Свет Надежды

Середина сентября 826, Сумеречная Переправа

Olafur Arnalds – So Far       Распахнув веки, нимфа ещё несколько мгновений беспокойно металась испуганным взглядом по помещению. Тяжёлый сон, проникший ядовитой дымкой в мысли, не желал уходить. Сжав пальцами грубую ткань простыней и, наконец, поняв, где находится, Ана закрыла глаза. Биение сердца гулко отдавалось в ушах, ей казалось, что воздуха по-прежнему не хватает, поэтому успокоиться получилось не сразу.       Опустошённо выдохнув, она тыльной стороной ладони вытерла слёзы, затем прижала её ко лбу. Последний месяц выдался тяжёлым, постоянное использование магии, заключённой в Камне Света, не прошло незамеченным. Откинув простыню, она опустила ноги, сосредоточившись на отрезвляющем холоде камня. Анариэль пыталась избавиться от шума в ушах и мелькающих перед глазами образов.       Аккуратно встав, она схватилась за край прикроватной тумбы. Слабость, охватившая тело, подкосила её. Из неё будто разом высосали все жизненные силы.       — Настойку Родиолы и Кровохлёбки. Сбор Чамомиллы, Атэласа, Нэуроспастоса, — отдала приказ она подбежавшей женщине. Грузная старушка так и осталась рядом, скептически поджав губы. Женщина с силой надавила на плечи нимфе, желая усадить. Злость ярким всполохом взорвалась внутри. Ана чувствовала — весь последний месяц этот огонь постоянно сидел внутри, и в последние дни ему даже не нужно было кислорода, чтобы разгореться. Зелёные глаза грозно сверкнули, одарив целительницу самым злобным взглядом. Нимфа выпрямила спину, гордо подняв подбородок: — Живо!       — Ты откуда выползла такая? О настойке Родиолы тут и слыхать не слыхивали. Кровохлёбку найду, а на другое не надейся. Поди разбери, что вы, эльфы, говорите.       Темноволосая закусила губу, мысленно представляя, как одним заклинанием разрывает глотку этой несносной старухе. Эру неспроста наградил её прекрасными рыжими локонами. Она сама была огнём, облачённым в плоть.       — Королевский лист. Хоть это ты знаешь? Кормилица, Поповник, Ромашка? Дикая роза, Ружа, Петушьи ягоды? — наконец увидев озарение на лице старушки, нимфа сдержала дрожь в мышцах и последовала за целительницей. — Быстрее.       Девушка так внимательно следила, как маленькие пузырьки срывались со дна, уносясь вверх, словно вода от этого могла закипеть быстрее. Если бы жидкость подчинялась эмоциям, то согрелась бы за пару секунд.       Приняв всё необходимое, нимфа отмахнулась от нотаций женщины. С каждым шагом мысль о том, что настойка Родиолы была как никогда необходима, сильнее укреплялась в голове. Узнав, как найти Арнода, Анариэль не позволила терять драгоценное время. Жалеть о принятом решении она будет позже. До конца действия варева оставалось примерно семь часов. В мысли ворвались яркие воспоминания недавнего прошлого, когда после подобной смеси её скручивало от мышечных спазмов. Кажется, она даже орала от боли. Вместе с разрывающей болью, в памяти осталось что-то ещё. Что-то теплое, успокаивающее. Кажется, Ульв даже держал её на руках. Принцесса с усилием выдворила всё лишнее из головы.       Браслет манящим теплом согревал запястье, но принцесса отдернула руку, заметив, что невольно поглаживает камень. Натянув рукав как можно ниже, Ана бросила недобрый взгляд на воина, охранявшего вход в комнату командующего и презрительно осматривающего её.       — Мне нужно к командиру гарнизона, — в который раз повторила нимфа, упрямо сжимая кулаки и не намереваясь сдвинуться ни на дюйм, пока нужная дверь не откроется. Казалось, сегодняшняя ночь ещё прошлым днëм обернулась против неё. — Срочно.       — Не положено.       — Я — посланница королевы! — видит Эру, она терпела столько, сколько могла.       Анариэль прищурилась. Несмотря на то, что нимфа не была низкой, ей приходилось высоко поднимать голову, чтобы смотреть в его лицо.       — Пропустите!       Он стоял перед ней, до балрогов раздражающий своим абсолютным, непоколебимым спокойствием. Принцесса почти презрительно скривила губы, скрестив руки на груди. Яд возмездия пьяняще разливался по венам. Они даже представить себе не могут, что их ждёт.       — Будьте вы хоть самой королевой. Командир приказал никого не впускать. Прошу меня простить, миледи.       Анариэль кивнула, слишком медленно, чтобы это можно было принять за согласие. Чуть улыбнувшись эльфу, она вытащила маленький свиток.       — Видите? Судьба королевства в этом послании. Тысячи жизней зависят от него. Если мы опоздаем, их смерть будет на ваших руках.       — Прошу меня простить, миледи.       — Осторожнее, столько крови, можно захлебнуться, — нимфа покачала головой. Ану интересовало, что собиралась предпринять позорно сбежавшая крыса, но спешила она по другой причине.       — Миледи, вы угрожаете мне? Я бы мог…       — Ты бы мог давно впустить её, Гилторион, — не выдержав нарастающего шума, глава гарнизона открыл дверь.       Взору девушки предстал молодой мужчина, в простой рубахе, с растрепанными волосами, покрасневшими и припухшими глазами. Столкнись с ним Анариэль в другом месте, никогда бы не признала в нём главу Сумеречной Переправы, одной из самых стратегически важных крепостей.       — Доброй ночи… — сероглазый воин виновато улыбнулся и, устало вздохнув, отступил внутрь комнатки, безмолвно приглашая гостью.       — Ильнариэль, — нимфа кивнула, окинув несговорчивого эльфа испепеляющим взглядом, гордо шагнула внутрь.       — Доброй ночи, Ильнариэль, — исправился Арнод.       — Прошу прощения за столь поздний визит. Дело не требует отлагательств.       — Не терпит, — мягко поправил собеседницу русоволосый хозяин крепости.       — Конечно.       Ана с притворным интересом осматривала скудное наполнение каморки, хитрый огонёк сверкнул в изумрудных глазах. Выражение лица принцессы оставалось закрытым. Как только она повернулась к мужчине, искра потухла, и уже ничто не могло выдать истинных намерений девы. Дверь закрылась с мягким хлопком, оставив двоих в напряженной тишине.       — Слово, — русоволосый решился первым нарушить молчание.       — Слово? Ах да, тайная фраза, — понимающе кивнула девушка, держа руки за спиной. Неуловимо коснувшись запястья, она шепнула «Oblivion» на родном языке. Арнод непонимающе нахмурился, но уже спустя пару секунд морщинка на переносице разгладилась, вместо неё появилась лёгкая улыбка. — Послание.       В слабых отблесках пламени сверкнула тонкая золотая перевязь. Нимфа аккуратно начертила руну на печати. Как только свечение исчезло, Анариэль вложила свиток в грубые ладони мужчины, приложив усилий больше, чем требовалось.       — Я рассчитывала передать его намного раньше, — в тонкой улыбке проскользнула настойчивость.       — А я рассчитывал получить его намного раньше, — улыбнулся Арнод, от цепкого взгляда серых глаз не укрылось напряжение посланницы. Мужчина провел пальцами по пергаменту, остановившись над печатью, начертил уже другую руну. Ана улыбнулась — защитная руна, наложенная главой крепости, оказалась слишком очевидной. Глава гарнизона решил, что улыбку вызвала магия, которую девушке видеть доводилось редко. Знал бы он, какую лисицу приютил. — Однако целительницы были непреклонны в своём решении. «Крайняя степень истощения. Никаких посещений!», — намеренно сделав голос на несколько октав выше, хозяин крепости процитировал главную лекаршу. Безобидная шутка вызвала лёгкую улыбку у собеседницы. — Никто не мог найти его, пока вы пребывали в беспамятстве. Не знал, что вы владеете магией.       Мужчина жестом указал на стул, сам сел на край кровати. Анариэль приняла предложение хозяина спальни. Силы стремительно покидали её, а настойка ещё не начала действовать. Прикрыв веки, нимфа с наслаждением откинулась на деревянную спинку.       — Не я, — ложь легко сорвалась с её губ. Осторожно коснувшись виска кончиками пальцев, Ана поморщилась. Головная боль и не думала утихать. К общему отвратному состоянию добавился зуд на запястье. — Её Величество. Она показала мне рисунок. Сказала, что так недобрый глаз не увидит, — Ана прекрасно сымитировала акцент жителей Долины Рек, ведь по последней информации именно там находилась Лотанариэ. Принцесса мысленно сделала отметку: по завершении представления отправить ласточку с посланием.       — Оказалось правдой, — пожав плечами, улыбнулась она.       — Предосторожность не помешает. И-и?.. — протянул Арнод, потрясая свитком, который он не спешил открывать. — Вам не известно содержимое?       — Конечно, нет, — принцесса нахмурилась, маска искреннего возмущения сменила предыдущую. — Никто бы не допустил такой оплошности. Вы и это письмо — наша последняя надежда. Если бы… если бы меня схватили, — нимфа покачала головой, гордо подняв подбородок. Она почти презрительно скривила губы, стоило ей заметить в переплетениях серебра его глаз недоверие. Прожигая взглядом главу крепости, Анариэль мысленно похвалила себя, отмечая малейшие изменения в позе и выражении лица русоволосого. — У госпожи хотя бы был шанс.       Жжение в запястье стало невыносимым, нимфа незаметно потёрла его. Ана отвернулась, предпочтя рассматривать каменный пол. На столе между ними стояла сгоревшая наполовину свеча, огонь плавил воск, пожирая фитиль. Девушке понадобилась секунда, чтобы мысленно произнести заклинание. Раздался треск, от дрожащего огонька отделились искры, взлетая в причудливом танце вверх. Мужчина отвлёкся, что позволило Анариэль повернуть руку так, чтобы скрыть слабый свет камня.       Девушка медленно потянулась магией к Арноду. Его разум был скрыт за прочными стенами, убережен самим Эру, поэтому принцесса выбрала иной путь. Прикосновение магии Аны, пропущенной через камень Света, было похоже на колыбельную. Она ощущалась как легкий бриз, что-то светлое и невесомое. За ней будто хотелось идти, она усыпляла бдительность, словно уговаривала.       Нимфа не могла исправить его воспоминания, но она могла заставить мужчину поверить ей.       — Ильнариэль, простите мне мою грубость, — после небольшой паузы заговорил хозяин спальни. Арнод был готов поклясться, что увидел всполохи огня в малахитовой радужке её глаз. Даже черты лица девушки неуловимо изменились, и командир был уверен, что это были не отблески пламени свечи. Всё кончилось прежде, чем он успел моргнуть. Отмахнувшись от странных мыслей, командир наклонился вперед, упираясь локтями в колени. — Я не хотел подвергать сомнению вашу честность. Вся эта ситуация... — мужчина устало зажмурился, — ...что-то назревает. Сколько бы я ни пытался выстроить целостную картину, какая-то часть ускользает… будто нитки выбиваются из полотна, — он рассеянно повел кистью в воздухе, обреченно вздохнув. — Могу я быть откровенным? — глава гарнизона выглядел потерянным, обессиленным, от него исходила такая обреченность, что нимфе казалось — даже воздух вокруг пропитался ей. Впрочем, Ане не было никакого дела до этого. Медленно кивнув в ответ, она с удовлетворением отметила, как поменялся настрой собеседника. Ей ни к чему подозрения. — То, как вы говорили о своей жизни… не от каждого из солдат услышишь такую отвагу.       Принцесса не сдержала усмешки. «Солдат» качнул головой, она одарила хозяина комнаты ещё одним хитрым взглядом.       — Это не отвага, а правда. Горстка жизней — ничто. Один отряд не приведет к победе, скольким бы голов они не срубили. Информация – вот что действительно важно. Если бы это, — принцесса кивком указала на свиток, — оказалось в руках врагов, нам всем бы пришёл конец.       Нимфа моргнула, отгоняя мешающие воспоминания. Простая истина, усвоенная ею ещё в детстве. «Детство…» Слово тоской отзывалось в фэа. Девушка почти не помнила его. Воспоминания о семье, собранные по крупицам, блекли с каждым годом. Несмотря ни на что, Ана бережно хранила их. Всё, что ей оставалось – разорванные лоскуты памяти, посыпанные пеплом сгоревшего прошлого. Наставница пыталась отобрать и их. Совет решил, что им удалось. На внутренней стороне век навсегда отпечатался образ прекрасной эльфийки в ту ночь. Спокойная, царственная, в платье из дорогой ткани, с самоцветами в волосах, отражающими столпы пламени. Ваниэль стояла и улыбалась, протягивая ей руку, зовя за собой. Будто не было криков за спиной, будто не было сгоревших родных, грохота падающих стен, треска дерева. С приходом эльфийки детство закончилось. Ни одного солдата не муштровали так. Мужчины привыкли полагаться на грубую силу. Совет взращивал в Анариэль совсем другое.       Нимфа едва слышно вздохнула. Все эти беседы с наивными дураками утомляли. В сказках могут сколь угодно писать, что добро побеждает зло. «Побеждает тот, кто готов идти до конца». Анариэль давно усвоила истину, она впиталась в её тело с ударами, синяками, разнеслась с кровью и прочно закрепилась в костях. Именно поэтому ни у Лотанариэ, ни у её последователей нет ни малейшего шанса.       — Справедливо ли будет узнать, ради чего отдали жизни мои товарищи?       — Думаю, да, — прошептал Арнод, проводя большим пальцем по печати. Отбросив золотую веревочку на одеяло, он вскрыл свиток. — Да, — более уверенно и громко повторил глава крепости.       Комната прогрузилась в гнетущее ожидание. Принцесса не торопила мужчину. Секунды сменялись минутами. Анариэль положила руки на подлокотники стула, не сводя взгляда с командира. Тихое постукивание нарушило тишину. Стук за стуком. Нимфа опускала отросшие ногти на ровную поверхность дерева.       — Не откажите ещё в одной услуге? — рассматривая догорающую свечу на столе, произнесла шатенка. — Я хочу увидеть его.       — Что? — Арнод поднял голову, переспросив. Всё это время он крутил пергамент в руках. Увидев, что девушка ждёт ответа, он отложил послание. — Вы что-то спросили?       — Я хочу его увидеть.       — Кого?       — Тварь, убившую моих товарищей.       — Увидите утром.       — Спасибо, — в благодарность приподняла уголки губ девушка. Повернув голову влево, Анариэль посмотрела сквозь стекло маленького окна на виднеющийся клочок синевы. Ночь пока что владела небосводом, но даже того, что нимфа видела, хватило, чтобы понять — скоро она увидит своего спутника. Повернувшись к собеседнику, она как можно осторожнее и мягче спросила. — Что в послании?       Мужчина перевел ошарашенный взгляд со свитка на собеседницу. Развернув кисть, Арнод показал пергамент. Он был пуст…       Анариэль нахмурилась и вдохнула, открыла рот, чтобы что-то сказать, но в последнее мгновение передумала.       — В детстве, — устало прошептала нимфа после недолгих раздумий, — по вечерам мой брат показывал мне волшебные картинки. Те, которые появлялись, только если нагреть их. Чернила, которыми он писал, были из молока. Илурандил, он… — гостья замолчала, поджав губы и отвернувшись от собеседника. Сжав пальцы в кулаки, она просидела так несколько секунд. Одинокая слеза скатилась по щеке, мокрая дорожка рассекла бледную кожу, на фоне которой ещё ярче выделялся расцветший на скуле синяк. Отрывистым движением Ана вытерла слезу, так и не разжав кулак. — Он был умным. Илурандил был помощником в городе… у служителя храма.       — Что с ним случилось? — тихо спросил Арнод, не поднимая взгляда.       — Его… в начале войны… — девушка прерывисто вдохнула, её нижняя губа задрожала. — Е-его взде… вздернули на дереве, — быстро прошептала она так будто всё это время даже мысленно боялась признаться в этом.       — Мне жаль, — глава крепости тяжело выдохнул, закрыв глаза ладонью.       Комната вновь погрузилась в вязкую тишину, пропитанную болью и горечью. Одному Эру известно, сколько павших товарищей сейчас вспоминал Арнод. «Как и говорила Ваниэль, большинство мужчин жалкие глупцы. Притворись хрупкой девой, расскажи трагичную историю, и они твои». Анариэль же мысленно хмыкнула, довольная вызванной реакцией.       — Скажи, Ильнариэль, ты не знаешь, почему отправили тебя? Раньше сюда отправляли другую девушку. Милдрит.       «Она мертва», — правда крутилась на языке, жаля кончик. Волнение в голосе выдало его, Анариэль подняла на него красные от усталости глаза. Вглядевшись в стальную бурю очей главы гарнизона, она задумалась.       — Милдрит? — переспросила нимфа, нахмурившись, давая себе время создать правдоподобные эмоции на лице. — Я не знаю. Мне жаль.       — Хорошо… хорошо, — тише повторил он будто надеясь успокоить себя и притупить камнем тянущее вниз чувство тревоги. Глава переправы ненавидел, когда нарушался привычный порядок вещей. Он даже не заметил, как эта миниатюрная улыбчивая девушка вошла в его жизнь. Прочно укрепившись в ней, Милдрит изменила ход его мыслей. Ярким солнцем освещала храбрая посланница путь русоволосого воина. Когда ему доложили о том, что та, кто принесла слово королевы, в госпитале, капитан забыл о дисциплине и выдержке. Стоило взгляду серых глаз наткнуться на истощенную девушку, сердце мужчины пропустило удар и болезненно сжалось. Но одновременно с беспокойством он почувствовал, как волна облегчения прокатилась по телу, позволяя выдохнуть. Не она. — Спасибо тебе за это, — Арнод потряс свитком, — и за разговор. Времени сопровождать тебя у меня нет. Поэтому вот, — командир быстрым росчерком пера написал что-то на коротком пергаменте и достал перстень-печатку. Растопив воск, он поставил печать в правом углу. — Покажешь охране.       — Благодарю, — Анариэль почтительно склонила голову, как и подобало простой посыльной.       — И всё же… зачем вам это? — спросил русоволосый успевшую подняться девушку.       — Хочу, чтобы он увидел её в моем лице.       — Что увидел?       — Неизбежную смерть, — своенравно подняв подбородок в ответ на угрюмое лицо командира, девушка невесело хмыкнула. Весь вид мужчины кричал о жуткой усталости и, тем не менее, Арнод тратил драгоценные часы отдыха на разговор с посыльной. Ана уловила малейшие перемены в мимике собеседника и продолжила жестким, нетерпящим возражений тоном. — Жизнь за жизнь. Только так можно победить.       — Мы ведем войну в первую очередь со злом, а уже потом с людьми. Важно хранить милосердие. Иначе мы ничем не будем отличаться от них. Тех, кто на другой стороне, — командир тяжело вздохнул. Почесав начавшие вновь зудеть от усталости глаза, он помассировал висок. Нимфа всё это время внимательно смотрела на Арнода, ожидая. Когда их взгляды, наконец, встретились, русоволосый с некоторой обреченностью отметил, что за яростным пламенем ненависти, полыхающим в изумрудных очах, скрывается глубокая обида и боль. — Мы не знаем, что привело их к неверному выбору. Я не знаю, что взрастило в тебе такую нетерпимость. Стой, подожди, — хозяин комнаты поднял руку, останавливая желающую возразить собеседницу. — Я лишь хочу сказать, что поспешные суждения редко приводят к истине. Все дети Эру разные по природе и одному Эру…       — Эльф, человек, нимфа. Умирают все одинаково. Если мы проиграем, думаете, противники будут спрашивать у каждого, что его привело к неверному выбору? — Ана усмехнулась и даже не стала скрывать издевки. «Наивные attalya* (двуногое животное)». — Нас всех перебьют свиньям на корм. Быть убитым, или смотреть на смерть врага. Я свой выбор сделала давно. А вы?       Анариэль ещё пару секунд наблюдала, как меняется выражение лица Арнода, как её слова ядом проникают в суть его фэа, отравляя чистейшие убеждения. Дверь за принцессой закрылась, оставляя мужчину в предрассветной тьме наедине с неизвестностью.       Нимфа одарила Гилториона самым злым взглядом из всех возможных и была готова поклясться, что если его желания перечить ей не сгорят ещё в зародыше, то этот непробиваемый остолоп уже скоро станет головной болью Намо.       С каждым шагом настроение становилось всё более скверным, а уверенность испарялась на глазах. Ана прислонилась спиной к отрезвляюще холодным камням. Пульсирующая боль, казалось, могла разорвать череп изнутри. Прикоснувшись кончиками пальцев к виску, принцесса с удивлением отметила, что те были едва не холоднее стен подземелья.       Память предала её, и девушка почти смирилась с воспоминаниями, не покидающими мысли. Одно сменялось другим, они все оседали в фэа, пронзая сердце тысячью отравленных игл. Голос грубый, чуть хриплый, такой сладкий шёпот, широкие ладони с огрубевшей кожей. Всё это было неправильно. Этого точно не должно было случиться. Жизнь Анариэль состояла из разумных поступков и решений, ведущих к определенной цели. «Всегда просчитывай на несколько событий вперед», — говорила ей Ваниэль. «Прежде мысль, действие — после», — повторял как мантру учитель. Ясный ум, трезвые мысли. Сначала обязанность, желания потом. Это было правильно. Анариэль так устала от давления со всех сторон.       Перед глазами предстала картина, которую принцесса одновременно очень хотела запихать в самый дальний угол сознания и не забывать никогда. Ана сомневалась, что когда-нибудь сможет забыть. Каждую деталь того вечера, будто в насмешку, выжгли в её памяти клеймом. Нимфа жалела, что вообще повстречала лесоруба в забытом Валар селении. Жалела, что, поддавшись уговорам, согласилась отужинать на постоялом дворе. Зеленоглазая наследница точно знала — её гордость умрёт от осознания произошедшего. Но всё это будет позже… А в ту секунду, когда Ульв, осмелев, невесомо коснулся прекрасного лица, сердце нимфы вышло из-под контроля. Как только их губы соприкоснулись, из её горла вырвался глухой стон. Его руки беззастенчиво опустились на тонкую талию, притягивая её ближе, заставляя повторить форму его тела. «Абсолютно недопустимо» — пронеслась тогда слабая мысль, но Анариэль отмахнулась от неё. Недопустимая развязность чувствовалась слишком маняще, слишком приятно, чтобы набраться хоть капли смелости и прекратить.       Сжав кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладоней как можно сильнее, принцесса мысленно досчитала до десяти. Ругая себя последними словами, Анариэль осознавала, что потерянную гордость ей уже никогда не вернуть, и не важно, что об этом инциденте скоро будет знать только она. Ужас был даже не в потерянной гордости. Ужас был в том, что ей казалось, что тот вечер был чем-то необходимым. Нимфа отчетливо помнила, как следующим утром первая мысль, которую воспроизвел её непроснувшийся мозг, вышибла дух. «Оно того стоило». Ей захотелось впиться ногтями в кожу, вскрыть череп и вырезать последние сутки из памяти. Нимфа села на постели так резко, что закружилась голова. «Оно. Того. Стоило.». Мазнув взглядом по мирно сопящему на соседней кровати мужчине, девушка закусила губу, зажмурившись и отвернув голову.       Воспоминания проворачивались в голове вспять. Вот, мама, отбрасывая упавший волос, показывала ей маленьких крольчат в лесу, рассказывая, как заботятся родители о детях. В следующий миг Анариэль сидела на кровати, увлеченно рассказывая папе, каким он будет — её прекрасный принц. Родителей вытеснила Ваниэль, одним коротким росчерком перечеркнув мечты семилетней девочки. Год за годом Совет Тёмных, рассказывая свою правду, лепил из неё другую Анариэль. Ту, которая с легкостью перешагнет через десятки, сотни трупов для достижения цели. Их идеология так глубоко засела в фэа, пустила корни, что юная принцесса со временем перестала отличать, где среди масок, убеждений и правил прячется настоящая она. Кто вообще такая эта настоящая Анариэль?       Что бы ни пыталась заложить в сердце дочери настоящая мать, слова светловолосой эльфийки, как рыболовные крючки, зацепились за фэа, без последствий не вытащишь. Влияние, власть, богатство, древняя сильная кровь. Таким был избранник Анариэль, нарисованный кистью Ваниэль в сознании девушки.       Принцесса сжала зубы и снова оглядела спутника. С ног до головы. Если бы взглядом можно было резать, она бы добралась до его внутренностей в попытке узнать больше. Как бы Ана не пыталась спрятаться за отвращением, обмануться она не смогла.       «Оно. Того. Стоило. Оно того стоило. Онотогостоило…».       Фраза каленым железом выжигалась на душе, разрушая её на куски. Девушка слышала, чувствовала, как с треском ломаются мечты о тёмных ночах под звёздами, о ребёнке, бегающем под сводами нового замка, о советах, собраниях… Они осыпались осколками, впиваясь в её кожу. Нимфа чувствовала, как десятки тысяч обжигающих холодом игл замораживали внутренности… Её трясло. Это… «Нет. Просто нет».       Прошло чуть меньше месяца, она позволила коснуться себя всего два раза… Два раза и прошлый вечер. Медленно выдохнув через рот, она спрыгнула на пол, не в силах усидеть на кровати. Она прошлась по комнате, сгибая и разгибая в локте руки, будто надеясь сбросить напряжение. Нимфа замерла над ним. Вдох. Анариэль видела, как его губы произнесли её имя во сне. Принцесса зажмурилась как можно сильнее на мгновение, а потом запрокинула голову. Выдох.       Развернувшись, девушка рывком подхватила сапоги и плащ. Через пару секунд хлипкая скрипучая дверь захлопнулась за её спиной. Сбегая по ступенькам, Анариэль проклинала Эру, Валар, себя, всех кого могла вспомнить.       Она впервые не знала, что делать.       Вздохнув, девушка оттолкнулась от стены и продолжила поиски того, кто смог бы отвести её в темницы. На мгновение в воображении возник безумный план. Найти несчастного и использовать магию, чтобы сменить его внешность на облик Ульва.       Головная боль медленно сходила на нет, чёрные пятна больше не плясали перед глазами. Это означало, что настойки начали действовать. Принцесса чувствовала, как силы постепенно возвращаются к ней.       — Стойте! — крикнула Анариэль, заметив в конце коридора человека. — Подождите.       — Чего тебе? — недовольно ворча, обернулась грузная дама.       Подойдя ближе, нимфа увидела, что вся одежда женщины пропиталась грязью, а передник покрылся толстым слоем сажи. В левой руке она сжимала ведро, наполненное черной водой, а в правой зажала тряпку. Из-под платка торчали засаленные волосы, принцесса почувствовала запах пота, исходящий от полной служанки за несколько шагов.       — Вы знаете, как попасть в темницы? — легко усмирив едва зародившееся презрение, Ана придала голосу вежливые ноты.       — Ты ещё кто такая? Что надо в темницах в такую рань, а?       Нимфа сжала губы в тонкую полоску, смерив прислугу предостерегающим взглядом. Лишь строгий голос разума удерживал её от язвительных комментариев.       — Язык проглотила? Коль молчишь, так иди куда шла. А то наж…       — У меня приказ от командора, — Анариэль говорила четко и размерено, выдерживая паузу между словами. Её речь звучала убедительно и угрожающе одновременно.       — Командор спит. Думаешь первая тут, врунья? Проберутся к страже, соблазнят, а потом в крепость просятся.       — Я посланница королевы и не собираюсь слушать эту чушь, — девушка вытащила из кармана пергамент. — Знакомая печать? — наблюдая как вытягивается от удивления лицо женщины, как в испуге она открывает рот, нимфа раздраженно скривила губы. Нахмурившись, Ана резким движением спрятала пергамент. — Веди. Впредь держи рот закрытым.       — П-прошу прощения. Демон попутал, не признала в ночи. Умоляю, только не рассказыв…       — Веди, — с нажимом повторила Анариэль, обрывая жалобные причитания служанки.       Солнце взошло, сменился караул. Кто-то отправился на заслуженный отдых, кто-то вступил на службу. Над рынком разнесся запах свежеиспеченного хлеба, вслед за лавкой булочника поспешили открыть свои двери и другие торговцы. Улицы заполнялись разговорами, смехом, лепетом женщин. Свежесть утреннего воздуха, щебет птиц и чистое небо поднимали настроение всем обитателям Сумеречной Переправы.       Прелесть этого утра не дошла лишь до одного места. Сюда не проникал свежий воздух, не доносились разговоры и, тем более, пение птиц. Ульв свыкся с темнотой и мог различать очертания своего последнего пристанища. Вначале издалека доносился унылый свет одинокого факела, но, стоило допросам закончиться, как скупой тюремщик погасил и его. Йохансенн не хотел тратить оставшееся время на бесконечное повторение в мыслях всех уничижительных фраз. Мужчина не знал, почему и что за приказ отдал тот молодой русоволосый парнишка, но был благодарен. Больше ему не приходилось давиться собственной кровью. Надсмотрщик приходил два раза, приносил миску с водой и похлебку, поэтому Ульв решил, что прошло ещё два дня.       Шатен сидел в дальнем углу камеры, вытянув ноги и безвольно опустив затекшие от наручников руки. Запрокинув голову, лесоруб гадал, сколько ему осталось. Неизвестность душила, выворачивала фэа наизнанку. Стоило ему только отвлечься, как поток мыслей раз за разом возвращался к одному вопросу: «Сколько осталось?». Это был порочный круг. Особый вид пытки, добивающий не хуже дубинки надзирателя.       Привычную тишину нарушил шорох шагов.       — Потерялась? — грубый, охрипший от криков, тюремщик задал вопрос непривычно настороженно.       — Приказ командора. Пропусти.       Йохансенн замер, стук сердца гулко отдался в ушах, боль вперемешку с гневом и ядом разливалась по телу. Мелодичный, решительный, пропитанный превосходством голос. Голос, который Ульв узнал бы, даже находясь на смертном одре. Она здесь.       Ореол света отбрасывал трепещущие тени, с каждой секундой становясь всё ближе. Где-то на краю сознания мужчина отметил, что её шаги стали тяжелее. На краю, потому что все его мысли заняла ярость, обида и… страх. Лесоруб не хотел видеть единственную посетительницу. Понимал, что, как только наткнется на взгляд изумрудных глаз, всю ярость сметет, словно жалкую горстку пепла. «Только не она». Ненависть – всё, что его удерживало от безумия эти два дня. Но Анариэль безжалостна, она отберет и это.       Мужчина с ужасом заметил, как из-за угла показался носок коричневого сапога. Он следил за каждым шагом, не отрывая взгляда от потертой, явно малой обуви. Девушка остановилась ровно посредине перед решеткой.       Нимфа жестом прогнала тюремщика. Тот открыл рот, чтобы возразить, но ему пришлось проглотить своё мнение и похабные слова, раздирающие глотку. Ещё немного постояв, с плохо скрываемым гневом взглянув на подписанную грамоту, тюремщик не стал спорить и молча ушёл. Йохансенн усмехнулся, «Конечно, никто не должен мешать».       — Ты действительно думаешь, что смог бы незаметно уйти? — Ана нарушила молчание, как только шаги надсмотрщика стихли.       Шатен не ответил. Он так и не нашёл в себе сил посмотреть на неё. Мужчина ждал насмешки, издевки, но прекрасный голос звучал на удивление спокойно. Если бы Ульв был пьян, то, возможно, подумал бы, что нимфа переживает о его судьбе, и чуть не расхохотался. Йохансенн сомневался, что девушке вообще была знакомы такие эмоции, как забота или сочувствие.       Принцесса шагнула вперëд, поднесла факел к решетке, но молчания пока не нарушала. Она ждала. Ненависти, плевка, гневных проклятий. Хоть чего-нибудь. Оглядев пленника и каморку, в которой его держали, Анариэль поняла — сил на злость у него не осталось. Глубокие царапины на полу и стенах, засохшие пятна крови.       Принцесса чувствовала, как душит что-то в себе, уговаривая смириться. Ана буквально ощущала, как рвется на части её фэа. Девушка смотрела на избитого, раненного мужчину, забившегося в угол. Он являлся олицетворением всего, к чему ей годами прививали омерзение. Бедность, слабость, неопрятность, человек. «Ты всегда выше их, не забывай об этом, Анариэль», — строгий голос наставницы острым ножом пронесся по фэа, отрезая ещё один кусок. Что сказала бы Ваниэль, увидь, с кем спуталась её подопечная?..       Она вспомнила, как на залитом солнцем поле мужчина изловчился и засунул тонкий колос пшеницы за ухо, впервые коснувшись её. Рыжие локоны, точно всполохи яркого пламени, отражались в карих глазах. Его теплый взгляд окутывал Ану восхищением, бесконечной нежностью вперемешку с доверием.       «Что бы он сказал, знай, куда ты его заведешь?»        Желудок сжался, озноб прошелся по позвоночнику. Отвернувшись от пленника, девушка подавила приступ тошноты. Ей было мерзко от самой себя.       Нимфа вспомнила вечер в трактире. Ульв целовал её так, будто она была последним глотком воды в пустыне. Их освещал слабый огонек лампады, когда Йохансенн отстранился на несколько дюймов, чтобы посмотреть ей в лицо. Ана завороженно подняла руку, касаясь его припухших губ. Шатен провел пальцем по бархатной коже, очерчивая скулу. В каждом его прикосновении чувствовалось нетерпение и жажда. Кровь кипела, и принцесса опьянела от ощущений, чтобы остановиться.       «Что бы он сказал, а, Анариэль? Полюбил бы тебя?»       Анариэль отступила от железных прутьев и отпустила один из них. Стоило ей опустить руку, как пальцы свело от боли. Девушка только сейчас заметила, с какой силой всё это время сжимала решетку.       Она уже умерла однажды и была уверена, второго раза не будет. Боль от потери родителей. Совет Тёмных. После их методов тренировок ей казалось, что фэа очерствело настолько, что ничто не сможет причинить ей боль.       И была права. Это не боль. Анариэль чувствовала, как варится заживо в огромном котле, наполненном смолой из ненависти к себе. Это была агония.       — Посмотри мне в глаза, — с нажимом произнесла она. Мужчина не послушался. Принцесса поджала губы, зажмурившись, она отступила ещё на шаг, опираясь спиной о стену. Темные пятна слились в одно большое, и шум в ушах на несколько секунд заглушил стук сердца. Наклонившись, Ана закусила щеку изнутри, заставив себя оставаться в сознании. — Посмотри. Мне. В глаза, — приказала она. — Ну же! Смотри!       Её голос был на тонкой грани между гневным и жалобным, и Анариэль, поймав себя на этом, яростно ударила кулаком по стене.       Лесоруб поднял взор, вглядываясь в посветлевшую зелёную радужку. Почувствовал, как растворяется былая спесь. Йохансенн горько усмехнулся и покачал головой. «Подумать только, хватило одного взгляда…». Ульв заметил, как нимфа осторожно покрутила кистью, наверняка стараясь замаскировать боль. Синяк на её скуле растекся отвратительной фиолетовой кляксой, а ссадины на лбу и шее начали заживать. У него сжалось что-то внутри, но он не подал виду.       Пленник спрятал лицо в ладонях и глухо рассмеялся. Отвернувшись, пытался сделать вид, что рассматривает скудное убранство камеры, глядя на всё что угодно, кроме гостьи. Нимфа успела заметить в свете пламени слабую полуулыбку. «Какие же они все набитые дураки. Она убьет их. Сожжет, проглотит и не подавится». То, что мужчина увидел во взгляде нимфы, отрезвило его. Шатен чувствовал, как осознание, сожаление, вязкое, липкое, пропитало её взгляд. «Отвратительно». Ульв был уверен, его стошнило бы, будь в животе хоть кусочек хлеба.       Мужчина и без неё знал, что выглядит более чем жалко. Потрепанный. Измазанный собственной кровью и грязью. В затхлой дыре, брошенный на корм крысам. Но Йохансенн не желал видеть отражение этой жалости в её глазах. Только не от неё. Когда лесоруб принял предложение рыжей ведьмы, он ждал чего угодно, но не выражения обреченности и сожаления на её лице.       — Твой план был обречен с самого начала, — её голос сорвался, и даже факел дрожал, как будто мог почувствовать всю боль нимфы. Она закрыла глаза, пару секунд Ана не могла открыть их, пытаясь сдержать слёзы.       Воспоминания нахлынули и снесли его подобно штормовой волне. Он барахтался, пытаясь выплыть из ярких, оживших в мыслях картин. Горячий шепот, касания, от которых плавилась кожа. Йохансенн смотрел, как она в растерянности прикрывает лоб ладонью, и думал — когда всё это началось? Анариэль так мастерски забросила ему удавку на шею и потащила за собой, а он даже и не заметил. Знай он, куда это приведет, отказался бы? Он знал ответ. А удавка затягивалась, заставляя его отворачиваться от других, всё глубже таща во тьму. Шатен вначале пытался, даже умудрился затащить одну из девушек, чьих лиц он не помнил, в комнату. Стоило ей потянуться к нему с этими искусственными вздохами, намертво приклеенной к губам пошлой улыбкой, как он выставил её за дверь. Анариэль всегда садилась от него через стол или два, молча наблюдая за всеми в помещении. Ни разу нимфа не заговорила о его фарсе. Ему хотелось, чтобы она знала правду. Ведь при всей её лжи она была естественной.       Нимфа неуверенно сделала пол шага вперед и начала поднимать руку, будто хотела дотянуться до него сквозь прутья. Он видел, какой бледно-серой была её кожа, даже в свете факела, видел, как на пару секунд её глаза затянуло пеленой. Она была на грани. Его личный демон с изумрудными глазами и родинкой на шее. Мужчина вспомнил, как впервые увидел её. Яркое пятно посреди серого, загнивающего места, которое и поселением-то назвать нельзя. Тогда ему показалось, что её алые косы даже в глубокой серости облаков находили и собирали солнечные лучи, отливая золотом. Неудивительно, что у него не было и шанса, чтобы отказать. Она вдохнула в него жизнь одной усмешкой. Лесоруб скучал по тому времени, когда они только начали путешествие. Тогда всё было просто, он относился к ней с недоверием, готовый уйти в любую минуту. У неё же тогда мысль о его убийстве вызывала только безразличие.       В ночь, когда он укрыл её плащом от холода, ему не казалось это чем-то личным. Когда она вцепилась в его запястье, потянув на себя, и полудреме прошептала: «Останься», он лег рядом. Йохансенн всё ещё находил этому оправдание. Когда её тонкие руки ухватились за него, пока он пытался отогнать её кошмары, обнимая, он мысленно умолял её. Просил не делать этого, зная, что всё ужасно закончится.       Она тащила его за собой на дно. Ульв всегда знал — русалки из страшилок не выдумка. Жаль, что ему посчастливилось натолкнуться на одну из них.       Шатен подошёл вплотную к прутьям, устав от молчания, и заметил, что кожа девушки вся покрылась мурашками.       Наверняка у него был бы шанс, сбеги он от неё раньше. Да только она никогда не удерживала его. Наверняка, он мог бы рассказать намного больше местному юнцу-командору, и в таком случае он наблюдал бы, как покачивается её подвешенное тело. Да только уже поздно.       Анариэль сделала ещё один неуверенный шаг, позволяя окровавленной грязной ладони коснуться виска. Йохансенн осторожно провел по щеке, девушка прикрыла глаза.       Мужчина не мог представить себе её в простой одежде, на кухне, возящейся с хозяйством. Но он мог представить другое. Тонкие пальцы, блуждающие по его шее, ключицам, спускающиеся ниже. Возможно, у них было бы всё это, не будь он человеком. Если бы она не была демоном. Этого никогда у них не будет. Потому что они всегда были теми, кем являлись.       Их время утекало, он чувствовал, осталось совсем немного.       Тишину разрушил звук тяжелых шагов. Принцесса вздрогнула. За долю секунд до того, как она отступила, мужчина увидел на её лице страх. Ульв буквально услышал, как внутри что-то щелкнуло.       — Из-за тебя я здесь, — смотря в зеленые глаза с отвращением, он прошипел. — Думаешь, я не знаю, почему ты просто не покинула меня? Ты всегда. Всегда была ей. Бесчувственная лгунья, — факел дрожал в её руке всё сильнее, огонь с тихим шорохом освещал их лица. Ульв произносил это вслух, сам не веря в свои слова, но понимая, что это то, чего она бы хотела. Так было легче. Обоим. Они оба умирали, сгорали заживо, мужчина видел это в зеленой радужке её глаз. — Разотрешь в труху всё, что мешает. Можешь не мечтать, ты никогда не насытишься.       Шаги приближались, у них оставалось всё меньше времени.       — Прощай, — Анариэль зажала большой палец между зубами, пытаясь заглушить рыдание. Она отшатнулась от камеры, от него, как от прокаженного. — Прости.       Принцесса заставила себя повернуться к нему спиной, сделать шаг. Она оставляла его позади, чувствуя, как фэа загорается внутри, сжигая её заживо. «Уходи, ну же», но мышцы одеревенели и ноги проросли к полу.       Она почти слышала, как Валар жестоко насмехаются, чувствовала, как судьба отбирает всё самое ценное. Раз за разом её распинали, оставляли гнить заживо, вспарывали и вырывали внутренности. Каждый раз оставляя её с пониманием, что она уже ничего не сможет сделать.       — Что такое? Грубый мужлан обидел прекрасную деву? — весело хохотнул тюремщик, играясь со связкой ключей. — Не боись, завтра ты вдоволь посмеешься.       Анариэль подняла на него глаза, тяжесть слов неподъемным грузом навалилась на её плечи.       — Завтра? — глупо переспросила она, отказываясь пропускать через себя информацию.       — Командор Арнод оказал тебе честь. Лично опустишь рычаг, — усмехнулся он, похлопав по плечу девушку.       Ана почувствовала, как у неё перехватило дыхание. Реальность словно застыла. Нимфа видела каждое движение его ресниц, как постепенно губы на мерзком лице растягивались в гаденькой ухмылке. Она не слышала стука своего сердца. Её начало морозить. Девушке казалось, будто она летит в пропасть. Все канаты разом оборвались, и точка опоры исчезла.       Принцесса медленно повернулась к узнику. Анариэль не могла оторвать взгляд от карих, подëрнутых пеленой ужаса глаз. Девушка готова была поклясться, что если отведет от него взгляд, то захлебнется в своих эмоциях.       — Рада возможности отомстить?       Принцесса кивнула, выдавив из себя подобие ухмылки и жалкое «конечно».       Боль пронзила голову, вспышками пройдясь от самых висков до макушки. Она зажмурилась, рефлекторно выставив руку в качестве опоры. Анариэль думала, что это очередной кошмар, и ждала, когда же она проснется.       Но пробуждения всё не наступало. Перетерпев тошноту и головокружение, она пихнула надзирателю факел. Кивнув на его слова о том, что её не слабо приложили, девушка пошла за ним. Анариэль чувствовала, как крошится её фэа и совершенно ничего не могла с этим поделать.