Начало ноября 826 года, Шелее, Свободные Земли.
Первое, что бросилось Элен в глаза, в месте, куда привел её мужчина — это огромные и толстые свечи, расставленные по периметру. Помещение так разительно отличалось от увиденного за массивной дверью, что принцесса невольно приподняла брови, чем вызвала усмешку. Девушка никогда бы не сказала, что в здании могут находиться столь богато обставленные комнаты. Личные покои утопали в тёмно-коричневых тонах резной мебели, разбавленных всполохами бордового. Камин отбрасывал рыжее свечение на диван и стулья, показывая утонченную вышивку шёлковой обивки. Единственным ярким пятном была кровать, стоящая напротив камина. Белоснежные простыни, красный тяжелый балдахин и белые рейки, поднимающиеся на добрых пять футов вверх, с детально раскрашенными и вьющимися по ним стеблями, цветами и канарейками. Пол был устлан узорными коврами, а стены украшены гобеленами. Стоило нэллет разглядеть, какого рода картины на них запечатлены, как она резко опустила голову, презрительно скривившись. Элениэль ощущала себя так, будто стояла в окружении десятка голых тел, запечатленных в самых разных позах, хотя живых в помещении было четверо. Виной всему были взгляды. Все герои пристально наблюдали за происходящим, делая атмосферу ещё тяжелее. Это было мерзко до скрипа зубов. — Ужин доставить сюда, — бросил мужчина, даже не обернувшись на них. Мурашки жути прошлись по телу принцессы от внезапного властного баритона. Утопая в своих мыслях, она забыла, с кем находилась в покоях. — Какие-то ещё указания, господин Дрогон? — услужливо прошептал один из них. — Свободны, — мужчина прошел к шкафу и поманил девушку пальцем. Тёплый рассеянный свет должен был придать мягкости, расслабить Элен, но сейчас он душил. Казалось, будто её поместили в саркофаг, каждый миллиметр которого был переполнен вульгарной пошлостью, подчеркиваемой безвкусной роскошью. Ещё и прилипчивый тошнотворно приторный аромат, заполнивший комнату до краёв. Она не знала, был ли это табак, или что-то другое. Всё это вызывало желание взять щётку пожёстче и тереть кожу как можно сильнее. — Выпьешь? Элениэль сделала два шага вперёд, не желая подходить ближе, слабо качнула головой в ответ. — Тебе очень повезло, — хмыкнул он, чем заставил уже уголки губ Элен приподняться в усмешке. — Думаешь, я обознался, принцесса? — девушка замерла, чувствуя, как растворяется пол под ногами, словно зыбучие пески, утягивавшие её за собой. — Притвориться ведьмой… — темноволосый чуть наклонил голову вбок, одарив девушку изучающим взглядом. Увиденное ему явно понравилось. Мужчина поднял стакан с янтарной жидкостью и отпил, наслаждаясь терзанием собеседницы. В карих глазах танцевали черти, он буквально вспарывал нэллет взглядом. — Надо же. Русоволосая смотрела в его лицо и с каждой прошедшей секундой все внутренности перекручивались и сжимались в узел. Но… это… нет… Элениэль молчала, потому что мысли упорно не хотели складываться в подобие связной речи. Принцесса схватилась за спинку стоящего по левую руку стула. Не было смысла врать, не было смысла отрицать. Рано или поздно это должно было произойти. После побега её мозг был занят другим. Она так старательно цеплялась за жизнь, пыталась выжить, что просто не было шансов избежать случившегося. Работая в поле, прячась от чужих людей, приходивших к семье, каждый час думая о тех, кто заплатил жестокую цену за её свободу… Элен даже не задавалась вопросом, а много ли вообще существ с фиолетовыми глазами? Ответ она и так знала. — Какое чудо, что ты встречала непроходимых идиотов на пути, — хозяин покоев поигрывал стаканом в руках, опершись другой рукой о край стола. — Ещё большее чудо, что они привели тебя ко мне. Девушку начало трясти, и она сомневалась, что причина в мокрых волосах, из-за которых ткань унизительно просвечивающей рубахи прилипла к спине. — Чт… что ты сделаешь?.. — голос Элен позорно охрип и стал тише. Сил договорить у неё не осталось, ужас вцепился в позвоночник, ломая ребра, выворачивая лёгкие наружу. Она чувствовала себя пойманной в сети рыбой, которая вдруг лишилась способности дышать. В голове рос вакуум, засасывающий последние обрывки разумных мыслей. — Тебя ищут очень влиятельные люди, — он сделал последний глоток и опустил стакан на столешницу. Громкий стук набатом отдался в голове у принцессы, отскакивая от пустых стен черепной коробки. Былая спесь растворилась как предрассветная дымка, голос мужчины до неё доносился отрывками, как будто эти слова закопали её на три фута под землю. — Может мне отдать тебя Ваниэль? Уверен, она не поскупится на оплату, — мужчина смотрел на неё пристально, выжидающе. Краем глаза Дрогон заметил, что дрожащая ладонь ещё сильнее вцепилась в спинку мебели. Кровь шумела в ушах, она побледнела. Ей нужна была хоть какая-то опора, потому что Элен ощущала себя так, будто её столкнули в бездну, не оставив ни единого шанса на выживание. Оставался лишь один вопрос — как долго ей лететь до острых зубцов скал. Раздался короткий стук, тяжелые двери приоткрылись, и в спальню проникла женщина с подносом в руках. Запах свежеприготовленных блюд у девушки вызвал рвотный позыв. Мужчина пощёлкал пальцами, привлекая внимание служанки. Та выпрямилась, но поднять глаза не посмела. — Пусть принесут сонную настойку. Две, — темноволосый обошёл стол и принялся за еду. — Будет исполнено, — она вновь поклонилась и вышла, оставляя их наедине. Элениэль быстро и поверхностно вдыхала, и была уверена, что в тишине, разбавляемой стуком приборов, весь этаж слышал её. В ту ночь в монастыре, перед тем, как нэллет попросила Амафею поговорить с ней, Элен раз за разом прокручивала момент своей смерти. И боялась. Обладательница фиалковых глаз тряслась при одной мысли о том, что произойдет, когда Амафея разбудит её. Элен как наяву видела, как демон тянет свои руки. Сейчас, глядя в карие глаза, полные отрешения и безразличия, принцесса чётко поняла — она не должна попасть в руки монстров, от которых недавно сбежала. Ни за что. Молить о свободе было бессмысленно, вразумлять — тоже. Смесь страха и ужаса вспенивала кровь, промораживала нервные окончания, лишая возможности двигаться. Но было ещё что-то. Что-то, запрятанное в самый глубокий угол фэа. Оно подтолкнуло её вперёд, заставило мозг снова работать, лихорадочно искать выход, задвинуть, спрятать под семь замков очевидное: это дорога в один конец. — Присаживайся, — мужчина указал рукой на стул напротив. Отложив нож и вилку, он наполнил кубок девушки, а после свой. — Наши повара отменно готовят. И не стоит бросать тяжелые взгляды. — Зачем? — сухо выдавила из себя нэллет, не притронувшись к вину. Темноволосый хрипло рассмеялся, но, смиловавшись, всё же заговорил. — Ты мне нужна живой, пока я тебя не продам, — он покачал головой, голос, пропитанный издевкой и насмешкой, мог бы ранить не хуже ножа чьё-то самомнение. Только Элениэль было абсолютно всё равно. Она проследила взглядом за тем, как собеседник кладет в рот сочный кусок говядины, отстраненно прикидывая, сколько у неё шансов украсть нож. В любой другой ситуации её бы как минимум затошнило. Видимо, мозг отсёк всё лишнее, чтобы не сгинуть в пучине эмоций. Элен сжала ладонь в кулак, пытаясь скрыть дрожь, но даже она понимала, насколько эта попытка выглядела жалко. — Начинай есть. Не стоит злить меня. Нэллет положила руки на стол, громыхнув оковами. Приподняв брови, она смотрела глаза в глаза, искренне желая испепелить взглядом мужчину. Дрогон молчал, лишь явно издевательский прищур в уголках глаз выдавал его. Спустя десяток секунд тяжелого молчания Элен наконец процедила, почти не размыкая губ. — Руками? — в ненависти её голоса можно было легко захлебнуться. Дрогон кивнул. Зрелище явно доставляло ему удовольствие. Он чуть наклонил голову набок, изучая нэллет. Девушка скрипнула зубами. Опять этот раздражающий прищур. Одним взглядом он превратил её в мышь, пойманную под стеклянную банку. Элениэль подняла с тарелки лист салата. Железо опустилось вниз, стесав рану на запястье. От пара и горячей воды корки размокли, и сейчас при каждом малейшем движении доставляли боль. Девушка напряглась, замерла, чуть повела головой, не желая выдать себя. — Покажи, — властным тоном прервал её экзекуцию над листком зелени мужчина. Покачав головой в ответ на молчаливый протест, Дрогон поднялся со своего места, обошёл стол и встал сбоку от принцессы. Склонившись над ней, он, касаясь своим дыханием кожи на правой щеке, наслаждался ритмом забившегося в тревоге сердца. — Наш аукцион славится качеством, — прошептал кареглазый. Низкий бархатный голос никак не сочетался со стальной хваткой на предплечье нэллет. Элен не отрывала взора фиалковых глаз от пальцев на руке, замерев и боясь даже дышать. Мужчина сжал ещё сильнее, вызвав сдавленный стон. Разогнувшись, он дернул русоволосую вверх, на себя, поднимая на ноги и одновременно разворачивая лицом. — Никто не смеет портить мою репутацию. Недовольно цокнув, он вызвал стражу. Уже другая дверь, ловко замаскированная, тут же распахнулась. Рука онемела, и все что ей оставалось — просто смотреть широко распахнутыми глазами на приближающийся конец. Элен ощущала себя загнанной в угол добычей. Это внезапно накатившее чувство сбило с толку. Где-то глубоко внутри она понимала, что им не выгодно её калечить. Но Элениэль знала, что способов уничтожить, не нанеся ни единой царапины, много. Очень много. — Приведите лекаря и надзирательницу. И снимите с неё эти чертовы железки. В глазах солдат на миг закрались сомнения, но уже спустя секунду эхо их быстрых шагов удалялось по коридору. Они едва не срывались на бег. — Ваниэль заплатит за меня в любом состоянии, — выплюнула нэллет, очнувшись, и потянула руку, чтобы вырвать её из хватки. Тень улыбки прокатилась по лицу мужчины, ещё несколько долгих мгновений он не разжимал пальцы. — Кому нужны эти представления? — Откуда мне знать, из какой свиной ямы ты выползла, — Дрогон красноречиво прошелся по ней взглядом, скривившись в отвращении. Вместо ответа на вопрос он повернулся к Элен спиной и направился к тумбе, стоящей подле камина. Вытащив из кармана ключ, темноволосый открыл нижний ящик. Элениэль бросила быстрый взгляд на мужчину. Кинувшись через стол, она успела схватить спасительный столовый прибор. Сердце словно намеревалось разорвать грудную клетку. Из-за дрожи в руках ей пришлось сильнее вцепиться в металлическую ручку. — Я же предупреждал, — разочарованно качнул головой Дрогон, устало вздохнув. Он в один миг сократил расстояние между ними, но Элен предупреждающе выставила вперёд руку. Принцесса поднесла нож к горлу, прижав лезвие под угол нижней челюсти. — Ни одной девке здесь не оказывают столько почтения, сколько тебе. Опусти нож. — Ждёшь благодарности?! — от гнева у неё перехватило дыхание. Элениэль предполагала, что за всеми дверьми стоит стража, а значит времени катастрофически мало. — Стой на месте, — прошипела принцесса, отступая на шаг назад и вжимая острие ножа глубже. Темноволосый медленно, осторожно, в успокаивающем жесте протянул руки вперёд. В карих глазах плескалась абсолютная невозмутимость. — Я не стану… блудницей, — в омерзении скривилась принцесса. — Давай, — пожал плечами хозяин заведения. — Давай! Ну же! — закричал он, делая ещё один молниеносный шаг и нависая над ней. Маска самообладания треснула, и лицо Дрогона исказилось неприкрытой яростью и гневом. Двери распахнулись, и три пары мужчин вбежали в помещение. Стоило хозяину аукционного дома повести пальцами, как они тут же остановились. Мужчина видел, как в фиалковых глазах сомнение, подобно морскому прибою, смывает былую решительность. Этого хватило. Он думал, надеялся, что с Элен будет труднее, что пятьсот лет жизни с демоном закалили девушку. Видимо, ей и пол тысячелетия мало, чтобы научиться держать свои мысли в узде. Резкая смена настроения Дрогона сбила решительный настрой принцессы, но кисть с зажатым в ней ножом уже дернулась. В этот же момент по вискам прошлась вспышка сильнейшей головной боли. Темноволосый, не теряя времени, хлёстким ударом выбил из её руки оружие. Всё это произошло за долю секунды, а уже в следующий миг Элен согнулась, крича. Внутри черепной коробки словно разрывались десятки тысяч фейерверков. Хозяин аукционов направился к столу, лениво кинув на него испачканный нож. Подняв кубок, Дрогон отхлебнул ещё вина. К, еде в этот вечер он больше не притронулся. Элениэль осталась лежать на полу, заливаясь слезами. Свернувшись калачиком и обхватив пальцами голову, она пыталась унять боль, но все мышцы раз за разом пробивала крупная дрожь. — Глупая затея, — хмыкнул мужчина, откинувшись на спинку кресла. Вот так, с ленцой наклонив голову на кончики пальцев, он с издевкой смотрел на корчащуюся девчонку. — Не стоило пытаться, коль такая трусиха внутри. Омерзительное зрелище. Он кивнул охране, и те презрительно кинули к лежащей на полу девушке новые кандалы, легче и тоньше предыдущих, но не менее крепкие. — Привяжите её к кровати, — отмахнулся от проблемной девушки Дрогон, отвернувшись. Хозяин аукционного дома повёл головой, разминая шею. Он разглядывал остатки испорченного ужина, в попытке отгородиться от прилипчивых мыслей нэллет. О, она была истинным олицетворением слова «проблема». Мужчина просто не понимал, за что ему на голову свалилась эта строптивица. Ещё и в такое время… Стража перенесла Элен на кровать, исполняя приказ. Принцесса дёргалась, но силы утекали вслед за постепенно стихающими вспышками боли. Они пробегали, будто по проводам, взрываясь по ходу движения, разметая мысли по стенкам черепа. Всё превратилось в сплошную кашу, сознание держалось на тонких нитях, готовых оборваться в любую секунду. В покои прибыли лекарь и надзирательница с двумя служанками. Они едва не пробили лбами пол в поклоне, невзирая на то, что Дрогон стоял к ним спиной. Женщина удостоила нэллет уничижительным взглядом, затем вытащила из кармана отмычку. Освободив руки будущей рабыни, она передала Элен слугам. В этот раз вместо унизительно просвечивающей рубахи, её одели в платье. Оно было сделано из одного длинного лоскута парящей ткани, перевязанного крест-накрест. Стоило потянуть узел на спине, и одеяние легко спадёт к ногам. Стандартная обёртка товара, как выразилась бы надзирательница. Для того чтобы напоить Элениэль сонным зельем, двум стражникам пришлось скрутить ей руки и зажать ноги. Надзирательница цепко обхватила нижнюю челюсть нэллет пальцами. Улыбнувшись, другой рукой она зажала ей нос. Только после того, как ей силой влили два флакона сонного зелья, пожилой целитель осмелился подойти к бунтарке. Лекарь, суетясь и явно нервничая, приступил к осмотру, периодически что-то бубня себе под нос. Хозяин бесшумно подошёл к кровати, встал за спиной целителя и, чуть подавшись вперед, с интересом стал разглядывать раны девушки. Потрескавшиеся искусанные губы старичка задрожали. Он резко отдёрнул руку от лежащей на кровати пациентки и прижал к груди. Давление, исходившее от Дрогона, порождало желание в любом живом существе бежать. Скрыться как можно дальше. — Даю два дня, чтобы придать ей презентабельный вид, — произнёс темноволосый спокойно. — Н-но господин Дрогон, это невозможно… — пролепетал лекарь, под конец его голос превратился в едва слышный шёпот, как будто он сам испугался того, что сказал. Мужчина в обсидианового цвета камзоле уже успел отвернуться, но слова целителя заставили его остановиться. Он медленно повернулся. Сделав по-кошачьему мягкий шаг к сидящему у кровати старику, Дрогон положил ладонь на его плечо. — Даже моему милосердию есть предел, — хозяин аукциона сжал плечо лекаря, показывая, что разговор окончен. Непонятно откуда взявшаяся то ли смелость, то ли глупость толкнули слугу и дальше дерзить мужчине. — Господин, даже при хорошем раскладе у неё останутся огромные шрамы, — жалостливо протянул старик, понимая, что для него в любом случае всё кончено. Даже прославленные лекари королевы не сотворили бы такого чуда за два дня. — Да и я сомневаюсь, что за тако… — Кто тебя нанял? — резко прервал бесполезную болтовню Дрогон, балансируя на грани. Отвратительные новости преследовали его уже четвёртый день кряду. Желание выпустить пар на этих никчёмных идиотах приятно лизало нервы. А ведь он мог. Лишь на пару секунд отпустить контроль и от мозга этого старика мало что осталось бы. В умелых руках чтение мыслей становилось прекрасным оружием. — Аэулеинда, господин, — проблеял лекарь, за пару минут потеряв ещё несколько лет жизни. В карих глазах отражался огонь камина. Дрогону пока ещё удавалось держать на цепи злость, метавшуюся внутри, как бешеная собака. Этот день явно испытывал его выдержку. Всё шло по самому худшему сценарию. Опустив глаза на свои ладони, он с удивлением не заметил ничего. Это было странно, потому что он буквально ощущал, как стер кожу в мозоли, удерживая стальные цепи выдержки. — С каких пор я должен тратить своё время, чтобы объяснять целителю, как лечить? — Дрогон пощелкал пальцами, подзывая стражу. — Передайте Аулинде, чтобы явилась в мои покои. — Будет исполнено, господин, — поклонился один из охраны и поспешил исчезнуть из поля зрения главы аукционного дома. — Господин Дрогон, разве эта ничтожная дрянь стоит вашей головной боли? — подала голос надзирательница. — Предлагаю перевести её на три этажа ниже, а на место главной звезды у меня уже есть достойная претендентка. Мужчина едва не рассмеялся. Что. За. Чертов. День?! — Слушайте все, — процедил он, мысленно добавляя к допустимой дозе алкоголя ещё два стакана. — Если кто-то ещё хоть раз откроет рот во время исполнения приказа, и это будут не слова «да, господин», ад покажется вам раем, — Дрогон обернулся к надзирательнице, прожигая всех присутствующих взглядом карих глаз. — Ещё хоть раз. Женщина не дрогнула, не склонила головы, а продолжила смотреть прямо на хозяина аукционного дома. Только спустя несколько секунд мазнула взглядом по подопечной, поджав губы. Стража поклонилась и вышла. Служанки переодели Элен, глубоко поклонились и, не поднимая головы, ушли. Наложив мазь и закрепив всё бинтами, лекарь поклонился и, не осмелившись разогнуться, попятился к двери. Коросты. Как избавиться от них быстрее? Вырезать? Отмочить? Королевский лист. Запасы, да, сходить туда. А может?.. Рогоз, тысячелистник… я всё соберу, да. Отправлюсь сейчас же. Лихорадочные мысли, затмившие шум шаркающих шагов, сами тянулись к Дрогону. Вычленив главное, мужчина прищурился, отгоняя последующие беспорядочные рассуждения целителя. — Вы трое, следите, чтобы эта спящая шваль не доставила неприятностей. Надеюсь, хоть это вам под силу, — прихватив бутылочку любимого напитка и не желая больше ни секунды вдыхать отравленный воздух этого помещения, хозяин аукциона направился в свой кабинет. — Если нет, утром уже ваши головы будут украшать двор. В гнетущей тишине он сел за стол, взял перо и два пергамента. Сквозь редеющие облака пробивалась луна. Мазнув по комнате, луч света словно попытался заглянуть через плечо Дрогона. Свернув и перевязав маленький свиток, размером не больше мизинца, мужчина спрятал его во внутреннем кармане. Широким беглым почерком он составил на другом пергаменте распоряжение о переносе аукциона на неделю раньше. Последний штрих — личная печать, — и указ лёг в руки слуги, тот передал его следующим подчиненным. Новые сведения моментально расползлись по зданию. Устало выдохнув, Дрогон подошёл к шкафу. Достав оттуда два стеклянных стакана, он вновь вернулся к столу. Разлив янтарный напиток, хозяин аукционного дома приказал позвать ожидающую женщину. — Ты знаешь, по какой причине я вызвал тебя сюда? Женщина растерялась, застыв на пороге. Дрогон следил за её наверняка вспотевшими ладонями, не перестающими мять ткань юбки. Очередной огрех бестолкового лекаря вспыхнул в памяти, подогревая тлеющее раздражение. — Нет, господин, — она пыталась придать своему голосу уверенности, даже подняла взгляд от платья. Но за годы, проведенные в змеином гнезде, мужчина, подобно выдрессированной ищейке, на подкорке чуял ложь. Дрогон хмыкнул. Забавно. Каждый раз они пытались переложить вину друг на друга. — Ты должна знать, — мужчина откинулся на спинку кресла. Вспомнив одно отвратительное лицо и разговор, с которого начался его личный ад, он поморщился. — Садись, выпей со мной. Дрогон лёгким кивком указал на второй стакан. Служанка, как подкошенная, упала на колени, прижав беспокойные руки к груди. — Умоляю, хозяин! Я не сделала ничего плохого! — рыдания разрывали её, слова сменились всхлипами, за которыми разобрать что-то стало совершенно невозможно. — … честно служила вам. Прошу… Мужчина ждал, потягивая напиток, но женщина продолжала шуметь. Прошло достаточно времени, прежде чем темноволосый прекратил цедить алкоголь, раскатывая его на языке в надежде приятным вкусом сбить мерзость уходящего дня. — Надеялась, что я забуду о письме какой-то неизвестной служанки? У меня хорошая память, — Дрогон открыл ящик и достал оттуда письмо. Повертев конверт в руках, он откинул его на стол. — Твои мольбы и заверения, что это лучший лекарь во всем Линдоре? — мужчина окинул служанку сухим взглядом. Она всё никак не могла успокоиться. — Что случилось с предыдущими девушками? Одной испортил лицо. Отравил, перепутал, сошла с ума… Это ошибка станет его последней. У тебя есть выбор. Садись за стол и выпей. Или… Дрогон стукнул один раз костяшками по столу. Женщина вздрогнула, захлопнув рот. Каждый в аукционном доме знал, что означает этот жест. Сначала она неуверенно качнула, но затем твердо мотнула головой. — К чему? Вы и так всё знаете. Мужчина поджал губы и чуть приподняв брови. Кивнул, рассматривая узор столешницы. Выждав несколько секунд, смиряясь с решением служанки, Дрогон отчетливо и размеренно стукнул по столу три раза. — О вас уже знают! Вам не жить! — бесновалась в руках охраны женщина. Больше он так и не взглянул на служанку, чьего имени даже не запомнил. Медленно поставив кружку на стол, он встал. Накатившая тишина, впервые за все прожитые в этом заведении ночи, не давила. — Пусть так. Но закончить своё дело я успею, — ответил Дрогон нетронутому стакану. Послание жгло кожу через тонкую ткань кармана. Усталость взяла своё, все чувства выгорели, оставляя после себя лишь дым тотального опустошения. Мужчина просто хотел, чтобы этот омерзительный день закончился. Как можно скорее. И всё же этот бордель — последнее место, в котором он мог бы позволить себе расслабиться. Выйдя в коридор, Дрогон наткнулся взглядом на один из гобеленов. С него взирала затуманенным взглядом серых глаз изогнувшаяся в экстазе женщина. Скривившись, темноволосый направился к голубятне, больше не отвлекаясь на окружавшую мерзость. Дверь в единственную комнату главного крыла аукционного дома, очищенную от подобного мусора, только что захлопнулась за его спиной. Тошнотворно-приторный запах преследовал его даже во время похода в город. Мужчина понял, как только переступил порог — зловоние этого места намертво впитается в кожу. Охрана вытягивалась и замирала, стоило хозяину появиться в зоне видимости. Освободив с поста стражу, мужчина вытащил ворона из клетки и привязал свиток к его лапке. Птица вспорхнула и, вдохнув запах свободы, скрылась за облаками. Дрогон ещё несколько мгновений следил за удаляющейся чёрной точкой, после чего, сбежав по ступенькам, наконец-то покинул это место. Оставалось несколько часов до того, как первый луч тронет извечные облака, зависшие над злачным городом. Дрогон собирался сполна насладиться временем, отсыпанным скупой старухой-судьбой. Мужчина накинул капюшон и скрылся в темноте улиц, чувствуя, как новый день приближается, отбирая минуты.***
Элен распахнула глаза и резко прижала руки к шее, в надежде унять жар. Девушка почувствовала, как прилипла к спине насквозь мокрая одежда. Голова раскалывалась от боли, а рот и глотка превратились в раскаленную пустыню. Сердце стучало как дикое. Воспоминания обрывками возвращались, и принцесса пыталась уцепиться хоть за что-то. Чьи-то руки, прижимавшие к матрасу, сменявшиеся лица мучителей. Она, кажется, даже пыталась кричать. Видимо, устав от сопротивления, охранник переместил огромные ладони на горло, начав медленно душить её. Нэллет закрыла глаза, сдавшись. Помещение превратилось в сплошные размытые пятна, и самое плохое то, что она не сразу вспомнила, где находится. Тяжесть зелья не отпускала, в мыслях плыл туман, и она, подобно потерявшемуся путнику, силилась найти выход. Элен подтянулась на руках и прижалась к спинке кровати. Она попыталась прижать ноги к груди, но цепь зашевелилась под одеялом подобно змее, следуя за её движениями. Виски разорвало очередным разрядом боли. Прохрипев, девушка откинула одеяло. Понимание догнало с опозданием, давая ей фору в минуту. И все события прошедшего дня, слова, действия, боль, физическая, моральная — всё сузилось до одной точки, чтобы насквозь пробить ей грудную клетку. Воздух резал глотку, она старалась контролировать вдохи. Правда старалась. Но нервная система сдалась, и паника мощной волной в щепки разбила хрупкие стены самоконтроля, затапливая изнутри. Липкий холодный пот стекал по позвоночнику, таща за собой толпу мурашек. Элен била дрожь, когда её, словно бабочку, иголкой проткнул взгляд надзирательницы. — Проснулась, — сухо процедила женщина, едва разомкнув бледные сморщившиеся губы. Она сидела в кресле у камина, укрывшись шалью, и держала в руках книгу, название которой нэллет не смогла разглядеть. — Милостью господина аукцион перенесли. Это означает, что у меня осталось меньше времени, —женщина скривилась. Поднявшись со своего места, она взяла со стола тонкую длинную палку. — К сожалению для тебя, конечно, — надзирательница улыбнулась. — Достойное для чего? — хриплым шепотом спросила Элениэль. Поврежденный мозг отказывался воспринимать реальность. — Запоминай хорошенько. Правило первое. Открывай рот только по приказу. Рейнильда, приведи их, — старуха приблизилась к кровати нэллет, улыбнувшись, сменила своё оружие на кружку с тумбы. Медленно, не отрывая глаз от лица Элен, надзирательница выпила практически всё. Оставив пару капель на дне, она обмакнула палец и поднесла его к потрескавшимся в кровь губам девушки. — Будешь послушной, получишь стакан воды. Элениэль прижалась затылком к изголовью кровати, сжав губы. Отвращение смешалось со стаей мурашек и волнами прошлось по коже нэллет. — Что ж, неправильный ответ, — спокойно произнесла женщина, поставив кружку на стол. В следующую секунду щека нэллет вспыхнула, и её замутило от резкого поворота. Элен даже не успела среагировать и закрыть лицо руками. Старуха не стала ждать, и наносила всё новые и новые удары. В слабой попытке остановить женщину, принцесса схватила её за запястье. Лицо надзирательницы перекосило. Не обращая внимания на замотанную руку девушки, она вцепилась в подбородок, разворачивая лицо Элениэль к себе. — Так-то лучше, — повернувшись к вошедшим, она почти ласково улыбнулась. — Придала ей более живой вид. Как считаете? Веселый голос встретило гробовое молчание. Трое вошедших девушек были одеты не лучше Элен, с той лишь разницей, что её одеяние еще можно было считать целомудренным. Оно хотя бы закрывало колени. Двое светловолосых дрожали и стояли настолько близко, насколько это было возможно, слово пытались найти опору друг в друге. Третья держалась особняком, чёрные кудри ниспадали на грудь, укрывая от чужих взглядов. — Вас всех мне предстоит подготовить к аукциону. Шесть дней и семь ночей на то, чтобы вы стали идеальным, желанным товаром. Хозяин оказал огромную милость, что не отправил вас на нижний этаж в первый же день. Помните об этом, — надзирательница проходилась перед шеренгой девушек в кандалах. — Вы будете послушными. Тихими. Благодарными, — старуха внезапно остановилась напротив одной из них и, размахнувшись, ударила ту деревянной палкой под колени. Девушка, до этого два держащаяся на ногах, со стоном рухнула на пол, схватившись за место удара. Надзирательница пошла дальше. — Вы не посмеете открывать рта и поднимать глаз, пока вам не прикажут. И конечно же, вы будете очень стараться. Принцесса открыла глаза, пытаясь сфокусироваться, зацепилась взглядом за знакомую чёрную копну волос. — С раннего утра и до поздней ночи вас будет обучать Рейнильда. Подай им отвар, — женщина поманила помощницу кистью, и та поспешила за подносом. Элен зажмурилась и потерла глаза, комната упорно расплывалась. Кружка с водой маняще стояла на краю тумбы. Сухие губы слиплись, казалось, что стоит ей разомкнуть губы, как кожа оторвётся. В рот будто насыпали раскаленного песка, заставив проглотить. Воздух внутри превращался в тысячи маленьких кинжалов. — Пей. Одна из девушек упорно отворачивала голову. Измождённая, с просвечивающими из-под тонкой ткани синяками, она совершенно ясным взглядом смотрела в глаза старухе. В этом взгляде Элениэль увидела огонь воли, не сотлевший под ужасами этого места. Девушка откинула длинные волосы за спину. Прошелестела тонкая прочная цепь, как напоминание о том, где теперь их место. Нэллет выдохнула, паника с новой силой заскреблась под ребрами, сжимая лёгкие. Оресия. Уже две девушки до неё молча выпили содержимое прозрачных склянок, одна из них схватилась за живот, пытаясь подавить рвотные позывы. Другая медленно расплылась в улыбке, смотря себе под ноги. Элен перевела взгляд с темноволосой на поднос. Четыре сосуда. Четыре. Принцесса задрожала, вжимаясь в изголовье кровати. Надзирательница, хмыкнув, поджала губы и, покивав головой, обернулась к Рейнильде. — Без паршивой овцы в стаде никуда. Элен рефлекторно мотнула головой, когда глухой стон донесся до неё. Приподняв юбку, старуха пнула согнувшуюся пополам рабыню. — Я помню тебя, обещала порезать меня как свинью, сбежала, — женщина цыкнула и натянула цепи, сковывающие руки и ноги девушки. — Но отныне ты будешь утыкаться носом в подошвы господ. Как свинья. — Господин Дрогон излишне милосерден. Проку было бы больше, отправь мы её на корм собакам. Что-то подобающее из неё уже не слепить. — В этом есть определенная прелесть. Наблюдать, как ломается их воля. Старуха наклонилась к лежащей на земле Оресии, подцепив пальцем темную кудряшку, сжала её. — Рейнильда, отправь её в комнату. — Любая комната лучше того, что творится в этом аду, — она буквально выплюнула эти слова. Прежде чем стража дернула Оресию за собой, их взгляды с Элен пересеклись. Шёпот губ девушки отпечатался каленым железом в голове принцессы. — Не сдавайся. — Твоя очередь, ведьмино отродье. Господин Дрогон оказывает вам великую честь, позволяет облегчить боль, стать лучше. — Честь? — издевательски усмехнулась Элен, стерев каплю крови с уголка рта. Пусть ей стоило огромных усилий растянуть засохшие, покрывшиеся коркой губы, беснующийся взгляд резко повернувшей головы старухи исцелял лучше живительной воды Нимродэль. — Насколько прогнившим надо быть, чтобы желать стать идеальным товаром? Элениэль продолжала ходить на полупальцах по тонкой леске, натянутой над каньоном, полным демонов. Огонь уже щекотал пятки. Надзирательница сжала зубы и схватила с подноса склянку. Презрительно сморщив губы, женщина медленно развернулась к кровати. — Пей, — прошипела старуха, протягивая склянку. — Ни за что. Надзирательница дернулась как от пощёчины. Элен видела, как женщина перемолола гордыню, и она, смешавшись с яростью, превратилась во что-то совершенно новое. Что-то чрезвычайно опасное. — Очень надеюсь, что на такое отребье никто не посмотрит. Тогда у меня будет достаточно времени поработать над тобой. Поднимайся, — она схватила Элениэль за плечо, дернув вверх. Девушка вцепилась в простыни. — Делай, что велено! Хватка на плече становилась всё жестче. Нэллет простонала, острая боль пронзила запястья, сменив постоянную, пульсирующую, к которой она уже успела привыкнуть. Поморщившись, принцесса лишь сильнее вцепилась в кровать. Ужас, наведённый ею на каждого присутствующего, таял на глазах. И если это стоило потрескавшихся корок и воспалившихся шрамов, то Элен готова была заплатить эту цену. — Если ты сейчас же не поднимешься и не пойдёшь с нами, то ожидание аукциона станет длиною в жизнь. Я лично позабочусь о том, чтобы тебя никто не купил, — если раньше нэллет считала, что голос надзирательницы был злым, то сейчас это была выжимка кристально чистого гнева. — Ваш хозяин приказал вылечить меня, — сил на то, чтобы выдернуть руку, не было, голос резал горло. Элен невольно покосилась на кружку воды. — Я никуда не пойду. — Рейнильда, ты знаешь, что делать, — старуха откинула её руку и, брезгливо вытирая ладонь о юбку, повернулась к остальным девушкам. — Хорошенько запомните, что происходит с непокорными. Помощница три раза коротко стукнула по стене, в комнату вошли охранники. — Простите за беспокойство, но без вашей помощи тут не обойтись, — сладким голосом пропела блондинка и подошла к тумбе, взяв ту самую палку. — Что вы? Что вы делаете?! — нэллет отползла на другой край кровати, насколько позволяла цепь. — Вы не… вы не посмеете меня тронуть! Элениэль задохнулась в своей речи, когда мужчины подхватили под подмышки вырывающуюся девушку. Рейнильда ловко обмотала вокруг лодыжек верёвку, поверх застарелых шрамов. Привязав ноги к специальным прорезям в изножье кровати, блондинка легонько провела тонкой палкой по стопам Элен. — Не бойся, мы работаем предельно аккуратно, — улыбка расцвела на лице служанки, от сладкой дрожи в пальцах ей пришлось сжать орудие сильнее. Принцесса дергалась, но это не возымело никакого эффекта, руки скрутили за спиной, один из стражников прижал её к кровати коленом. — По моему сигналу, девочка, — мягко прошептала надзирательница, подойдя к Элениэль. — Конечно, госпожа Людхен, — Рейнильда покорно склонила голову. Старуха склонилась к лежащей на кровати нэллет, убрав упавшие на её лицо локоны. — Никто не смеет безнаказанно перечить мне. Людхен повела головой совсем слегка, так что это можно было принять за мираж. И спустила с поводка Рейнильду. Элениэль выгнулась, пытаясь вырваться. Боль была резкой и внезапной, не шла ни в какое сравнение с тем, что чувствовала она от крепкой хватки на запястьях. Слезы безотчетно скатывались по лицу, окропляя белоснежные простыни. Ей, казалось, будто на её ноги раз за разом выплёскивали кипящую смолу, а затем отрывали, унося с собой ошметки кожи. Крики присыпались жаждой, разрывая связки, разрезая глотку. Кто-то прижал её голову к матрасу, чтобы Элен не мешала надзирательнице наслаждаться агонией, вырисованной, как по учебнику, на её лице. Когда кислорода в лёгких не оставалось, палка приходилась на уже поврежденные участки кожи. Нэллет хватала ртом воздух, захлебываясь болью. Крики отлетали от стен, растворяясь в теплом огне камина, впитываясь в утончённую обивку мебели, заставляли оставшихся девушек склонить головы ещё ниже. Кровь оставляла на белоснежном дереве кровати яркие разводы, делая его более подходящим к цветовой гамме покоев. Слезы скатились с уголков глаз, делая картинку чётче. Элен видела только сморщенную кожу руки, которой надзирательница, сидевшая рядом, то и дело поглаживала её по голове.***
Спустя пять дней — Господин, господин, — запыхавшийся целитель распахнул двери кабинета. — Беда! Он сделал ещё два шага, но резко выставленная рука охранника вышибла из него дух, заставив схватиться за грудь и отступить назад. Дрогон приподнял брови. Он скорее удивился, если бы сегодня все прошло спокойно. Отложив книгу, мужчина перевёл взгляд на лекаря. — Продолжай. — Я покинул город всего на ночь, набрать новых ингредиентов. А когда вернулся! Девчонка лихорадит, стопы в гнойных ранах, бредит! Людхен — это всё она! Пусть ей пусто будет! Точно говорю!.. Больше ведь не кому, — старик нервно теребил мочку уха, Дрогон непрерывно следил за его пальцами, с каждой секундой раздражаясь всё больше. — Я к ней пришёл. Говорю. Ты же под плаху меня подведёшь! Слова вырвались раньше, чем лекарь успел подумат. Он захлопнул рот, но было поздно. Тишина ледяным водопадом обрушилась на хрупкие плечи целителя. Дрогон поднялся из-за стола, скрип ножек кресла разрезал звенящее молчание. — Чего ты ожидал, когда бежал сюда? Что я одним прикосновением руки вылечу её? Или ты надеялся, что шея Людхен ляжет под топор, если аукцион провалится? Меня не волнует, какими способами, но ты подведёшь её к помосту в идеальном состоянии. У тебя день и две ночи. Дрогон кивком указал на выход. Лекарь, согнувшись ещё ниже, лепеча о прощении, побежал к девушке, не желая злить хозяина. Поджав губы, мужчина пальцами приказал охране следовать за ним. Хозяин аукционного дома спускался по пролетам лестниц всё ниже, запасаясь терпением. Он буквально чувствовал, как несчастная капля скатывается и, срываясь, падает в чашу под названием «выдержка». Мужчина хмыкнул, видимо такого драгоценного товара оставалось всё меньше, раз за весь путь в чаше прибавилось всего несколько капель. Он прекрасно понимал, что начнётся после предстоящего разговора, но и ничего не делать не мог. Состояние её фэа было слишком нестабильным. Чёрт. Дрогон отдал бы то малое, что у него имелось, лишь бы эта девчонка никогда не появлялась в здешних стенах. — После запрёте её в той самой башне. Мужчина застыл перед дверью, сам не заметив, как кисть, сжатая в кулак, врезалась в дерево. Слишком сильно. Слишком яростно. Но сейчас ему было абсолютно всё равно, он был готов задушить Людхен голыми руками. Не дождавшись ответа, Дрогон толкнул дверь. Карие глаза наткнулись на ничего не подозревающую жертву. Ему потребовался глубокий вдох, чтобы в ту же секунду не раздробить в порошок разум порядком надоевшей ему женщины. — Что происходит, Людхен? — О, господин, — надзирательница повернулась к нему, чуть склонив голову. Она никогда не боялась его достаточно сильно и не опускала подбородок как подобает. Дрогон прощал ей это, Людхен была и до него, и наверняка думала, что останется после. — Что-то случилось? Что заставило вас опуститься сюда? — уголок её губ дернулся в колкой усмешке. Конечно. Ведь первым же приказом мужчина переселил её в подземелья. Ниже прислуги. Ниже тех, кто не годился даже на слуг. — Уж не старый прохвост ли наговорил гадостей? Мужчина проигнорировал вопрос, сила, кипевшая внутри, обжигала кончики пальцев и рвалась наружу. Желала стать кипятком, обварившим Людхен с ног до головы. Шагнув вперёд, он бросил мимолётный взгляд на письменный стол. Дрогон знал, надзирательница стерпела, но не простила. А ещё Дрогон прекрасно знал, что Людхен переживёт понижение так же молча, как до этого проглотила запрет на любую переписку. Некогда блистательная управляющая богатейшим борделем оказалась вынуждена дрессировать своих подопечных. Всё на благо дела. За пять лет её услуги стали стоить в пять раз дешевле, а прибыль выросла в семь раз, как и влияние хозяина аукционного дома. — Когда ты решила, что можешь нарушать мои приказы? — Господин Дрогон, я служу общему делу. Все девушки будут выдрессированы. — Помнишь Аэлинду? Ответственная за отбор слуг, ведущая учёт всех доходов и расходов. Лучшие глаза и уши, не так ли? — Дрогон не без удовольствия заметил, как дернулся взор Людхен. Она в своих попытках подобраться к нему погубила стольких людей. Столько же его попыток потерпели крах. Иногда ему казалось, что эта женщина выкована из стали. — Письмо Аулинды, написаное не её почерком. Но она склонила перед ним голову в первый день, надеясь, что Дрогон подобен своим предшественникам. — К тому же, ты проявляешь чрезмерную ревностность в отношении некоторых, — продолжил он, легко пожав плечами. В тот дождливый вечер, когда Людхен пустила его за порог, она своими руками подписала этому месту смертный приговор. — Все рабыни находятся в равных условиях. За проступком всегда следует наказание. Что же касается этого… — старуха брезгливо сморщилась и покрутила кистью с зажатым в ней пером, в попытке подобрать слова, более полно описывающие её чувства, — …ведьмовского выродка. Даже моей выдержки не хватит, чтобы подготовить её к ближайшему аукциону. Да и её здоровья, боюсь, тоже. Она в крайне плачевном состоянии. А некачественный товар запятнает славное имя. Господин Дрогон, возможно ли отложить её продажу? Он приблизился. Лёгкая, торжествующая усмешка стала последним гвоздем в крышку гроба терпения женщины. Их разделяло неприлично маленькое расстояние. Дрогон чувствовал, как ярость, с трудом сдерживаемая Людхен, покалывала кожу. — Людхен. Этот дом держится только на стальной выдержке. Так прояви её. Мы не можем допустить потери такого ценного… — он усмехнулся, — надзирателя. Кому, как не тебе, знать, что происходит с теми, кого ты ведешь на смерть. Впервые за много лет мужчина наблюдал, как идеальная выдержка старухи треснула. Её щеки покрылись красными пятнами гнева. Дрогон опустил взгляд на перо. Окажись сейчас он на его месте, женщина с легкостью переломила бы ему шею. — Я всегда следую правилам, — отчеканила женщина, гордо вздернув подбородок. — Не их ли ты прописывала в письмах? Не ими ли ты угрожала слугам? — он сделал шаг вперед. Спорить с Людхен было равносильно тому, как если бы он окунулся в пламя с головой. Дрогон давно выстроил мощные стены в разуме, вышколил свои мысли. — Не про правила ли ты рассказывала тем, кого отправляла меня убить? Ещё шаг. — Что ты обещала тем, кого отправляла донести об аукционном доме? Между ними оставалось пару дюймов, Дрогон слышал, как трепещет старое сердце. — Гордыня душит настолько сильно, что ты готова рискнуть своей жизнью, лишь бы увидеть меня на виселице? Перо в руке жалобно хрустнуло и свалилось на пол, выражение лица Людхен позволяло читать её мысли, как вывеску таверны по соседству. Дрогон усмехнулся. Но усмешка не тронула холодных карих глаз. Женщине ничего бы не стоило придушить мужчину прямо здесь, если бы не одно «но». Надзирательница понимала, лучше всех понимала, что её руки не успеют даже коснуться его шеи. Она своими глазами десятки раз видела этих несчастных. — Думаете, я так глупа? Всё, чего вы хотите — уничтожить это место. — А у тебя ведь почти получилось. Если бы охрана была также наивна, как те дурачки, которым ты обещала золотые горы после моей смерти… — мужчина покачал головой. — Но охранники предпочли получить эти горы, не дожидаясь чьей-то смерти. — Ты, как змея, прополз в мой дом. Сменил всех слуг и все порядки, унизил меня... думал, после этого я буду благодарна? — Но ведь это ты открыла мне дверь. Ведь это ты отравила предыдущего главу борделя, услышав сладкую песнь о таланте и немыслимых богатствах, о статусе главы великой империи. Никто никогда не говорил, что главой станешь ты. Я выполнил все свои обещания. — Никто не уходит от меня безнаказанным, — вложив всю ненависть, весь яд, расплавлявший всё у неё внутри, Людхен почти потянулась к нему. Лишь в последний момент успев одернуть себя. — Тебе конец. Проклятье ударилось в спину хозяина аукционного дома, и оно не стало открытием. — Да-да, — коротко кивнул мужчина. — Встретимся в пламени Удуна. Выйдя из «покоев» бывшей главы борделя, с ловкостью манипулировавшей предыдущими владельцами, Дрогон кивком отдал приказ схватить ведьму. Её время ещё не пришло. Поднявшись на первый этаж, мужчина, вопреки привычному маршруту, свернул вправо и, протиснувшись через узкий проход, оказался на улице. Глубоко вздохнув, Дрогон запрокинул голову. Такие редкие закатные лучи разрезали небо и окрашивали в алый уплывающие тучи. Земля под ботинками привычно хлюпала, не в состоянии впитать количество воды, ежедневно выливающееся на неё. Свежий воздух, казалось, покрыл инеем легкие. Мужчина вдохнул ещё раз в надежде, что отрезвляющий холод по крови доберется до мозга. Амбарато знал, кого посылать в эту клоаку разврата и похоти. Список дел стремительно сокращался. Оставалось самое главное — отрубить разом восемь голов змею.***
Август, 826 год, Лауриэн
Аркуэнон свернул свиток и с опасением посмотрев на Лотанариэ. Солнце освещало их покои, патокой разливаясь по стенам. Но оно уже давно не радовало его возлюбленную. Нимфа сидела в кресле, искусная паутина шали укрывала хрупкие плечи. Она и сама стала хрупкой. Тончайшее стекло. Неосторожный порыв ветра — рассыплется. Постаревшая за день. Их обоих в тот день убили. Распороли живот и вырвали внутренности, вытащив с ними фэа. А затем бросили, приказав продолжать жить. Так поразительно. Сердце билось, разгоняя кровь по сосудам, внутри пустота, засасывающий вакуум. Живые мертвецы, застрявшие между мирами. Так сказала Лоти. И была абсолютно права. — Настоятельница монастыря пишет, что примет Элен в их скромную обитель сразу, как только мы дадим согласие, — король неверяще откинул бумагу на стол, будто вся мерзость ситуации даже через чернила могла коснуться его. Но она уже давно прилипла к нему, только нолдо об этом пока не догадывался. — И что ты собираешься делать? Аркуэнон спрашивал, старательно контролируя уровень гнева в голосе. Это стало для него нормой. Выверять наполнение каждого звука, вылетающего изо рта в присутствии Лотанариэ. Спустя столько лет даже не требовало усилий. Они кардинально поменялись ролями после того дня. Лотанариэ перестала притворяться, держать лицо, стоило им остаться наедине. Аркуэнон же напротив, закрылся, задвинул все мысли, воспоминания… задвинул всё, абсолютно всё. И запер. Так глубоко, как только смог. Потому что их семья трещала по частям, разваливалась, как лишенное почвы дерево. Он знал, как только окружающая стая шакалов заметит — их разорвут на куски. Первостепенной задачей стало отсрочить этот момент. — Адресуешь вопрос мне? — с издевкой ответила нимфа. — Кому же ещё? Ты знаешь мою позицию. Я категорически против, — злость, как сбежавшее молоко, перелилась через край его терпения. Аркуэнон медленно выдохнул, стараясь держать себя в руках. Всё равно звучал слишком жестко. — Сейчас крайне неспокойная обстановка. Мы не имеем права отправлять её так далеко. Я бы согласился, будь это безопасное, тайное место. — Для неё будет лучше уехать. Как можно дальше. Этот замок пропитался смертью, — уже без издевки прошептала Лотанариэ, но было в её голосе что-то ещё. Смесь горечи и грусти, которую нолдо ошибочно отнес к последним словам. Он в последнее время часто ошибался. Аркуэнон развел руками. Всё, о чем говорила Амафея сбывалось с ужасающей точностью. — В таком случае, стоит известить их о твоём решении. — В этом нет нужны, сестры уже прибыли. Мужчина подавился воздухом, сердце стало биться с утроенной силой, вбивая панику в каждую клеточку тела. Времени у него оставалось меньше, чем он надеялся. Аркуэнон пытался поддерживать любимую, но Лотанариэ стала настолько подозрительной, что терпеть это не представлялось возможным. Бросив неосторожный взгляд на тумбу, в одном из шкафчиков которой хранились настойки, он мысленно вернулся в прошлый год, когда всё началось. Лотанариэ могла не спать неделю и больше, нолдо отпаивал её теплым молоком с мёдом, неизменно раскладывал мяту на столике. Когда Аркуэнон выполнял многочисленные ритуалы, луна обычно подходила к середине небосвода. Уставшая после тяжелого дня, Лотанариэ, только задремав, внезапно проснулась и подскочила. Задыхаясь, нимфа растормошила его, спихнула с кровати и принялась стягивать простыни. Она переворачивала комнату вверх дном, бормоча что-то неразборчивое. Ни одна попытка успокоить любимую не увенчалась успехом. Тогда нолдо тайно обратился к целителям. Аркуэнон давал ей несколько настоек, конечно же незаметно. Количество их со временем, к сожалению, только росло. После крупной ссоры, произошедшей двумя неделями ранее, как раз из-за Элениэль, мужчина ловил на себе долгие взгляды не только жены, но и стражи. Выбираться из замка незамеченным становилось всё труднее. Единственная возможность помочь дочери сидела сейчас в храме Нимф, чинно пролистывая древние фолианты. — Когда они отбывают? — он давился безысходностью, она вгрызалась в кости, стирая их в порошок. Сил бороться оставалось всё меньше. При мысли, кому он противостоит, утекали последние остатки стойкости. Несмотря на всё, через что они прошли, он любил её. Это чувство, делавшее его слепым столько лет, вытряхнуло остатки его фэа. Лотанариэ впервые за утро повернулась к нему и всмотрелась в лицо. Аркуэнон не мог вспомнить, когда в последний раз угадывал, что означают её взгляды. Ни недоверие, ни злость, ни любовь. Отвратительно безэмоциональные. Однако вопрос простой, с чего бы ей на него не ответить? — На следующей неделе. Мужчина кивнул и приступил к другим бумагам. Где-то в дальнем уголке замка, брошенная и одинокая, сидела она. Его беззащитная русоволосая девочка. Кто бы что ни говорил ему про монстров и демонов, Аркуэнон сам видел настоящий цвет её глаз. Королева отвернулась, закрыв глаза. Усталость ломила плечи. Верные слуги рассказали ей неделю назад, что видели мужа с Амафеей. Это значило лишь одно — она больше не могла ему довериться и открыть то, что Элениэль отвезут к Златенике и Тому. Горечь притупила обиду и боль. Но где-то там, глубоко под ребрами, кололо каждый раз, когда Лоти смотрела в лицо того, кто вонзил ей в сердце отравленный нож. Нимфа ложилась в кровать и не смыкала глаз ночами в объятиях, превратившихся в пытку. Аркуэнон отобрал ту последнюю частичку, благодаря которой она дышала. Символично, ведь только благодаря ему она в безвозвратно ушедшей юности и выжила.***
826 год, монастырь
Редкие облака висели на кристально голубом небосводе, разбавляя пейзаж, который изо дня в день наблюдала Рейна. Старушка покрутила кистью. Погода портилась, суставы противно ныли. Это место всегда удивляло, несмотря на монотонные дни, незаметно перетекающие один в другой. Она провела здесь большую часть жизни и уже забыла, как звучало её имя. Настоящее имя. Синьагиль… Женщина приобняла себя, вдыхая сладкий запах цветов, растущих под окном. Лёгкая улыбка тронула её губы. Последний раз в это сочетание звуков любовь вложили уста отца. Спустя столько лет Люция перестала трогать её, хотя поначалу приходилось нелегко, как и всем здесь. Нимфа далеко не сразу смирилась с исчезновением длинных локонов, суровыми нравами и строгими порядками. Прошло пол века, век, она остыла к мирскому. Шли столетия, и события прошлого перестали тяжелой печалью сковывать сердце. Послушницы сменялись, не желая терять личность. Это место было особенным. Оно не терпело чужаков. Жить здесь означало слиться с окружающим миром. Раствориться в природе. То, чего добилась Анкалимэ. Чего смогла бы добиться и сама Рейна. Отложив ножницы, старушка оглядела свою работу, мягко проведя кончиками пальцев по лепесткам пионов и теперь уже ровным кустам самшита. Предстоящая встреча с матерью не могла не пугать. Воспоминания, как заскучавшие ищейки накидывались с новой силой каждый раз, когда Рейна слышала обрывки фраз о ней. При каждом следующем упоминании они кусали всё больней, как будто стремились разорвать в клочья её сердце. Женщина знала, что не переживет ещё одной встречи с ней. Не после того, что её собственная мать сотворила с ней. Хуже было только то, что эта нимфа собиралась сделать с Элениэль. Вздохнув, Рейна поднялась, игнорируя хруст в коленках и боль в пояснице. Сначала она восприняла своё наказание с гордостью. Тому, кто с рождения обречён жить и умереть вечно молодым, не понять, каково это — знать, что завтра ты уже не будешь прежним. Спустя десятки лет, когда появились первые морщины, Рейна поняла, чего на самом деле лишила её мать. Вместе с силами уходила и молодость. Если бы у неё была возможность вернуться в прошлое, в тот самый день... Она бы ещё раз сбежала отсюда с Рогиром и вступилась за сестру. Рейна помнила тот день, как сейчас, когда выплюнула своё имя как ругательство и бросила под ноги матери. Помнила, как единственная встала на сторону Лотанариэ, не позволив забрать её последнюю дочь. Как второй и последний раз в жизни использовала силу против матери. Все ужасные проклятия, каждый слог, цепкие руки, движения пальцев нимфы. Она запомнила всё до последней мелочи. В тот день, в своем желании наказать её, мать лишила сил и долголетия нимф. То, что должно было произойти с Элениэль, случилось с Синьагиль. Амафея отобрала у неё имя, силы и, сама того не ведая, жизнь. Уже во второй раз. Летний ветер трепал её юбку, поднимая песок с дорожек. Проказник омывал щеки теплом, забирался в мешок, вытягивая за собой срезанные листья. Старушка улыбнулась погожему деньку. Она вставала намного раньше послушниц и заканчивала всю свою работу ещё до завтрака. Разговоры с племянницей после утренней службы уже вошли в привычку. Рейна видела, как измывались над девушкой остальные, но Люция и слышать ничего не желала. Если бы она только могла повлиять, возможно всем в этом монастыре стало бы… Женщина подняла взгляд и почувствовала, будто кто-то подцепил крюк в районе рёбер и выдернул все внутренности. Листва и ветки высыпались на дорожку. Рейна не заметила, как у неё затряслись руки, она не могла вдохнуть. Словно за один взмах ресниц из неё выкачали весь кислород. Связки не иначе как парализовало, потому что женщина не понимала, как до сих пор не слышала своего крика. Это было ещё хуже, потому что ужас не вылетал со звуком голоса наружу. Он оставался внутри, растекаясь вместе с кровью, отравляя своим ядом каждый уголок естества. Кто-то толкнул её в плечо, потому что Рейна пошатнулась и отступила. Все бежали кланяться, и только она одна оставалась прикованной к этому месту. — Пошевеливайся! — прошипела проходящая мимо монахиня. Женщина не могла сделать и шага. Она просто не чувствовала ног. Амафея. Выглядела точно так же, как её запомнила в ночных кошмарах Рейна. Даже лучше. Нанесла украшающие чары. Усмешка наверняка тронула бы морщинистые губы, если бы женщина не была в таком шоке. Сверкающие украшения, уверенная походка. Издёвка. Люция вышла из корпуса, едва не срываясь на бег. Даже в таком волнительном состоянии она успела отметить, что клумбы подстрижены идеально. Мысленно сверив список приготовлений, поставила последнюю галочку напротив цветов. Настоятельница ожидала поставить ещё одну напротив пункта, в котором все должны выстроиться и подобающе встретить гостью. Но старуха застряла посреди дороги, в одно мгновение отупев. Люция недовольно фыркнула, отчитывать дочь на глазах у матери — не лучшая идея. Она обошла женщину и всмотрелась в лицо. — Приди в себя, — нахмурившись, она с размаху ударила её по щеке. — Немедленно в строй. Живо! Люция вцепилась в запястье старухи и поволокла за собой. Она успела впихнуть Рейну в последний ряд, ровно за миг до того, как взгляд главной нимфы Линдора прошёлся по настоятельнице. Амафея прошла мимо их ряда и не заметила среди высоких девиц свою сгорбившуюся дочь. Все расходились, кто-то вслед за нимфой, кто-то на работу. Рейна так и осталась стоять посреди поляны, бездумно рассматривая морщинки на ладони. Полнейший вакуум внутри черепа сменился кошмарами, как по щелчку развернувшимися в полную силу. Она вновь и вновь проживала эти минуты, за которые мать высасывала из неё силу. И они снова казались ей вечностью. Сила Амафеи лишь слегка мазнула по ней, как шлейф духов. Это хватило, чтобы Рейна вспомнила, как эта сила разрывала фэа, а затем грубо склеивала. — Госпожа Рейна, прошу, помогите! — резкий окрик выдернул женщину из пучины чувств. — Там Элениэль! Ей плохо! Лес, он… Старушка спохватилась и, подобрав юбку, поспешила к Айрис. Хотя Айрис понимала, что Рейна не лучшая кандидатура, но она стояла ближе всех. — Давайте, нужно скорее вытащить её! — Что с ней случилось? Рейна начала наклоняться к лежащей без сознания принцессе, и толпа мурашек пронеслась от предплечий до позвоночника. Воздух стал тяжелее. Если бы у неё остались силы, она бы увидела, как тени из леса тянули к ней свои лапы. — Не знаю, болезная очень. Иду, оборачиваюсь, а она рухнула уже. Несли девушку в лазарет в полном молчании. Рейна уложила племянницу на кровать, хотела уйти, но задержалась, помогая обработать раны. Невооруженным глазом было видно, что синяков и шрамов на теле стало в разы больше. Женщина с сожалением прикладывала свежие тряпицы на кровящие порезы. Рейна до сих пор не знала, что ужаснее: то, что сотворила с послушницами Элениэль, или то, какую цену она уплатила за свою месть. После того случая монахиня боялась подходить в церкви к принцессе, но, переступив через страх, всё же заговорила. Когда девушка открыла свою историю… Старушка коснулась рукой лба, стирая пот. Больше помощи целительнице не требовалось, поэтому Рейна поспешила в свою комнатушку. Она встретила её также внезапно, едва успев сделать два шага по тропинке, ведущей к женскому корпусу. Амафея шла в окружении слуг, солнце, будто её покорный слуга, разлеталось зайчиками по поляне, отражаясь в бесчисленных украшениях. Они встретились взглядами, и в этот раз Рейна не собиралась проигрывать. Пусть её руки тряслись, а горло сжималось, не давая вдохнуть. Пусть. В этот раз она наступит своим страхам на глотки. Амафея застыла, так и не сделав следующий шаг. Маска треснула. Шок, неверие и ужас отразились под палящими лучами также ясно, как камни в платье. Конечно же, мать моментально взяла себя в руки. Рейна удивилась бы, если бы она не смогла. Вокруг стояла поразительная тишина. Слуги боялись шелохнуться. Ветер усилился, поднимая в воздух пыль, разрезая пространство между ними, играясь юбками. Амафея не сводила с дочери глаз. — Пришла за новой жертвой? Мысли вырывались настолько дерзким тоном, чтобы у матери не осталось сомнений — это оскорбление. Рейна на миг порадовалась, что мать перешла на осанвэ, вслух женщина никогда бы на такое не осмелилась. Нимфа едва заметно дёрнулась, как будто от невидимой пощечины. Гордо подняв подбородок и окинув дочь взглядом, уравнивающим её с пылью под ногами, нимфа пошла вперёд, жестом оставив слуг позади. — Нравится творение? Сколько лет прибавилось за счет фэа дочки? Рейна спрятала руки за спиной, сцепив побелевшие пальцы в замок. Амафея подошла достаточно близко, между ними оставалась пара дюймов. — Ты перестала быть моей семьей, когда плюнула в лицо и ушла к отцу, — златовласая красавица приблизилась почти вплотную. — И перестала быть моей дочерью в тот день в храме. Сердце Рейны забилось быстрее, усердно отправляя новую порцию боли всему организму. Послушница чувствовала, что ещё чуть-чуть, и оно разорвется, залив всё кровью изнутри. — Всё ещё «защищаешь» семью, убивая её членов? Дерзость, срываясь с цепи, превращалась в чистый яд, и Рейна вполне могла достать до цели, если бы кожа матери не соревновалась по прочности с драконьей чешуёй. — Ты могла бы царствовать, твой дар… — Амафея качнула головой, — Все народы Линдора склонились бы у твоих ног. И что выбрала ты? Оборванца и предателя-отца? Посмотри, где ты сейчас и во что превратилась, — презрительно скривилась нимфа, с ног до головы осмотрев дочь. — Как же омерзительно, до сих пор прикрываешь жажду власти заботой о близких. Златовласая красавица склонила голову набок, и снисходительная улыбка украсила её лицо. — Не храбрись, страх слышно за милю. Я вижу твои воспоминания. Стоило Амафее проникнуть чуть глубже поверхностных мыслей, как та моментально сдалась. Осанвэ матери ощущалось липкими удушливыми щупальцами. Рейна отшатнулась, рвано вдохнув. — Убирайся с глаз моих, больше ты не помешаешь моим планам. Глава храма нимф бросила этот приказ, уже обойдя дочь. Он достиг её хлыстом в спину. Запас храбрости иссяк, воспоминания, подернутые матерью, взяли реванш. Рейне хотелось думать, что в ней больше стойкости, чем было на самом деле.Вечер перед казнью
Элениэль вышла на поляну, встречая настороженный взгляд Айрис. Но целительница не выглядела удивленной. Шатенка показательно задержала взгляд на мокрой одежде принцессы. Нэллет проигнорировала молчаливый вопрос, подняв корзинку, наполнившуюся травами и направилась к монастырю. — Будь осторожнее, лишн… — Ты поможешь мне, — прервала эллет целительницу, не желая слушать бред. Завтра её собираются убить, а Айрис предлагает ей быть осторожнее… просто уму непостижимо. — Приведи Герольда. Пришла пора вернуть должок. — Что придумала твоя полуседая головешка? Очередную глупость? — Айрис попыталась схватить девушку за запястье, но та увернулась. — Я попрошу аудиенции у Амафеи. — Моргот меня раздери… Подожди, — целительница всплеснула руками. — Погоди же! — женщина схватила нэллет за плечо, разворачивая к себе. — Хочешь испортить обряд? Хочешь оставить этого демона жить? Так быстро решилась, царевна? — Я… — Элен встретила её взор, и уверенность сменилась растерянностью. — Я не знаю. — Бросишь нас всех в кострище, чтобы выйти не опалённой из адского пламени? — Айрис сильнее сжала её руку, требуя ответа. — Готова оставшиеся лета нести груз из невинных душ? — Если предсказания Амафеи сбываются, то у неё все рано ничего не выйдет, — нэллет выдернула руку, нахмурившись, и развернулась. — Не думала, что у неё ничего не выйдет, потому что ты решилась на сделку с чёртом? Ведьма чувствовала, как кусала пятки сила Хозяина Леса, как ластились к нему лесавки, готовые растерзать по мановению руки. Отчаяние стягивало связки, но Айрис не могла молчать. — Просто принеси камень. Амафея вместе с Люцией закончили читать молитву, и храм погрузился одинокую тишину. Последние свечи давно погасли, служба закончилась, лишь две одиноких фэа шептали в наполняющем помещение сумраке. Несмотря на одинаковые слова, цели молитв у них были диаметрально противоположные. До сегодняшнего дня большинство желаний настоятельницы сбывались. Возможно, если бы она знала, чем закончится очередная просьба, изменила бы решение. Златовласая красавица поднялась с колен. Столько событий она смогла пережить... Нимфа надеялась, что сможет увидеть рассвет хотя бы ещё один раз. Она вгляделась в изображения Валар, поддерживающие хлипкую уверенность. — Благодарю, Ваша Светлость, за удостоенную честь, — в тысячный раз прошептала настоятельница, склонив голову. Амафея жестом ладони остановила речь Люции. — Можете идти. — Да освятит Эру ваш путь. Настоятельница поклонилась и закрыла за собой дверь. Айрис осторожно коснулась пальцев монахини, стараясь не напугать, но всё равно в ответ получила злой взгляд. — Она просит аудиенции, — шатенка склонилась ближе, переходя на едва различимый шепот. — Есть шанс. Люция повела целительницу за собой. Она едва могла сдержать злость. — Амафея не согласится, а даже если случится чудо, реликвию охраняют её слуги. — У нас есть та, кого точно пропустят в покои. — Пробуй, — настоятельница сцепила руки и, поджав губы, уверенным шагом двинулась дальше, оставляя Айрис в одиночестве. Под стрекот сверчков шатенка отправилась, как ей казалось, на верную смерть. Женщине больше всего на свете хотелось схватить Полдона и сбежать. Все чувства обострились и в унисон кричали ей — беги. Здравый смысл вынуждал её делать шаг за шагом, приближая неотвратимое. Коротко выдохнув, Айрис распахнула двери. Элениэль сидела на кровати, в сотый раз расправляя складки простыни. Двое нимф, прибывших с бабушкой, не сводили с неё глаз. Из мужской части монастыря двое расположились в других углах комнаты, ещё двое стояли снаружи. Короткий стук в дверь пронзил тишину, и нэллет не заметила, как дыхание передернуло. Всё внутри сжалось, когда взгляд фиалковых глаз упал на вошедших. Как бы девушка себя не успокаивала, мысли, как загнанные лошади, бегущие по кругу, возвращались к одному и тому же. Смерти. Её трясло. Охранники предупредительно оттолкнулись от стен, сменив объект внимания. — Она со мной, — с момента ухода Айрис прошло не больше получаса, и для целительницы обстановка никак не изменилась. — Её уже проверили ваши остолопы за дверью. Мужчины проигнорировали целительницу и вновь осмотрели вторую посетительницу. — Амафея отказала, — в голубых глазах главы лазарета не было и капли сочувствия. Сердце Элен рухнуло вниз, забирая всё с собой. Эффект этих слов был сопоставим с тем, если бы девушку столкнули со скалы в бездонную пропасть. Без шанса на спасение. Мнимое спокойствие, созданное силой Хозяина Леса, ушло. Девушка сжала зубы, от усилившейся дрожи уже болели мышцы. — Хорошо, л-ладно, — произнесла Элениэль это так, будто кто-то ожидал ответа. Жалкую попытку самоуспокоения услышал бы и слепой. — А… а, а про второй вопрос? — Никто не покинет монастырь. Церемония пройдет в полном составе. Элениэль провела ладонями по лицу. Затем ещё раз. — Просто поразительно, — у неё вырвался смешок. — Она собирается совершить коллективное самоубийство. Слова повисли в воздухе, и никто не набрался смелости смыть привкус безысходности, пропитавшей воздух. Элен подошла к окну, скрестив руки и вцепившись пальцами в плечи. — Хотя бы вы, — обратилась нэллет к охранникам. — Здесь же дети! Вывезите их. — Если на то воля Валар, мы встанем плечом к плечу. Перед злом все возрасты равны. Рейна положила морщинистую ладонь на плечо племянницы. — Посмотри, что сделала со мной мать, когда я встала на защиту сестры, — старушка горько улыбнулась, а затем заключила Элен в объятия. — Цель оправдывает средства, не так ли? Айрис остановила встревожившихся охранников. Рейна взяла нэллет за руки, отойдя на шаг назад. — Ты хочешь, чтобы я передала твою просьбу? Нэллет кивнула, и осознание упало тяжёлым камнем, за верёвку подвешенным к шее, вырвав шейные позвонки. Также внезапно, без предупреждения, и смертельно опасно. — Завтра твои мучения закончатся, — Рейна еще раз обняла её и шепнула. — Мама любит тебя. — Ч-что? Старушку силой оторвали от эллет, в глазах у пожилой монахини стояли слёзы. Их разговоры в храме обо всём и ни о чём подошли к концу, а женщина так и не сказала самого главного. Этот монастырь перемолол принцессу, как поступал со всеми, кто попадал сюда. Рейна сомневалась, заслуживает ли Элениэль права на жизнь, после того, что сотворила. Нужна ли ей такая жизнь. Ещё больше Рейна сомневалась в том, есть ли у неё право принимать такие решения. Но сейчас, стоя здесь, монахиня знала, как поступит. И, видимо, ей суждено всё время делать выбор не в пользу матери. — Стойте, подождите. Твоё имя. Какое твоё настоящее имя? Элен протянула руки вперёд в попытке остановить мужчин, но её грубо отпихнули. Это произошло снова. У неё опять отбирают близких по её же вине. — Синьагиль, — сестра королевы Лотанариэ улыбнулась племяннице в последний раз, прежде чем её выпихнули за пределы комнаты. Стоя перед закрытой дверью, Рейна стёрла слезы. Впервые за долгое время ей легче дышалось. Утекающее сквозь пальцы время больше не мучило её. Она с улыбкой отправилась дорогой, ведущей в один конец. — П-подождите! Остановитесь, кто-нибудь, верните её, прошу! Я… мне ещё, — голос предательски сел, Элен умывалась слезами, потому что последний человек, которого она хотела втягивать в это, была милая старушка, всегда ощущавшаяся здесь лишней. Как неправильный тон завершающего мазка на картине, мешающий поставить штамп. Принцесса надеялась, что Айрис передаст условие Элениэль Хозяину Леса, и он пропустит Рейну и детей через свои владения. — Ещё кое-что нужно передать. Останься они наедине с Амафеей, не было бы никакого выбора. Уже за те два года, проведенные в храме бабушки. За то, что обеспечила ей прекрасный месяц в столь уединенном месте. За то, что разрушила их семью. За Исиль. Элениэль без сожалений отдала бы все камни эльфов, а потом лично спустила бы всех лесавок на бабку. — Прекрати! Успокойся! — монах выставил руку вперёд, преграждая путь. — Даже не надейся что-то придумать, глава храма нимф разберётся с тобой уже через несколько часов. Но, конечно, никакого легкого пути не существовало. Амафея пресекла его в зародыше. Глупо было надеяться, что она не использует все доступные ресурсы для достижения цели. — Да нет же, она… — эллет зажала рот ладонью, боясь, что, если подступившаяся истерика возьмет верх, конец придет до того, как всё начнется. — Молчать, очни…сь, проснись! — Дрогон безуспешно тормошил девушку уже несколько минут. Слуги уже стояли за дверью, готовые по щелчку пальцев привести в порядок главный экземпляр. Привычка проверять мысли окружающих затянула главу аукционного дома в воспоминания принцессы. — Влейте ей зелье, пока не сообразила. Мужчина, сменивший обсидиановый камзол на более вычурный наряд, коротким стуком отдал приказ. — Просыпайся. Аукцион начинается.