оружие мести. Утро, за день до того, как её обвинили в смерти пятерых сестер, выдалось замечательным — солнце заливало маленькую комнатушку, нэллет зажмурилась, наслаждаясь мягким теплом, обволакивающим кожу. Отодвинув единственную картину, висевшую над изголовьем кровати, принцесса вытащила спрятанную длинную щепу, которую заметила во время одной из служб, притворившись, что запнулась, успела оторвать её и спрятать в рукаве до того, как Авалаида подошла к ней. Острая, широкая, достаточно крепкая. Итак, два оружия предусмотрительно спрятаны. Последний раз выдохнув, Элениэль поднялась. От самой мысли об убийстве, осознанном, продуманном, горло сжималось в спазмах. Больше не было чужих, пропитанных тьмой мыслей, остались свои, и от этого становилось ещё страшней. Элен больше не вела разговоров о добре и зле, что-то в ней окончательно сломалось, придя в этот мир чистым и светлым созданием Эру, она стала тем, кем стала. Определение себе и своим поступкам принцесса дать не могла. Пока что. Тихо ступая, прижимаясь спиной к стене и отсчитывая ступени, нэллет пробиралась к своим мучительницам. Девушки жили на одном этаже, что облегчало задачу, одна из них каждую ночь ходила на свидание с щуплым мальчишкой из мужского корпуса. Не останавливали их и бродящие монстры, влюбленные нашли скрытый от всех глаз уютный уголок. Обладательница фиалковых глаз прижимаясь спиной к холодному камню, подошла с другой стороны. Паренек все два раза, которые наблюдала за ними русоволосая, уходил первым. В этот раз удача не подвела нэллет. Едва первые лучи солнца закрались в маленький закуток, монах оделся и, попрощавшись с возлюбленной, бегом направился к себе. Элениэль вытащила нож, убедившись, что свидетелей нет, она завернула за угол, застав светловолосую послушницу в весьма неприглядном виде. Девушка обернулась, испугавшись, что её раскрыли, но, увидев объект издевательств, изменилась в лице. Страх ушел, осталась злость. Прикрывая наготу серым измятым платьем, она попыталась отпихнуть Элен, но принцесса не двинулась с места. Тогда блондинка толкнула сильнее, упираясь ладонью в плечо. Вновь ничего не вышло. Элениэль дрожала, прятала руки за спину, взгляд её остекленел. — Чего надо, ущербная? — монашка попыталась протиснуться в маленькую щель между русоволосой и стеной. Принцесса выставила руку, преграждая проход, фиалковые глаза не смотрели на жертву, но и достать нож нэллет была не в силах. — Пошла прочь, а не то хуже будет, — с ненавистью прошипела блондинка, толкнув Элен обеими руками в грудь. Дочь королевы опустила голову, рассматривая камешки под ногами, пытаясь унять дрожь, страх и отвращение. Сдвинуть её с места у Милианиры не получилось ни во второй, ни в третий раз. — Прочь! — обладательнице роскошных волос было уже всё равно на свою наготу, перешагнув платье, она нагнулась и мышкой попробовала проскользнуть под рукой у нэллет. — Ты… ты… что т-т… — договорить Милианира не смогла, страх передавил ей глотку, перекрыл кислород, когда в живот уткнулось острие ножа. Женщина попятилась, тяжело дыша, она расставила руки по сторонам, ладонями касаясь каменных стен, отступая назад. Элениэль сделала шаг вперед. Нож ловил солнечные лучи, опасно поблескивая. — П-п-прости, п-п-прости, прости, пож-жалуйста, прости, — блондинка глупо затрясла головой, слезы безостановочно катились из её огромных прекрасных глаз, обрамленных густыми ресницами. Идти было некуда, спиной девушка коснулась стены, напряглась и вытягиваясь точно струна. — Прости, прости, — всё бормотала и бормотала она, боясь пошевелиться, чем ближе подступала Элениэль, тем непонятнее становились слова, сливавшиеся в нечленораздельное безумное причитание. По лицу вместе со слезами стекали сопли, всё тело покрылось липким холодным потом, а нэллет подкрадывалась к ней мягко, тихо, как лиса. За спиной она несла потерянное платье. — Пощади-и-и. Принцесса молчала, взгляд и выражения лица не были ужасающими, не были и насмехающимися, не были жестокими. Они были пустыми. Элен закатала один рукав, потом другой, показывая покрытые фиолетовыми, припухлыми синяками предплечья. Нэллет подошла ближе, блондинка затряслась ещё сильнее, ноги больше не держали её. Рухнув на землю, Милианира, махая руками, попыталась выбить нож у Элениэль. Сверкнул металл, взлетел вверх, но русоволосая перехватила оружие и молниеносно, одним движением перерезала сухожилия на запястье жертвы. Женщина открыла рот, тяжело и часто задышав, ничего не понимающим, полным боли взглядом уставилась на свою левую руку, запястье которой свисало вниз. Дочь короля не ждала ни мгновения, крик застрял в горле Милианиры, превратился в булькающие хрипы. Из раны уродливо торчали хрящи, кровь хлестала, но впитывалась в ткань платья, брошенного под тело блондинки. Элен зажала рот свободной рукой, тошнота подступала к горлу, крупная дрожь пробивала тело, одна единственная мысль пульсировала, билась о своды черепной коробки, грозилась разорвать в клочья её разум. Всё светлое, что оставалось в её фэа, последний раз вспыхнуло и окончательно потухло. Согнувшись, нэллет с трудом поборола подступающую рвоту, тяжело дыша, отерев ладонью лоб, покрывшийся холодным потом, принцесса забрала тряпку и направилась к границе. Коснувшись ствола древней сосны, нэллет услышала привычный шорох, лесные стражницы не спешили показываться на свет, но уже в предвкушении водили когтями по коре деревьев. Лесные духи с интересом вылазили из укрытий, наблюдая за разворачивающейся картиной. Их скапливалось всё больше, но невидимая граница, разделяющая лес и монастырь, не давала прорваться слабым созданиям. Северный ветер прошелся меж кустов, по самой земле, заставляя траву прижиматься, а веточки сухостоя дрожать. Лесные жители тут же испуганно попрятались. Дочь королевы повернула голову, внимательно следя за огромной тенью, гуляющей в чаще. Хозяин леса остановился в паре ярдов, высокий, задевающий кроны деревьев. Элен сделала небольшой надрез на пальце и прижала его к вырезанной руне. Капли стекали одна за другой, окрашивая рисунок, заполнив его, мгновенно впитались. Древний дух не пожелал воплотиться, но нэллет всё равно увидела, как хозяин этих мест склонил голову. Облегченно выдохнув, уняв наконец дрожь, Элениэль кинула тряпку вбок. Не успела ткань пролететь и пол ярда, как лесавки кинулись вперед, окруженные мороком. Дымка струилась, переливаясь серебряными искрами ночи и нитями тянулась в лес. Принцесса замерла, сглотнула и, пересиливая слабость, направилась к общему корпусу. Пути назад не было. Нэллет не надеялась на милость Валар, на спасение после смерти. Ей уже было всё равно, сердце продолжало биться, а душа, разбитая на тысячи осколков, медленно угасала. Элениэль закрыла глаза, задержав дыхание, она открыла дверь, за которой скрывались двое последних. Ветер растрепал короткие русые локоны. Белеющие пряди нэллет цеплялись за ветви. Придерживая юбку, монахиня аккуратно пробиралась через заросли. Тропинка пряталась под листьями широкого папоротника, зарастала мягким мхом, приходилось внимательно вглядываться. Лес с каждым днём всё не охотнее отпускал её. Убрав мешающую прядь за ухо и перехватив корзинку другой рукой, Элен вгляделась в спину целительницы, каштановые волосы которой издевательски свисали длинными локонами. Чем больше принцесса общалась с Айрис, тем больше замечала мелких деталей, штрихов, благодаря которым наставница отделялась от серой массы девушек. Иногда это превращалось в плохо скрываемую насмешку, иногда в открытый бунт. После того, как глава лазарета своим протестом сменила наказание Элениль, Люция отлучила бунтовщицу от всей деятельности их храма. С каждым днём конфликты всё нарастали. — Это ты убила их? — Айрис остановилась, вопрос был таким тихим, что нэллет сначала подумала, что ей показалось. Впервые за всё это время женщина решилась заговорить на эту тему. — Зачем спасла, если веришь им? — Они растерзали бы тебя, — прошептала шатенка, боль и страх в её голосе заглушил ветер. — Люция не смогла бы их остановить. Да и не стала бы. Элениэль не поднимала головы, упорно отгоняя мысли о старшей сестре, о родителях, о всём, что было раньше. Запретив себе представлять, что подумала бы её семья, принцесса пыталась не сорваться. Когда Айрис залечивала раны в лазарете, вечером, после того, как ей разрешили забрать подопечную, Элен не проронила ни слезинки. Ни шикнула, ни дернулась от едких растворов. Айрис закончила, а после вгляделась в пустые фиалковые глаза. В них не было сожаления. — Лишь троих. Айрис обернулась, в её глазах не стояли слезы, всё что смогла распознать Элениэль — растерянность. — Ты вогнала ей нож через глаз в мозг, а потом продолжала быть её головой о стену, пока от черепа ничего не осталось. А второй проткнула глаз. Тебя бы убили на том же месте, если бы… — целительница покачала головой, но не успела продолжить. Тень, мелькнувшая меж деревьев, приблизилась, окутала их, мягкой вуалью отделила Элен. Сердце девушки сделало два удара, а затем забилось так быстро, так гулко, что, казалось, пробьет ребра. Все внутри сжалось до боли, Элениэль как стояла, так и повалилась на мягкую землю, ударившись о ствол сосны и оцарапав себе кожу на щеке. Проснулась принцесса в лазарете, перед глазами всё плыло, но она смогла различить знакомый силуэт Айрис. По правую руку от шатенки стояла настоятельница главного храма Нимф — Амафея. — Здравствуй, Элениэль. — У меня теперь новое имя, — вместо приветствия поправила Элениэль, на её лице отразилась легкая тень усмешки. Зеленоглазая жрица замолчала, на прекрасном лице не отобразилось никаких эмоций, тихо выдохнув, она отдала короткий приказ. — Оставьте нас. Не прошло и секунды, как помещение опустело, Амафея села на стул, стоящий у кровати. Златовласая красавица с идеальной осанкой восседала подобно царице, внимательно наблюдая за девочкой, которую намеревалась убить. — Здравствуй, бабушка, — нэллет решила первой нарушить тягучую тишину, она ждала этого дня и одновременно всей душой желала, чтобы этот момент наступил как можно позднее. — С нашей последней встречи прошла целая вечность. Как жаль, что она закончилась печально, думаю, при другом раскладе мы бы увиделис… — Нет никаких других раскладов, — жестко пресекла разглагольствования внучки Амафея. Чем больше говорила Элен, тем сильнее нимфа сжимала губы. — Что за представление ты тут устроила? — пронизывающий взгляд зеленых глаз проникал в самую глубину фэа. Чем больше Люция рассказывала, тем сильнее мать королевы убеждалась в своей правоте. — Зачем ты убила тех девушек? Нэллет вздрогнула, глубинные воспоминания из детства всплыли в памяти, как ил, поднявшийся со дна мутной реки, и звук голоса родственницы вызывал страх, который бывшая принцесса всеми силами пыталась обуздать. Однако боль поломанных костей, вывернутый наизнанку разум теперь невозможно было забыть. Ужас врезался в сердце и мешал вдохнуть. Девушка приподнялась на локтях, пусть лицо её не выражало ничего, мелкая дрожь сковывала тело, делая движения резкими, искусственными. Как бы ни пыталась обладательница фиалковых глаз это скрыть, Амафея без труда увидела нервозность собеседницы. Вместо ответа на вопрос, она закатила рукава платья, приподняла подол. Златовласая, с молочно-бледной, гладкой кожей разглядывала огромные синяки самых разных цветов, от пурпурно-синих до желтых. Нимфа молчала, а Элениэль, опустив рукава и подол, села, отвернулась от бабушки и почти сняла платье. Когда ткань поднялась до плеч, оценивающему взгляду предстали широкие полосы. На спине, обтянутой кожей, будто тонким пергаментом, Амафея успела увидеть припавший к позвоночнику живот и торчащие ребра. Казалось, об острые края её костей можно порезаться. — Как долго? — Семнадцать ночей, — дрожащими пальцами нэллет натянула шершавую ткань на тело. Когда после суда Элениэль очутилась в очередной раз в лазарете, Люция лично навестила Айрис, принцесса слышала их голоса издалека, обрывками, но то, что они сильно ругались, было понятно и ей. Сначала целительница перевязывала все раны подопечной, а затем настоятельница запретила использовать новый перевязочный материал на одного больного. Авалаида пришла на следующее утро и забрала принцессу на работы, всё платье пропиталось кровью, не успел колокол разразиться утренним звоном. В этот раз монахиня не била её по телу, нет, но через каждый второй шаг Элениэль падала лицом вниз или заваливалась на один бок из-за пинков под колено или подножек. После того, как принцесса окончательно вымазалась в грязи, Айрис потребовала перевести её временно в свои помощники и на всякий случай раздобыла сменное платье. — Мне и до них было не скучно. На солнце играли бликами драгоценности Амафеи, прекрасная вуаль, легкое платье, нэллет даже в волосах заметила вплетенные тончайшие нити. — Ты могла просто перерезать им шею. Отравить их. Воткнуть нож в сердце в конце концов. Причиненные страдания не соизмеримы с расплатой. Почему? Элениэль едва сдержалась от усмешки, прикрыв глаза, она покачала головой. — Потому что я смогла вздохнуть спокойно, — в один момент страх сменился злостью, граничащей с яростью, голос Элениэль сменился, дрожь почти прошла, своими словами бабушка задела что-то внутри. Принцесса поняла, просто так сдаваться она не собирается. — Я поступила с ними так, как они заслуживают. От Амафеи, внимательно наблюдавшей за внучкой, не укрылись перемены, она сочла их не стоящими внимания и вызванными уязвленной гордостью. Знала бы нимфа, чем обернется ей небрежность по отношению к родственнице. — Обряд пройдет в полнолуние через четыре дня. — Почему не сегодня? — Элен нахмурилась, с одной стороны, перспектива переноса радовала, но она чувствовала, что ничего хорошо эта новость ей не принесет. — Боишься не совладать с силой демона? — Моих сил хватило бы. Когда тебе было десять. Сейчас же, когда ты по своей глупости наполовину сломала её цепи, придется повозиться чуть дольше, — с едва уловимым сожалением златовласая красавица говорила об обряде, словно это было не убийство внучки, а досадная ошибка в расчетах, которую можно устранить легким росчерком пера. — Скоро всё закончится. — Раз так скоро всё закончится, — девушка повторила тон матери всех нимф, открытую насмешку, звучавшую в её голосе, Амафее пришлось проглотить, — расскажи, с чего всё началось? Впервые за весь разговор зеленоглазая нимфа отвела взгляд. Чуть приподняв голову, как будто стараясь быть выше подобных вопросов, она смотрела в окно. Элениэль не знала, ответит ли ей бабушка, но отступать не собиралась, вспомнились слова Вэона, впервые за всё время она по-настоящему почувствовала желание цепляться за свою жизнь. — Всё началось… Всё началось задолго до того, как у королевы Лерглэйот родились дети, — Амафея повернулась к родственнице, заглядывая в самую фэа. Фиалковый — колючий, холодный, полный недоверия и злобы взгляд встретился с пронизывающим тяжелым взглядом ярких, точно молодая листва, глаз. — Я доверю тебе эту историю при одном условии. Ты пообещаешь мне, что не будешь сопротивляться. Элен молчала. Эта тишина давалась ей очень тяжело, в первое мгновение девушка хотела рассмеяться в лицо женщине, уже в следующую секунду это желание сменилось другим, к сожалению, имевшим ещё меньше шансов на реализацию. Нэллет опустила голову, разглядывая пальцы, которыми не переставая теребила простынь. — Ты. Требуешь. Дать согласие на убийство меня? — вложив в ответный взгляд всё презрение и ненависть, Элениэль теперь уже сдерживала не ужас, а гнев. — Чего ты хочешь этим добиться? Совесть свою очистить? — Мы приехали сюда не за очищением совести. Смириться со своей смертью трудно. Смириться с неизбежностью ещё труднее. Но ты должна. — Кому? Кому я всё время что-то должна?! Тем тварям, обвиняющим меня во всех смертных грехах? Сумасшедшей матери? Отцу, отказавшемуся от меня? Бабке, всю свою жизнь желавшей убить меня? И за что?! За то, чего я не желала! Горите все в пекле, мра… — Прекрати истерику. Сейчас же, — на лице красавицы не дрогнула ни одна мышца, Амафея прикрыла глаза, веки её дрожали, скрестив руки на груди, она продолжила. — В истории всегда была и будет несправедливость. Будут жертвы. Будут страдать невиновные. В бою умирают десятки солдат, они приносят правителю победу. А легенды прославляют короля. Их имена не вспомнят через десятки лет, но благодаря им мы живы. Смерть невиновных, убийства на благо королевства — это наша реальность. Наша жизнь. От неё не сбежать. Ты — необходимая жертва. Твоя жизнь — цена, которую придется заплатить за будущее Линдора, за будущее сотен и тысяч невинных. За жизнь твоей матери. — Лучше бы вы убили меня в детстве, — Элениэль подалась вперед, пальцы сами сжались в кулаки. Если бы проблема исчезла со смертью Амафеи… Ох, если бы эта проблема решилась бы так просто, нимфа бы уже не сидела перед ней. — Потому что сейчас я не собираюсь расплачиваться за ваши ошибки. Амафея позволила себе легкий смешок, тихий, почти неуловимый, нэллет вначале решила, что ей показалось. — Дети часто расплачиваются за ошибки родителей. Осуждение, недоверие — всё плохое никогда не забудется. Ты можешь из кожи вон лезть, всю жизнь доказывать, что ты — не твоя мать. В конечном итоге народ всё равно решит иначе. — Моя мать тоже расплачивалась за твои ошибки? — Безусловно. Расплачивается до сих пор. Сколько бы я не совершила ошибок, моей главной останешься ты. Элениэль наигранно удивилась, приподняв брови и чуть наклонив голову, губы искривила усмешка. Амафея не обратила внимание на реакцию внучки и продолжила. — Ты можешь не верить моим словам. Но мне жаль. Жаль, что из-за моего промаха твоя мать позволила тебе родиться. Из-за нежелания Лотанариэ принять неизбежный факт тебе пришлось пережить всё это. — Мне пришлось пережить всё это из-за моих сумасшедших родственников. Что бы ты ни сказала, я до последнего буду цепляться за свою жизнь. — Даже после того, как узнаешь правду? — Амафея отклонилась, она надеялась на более быстрый и продуктивный разговор, ей необходимо было сделать ещё несколько дел, прежде чем перейти непосредственно к тому, из-за чего она приехала сюда. — Какую ещё правду? — недоверчиво протянула Элен, в её голосе явно проступало опасение. — Смотри, — глава храмов подалась вперед, коснулась ладони девушки. Время остановилось, секунды растянулись в часы, нимфа потянула на себя, и фэа Элениэль слабой тенью появилось рядом с фэа златовласки, светившимся подобно солнцу. Изначально женщина не планировала прибегать к этому методу, но ничего другого не оставалось. Нэллет была твердо убеждена цепляться за свою жизнь до конца, а Амафеи эти трудности были ни к чему. — Идем же за мной. Женщина крепко держала руку той, кто могла бы быть наследницей её силы, но судьба распорядилась иначе. Вскоре их зрению предстали сцены из памяти златовласой нимфы. Рождение, взросление, война, они проносились как бурный поток горной реки. Элен успевала выхватывать знакомые образы. Свою мать, совсем маленькую, рядом с ней старшую сестру, и низеньких девочек, одна из которых была рыжей. О последней из сестер Лотанариэ никто Элениэль ничего не говорил. Минуты шли, а Амафея всё не останавливала воспоминания, принцесса наблюдала, как девочки росли. Видела ссоры с мужем, восстание, вступление на трон Лотанариэ, изображения мелькали всё быстрее, и нэллет с трудом ориентировалась. Когда всё окончательно смазалось, превратившись в яркие пятна, и девушка перестала различать что-либо, Амафея остановилась. От внезапности произошедшего у принцессы закружилась голова. — Совсем слабенькая фэа, — покачала головой хозяйка воспоминаний. — Слушай внимательно. Элениэль всматривалась, запоминала каждую деталь, душа трепетала, если бы она была в своем теле, наверняка сердце колотилось бы так сильно, что заглушало омерзительную иноземную речь. Обхватив себя руками, русоволосая качала головой, отказываясь верить в происходящее. Перед глазами предстали деревянные стены лазарета также внезапно, как исчезли. Принцесса тяжело дышала, продолжая хвататься за живот, её мутило. Взгляд был направлен вперед и не фокусировался ни на чем. Она сидела на кровати, но мыслями была не в комнате, не в монастыре и даже не в этом округе. — Когда?.. К-когда ты узнала? — голос русоволосой отличался, лишенный эмоций, робкий, тихий. — В 2955 году второй эпохи. — Ты видишь будущее. Но это лишь один из сотен тысяч вариан… — Все они сбываются. Каждая фраза. Каждый жест. Только не в этот раз. Ты принцесса. И ты пойдешь на смерть. Ради своего народа. Ради Лотанариэ. Имя матери вывело из транса нэллет. Проведя пальцами по русым волосам, Элениэль вздохнула. — Это ты настроила Исиль. Это ты подговорила мою мать отправить меня сюда. — Я обучала твою сестру, а не настраивала против семьи. А твоя мать не желает разговаривать со мной уже много лет. Не желает слушать голос разума. Мне пришлось потрудиться, чтобы ты попала сюда. — Если все твои видения сбываются, значит всё напрасно? — Элен взглянула на бабушку и впервые за их разговор в фиалковых глазах плескалось отчаянье. — Нет. Я сделаю всё, чтобы защитить мою семью. — Я тоже — часть твоей семьи. Почему нельзя вытащить демона, не убивая меня? — Можно было бы, если в день, когда убили твоего друга, ты бы не заключила с ней первую сделку. Чем больше времени мы упускали, тем меньше шансов у тебя оставалось. Твоя мать так отчаянно хотела тебя спасти, что сама рыла тебе могилу. Элениэль не ответила, ей нечего было сказать. Возражать?.. не после того, что она увидела. Ей так отчаянно хотелось, чтоб был другой выход, хотя бы малюсенький шанс. Но его не было. Не в этот раз. — Сейчас у нас два пути. Первый — мы сделаем это до того, как сюда приедут из совета темных. Второй — ты сопротивляешься, ничего не получается, тебя заберут, демона освободят, а дальше ты и сама знаешь. — Это тайный монастырь. Как они узнают, что я здесь? Амафея хмыкнула, для неё все было более чем очевидно. — Люции отдали приказ сохранить твою жизнь и сделать тебя менее… строптивой к их приезду. — Ты глава всех храмов, разве без твоего ведома могла она что-то сделать? — Элен говорила, а в голове постепенно выстраивалась целостная, как она думала на тот момент, картина. — Не думаю. Как давно ты сотрудничаешь с ними? — Элениэль, всё, что тебе нужно знать — я делала всё, чтобы защитить своих детей. Иногда это были ужасные поступки, после которых от меня отвернулись близкие, потому что не видели дальше своего носа. Но они были необходимы. Принцессу не вдохновила речь о защите семьи, но вытянула из неё нечто более важное для себя. — Как давно Люция встала на сторону врага? — С того момента, как обманулась иллюзией, что сможет увеличить свою власть. — Где сейчас моя мать? — вопрос прозвучал излишне сухо, девушка не смотрела на собеседницу, предпочитая изучать ткань платья. — Ваниэль и Анариэль подняли восстание, Лотанариэ пришлось бежать. Сейчас в стране неспокойно, поэтому нужно завершить как можно скорее наше дело. — Моя мать занималась работорговлей. Достаточная причина для ненависти? — Это не её вина. Всё слишком сложно, — Амафея сложила пальцы в замок, лицо её оставалось спокойным, но она начинала уставать от затянувшейся беседы. — Так расскажи. — Зачем тебе это знать? — Всё равно ты умрешь, да? Это ты хотела сказать? — уголки губ нэллет дрогнули в улыбке, она закрыла глаза и качнула головой. — Отвечая на вопрос. Лотанариэ — моя мать. Разговора у нас так и не получилось. Сделай небольшой подарок? Скажи правду. Может моя мать не так омерзительна, как я о ней думала. — Хорошо, — заговорила Амафея после недолгих раздумий и тяжело вздохнула. — Лотанариэ делала это под моим давлением. Мне пришлось заставить её пойти на уступки, иначе бунты начались бы гораздо раньше. — Совет Темных… к чему им столько людей?.. Повисла пауза, Амафея не собиралась раскрывать эту тему, она и так уже сказала больше, чем требуется. Элениэль думала, пыталась охватить всю цепь событий. Нимфа начала вставать, расправив складки, почти сделала шаг, как внучка заговорила. — Не для того ли им рабы, чтобы устраивать опыты? Вы столько раз пытались вытащить из меня эту заразу, но видимо вам не хватило сил. Да и ей нужно подходящее тело… Они искали способ разделить наши фэа, оставив при этом только демона. Судя по тому, как долго длились их работы, нужна немалая сила. — Нужна, — кивнула Амафея, наконец сняв маску незаинтересованности, она показала собранность и небольшое волнение. — И я отправляюсь за ней. Без фокусов.