Парализованное сердце

Её соседка слева, белокурая курносая красотка, постоянно кидает на неё странные взгляды, с одной стороны заинтересованные, а с другой — такие же презрительные, как и у других. Интересно, что будет, когда все узнают, что она инвалид. Ещё большее отвращение? Жалость? Уж лучше первое. То, как на неё смотрят, свидетельствует о том, что её соседка — либо дочь директора (ну или одного из учителей или прочих верхушек), либо самая популярная девушка класса. Помимо выдающейся внешности (хотя сама Джейд не находит в ней ничего примечательного, кроме ярких зорких глаз и неестественно белых волос), ничего такого. Значит, завоевала доверие и уважение долгим и упорным трудом. Она не хочет думать ни о чем плохом, но не по своей воле прыскает. Все сразу замолкают, Джейд сжимает со скрипом зубы, потому что теперь уж точно все взгляды направлены на неё. Неужели тут нельзя издать лишний звук, чтобы на тебя не посмотрели? — Мисс… Хавлетт, — быстро взглянув на папку с её данными, учитель пронзительно смотрит на неё как орёл, — может, вы объясните, почему Вам так смешно? — Хоулетт, — закрыв глаза на секунду, поправляет его девушка. Она не хочет думать, почему мужчина вдруг так делает. Проскакивает мысль, что он откуда-то из Европы. — А почему я довольно тихо засмеялась, Вас волновать не должно, — вот чёрт! Она не должна была этого произносить! Снова нагрубила. Джейд мысленно довольно сильно себя пинает. — На первый раз, так и быть, — мужчина говорит так тихо, но в кабинете все молчат, поэтому шепот его разносится повсюду; Джейд руку даёт на отсечение: его голос слышат в соседних помещениях, — я Вас прощу. Но Вы должны запомнить: в старшей школе Мидтауна к людям, старше Вас, относятся с уважением! — сухой палец, похожий на ветку очень старого дерева, оттопыривается перпендикулярно полу, и Джейд уверена: в эту секунду учитель чувствует себя Йодой. А вообще какого хрена этот мужик себе позволяет? Неужели правильно прочитать фамилию нельзя? Следующие три урока проходят более спокойно, никто из учителей пока не придирается к Хоулетт, а фамилию произносят правильно либо вообще её не произносят. От белокурой (несмотря на то что она знает её имя, продолжает звать именно так) Джейд избавилась уже после первого звонка. Та, видимо, пошла на другое занятие (либо на повышенный курс, куда уж там Джейд до неё). В каждой группе она слышит перешептывания; несомненно, говорят о ней. Пару раз она цепляет свою фамилию, недовольные взгляды в её сторону и ехидные замечания, но ей, в общем-то, плевать. — Наверное, познакомиться никто не решится, — бубнит Джейд, думая про себя, что это очень даже хорошо; и лучше бы она этого не говорила. Обратившись к ней не иначе как «новенькая», её за руку уже тащит куда-то высокая худая девушка. Вытаращенные глаза, и без того большие, кажется, просто не помещаются на её лице. Насилу усаженная на третью парту прямо за этой девчонкой, Хоулетт начинает нервничать. — Я Лиз, — смугляночка (Джейд довольно ухмыляется, глядя на её неестественно загорелую кожу) протягивает свою ну уж слишком худую руку, звеня тонкими браслетами, машет перед её лицом и показывает в сторону доски. — Ты Джейд, да? Такое необычное имя! Не то чтобы прям вообще редкое, но я ни разу не встречала людей с таким именем. А оно вообще женское? — Джейд еле понимает о чём речь: настолько быстро говорила её новая подруга, что разобрать было очень сложно. — Определённо, — ей даже сначала совестно становится, что девушка решилась подойти к ней, заговорить и вообще расспросить, а она ответила одним словом, отрубив всё по корень, да и сама Лиз тут же недовольно морщит носик, но сама себя одёргивает: — Да что ж это я! Ты, наверное, совсем тут ничего не знаешь! Не волнуйся, мистер Уильямс часто опаздывает, да и вообще на его уроках можно хорошенько выспаться, так что я тебе всё объясню, — может, та белокурая была популярной в своей группе и среди тех, кто её знает, но здесь и сейчас звездой класса была эта Лиз. Джейд смотрит на её лицо, поражаясь количеству косметики. Девушка, подобно ищейке, поводит носиком, морщится, оглядываясь на всех, а потом с довольной улыбкой поворачивается к Хоулетт. Она либо Шерлок Холмс, либо ну очень хочет произвести на Джейд впечатление. Быть в центре всех сплетен, а большую часть создавать самой — занятие нелегкое, но классное (в какой-то степени). Вытянутое загорелое лицо в прямом смысле притягивает все взгляды, и Хоулетт, привыкшая придумывать параллели, тут же ставит напротив Гвен Стейси, ангельской внешности девушки, эту тараторящую сплетницу. И Лиз, несомненно, вырывается вперёд. — Та-ак, ладно, — тянет Джейд, — расскажи о классе. Не по своей воле говорит коротко и мало, что её немного смущает, хотя, с другой стороны она поступает и правильно: ни к чему почти незнакомым людям знать о ней что-либо, помимо имени и фамилии. Да и странно было бы, если бы Джейд начала рассказывать о себе всё без утайки, ведь, конечно же, всё рассказанное тут же разлетелось бы по школе. — Ладно, слушай, — Лиз Аллен, до невозможности круто качнув головой, убирает светлые волосы назад и начинает: — Этот класс не то чтобы дружный, но в случае чего мы друг за друга горой. Но есть правила, действующие везде: на первых партах ошиваются в основном ботаны, вот здесь, — она разводит руками, как бы обхватывая пространство вторых и третьих парт по всему классу, — не то чтобы задроты, но и не идиоты. Репутацию поддерживать же надо? — ослепительно улыбаясь, словно она на показе, Лиз щелкает пальцами и показывает на последние парты. — Ну а там весь остальной сброд. Как только Аллен начала свой рассказ, при слове «ботаны» с первых парт к ней поворачиваются все вышеназванные, с интересом поглядывая на новенькую. Потеряв этот самый интерес, возвращаются к своим делам. Тучный высокий афроамериканец, рассматривая Джейд, безразлично отворачивается, но она видит, как он наклоняется к маленькому худому парню (который даже не повернулся), что-то шепча ему на ухо. — О'кей, — кивает Хоулетт, — что за ботаны? Конкретнее давай, — её взгляд прикован к тому парню; в ответ на короткую фразу брюнета он даже не двинулся, лишь сухо кивнул и снова погрузился в свои размышления. Какой-то он странный. Мешковатая толстовка, больше него самого в несколько раз, удивительно, как он ещё не выскользнул оттуда. Тёмные кудри разбросаны по голове, лезут в глаза и парень постоянно от них отмахивается. Джейд поворачивает голову и так и сяк и понимает, что сзади его можно спутать с девчонкой. — Так, кто именно тебя интересует? — Лиз хитро хихикает и поочерёдно смотрит на каждого из парней. — Браун или Паркер? Как по мне, Паркер слишком уж… умный. До мозга костей, к тому же, он выскочка, а это не круто, Джейд, не круто. Наш Брауни милашка, но похож на амёбу. Джонас, — паренёк (ещё более худой, чем тот задумчивый) у окна, неотрывно смотрящий на Аллен, смущенно отводит взгляд, когда встречается с голубыми глазками девушки, — ну ты сама только что видела, — подводит итог Лиз. — Он вообще не для этого мира, такой весь необычный, фриканутый. Лиз закатывает глаза, взмахивая ладонями и отклоняясь назад, быстро смотрит на задние парты, где сидят почти все парни класса, мимолетно хмурится и что-то бормочет, Джейд успевает только вырвать пару слов. «Опять эта Стейси». Но её здесь не было. Джейд с интересом вслушивается в разговоры задних парт и действительно улавливает пару раз имя той девушки. И снова возвращается к своей параллели, окончательно утверждая Аллен в пару Гвен. Было бы интересно посмотреть, как эти двое уживаются на одном уроке. — А во-он тот кто? — она указывает подбородком на отстранённого парня, делая как можно более холодный взгляд. Она ведь просто интересуется классом, не более. — Паркер? — с первой парты наклоняется девчонка, отчасти напоминающая Аллен: та же прическа (ровно подстриженные выше плеч волосы, только не светлые, а угольно-чёрные), подведённые глаза и манера говорить чересчур быстро. Это была та самая сеньора, которая провожала её до библиотеки вчера. — Ой… Да он ботаник знатный, — девушка почти ложится на парту, Хоулетт тут же хочется её спихнуть, даже несмотря на то, что легла та на парту Аллен, а не на Джейд. Она сидит на первой парте, но ботаном её Лиз не назвала. Значит, она либо из её свиты, либо ботан-элита. — И в чём же он лучший? — как будто с вызовом спрашивает Джейд. — Во всём, — чуть приспустив большие очки к кончику носа, девушка проницательно смотрит серыми глазами на Хоулетт. А говорит так, словно рассказывает о себе, ни капли не сомневаясь, уверенно и чётко. Девушка не вызывает ничего, кроме полного безразличия. Джейд пристально вглядывается в её лицо, но ничего примечательного не находит. У Стейси были невероятные волосы, у Аллен кукольное лицо, а у этой… Джейд опускает голову, и девушки, будто позабыв о ней, звонко о чём-то щебечут, видимо, обсуждая класс. Чем ещё можно заняться на уроке, пока нет учителя? Мистер Уильямс, как и обещала Лиз, опаздывает почти на пол урока; врывается в помещение, не замеченный никем, сразу скрывается за большими стопками бумаг, которые он же и принёс. Никто из учеников, не считая саму Джейд и кого-то из сидящих на первых партах, ни на секунду не прерывается, словно это не учитель зашёл, а ещё один ученик, да и тот, она уверена, привлек бы больше внимания. Аллен и Бинг (Джейд наконец узнает, как зовут ещё одну сплетницу) воркуют о чем-то своём, явно не замечая больше новенькую. Хорошо же здесь идёт урок истории. А Хоулетт теперь может рассмотреть класс без зазрения совести, ведь каждый увлечен чем-то своим, на неё никто не обратит внимания. Теперь она явно видит, что весь народ поделен на три неравные кучки (она с сожалением подмечает, что Аллен говорила правду и что расслоение коснулось и этой группы): группа ботаников (первые парты, как и говорила Лиз), группа сплетниц (хотя Джейд тут же себя поправляет: группа девчонок, ведь к ним присоединяются и другие, которые, наверное, не очень сведущи в слухах, но благоговейно посматривающие на Аллен; за исключением только Бинг) и группа крутых парней. С небольшой оговоркой. «Крутых» в кавычках, что Джейд и делает; выглядит немного странно, ведь она ни с того ни с сего вздёрнула руки вверх, шевеля двумя пальцами. А группа парней сзади выглядела действительно мерзко, по её мнению. Гогот и постоянные крики с оскорблениями и подколами — вот эта крутость! Четыре группы. Одинокую девчонку у окна, во всем чёрном, она сначала на замечает попросту и даже не знает, куда её отнести. Сидит не в самом конце, но и не в начале, чуть дальше середины. Джейд наклоняется вперед, пихает локтем Аллен (у кого ж ещё спрашивать) и кивает в сторону той девушки. — Кто, эта? Это Джессика Кэмпбелл, — фыркает смугляночка. — Можешь не обращать на неё внимания, это наша классная невидимка. — Джонс, — тут же встревает Бинг. — Её удочерили совсем недавно, после аварии, — улыбнувшись краем губ, продолжает: — После всего этого стала вот такой, какая сейчас. Немножко диковатая, хотя вроде бы говорят, что раньше нормальная была. Она тоже новенькая. Джейд понимающе кивает и вновь оборачивается к Джессике, встречается с тяжёлым взглядом её опухших глаз, пытается слегка улыбнуться, но улыбка потухает вместе с отвратительной маской безразличия Джонс. И правда слегка диковатая. Какого чёрта она пытается всем понравиться? Джейд хмурится, кивая головой сама себе. Немного противно становится, сразу всплывают сцены лживых улыбок и фальшивых друзей. От того, чтобы блевануть, её отделяет максимум два шага, но почти незаметный толчок в плечо заставляет вздрогнуть и забыть обо всем. Джейд вздыхает и опускает взгляд на закрытую книгу. Прочитывает название и автора несколько раз, затем считает до пяти и снова вздыхает. В груди снова давит, Хоулетт даже приходится руку приложить к сердцу, будто бы она может его успокоить. — О'кей, ладно, — бормочет под нос, — они случайно. Случайно. Но потом её окликают, затем зовут уже по имени, противно тянут гласную, пискляво подвывая. Хоулетт жмурится, закатывает глаза, сжимает ладонями парту и, скрипя зубами, оборачивается. Главное, на чём сейчас ей стоит сосредоточиться, — не грубить. Сотни раз повторенная, фраза крутится в голове, словно Джейд может её забыть, а тогда — быть беде. — Эй, новенькая! Но-о-овенькая! — тот парень, который ещё на первом уроке свирепо на неё смотрел, теперь начал действовать. Как она и боялась, с ним она снова пересеклась. Надеется, что на следующем предмете она не встретится. Ужасный оскал ничуть не украшает его лица, наоборот, придаёт ему какую-то некрасивую хищность, схожесть с псиной. Хотя черты лица, если вглядеться, были даже в какой-то мере красивые. — Чего тебе? — лениво, в той же манере, что и обращающийся, говорит Джейд, надеясь, что то, что её трясёт, никому не заметно. — А ты знаешь, что ты приёмная? — парень громко смеётся, а за ним — и вся группа, Джейд остаётся лишь приподнять бровь и отвернуться. Наверное, эти шутки слишком круты для неё. — Чувак, она действительно приёмная, — Хоулетт с неожиданным интересом смотрит на Паркера, который развернулся и точно так же приподнял бровь. — Я знаю, — на секунду тот замолкает и злобно смотрит на парня, тот же в ответ лишь ухмыляется и отвечает: — Шутка неудачная. Джейд немного неловко: шутят о ней, а гнев этого зверя падает на ни в чем не повинного паренька. К тому же, если завяжется драка, она не уверена, что Паркер её потянет. Сам он худощавый, толстовка висит на нем мешком, а его собеседник физически развитый, высокий и сильный. Таких бы заставить идти в армию сразу с пятнадцати, чтоб не мучить ни их, ни учителей, ни сверстников. Да и сразу же Джейд становится не по себе: тяжёлый изучающий взгляд проходится по ней танком, сминая под гусеницами кожу и плоть. Джессика Джонс смотрит на неё исподлобья, хмуро, и Хоулетт опять не может определить, какую эмоцию испытывает девушка. Злится ли, радуется, презирает её или что? Лишь потом Джейд вспоминает, что она тоже приёмная. — Паркер! Тебя это волновать не должно, — габаритный лысый парень (больше похожий на вытянутый бочонок), сидящий рядом с мускулистым шутником, привстаёт и как бы невзначай щелкает кулаками размером с голову пятилетнего ребёнка. Джейд сравнивает его про себя с гориллой. Поставь рядом с ней — не отличишь. — Не должно, — соглашается Паркер. — А чего-то волнует. Может, потому, что шутка действительно уже устарела? Хотя нет, — притворно задумчивое лицо на секунду становится хмурым, но он тут же добавляет: — Дело не в шутке, дело в вас, ребята. Вместо грозного бочонка вперёд выступает блондин, тот самый, большой и мускулистый. Он кивает своей шестерке, и Джейд почти уверена, что он называет его Конгом. О боже, да её сравнение просто как нельзя правильно описало парня. Паркер наклоняет голову, поворачиваясь всем телом к идущему парню. Он не боится, думает Джейд, даже наоборот, питает какую-то ненависть, брезгливость. Хотя его крепко сжатые до побеления кулаки трясутся. Лиз, до этого безучастно наблюдавшая за стычкой одноклассников, коротко шепчет Хоулетт, что сейчас начнётся потасовка. Всё, как она любит. — Смотри, что сейчас будет, — к ним снова оборачивается Бинг, улыбаясь и двигая бровями, но если Аллен находит это смешным, то Джейд — нет. — Никто вмешиваться не собирается? — она отодвигается, потому что блондин идёт мимо, задевая собой парты. — Народ, вы серьёзно? — хмурится Джейд, толкая Лиз плечом (довольно больно, на её взгляд). — Аллен, ты хочешь, чтобы меня выгнали в первый же день за драку? — недвусмысленно намекает, пытаясь поймать быстрый взгляд девушки. — Флэш! — Лиз картинно вздыхает и, ласково улыбаясь, обращается к парню. — Флэш! Да ладно тебе, чего ты к этому привязался, — она коротко зевает и тянется через всю парту, чтобы нащупать его руку. — Успокоился, милый. Джейд буквально ловит свои глаза руками, потому что они не помещаются и выскакивают из своих положенных мест — она догадывалась, что они знакомы, возможно, дружат, но не встречаются! И Флэш, грозя пальцем Паркеру, уходит назад, на ходу разминая руки; показывая, что если бы не Лиз, Питеру бы круто досталось. После урока Джейд снова чувствует на своей спине тяжёлый взгляд. Он проходится огромной булавой с наточенными шипами по ней, рвёт свитер, а заодно и плоть, освобождая кровь. Она даже разворачиваться не хочет: знает, кому именно принадлежит этот взгляд. Оценивающий, возможно, даже заинтересованный. Ещё один урок, Джейд. Он пролетает незаметно, может, потому, что похож на предыдущий — только учитель не опаздывает, а просто монотонно бубнит из-за стола, а все записывают (точнее, пытаются, он всё-таки читает монотонно, но быстро!). Сейчас, к счастью, класс небольшой, и тех парней с предыдущего занятия нет. Джейд сидит за предпоследней партой, радуясь, что попала на этот раз в класс к мягкотелым задротам. Те всю маленькую перемену, как только зашли в кабинет, сразу же достали телефоны, погружаясь в мир игр. И весь период многие, скрывая телефоны за просторными свитерами и толстовками, исподтишка играли, иногда делая пометки в тетради. Джейд никто не трогал, кроме одной девчонки, севшей совсем рядом за секунду до звонка. Клодин, как представляется девушка, сидит весь период молча, иногда кидая на всех учеников взгляды, полные заинтересованности. Тугая угольно-черная коса почти до талии, которую она постоянно смахивает с плеч, становится предметом небольшой зависти со стороны Джейд. Её короткие волосы цвета грязной меди отрастают очень медленно, настолько, что всё желание отращивать их отпадает. — Ты новенькая? — решает спросить Джейд, слегка наклонившись вбок, чтобы быть ближе к её парте, когда замечает, что Клодин рассматривает все даже более подробно, чем она сама. — Да, — смущенно улыбается девушка. — Точнее, почти нет. Но… я перешла в начале года. Но никак не могу привыкнуть ко всему этому. Сияющая, почти серебристая кожа девушки светится и переливается на свету, а на секунду, когда она глядит на Джейд, той кажется, что глаза её отливают алым. Хоулетт мотает головой и снова смотрит на девушку. Никакой красноты в глазах нет. Показалось. — Ты откуда? — шепчет Джейд, наклоняя голову и вытягивая шею. — Англия, — Клодин снова смахивает косу с плеча, затем перекладывает её на другую сторону, заправляет выбившуюся прядь за ухо. — Отца перевели по работе сюда, пришлось переехать. А ты? — Удочерили, — уныло отзывается Хоулетт. — А так жила в Бронксе. — Оу, я как-то была там, — морщится. — Так себе местечко, если честно. За разговором, довольно коротким, Клодин что-то упускает из слов преподавателя, поэтому начинает охать и оглядываться. После звонка она огорчённо смотрит на выходящую толпу. Лишь когда Хоулетт кладет ей на плечо ладонь и говорит, чтоб та не волновалась, она мягко улыбается и кивает на её левую руку. — Классный шрам! Откуда он? — она насильно (хотя для Джейд это, скорее, просто неожиданно) переворачивает ладонь, проводит пальцем по совсем новой коже, умиляясь и восхищаясь. — Какой? Этот что ли? — Хоулетт сама смотрит на собственную руку, не понимая, откуда этот шрам. — Порезалась об… что-то. Давно дело было, не помню уже. Джейд пулей вылетает аудитории. Плевать, что ланч уже пропустила давным-давно и спрашивать, куда идти, она не собирается, а завтра навряд ли кто-то станет её ждать и объяснять. Она выбегает из входных дверей, слетает по ступенькам, тут же надевает наушники, пытаясь расслабиться. Привычная музыка помогает, но лишь отчасти: изнутри её немного потряхивает. В груди снова что-то сжимается. Она в который раз смотрит на свою ладонь, пытается большим пальцем достать до шрама. Выходит не очень. Кожа шершавая, бугристая, цепляется за всё — в общем, одни неудобства. Было бы легче, если б она ещё помучилась с болью пару дней, потом забыв о ней. Хотя бы сохранила свои нервишки. Огромные высотки так манят своей неприступностью, что у Джейд почти реально текут слюнки. Посидеть бы на такой. Раньше она всегда лазала по крыше приюта, потом получая выговоры за это. С её болезнью куда-то выходить по ночам было категорически нельзя, но кого она станет слушать? Одна такая не очень огромная почти влюбила в себя Джейд Хоулетт, схватила цепкими стальными ручонками, взяв клятву, что та вернётся к ночи. Джейд лишь жалеет, что та находится довольно далеко от её дома. До Лексингтон-авеню она топает, кажется, несколько часов: везде люди, куда-то спешащие, гудящие машины. Автобус, пока она подошла, уже уехал. Пнув пустой пакет на бордюре, Хоулетт идёт на пятьдесят третью улицу, чтобы добраться до дома хотя бы на метро. В кармане лежат злосчастные восемнадцать долларов — отродясь таких денег у нее не было. Ну, не считая тех, что поставляет государство. Платить три доллара не хочется, но приходится, потому что почти полгода назад её и так поймали. Малолетний безбилетник, к тому же без должного надзора. Ей, как и обычно, было плевать. Не видя смысла в соблюдении правил, она совершала такие поступки раз за разом, пока её не пригрозили буквально выставить с голой задницей, — а её это не устраивало. Сидеть в картонной коробке на проспекте — не здорово. Дома как всегда пусто, но это ей даже на руку. Почти у самой лампы в своей комнате она рассматривает ладонь, тыкая в неё то пальцем, то ручкой; оттягивая кожу, вглядывается в крохотные вены. — Да я чёртов супергерой, — шепотом говорит Джейд, будто боясь, что её услышат. В пустом доме, ага. Она понятия не имеет, как такое произошло, но ей, по правде говоря, это нравится. Она почти как один из известных героев, спасавших Землю. Она вспоминает разрушенные до основания дома, жители которых по большей части уже были мертвы. Сражаясь за Землю, Мстители за сохранность зданий волновались в последнюю очередь. Но они спасли больше семи миллиардов, пожертвовав домами и жизнями нескольких сотен. С одной стороны Джейд была почти в ярости: сколько людей остались без дома? Но с другой... Они поступили правильно. Жертвовать меньшим, чтобы спасти большее. Ведь в этом, по сути, заключалась их задача. Когда огромные, не внушающие ничего, кроме страха, левиафаны вырывались из-под облаков, Джейд сидела перед телевизором вместе с остальными. Ведь сражение в центральном Манхэттене было в опасной близости рядом с южным Бронксом, где в приюте для сирот жила Хоулетт. Мистер Джекетс приходит раньше обычного, на часах едва пробивает семь, а он уже заползает внутрь дома. Джейд даже не выходит поприветствовать его или просто показать, что она ещё жива: думает, он и так это знает. Наверняка понимает, что сейчас, когда до свободы остаётся всего ничего, она не собирается помирать, по крайней мере просто так, не сделав перед смертью какую-то глупость или не нагадив кому-то (читай: ему) в тапки. К девяти ночь постепенно наползает на район Квинса и Джейд, потирая потные ладони о старые джинсы, готовится к возможной прогулке как к чему-то необычному. Ее немного потряхивает, а в груди снова привычно что-то жжет. Глотает таблетки так резво, будто бы от них зависит её жизнь. Так и было, в общем-то. В её груди рождается что-то яркое, горячее, заполняющее её всю изнутри. Радость? В рюкзаке ужасного цвета лежит ровным счетом ничего важного; да там вообще ничего нет, кроме оставшихся с прошлой жизни крошек. Джейд не решается спуститься, хотя ничего не боится, как сама думает. Когда буквально ударяет себя по щеке, оскорбляя и крича (мысленно), то терпения уже не остаётся. Спускается на ватных ногах по лестнице, заглядывает в гостиную, но только мельком, не поднимая шума. Тихо выскакивает за дверь, сжимая в кулаке два ключа, так, на всякий случай, вдруг Джекетс замыкается на ночь. А проторчать на крыльце всю ночь и утро ей не хочется. Джейд выходит на Континентал-авеню и движется в сторону Форест-Хилса. К её удивлению, на правой стороне семьдесят третьей авеню находится небольшой суши-ресторан, носящий её имя. Джейд вздёргивает бровь, но не останавливается. Это не для нее. Потому что у нее в кармане только долларов семь — как раз туда и обратно. На этой станции она ездит только раз второй, а кажется, будто сотый. Джейд уже совсем начинает привыкать к новой жизни, а ведь прошло всего ничего.

***

Здание, темнеющее впереди, привлекает своей чернотой, таинственностью. Хоулетт уже у дверей чувствует учащенное биение сердца, дрожь в теле и какое-то приятное головокружение. А когда делает первый шаг на крыше, то буквально воспаряет над землёй. Потоки холодного воздуха бьют её по лицу, дергают за волосы, пытаются приблизить к краю и сбросить вниз, но она резко приседает, врезаясь коленями в бетон, ударяясь ладонями о шершавое покрытие; но, несмотря на эти неудобства, она чувствует то, чего так давно у неё не было. Свободу. Она может легко спрыгнуть, может пойти ограбить невинных старушек в этом доме или же просто наслаждаться моментом. На экране телефона высвечивается только половина первого. Наушники находят своё законное место, а голова — на мягком, почти пустом рюкзаке малинового цвета. Цвет на самом деле дерьмовый, но выбирать не приходилось — ей просто всучили это нечто ещё в детстве и ушли. Ветер становится всё холоднее, он уже проникает в каждую частичку тела, радуясь, что может причинять некую боль. Джейд, пролежав на пронизывающем холоде почти полтора часа, быстро сбегает по лестнице, заходит в полностью испогаженный лифт и ждёт, пока кабина ни опустит её вниз. Телефон почти изжил свой срок — так бы она ещё посидела. Но до утра зарядиться не успеет. Но ведь тогда чем она будет заниматься в школе? Слушать преподавателей и участвовать в дискуссиях? Нет, бред какой-то. Все, что она чувствовала эти полтора часа, — это спокойствие. Ей больше ничего и не нужно. Кроме дрожи в груди (вызванной отнюдь не пороком сердца), она ощущает лишь мерзлоту и затекшесть в ногах. Любой нормальный человек задал бы вопрос «А смысл вообще уходить ночью из тёплого дома, чтобы посидеть на ледяном бетоне какие-то полтора часа?» Ответ Джейд не знает. Да и даже если бы знала, навряд ли бы сказала, ссылаясь на свободную страну и нехотение отчитываться перед всякими там. Джекетс, кажется, даже не заметил её отсутствия. В полнейшей тишине она заходит в дом, гремя от непривычки ключами. Крадется на цыпочках к себе, сворачивая наушники комком, чтобы утром негодовать по этому поводу. Джейд лишь в очередной раз закатывает глаза (иной раз ей кажется, что это уже не просто привычка, а рефлекс) и натягивает на себя пижаму из грубой ткани с изображением мелких цветочков. До жути ненавидит её, но никакой другой подходящей не находит, поэтому приходится спать в этой. Кошмары, пробираясь в голову, снова тянут её на дно водоворота, из которого выбраться кажется невозможным. Стакан воды, поставленный у кровати, иссушается за раз, когда она просыпается почти перед самым будильником. Даже засыпать дальше не хочет — смысл спать чуть больше часа?

***

Уроки, оправдав её ожидания, проносятся быстро, она лишь понимает, как досиживает английский (каким-то образом вытерпев улюлюканья и одноклассников) и потом вместе с остальными идёт на физкультуру. Неохотно плетется вместе с девочками её группы, лениво выходит на улицу, похлопывая себя по плечам. Низенький дяденька лет под пятьдесят бодро разминается посреди стадиона, там останавливается и рукой подзывает всех к себе. Джейд, сминая в ладошке наушники, закатывает глаза и вместе со всеми идет к преподавателю. На кой чёрт ей надо это делать, если у неё пожизненное освобождение? — Приготовься, — Бинг, неожиданно оказавшаяся позади неё, хихикает и проходит мимо, задевая плечом. Она ей окончательно не нравится. Физкультура теперь каждый раз будет совпадать с этим классом? Чокнуться можно. И Джейд даже не успевает спросить, что случилось: все просто как по команде идут туда. Остаётся лишь следовать за ними. Мужчина (которому тут же представляют Джейд. Тут уже Бинг постаралась. Ухмыляясь, толкает вперёд и громко кричит преподавателю) называет себя по имени, и у неё появляется шанс, что урок будет не таким дерьмовым, как казалось раньше. Как только мистер Волфер заставляет остальных раз за разом наматывать круги, Джейд, как и задумывалось, идёт к трибунам. Мужчина сразу же это замечает и подзывает к себе, грозно накручивая усы на палец. — Почему?.. — он осекается и замолкает, будто бы забыл, что хотел сказать. — В карточку медицинскую гляньте на досуге, — иронично советует ему Джейд. Легко перескочив через перила, она залезает на трибуны, идёт на самые верхние лавки и заседает там, смотря, как остальные бегают. Ветер холодит ей шею, и она прикрывает её ладонями, наклоняясь к коленям. Осталось чуть меньше пятидесяти минут, и она сможет уйти отсюда. Скопище безмозглых отвратительных людей, которые только и умеют, что обсуждать и лгать. Иногда Джейд ощущает себя социопатом. Который круг они уже пробегают? Маленькую делегацию замыкает хмурая девушка — Джессика Джонс. Прямо перед ней бежит Браун, еще какие-то люди, а потом и Клодин с остальными девочками, которых Хоулетт не знает, кроме очаровашки Гвен Стейси и Аллен на пару с Бинг. Половину учеников Джейд видит впервые, это так непривычно: в её старой школе в Бронксе было настолько мало людей, что классы почти не менялись. А тут каждый период новые лица. Совпадений было всего два. Джейд перемещает взгляд на учеников, бегущих первыми. Томпсон с каким-то худым парнем (как он только может так бежать?) и… Паркер. Паркер? Парень уверенно держит небольшую дистанцию впереди Томпсона, чем вводит того, несомненно, в ярость. Она видит, как Флэш краснеет и давится от нехватки кислорода, пытаясь угнаться за с виду не спортивным Паркером. Аллен, бежавшая примерно в середине, через минуту уже останавливается и идёт шагом, покачивая бедрами и поправляя волосы каждую секунду. Бинг перестаёт бежать в тот же миг, что и Лиз, но Джейд готова поклясться, что она пробежала бы ещё как минимум кругов десять, прежде чем выдохлась. «Репутацию надо соблюдать», — она вспоминает слова Лиз. Клодин бежит ещё примерно секунд пятнадцать — потом тоже не выдерживает и идёт в сторону трибун, чтобы перевести дыхание. Все задания, которые они выполняют (и над которыми Джейд лишь посмеивается) без труда показывает Питер, отжимаясь, будто у него вместо рук металлические пружины, и выпрыгивая с места, словно эти самые пружины у него и вместо ног тоже. Так вот что имела в виду Бинг, когда говорила, что он лучший во всем. Действительно так. Когда остаётся не больше десяти минут до конца, Джейд вздрагивает от прикосновения к спине. Рядом с ней сидит Клодин, вытаскивая шпильку из волос. Чёрные пряди падают на плечи и грудь, извиваясь змеями и будто бы вздыхая от облегчения. — Никак не могу привыкнуть к урокам, — улыбается Ренко, кивая на стадион. — В Англии всё немного иначе. А ты? — Что? — Джейд вытаскивает наушник и хмурится: обычно с ней мало кто говорит. — Ой, да ладно, — зевает девушка, вытягивая руки и хрустя пальцами. — Обожаю физ-ру только потому, что можно поспать, ха! — Люблю комнату, потому что можно не видеть людей, — уныло отвечает Хоулетт, обкусывая кончик ногтя. — Это намного лучше. — Ну не скажи, — Клодин облизывает губы и смотрит на поле. — А он ничего. Джейд закрывает на секунду глаза, пытаясь смириться с болью в груди. Таблетки снова не помогают. Музыка в наушниках, которые она держит в ладонях на коленях, кричит громко, может, даже некоторые, кто сидят на трибунах чуть ниже, могут её услышать. Ей всё равно. Она прослеживает за взглядом знакомой. Томпсон о чём-то переговаривается с тем худым парнем, что бежал рядом с ним, и иногда косится на трибуны. Хоулетт смотрит и замечает чуть ниже Аллен и Бинг. Последняя что-то увлеченно рассказывает, иногда взмахивая руками и почти попадая по лицу подруге. Джейд коротко хмыкает. — Ты о ком? — Джейд роняет голову на ладони, прикрывая глаза от усталости. — Томпсон. Жаль только, что с Аллен тусуется. Она та ещё стерва, — Ренко заплетает толстую, как канат, косу. Хоулетт косится на новую подругу и про себя думает, что Аллен, хоть и стерва, других не трогает. В отличие от Флэша. — Томпсон говнюк, — бормочет Джейд. — Не говори, что запала на него. Боже, нет! Ренко хитро улыбается и поправляет волосы, одёргивает футболку, а затем смущённо смотрит на одноклассницу. Джейд осуждающе глядит на девушку и приподнимает бровь. Она слышит, как Ренко что-то шепчет про Флэша-симпотяжку, и огорчённо вздыхает, понимая, что тут уже помочь нельзя. Хоулетт снова погружается в мир музыки, ухватывая какие-то звуки со стороны Клодин. Девушка, видимо, что-то быстро щебечет, но, заметив, что Джейд её откровенно игнорирует, обиженно поджимает губы и отсаживается на ряд ниже. Туда, где сидят Аллен и Бинг, переместившись с поля к трибунам. Джейд закатывает глаза и думает о нехватке друзей в своей жизни. Тут же обрывает саму себя и довольно брезгливо оглядывается на людей, думая, что такие друзья ей не нужны. Ей вообще никто не нужен. В такие моменты она понимает, что чувствует себя особо одиноко, но даже самой себе врёт, что ей это нравится. Чаще всего так и есть, но иногда всё же бывают моменты, когда она чуть ли не плача ноет сама себе о своей никчемной жизни. Джейд мысленно даёт себе пощечину и делает музыку громче. Паркер стоит у баскетбольного кольца и о чём-то разговаривает с Гвен. Джейд удивлённо приподнимает брови. По тем нескольким урокам, где они пересекались, он вообще ни с кем не разговаривал, кроме Брауна. А тут ещё и девушка. Джейд представляет, как ботану, не общавшемуся ни с кем, кроме единственного друга, трудно разговаривать с кем-то другим. Но Паркер, похоже, чувствует себя отлично. Наверно, со Стейси они тоже друзья. Встречаются небось. Джейд ощущает укол ревности и почти в голос смеётся, привлекая внимание одноклассников. Ревновать незнакомого человека к другому незнакомому человеку? Раз плюнуть. Она снова смотрит на ангелоподобную Гвен и Паркера. Стейси в мешковатой форме кажется ещё меньше. Она и без того миниатюрная леди, а тут ещё мельче. Паркер выше неё на пол головы. Джейд всматривается в худощавую фигуру парня, недоумевая до сих пор, как ему с такой комплекцией, пусть и довольно недурной (Хоулетт смогла разглядеть какие-то мышцы у него на руках), удаётся на физкультуре обставлять Томпсона. — И как же главному ботану удаётся так легко справляться на физ-ре? — после урока, когда все уже ушли, она хлопает его дверкой шкафчика, заставляя вздрогнуть и отпрыгнуть. Эта мысль не давала ей покоя на протяжении всего периода. Поэтому, взяв волю в кулак, Джейд решается первой заговорить с ним. — Что? — он трясёт ладонью, чувствуя, что если бы не его чутьё, то остался бы он без пальцев. По крайней мере, двух точно. — Ты слышал, — напирает Хоулетт, делая шаг вперёд. Джейд толкает парня к шкафчикам, напирая на высокого одноклассника всей своей стапятидесятивосьмисантиметровой тушей. Встав на цыпочки, она наклоняется к нему и шепчет куда-то в шею: — Я знаю твой маленький секрет. В тот момент, когда сзади подошла девушка, Питер был готов. Вопросы, претензии, возможно, оскорбления. Но не чёртово предложение, заставившее его покрыться холодным потом и отпрянуть. Джейд наступает быстро, как шторм. Только вдалеке, на самом горизонте виднелась тучка, как уже в метре от тебя бушует гроза. И эта фраза. Она ударяет Питера под дых, выбивая весь воздух. Он даже не знает, что ответить. Его хватает только на короткое «что за секрет?», которое он пытается замаскировать под обычный вопрос, чтобы не выдать свой дрожащий голос. Джейд заговорщицки щурится и смотрит на него тяжёлым взглядом тёмно-зелёных глаз цвета пожухлой травы осенью, когда целыми днями где-то льёт дождь. — Стероиды. Да, Паркер? — хитро улыбается Джейд. — Мы-то знаем. Но ты не переживай: я никому не скажу. Но и ты не перебарщивай, лады? Она отодвигается от него и скрещивает руки на груди. Паркер молчит, шокированный услышанным. Но всяко лучше того, о чём он думал. Перебирал все варианты, как она могла узнать... А тут вот как! Питер решает ей подыграть и обиженно наклоняет голову. Тут же бормочет про постоянные тренировки и умоляет никому не говорить. Молниеносно закинув рюкзак за спину, Питер убегает по коридору, оставив Джейд в одиночестве. — Тренируется он значит, — Джейд щурится, глядя, как он уходит. Вроде бы что такого в том, что парень, лучший во всем, лучший ещё и в этом? Ничего, кроме того, что его руки были худее, чем у кого-либо в классе. А это странно. Дополнительное занятие по химии просто выбивает её из колеи, заставляет чувствовать себя не в своей тарелке, почти бьёт под дых. В паре с Бинг, которая каким-то чудом оказалась не с Лиз, она ощущает себя ещё паршивее. Вставляя ехидные замечания, Бинг всё же изредка помогает Джейд, но помощь эта странная и совсем не нужная, — Хоулетт довольно хорошо разбирается в химии, а лишний раз выставлять себя дурой она не даст. Но Джейд всё-таки понимает, что уровень в её прошлой школе в Бронксе отличается от того, что здесь. Намного. Там она была лучшей в классе, сейчас здесь ей бы не оказаться в тройке худших. — Прошу, заткнись хоть на десять секунд, — слишком приторным голосом просит она, хмуро всматриваясь в микроскоп. На секунду, правда, Джейд задумывается: почему Бинг здесь? В смысле, что рядом с Аллен. Это не её место, но она упорно делает из себя куколку, красивую и глупую, только ради чего? Да и красивой её назвать трудно. Рядом с Аллен она быстро блекнет со своею незаурядной внешностью. Джейд упорно рассматривает человеческую кровь, только ничего странного не находит: обычный здоровый человек. А в её крови нет ничего странного? Джейд недолго размышляет, но в конце концов вместо того, чтобы по звонку сдать стеклышко, забирает его себе. Паркер, внимательно наблюдавший за всеми действиями подозрительной девушки, которая, может быть, даже раскрыла его тайну, не упускает из виду и того, что пальцы, притворно опустившие стекло в коробку, зажали что-то и не отпускали до самого конца. Только зачем похищать? Под лупой две алые точки выглядят до ужаса одинаковыми, и Джейд почти рыдает, что у неё нет микроскопа, с ним бы она все разъяснила. На пальце остаётся порез, при каждом движении напоминание о её глупом поступке (о котором она вовсю жалеет, да только пути назад нет) всплывает гнилым мертвецом в воде её сознания. Смысл похищать кровь, если толку ноль? Под конец она даже путается, где чья кровь, даже паникует, но берет себя в руки и наугад решает. И искренне верит в свои действия. А может, просто показалось? И различий между ней и обычным хомосапиенсом вовсе нет? Она-то уже понадумывала себе там… Может, просто повезло, а рана вообще была маленькая и неприметная. Она не знает. Лишь наматывает короткую прядь грязно-ржавого цвета на палец и задумывается о разговоре с Паркером. Снова сглупила, зачем к нему полезла, зачем вообще заговорила? Она может (и будет) корить себя каждую минуту за это, только прошлого не перечеркнешь. Свет лампы тускло освещает комнату, за окном уже тёмно, а Джекетса ещё нет. В рюкзаке снова пусто; кроме ещё одного свитера, ничего нет. Те листы с домашним заданием остаются лежать под столом, она ведь даже тетрадь не раскрыла, а читать всё остальное времени нет, слишком оно дорого, слишком бесценно. Руки немного трясутся, когда она пишет записку; думает, оставлять подпись, или же он поймёт, что это от неё. Ведь никто другой не мог бы оставить. И всё-таки подписывает. Только потом сминает лист и выбрасывает в окно. На лужайке, куда Джекетс не заглядывает, бумажка так и останется лежать. Почти у самого здания она сталкивается с кем-то. Зажимая рюкзак рукой, быстро прошмыгивает в подъезд, молясь, чтобы человек не шёл за ней: кому нужны проблемы? Желудок уже привычно (хотя это случается всего во второй раз) прилипает к тазу, прыгая внутри неё, как барашек перед тем, как его зарубят: отчаянно, будто бы что-то можно изменить. Ветер бьёт её по лицу больнее, чем в предыдущий раз, но удар кажется просто приветствием. — Соскучился, да?.. — Хоулетт закатывает глаза: уже разговаривает с неодушевлёнными предметами! Затем просто проходит к самому краю, где, кажется, уже сохранился её отпечаток. Второй свитер ещё хранит тепло и запах её комнаты, а не пахнет гарью и холодом, как тот, что на ней. Еле натягивает его сверху, а он ещё растянутый! Теперь она кажется ещё толще, раза в два, может, даже в три. Привычные басы заставляют вздрагивать её органы в такт музыке. Прислонившись спиной к бордюру, она словно отгораживается от всего мира — сейчас она точно в своей тарелке. Шея уже болит при малейшем движении, Джейд ругается, — её продуло. Рюкзак снова играет роль подушки, не слишком мягкой, но достаточно комфортной — не на бетоне лежит, и на этом спасибо. Глаза слипаются, темнота и музыка (несмотря на оглушающие удары барабанов) словно укачивают её, насильно укрывая одеялом сна. Изредка Джейд резко распахивает глаза, чтобы не уснуть, иначе тогда точно проспит школу. Пока что ей лишние проблемы не нужны. Последний год остался, надо выдержать. Только в один из таких раз, когда она раскрывает глаза до появления звездочек в них, замечает быстро промелькнувшую темную точку аккурат над ней. Словно кто-то быстро перепрыгнул через неё или перелетел на высоте чуть больше ста метров. Точка быстро исчезает, и Джейд лишь переворачивается набок, перелистывая музыку и думая, что ей либо почудилось, либо неожиданно появившиеся в Манхэттене орлы слишком огромны и необычны. И всё-таки она уснула. Слишком темно вокруг, в окнах окончательно погас свет, а на улице почти уже не ездят машины, гремя колёсами по асфальту, — ночь наступила. Хоулетт хватает в охапку рюкзак, пытается прийти в себя после недолгого сна; покачиваясь, идёт к двери, дергает за ручку и чуть не летит носом вперёд, ударяясь о твёрдую поверхность — от себя, а не на себя. Во рту остаётся сладковатый привкус сна, а в ушах ещё звенит от музыки. Волосы больше похожи на гнездо экзотической птицы, да и сама Джейд — на явную недовольную птицу-наседку. Попавшийся на пути неизвестно откуда в самом низу, почти у двери, сосед косится в её сторону, на всякий случай отодвигаясь ближе к стенке, ближе к тени. Джейд явно слышит бормотание и среди потока ругани различает лишь «наркоманка», «проститутка малолетняя» и прочие неприятные вещи, которые ей просто не хочется запоминать. — Я просто сидела на крыше, — она грозно разворачивается к мужчине. — Не кололась и заказы не принимала. Просто сидела. Зевает, закрывая рот кулаком, а потом идёт к двери, оставив мужчину в полном недоумении. Он даже ничего противного вдогонку не крикнул. Точно, она его если не напугала, то удивила. Сердце колотится как бешеное, девушка кашляет, упираясь кулаком в стену, а потом вслух замечает, что тому мужчине могла бы ничего не отвечать — а какой смысл? Отчитываться перед незнакомцем она не собирается. Джекетс спит. Хоулетт резво поднимается к себе, глядит на будильник — почти половина четвёртого. Раздеваться чертовски трудно, и Хоулетт просто укрывается одеялом в том, в чем есть — два толстых свитера и порванные джинсы. Ей если не жарко, то очень-очень тепло. Просыпается в холодном поту, путаясь в одеяле. Остервенело стаскивает с себя свитера, проводит ладонями по груди, шее, животу, вытирая противные капли. Оглядывается, понимая, что она ещё в своей комнате в доме. Сон, что вместо неё Джекетс предпочёл взять маленького мальчика, не собирается уходить, повисает лохмотьями на ней, давит и будто изредка бьёт по лицу. Ей почему-то страшно и противно, что на её месте мог быть другой человек. Лучше уж она пусть потерпит, чем кто-то другой. К тому же, думает Джейд, всё не так уж и плохо. Звонко прокашлявшись, она встаёт с кровати и, сминая ладонями пижаму на груди, шлепает босыми пятками по лестнице. Две таблетки не по графику — у неё явно будут проблемы. Как только голова её касается подушки — тут же звенит будильник. Неплохо сработано, Джейд. Она хлопает ладонью по источнику звука и закрывает лицо руками. Тело неподъемное, руки и ноги ватные, а глаза готовы разорваться от перенапряжения. Нехотя она поднимается, но через секунду запутывается ногами в одеяле и падает плашмя на пол. — Великолепное утро, мисс Хоулетт, — убирая волосы с лица, бормочет Джейд. Быстро приводит себя в порядок, до покраснения терев лицо грубым полотенцем, но ни мешков, ни бледность убрать не может. Рыщет по холодильнику в поисках еды, но находит лишь повесившуюся мышь и её предсмертную записку, где мохнатая умоляет бежать. Заботливо гладя урчащий живот, Джейд выпивает стакан тёплой воды — может, поможет. Надевает вчерашний свитер, морщась от запаха пота и дыма, брызгает на себя старыми неизвестно как найденными духами, чтобы как-то перебить смердящий запах. Автобус приходит вовремя, привозит в положенный час, а она всё равно опаздывает. Как перестать бездельно сидеть на траве перед школой, думая о еде, и начать учиться? Джекетс сказал не вылетать из школы хотя бы пару месяцев — что ж, она постарается. За всю жизнь она сменила по важной причине только две школы. В первой нагрубила учителю, а во второй "нечаянно" пролила кислоту на руку девочке, конкретно доставшей её. Извиняться она, конечно же, не собиралась. Вспомнив выражение страха на лице и визг по всей школе в тот день, Джейд будто бы снова переживает этот момент, когда с полнейшим удовольствием пролила по крайней мере миллилитров двадцать на руку той выскочке. Задумавшись, она пропускает звонок. Первым у неё сегодня стоит история. Поэтому ей неимоверно повезло, лишь Аллен недовольно смотрит на неё, Бинг — как-то хитро, а с задних парт раздаются насмешки. Ну и, конечно, тяжёлый взгляд с отзвуком стали, будто она проезжается по твоему лицу, оставляя вмятину или царапину. Джейд старается не смотреть в сторону тёмной девушки, чтобы лишний раз не схлестываться, ведь знает, что она сама взгляд отведёт, смутится, а потом будет непрестанно корить себя за это. Поначалу Джейд даже застывает у двери в поиске свободного места. Аллен сидит на второй посередине, Бинг — прямо спереди неё, на задних партах восседают отбитые парни класса, как называет их Джейд. Из свободных мест остаётся только несколько задних парт (но Джейд ни за что не решилась бы там сесть), вторая, третья и первая справа от Бинг, куда Хоулетт ни за что бы не села. Третья ближе к Джонс, а над другой первой одиноко нависает Паркер, поэтому она смело садится за вторую. Лишь бы никто не трогал. Джейд постоянно ощущает на себе ехидные взгляды амбалов-одноклассников: глянут и тут же перешепчутся. Раздражает до жути, и Хоулетт нечаянно слишком громко стукает учебником (хотя учитель навряд ли придёт, а если придёт, то не будет что-то спрашивать) по парте, тут же втягивая голову в плечи, потому что все сразу же оборачиваются на неё. Тут что, никаких звуков издавать нельзя? Ужас. — Приёмная, сколько стоишь? Небось и десяти центов нет, а? — Йонелла, долговязый тугодум с заплетающимся от похмелья языком, пытается шутить, но Хоулетт лишь в очередной раз закатывает глаза и отворачивается. — Не обращай внимания, они так со всеми, — тихий сочувствующий голос Питера доносится до неё спереди, но она лишь фыркает. — Как будто мне есть до этого дело, — Джейд открывает и начинает листать учебник, подрисовывая на пути портретам знаменитостей усики и пиратские шляпки. — Эй! Я вообще-то задал тебе вопрос, — Джейсон настойчиво кричит через весь класс, лишь чтобы добиться хоть слова от неё. Но Хоулетт знает: скажи словечко, и они не отстанут никогда. Она сидит и не дёргается, чувствуя, что всё внимание сосредоточено именно на ней. Кто-то ждёт, пока она пошлет Йонеллу и получит порцию оскорблений от всей банды, кто-то ждёт, что она стушуется, а кто-то просто с удовольствием наблюдает за моментом. К последним относятся жители всех третьих парт в лице Лиз и нескольких учеников; её соседки спереди, ещё пятерых девушек. Сквозь бурные разговоры звонок еле-еле слышно, и Джейд пробирается сквозь людей, почти отталкивая тех в разные стороны, чтобы хоть как-то продвинуться вперёд. Несколько уроков тянутся бесконечно долго, ей остаётся только поглядывать на часы буквально каждые тридцать секунд, надеясь, что время пойдёт так быстрей. Когда все они, изнеможенные, уставшие и обессиленные, собирают вещи, Хоулетт понимает, что впереди ещё один бесполезный урок — физ-ра. — Господюшка, дай мне сил закончить этот день живой, — бормочет Хоулетт.