Black Rebel Motorcycle Club – Suddenly
Определенно не лучшее время, чтобы знать Мэтта. Доминик не просто подозревал об этом, он был четко и решительно уверен: так оно и есть. Все это было видно в одних лишь движениях Беллами, в его манере поведения; об этом за самого Мэттью говорили его глаза, его вечно пересохшие дрожащие губы, нервный взгляд, отводимый в сторону. Ховард нашел бы еще тысячу мелочей, к которым можно было придраться, но хватало и парочки особенностей в Мэтте, чтобы увидеть все, что требовалось. При условии, что человек смотрящий был достаточно образован и умен. В момент, когда они разошлись, Доминик еще ничего не чувствовал. После прогулки, возвращаясь домой не с самой центральной аллеи (куда свернули двое), он шел и долго думал о чем-то, неспособный сформулировать конечную мысль. Его голова была относительно пуста, сердце холодно, тело полностью подчинялось контролю. Ховард был самим собой, это стандартное состояние даже не отображалось на его вечере; поначалу он не заметил неладного, не задумался о самочувствии, но… Уже минуту после, когда зашел домой и провел некоторое время с семьей, прямо за ужином Доминик ощутил, будто что-то не так. Он едва не подавился, благодарно принял стакан воды, поданный сестрой, и с улыбкой продолжил трапезу, как ни в чем ни бывало. Но внутри будто сжималось; Ховард даже не мог назвать, что конкретно. – Ты здоров? – спросила его мать. Она была чересчур обеспокоена, но, как и всегда, слишком заботливо и мило улыбалась. – Да, я в полном порядке, – спокойно ответил парень. За столом переглянулись; сестра Доминика была всего на пару лет младше, а потому позволила себе добрую шутку: – Наверняка с девочкой гулял, – хмыкнула она, – а то аппетит пропал, щеки красные. Родители Ховарда засмеялась, улыбчивая Мия засмотрелась на брата. Здесь-то Доминик и выявил первый признак странностей: горящие щеки, оказывается, не только ощущались, но и проявлялись внешне. – Это правда? – мать покосилась на сына, когда улыбка не покидала ее лицо. Ховард фыркнул, засмеявшись от неловкости. Он отнекивался и выглядел как обычно, но про себя продолжал думать, что же было не так. – Нет, – ответил он, делая глоток воды. – Нет, это неправда. Со смехом закончился ужин, каждый член семьи разошелся по вечерним делам; Доминик шел в свою комнату, окутанный атмосферой домашнего тепла и уюта, но все же чувствовал: сейчас произошло необычное, что-то выбивалось из заурядных семейных вечеров. И не была тому виной ни шутка, ни мамина улыбка, ни как всегда строгий даже при смехе взгляд отца. Ховард что-то сделал с собой. Возможно, ненароком. Он засыпал с мыслью, что жизнь круто повернула, на развилке выбрав неспокойную тропу. И, впрочем, для Доминика, который так давно желал вырваться из рутины и отделаться от молчаливого существования, такие ощущения были спасением. Но от этого пугали они не меньше.***
«Хмурый и безэмоциональный» – Мэтт до посинения повторял эти слова, проговаривая их полушепотом. Сидя на кровати у раскрытого окна, он смотрел куда-то вдаль, слишком много думая и чересчур горячо переживая. Он был безобразно нелюдимым, чтобы заводить друзей. Он считал себя запредельно несовместимым с обществом, но оттого будто сильнее хотелось окружить себя компанией. Или хотя бы другом. Одним-единственным, пусть не станет обращать внимания постоянно и не будет завсегдатаем в гостях; пережив достаточно, Беллами теперь мало верил в долгосрочную дружбу и каждое лицо на своем пути рассматривал как единичную встречу. От этого становилось печально; в первую очередь, самому Мэтту. Он надеялся, что сможет изменить свое отношение. Он, надо сказать, двигался к этому, делая определенные шаги, а не продолжая страдать в холодной квартире. На какое-то время Беллами даже выпал из мыслей о своих проблемах. Ему вдруг показалось, что он абсолютно свободен от любых невзгод, чист и светел; и жизнь была впереди, и Мэтту было всего двадцать четыре, и столько еще можно было повидать! Но в голову тут же ударило напоминание о звонке в утро понедельника. Беллами резко возненавидел себя, и вместо «хмурого и безэмоционального» внутри завертелась старая пластинка: «я опасен, я преступник, я неспособен на большее». Конечно, в какой-то и далеко не в малой степени Мэттью действительно был опасен обществу. Вспомнить хотя бы акт того, что он сделал, – и этого уже было достаточно. По существу: Беллами заключился террористом. И он был преступником. Но если верить в случайности и думать о том, что искупление возможно, глаза как-то забвенно закрывались. Хотелось ждать лучшего, надеяться на светлое будущее. Эти мысли забивали голову Мэтта, когда он был рядом с Домиником. Может, так и выглядела – именно так и ощущалась – настоящая дружба, о которой Беллами знал только из книжек. Иногда впускать людей в свою жизнь бывает не так уж и больно – стоило проверить, в последний раз – так Мэттью себе пообещал. Он по-прежнему был лишен мобильного телефона, но ночная работа в ноутбуке позволяла ему накопить на новый мобильник уже в следующем месяце. Дела шли в гору, задолженность по учебе постепенно уменьшалась. Беллами даже смеялся, находя забавным тот факт, что он постепенно расцветал – и это в конце сентября. Стоило бы сложить свои крылья, спрятать цветы, но Мэтт уже не мог. Что-то живое перло изнутри. Он боялся это спугнуть. В ночных кошмарах ему мерещился тот утренний звонок. Беллами знал, что худшее еще впереди, что о нем обязательно вспомнят; худшее – за ним обязательно придут. Но раз уж Доминик вызвался помогать и пытаться сделать Мэтта чуть более живым, Беллами как-нибудь справится. Иначе и быть не может. Не должно.***
Солнечная суббота, голову припекало. Мэттью проснулся раньше будильника – он забыл зашторить окна на ночь, и лучи разбудили его часов в семь утра. Незаметно для себя он улыбнулся, потягиваясь; такой расклад был для него необычным, скорее, слишком уж противоречил его особенности. Беллами не стал кривить лицо, не попытался отложить подъем на полчаса; он ощутил прилив сил – это было поводом действовать, чтобы не дать настрою испариться. Удивительно просто: первым подойти к одногруппникам и поздороваться с ними, даже соглашаясь на объятия. Удивительно просто: оставить все проблемы в прошлом, будто их и не было, и с улыбкой идти навстречу новому дню. Эмоционально поздороваться с Домиником, сесть рядом, спросить что-то про прошлую лекцию, ведь ту Мэтт с успехом прогулял. Предложить Софии пообедать на перерыве, чтобы не стоять в местной столовой полчаса, а после помочь ей с криминологией, которую она так и не поняла на заключительном курсе бакалавриата. Удивительно просто – всего лишь быть живым. Усталость ощущалась не только в голове, но и в ногах. Впервые за долгое время Мэттью чувствовал себя действительно вымотанным, и ему это нравилось. Так у него была возможность прочувствовать пульс жизни, действительно убеждаясь: он – настоящий человек, дышащий, жаждущий следующего дня, благодарный за сегодня. За этими мыслями его поймал Ховард; Мэтт как раз сидел в главном холле, размышляя, чем закончить удавшуюся субботу, когда одногруппник неожиданно подсел рядом. Не то чтобы они находились слишком близко, но Беллами почему-то ощутил дискомфорт. Как будто за день из него высосали все, и теперь любое неловкое движение заставляло его вздрогнуть. Хотелось в квартиру, запереться от всех, вновь пропасть в одиночестве. Но Мэтт помнил: так нельзя. Ведь кто он такой, чтобы сдаваться. – Грустишь? – спросил Доминик. Он смотрел в сторону, заметив, что Мэттью стал гораздо менее бодрым, чем был утром. – Нет, – усмехнулся Беллами, но так и не взглянул на собеседника. – Просто задумался. Не знаю, чем заняться. Мэтт теперь и не скрывал. И, признаваясь самому себе, он хотел, чтобы Доминик разделил вечер субботы с ним. – Я бы на твоем месте взял пива и пошел бы в это твое самое место, – Ховард тоже не сильно прятался. Он лукаво улыбнулся, но ни один из парней так и не видел лицо другого. – А если моего места не существует? – Мэттью повернулся к одногруппнику. – Что, если оно только в моей голове? – Тогда я бы ограничился бутылкой пива. Где угодно. – Бар? – Я бы посмотрел, что это за место, существующее только в твоей голове, – улыбнулся Доминик. Как не стыдно! – подумал бы Беллами, если бы не нашел в прозвучавшей фразе свои плюсы. В последнюю неделю они достаточно проводили времени вместе. Ничего не случится, позволь Мэттью этому продолжаться. В конце концов, выступ за железнодорожными путями – вполне реальное место, которое даже отмечено на картах чем-то вроде лужайки посреди промзоны. – Мне нужно поработать, – предупредил Мэтт, включая свою рациональную сторону. – Иначе у меня не будет времени сделать это ночью. – Кем ты работаешь? – спросил Ховард, в очередной раз вспоминая, насколько жизнь Беллами отличалась от его собственной. Но Мэттью поднялся со скамьи, вырастая перед Домиником. – У тебя будет прекрасная возможность узнать это вечером, – подкинул Беллами, оторвав взгляд от собеседника и переведя его к выходу. Не то чтобы Мэтту настолько была важна работа, да и не требовала она срочного выполнения. Но так хотелось уйти. Ховард хмыкнул. – Ты уходишь? – Мы ведь договорились о встрече? – спросил Беллами; скорее лишь ради забавы и дополнительного времени рядом. – А что мне делать с тем, что у тебя нет телефона? – кажется, это была знаменитая игра «вопросом на вопрос». – Купить мне новый, – рассмеялся Мэттью. Доминик, в силу привычки жить на широкую ногу, сперва задумался. До него не сразу дошло, что фраза была всего лишь шуткой. Заметив серьезное лицо, Беллами продолжил смеяться, поспешив устранить недоразумение: – Эй, юмор, – Мэтт стер неловкость. – Всего лишь пошутил. Неудачно, – парень вскинул руками, чуть усмехаясь собственному положению. Мэттью отдалялся сильнее, наблюдая, как смущенный взгляд делает Доминика смешным. Ховард сидел, слегка улыбаясь, но до сих пор не до конца осознавал, что за диалог произошел между ними. – Централ Стейшн, прямо возле универмага. Часов в шесть вечера. Как? – озвучил Беллами, предлагая время и место встречи. Ему было достаточно удивительно произносить подобное. В любой другой ситуации он переложил бы эту ответственность на своего собеседника. – Идеально, – кивнул Доминик, вскидывая правую руку, чтобы посмотреть на часы. Без слов, лишь поднимая ладонь в знак тихого прощания, Мэттью развернулся и вышел из университета. Ховард посидел в холле еще некоторое время, соображая, чем заняться в свободные пару часов. Беллами пошел до своей квартиры, Доминик – домой. И оба они были слишком спокойны, как будто провели до этого тысячу совместных вечеров.***
Минута в минуту Мэтт был у главного входа в центральный торговый комплекс за Централ Стейшн. К тому времени погода уже испортилась, утреннее солнце сменилось холодным дождем. Мэттью едва ли обращал на это внимание, пока редкие капли мороси падали за ворот его легкой куртки. Он стоял, слушая музыку и слегка отбивая ритм ногой, скользя подошвой кедов по тротуарной плитке. Доминик опаздывал, и где-то внутри Беллами даже задумывался, мог ли тот отменить встречу; ведь средств связи у Мэттью не осталось – он не был уверен на сто процентов, что одногруппник решит прийти. Он смотрел мимо улицы, зрение расфокусировалось. Мэтт думал не столько о предстоящей прогулке – скорее, он и вовсе забыл о ней, – сколько о том, что его ждет завтра. Засыпать теперь стало еще страшнее, находиться в центре города – слишком опасно. Мыслями он уже ждал и представлял, как за ним нагрянут люди в форме, как схватят, повяжут, заламывая руки. Всю оставшуюся жизнь Мэттью проведет вдали от дома, лишенный свободы. Вопрос: был ли дом, если якобы проведёт всю жизнь вдали от него? Вопрос, когда же за ним придут? – Привет, – он услышал не с первого раза. Пришлось в спешке выдернуть наушники; они вылетели из пальцев и упали на плитку, пачкаясь в луже. Беллами засмеялся, нелепо нагибаясь за ними и поднимаясь обратно, чтобы поздороваться с Домиником. – Да, так мне еще никто «привет» не говорил, – отшутился Ховард. – Очень смешно, – Мэттью покривился. Доминик протянул ему руку – они до сих пор не поздоровались друг с другом, как это подобало. Беллами, обтирая грязную ладонь об куртку, протянул Ховарду свободную левую руку, когда вдруг для себя определил, что Доминик левша. Они замешкались, толпясь возле автобусной остановки, но все же пожали друг другу руки и пошли в неизвестном направлении. – Куда мы теперь? – поинтересовался Ховард. Мэттью только сейчас осознал, что даже не успел подумать, как стоит провести субботний вечер. – Не знаю, мне без разницы, – Беллами пожал плечами. – Варианты? – Алкоголь или трезвый вечер? – Я бы не отказался, – хмыкнул Мэтт, но тут же вспомнил, чем закончилась их прошлая попойка. Для себя он определил, что не стоит напиваться до состояния, когда секреты могут повалиться наружу. Это как-то должно было стать его строжайшим законом. – Тогда у нас есть несколько выходящих вариантов: бар, алкогольный супермаркет или… – Или? Беллами даже притормозил – настолько вспыхнул интерес. – Бар или магазин, – поправил себя Доминик. Мэттью бы заметил, что тот покраснел, если бы не стоящий полумрак – теперь темнело раньше. Ничего не возразив, Беллами лишь ухмыльнулся, но вспомнил про вопрос Ховарда: – Ты хотел узнать, существует ли мое место, куда я, по твоим словам, сбегаю, – он улыбнулся. – Как будто это неправда. – Абсолютная правда, – Мэтт продолжал держать улыбку, прячась от Доминика. – Именно поэтому мы ни в коем случае не должны брать алкоголь и распивать его на улице. Ховард рассмеялся. Это было хитро. – Это нечестно, – ответил он. – Напиваться с тобой в баре как-то невесело, – он пытался расшевелить Мэттью, но еще не знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. – Это еще почему? Ты эксперт по вечеринкам в баре со мной? – Ты будешь сидеть и молчать. Выпьешь пару стаканов виски, почти не расслабишься, совсем немного снимешь напряжение – и мы разойдемся, – прочитал Доминик, будто знал Беллами. Мэтт не нашел, что ответить. В своей голове он наткнулся на забавную мысль. Ведь он забыл, что Ховард психолог. По сути, и Мэттью им являлся, но пока что лишь в кавычках, так, заочно. В отличие от всех однокурсников, которые ударились в психологию и пошли на магистратуру, Беллами был тем самым студентом, который до текущего года и не задумывался о подобном образовании. Когда вокруг каждый был будущим психотерапевтом, Мэтт являлся обычным физиком. Не самым заурядным и довольно склонным к психологии (завязка на рефлексии – смысл его жизни), так уж и быть, но сути это не меняло. Он горячо верил, что Доминик ни за что не сможет его прочитать, но упустил эту самую мелочь: Ховард занимался чтением людей уже который год. Самому же Беллами еще предстояло научиться этому, если он был решительно настроен на обучение и посвящение в новую науку. Он не до конца понимал, как работают все эти механизмы, какие привычки стоит оставлять в своей жизни, а какие из них могут выдать его с потрохами. Но, кажется, Доминик теперь знал гораздо больше. Хотя бы потому, что так запросто вынес, как Мэтт поведет себя в баре – а ведь они никогда не ходили куда-либо вместе. – Хорошо, – кивнул Беллами. На все то, что пронеслось в его голове, ушла буквально секунда, максимум полторы, но даже здесь он успел утонуть. – Хорошо, – повторил он с уже гораздо более веселым настроем. – Это значит, что мы не идем в бар? – Кажется. Похоже на то, – Мэтт повернулся к Ховарду; глаза того блестели, ведь он только что одержал маленькую победу. – И теперь ты предлагаешь сразу пойти в супермаркет, чтобы после я увел тебя подальше от центра? – Не пытайся меня запугать. – Да-да, ты уже говорил, что тебе элементарно хочется узнать меня лучше, ведь каждый человек имеет право на дружбу, – Беллами взмахнул руками, как бы выплескивая свое мнение насчет этого клишированного занудства. – Но я бы на твоем месте не стал сразу идти пить с человеком, который не сильно любит общение. – Да, я многое в тебе заметил, – напомнил Доминик. – Да, я знаю, – спокойно отреагировал Мэтт. Они помолчали, пока каждый генерировал какую-нибудь идею. Парк? В такую слякоть – вряд ли, да и будет это как-то слишком скучно. Бар отпал, алкогольная тема была отложена на час-другой. Тогда что насчет какого-нибудь торгового центра? Забегаловки? Кофейни? – Тогда что насчет кофе? – предложил Беллами. – Ты пьешь кофе? – Еще бы, – улыбнулся Ховард. – Я знаю много хороших мест здесь, особенно в центре. – Я тоже знаю некоторые места, – ответил Мэтт. – Хотя, ведь я здесь совсем недавно, стоило бы довериться тебе в этом деле, – он улыбнулся, ведь, по факту, единственным местом, где он брал стаканчик кофе по пути домой, была маленькая Кап на углу перед станцией. – Да, ты начал рассказывать, почему переехал сюда, – ответил Доминик, ничего не подозревая (и даже не вспомнив о своих страхах), – только я так до конца и не понял, почему Рединг. – Даже я не понял, – отшутился Беллами, но внутри что-то сжалось. Смех разбавил обстановку, когда они по-прежнему удалялись от центра в сторону университета, уже шагая по мосту через Кеннет. – Мы можем пойти в мою любимую, она недалеко, на Ган-стрит. – Надеюсь, это не окажется Старбаксом или Неро, – хмыкнул Мэтт. – Ты меня не уважаешь, – кинул Ховард, уже разворачиваясь, чтобы пойти обратно к станции. Ган-стрит была всего в паре кварталов от них. – Веди, – только и сказал Беллами. Доминик демонстративно сделал резкий поворот, прекращая их путь прямо посреди моста. Мэттью кивнул, шагая следом за Ховардом. Еще не до конца запомнив названия всех улиц, он попросту надеялся, что любимая кофейня Доминика не окажется его местом.***
Около десяти минут за барной стойкой, незаметные разговоры, чашка кофе – и Мэтт уже не помнил, как они вышли из Тампа – той самой кофейни на Ган-стрит. Ховард слишком легко и быстро вывел Беллами на диалог ни о чем, начав с банальной учебы. Они сделали небольшой крюк по центральным улицам, и теперь вновь разговаривали о кофе, как и десять минут назад. Кофейная тема сменилась путешествиями, путешествия – моделями телефонов, когда Мэттью вдруг напомнил, что он остался без средства связи. Доминик не мог понять, каково это – ходить без телефона, ведь в его кармане лежал мобильный за тысячу фунтов. Беллами же высказался, что ему будет достаточно и обычного кнопочного, но разговор тут же пошел под откос. Ховарду не стоило ронять следующую фразу: – Понимаю, – кивнул он. – Чтобы элементарно позвонить маме, сообщить, что все хорошо и беспокоиться не о чем. Мэтта как подорвало. Он резко побледнел, пытаясь найти слова. Но, черт возьми, Доминик был хорошим психологом, и напоминание об этом лишь прибавило Беллами бледности. – Ты чего? – Ховард даже осмелился положить руку на плечо одногруппника. Но Мэттью смог лишь одернуться, находя в себе «все в порядке, не бери в голову». Он так и не произнес этих слов, хотя ему казалось, будто все было сказано. Каким-то внутренним чувством он резко повернул в противоположную сторону, даже не предупредив Доминика. Ховард понял, в чем дело, только спустя несколько быстрых шагов и целый квартал. Он сообразил, что Мэттью идет в сторону Централ Стейшн, прямиком туда, где они встретились, но делает это окольными путями. «Так он закрывается», догадался парень, «это обманный маневр, чтобы поменьше попадаться на глаза другим людям. Мэтт это отлично знает.» Но Мэтт не знал. Он делал все слишком неосознанно в силу своей некомпетентности. Но он прекрасно отдавал себе отчет, когда брал бутылку пива в придорожном супермаркете. Он отлично понимал, что ведет Доминика за станцию, через дворы и гаражи выводя его в спальный район, где, стоит свернуть и пройти несколько десятков метров, появится выступ. Бетонный, тяжелый, на который нужно будет забраться по грязной земле. Но этот выступ обязательно будет. Об него резким ударом Беллами собьет крышку с бутылки, помогая проделать то же самое Ховарду, чьи попытки не увенчались успехом. Мэттью сделает грубый глоток, морщась от пены. Будет неприятно. Но он сможет все объяснить. Доминик обещал помочь. Обещал понять. – Моя мать мертва, – объявил Мэтт, разом оправдывая свое хаотичное поведение. – Ничего личного. Только физика. Ховард сглотнул. Он попытался поставить себя на место Беллами, но мгновенно подступившие слезы обратили мысли. Доминик и представить не мог, что с ним станет, если он потеряет свою любимую мать. – Сочувствую, – только и выдавил он. – Это тяжело. – Не угадал, – фальшиво хмыкнул Мэтт. Он не знал, что такое сочувствие. Нести смерть на своих руках было достаточно просто. Нелегко было с этим жить. – Что-то с тобой не так, – кинул Доминик. Он сделал буквально пару глотков из своей бутылки пива, хотя еще час назад активно продвигал идею алкоголя. – Неужели, – хмыкнул Беллами. Ему было смешно, ведь Мэттью полноправно считал себя психически больным, ненормальным, лишенным права находиться в обществе. Фраза «что-то не так» не просто относилась к нему, она была девизом всей его жизни или последних шести лет как минимум. – Нет-нет, – отрезал парень, – не в плане каких-то внутренних нарушений. Каждый психолог прекрасно знает, что все люди на свете, так или иначе, по-своему больные. Кто-то больше, кто-то меньше. – Так, – протянул Мэтт. – Я говорю о тебе как о личности. – И что же со мной не так? – Беллами сделал нервный глоток, внутри похолодело. Дрожь пробежала по всему его телу, но он не подал виду. – На кого ты учился в Кембридже? Доминик определенно знал гораздо больше, чем помнил Мэтт. – Откуда ты знаешь? – спросил Мэттью, еще сохраняя стабильность. – Спрашивал у ребят. – О, какой потрясающий интерес, – отшутился Беллами. Ему было как-то не по себе. – На кого ты учился в Кембридже? – повторил Ховард, четче и настойчивей выдавая свой вопрос. Мэтт выдохнул. Чуть что, и если он ляпнул не то воскресной ночью, Доминик тут же догадается обо всем. Не стоит недооценивать его, Ховард был достаточно умен, чтобы связать несколько деталей и объединить в одну картину. И особо терять было нечего. – Инженер по ядерной технике, – произнес Мэттью. Его голос звучал достаточно спокойно. Даже слишком железно. Не то чтобы он был готов. Всего лишь озвучить свою специальность, подумаешь. Любой может спокойно рассказать, на кого и с каким успехом учился в университете, и в этом не будет ничего криминального. Но если учесть, что Ховард что-то знал, станет не так уж и просто. – Вот как, – кивнул Доминик, практически не удивляясь. – Тогда почему бежишь за степенью магистра в области психологии? И как вообще тебя взяли, как ты умудрился? Угодить… – По той же причине, почему Рединг. Исчерпывающе. Ховард замолчал, делая жадный глоток. В горле пересохло. – Как много ты знаешь? – спросил Мэттью, как только нервно влил в себя несколько глотков. Он наводил, определенно зная, что Доминик располагал информацией. – Я могу ошибаться, – оправдывался тот, теперь отчего-то пытаясь уйти от разговора. – Если хочешь, чтобы я раскрывался и переставал прятаться, придется сказать. – Это я знаю гораздо лучше тебя, специалист по ядерному оружию, – кинул Ховард и тут же осознал сказанное. Они замерли друг напротив друга, держа наполовину пустые бутылки прямо над выступом. Упадет – тут же разобьется об грубые куски бетона и выступающие железные прутья. Темнота нарушалась парой городских фонарей, освещающих перрон железнодорожной станции; свет сочился из-за спины, и Мэттью отчетливо видел горящие глаза Ховарда. – Я запаниковал после той ночи, когда ты не пришел на пары, – объяснил Доминик. – Руки как-то сами полезли в телефон, я не нашел ничего лучше, кроме как посмотреть одну из онлайн-газет твоего родного города. – Ты не можешь знать мой родной город. – Я смотрел Кембридж в целом, – поправил себя Ховард. – И одной из первых была занятная статья… – Поэтому я и не читаю газет. Не смотрю телевизор. Не слежу за новостями, – отрезал Мэтт, уже желая сократить разговор. – И даже не в курсе, что ребята, с которыми ты учился в одно время, теперь отправлены как рекомендованные реставраторы. – Отправлены куда? – Беллами напрягся, сжимая бутылку в руках. Они так и не сводили взглядов друг с друга, наблюдая за переменой эмоций. – Есть один город чуть севернее Кембриджа. – Неужели, – вылетел смешок. – Не подскажешь, как называется? Доминик весь дрожал. Мэттью еще держался. Если Беллами назовет верный город – его тайне конец. Но если Ховард действовал так уверенно, не сказал ли Мэтт той ночью, что он и есть тот самый непойманный преступник, спаливший Или? – Ты так уверен в своей правоте, – заметил Беллами. – Ты настолько самовлюблен, что не заметишь в своих действиях ошибок? – У меня не было оснований даже думать об этом, но сейчас обстоятельства складываются слишком значительно. И, вроде как, я психолог, способный… Мэтт молчал. – Ты говорил, что все уничтожил, – продолжал Ховард, забыв про алкоголь. – Твоя мать мертва, но ты об этом не сожалеешь. Твое образование напрямую связано с ядерным оружием, как выяснилось. И, знаешь, я прекрасно помню, что ты сказал мне той ночью, несмотря на все мои приходы и опьянение. Прошибло. Холодный пот покрыл верхнюю часть лба, уши покраснели. Беллами мечтал отвести взгляд, но из практики помнил: ни вправо, ни влево нельзя – это будет означать ложь или задумчивость. Нужно оставаться открытым, но как же сложно. – Ты шептал в бреду, что изобрел оружие. Вывел новую классификацию, – Доминик действительно дрожал, цепляясь руками за холодный бетон. Он смотрел в наполненные злостью глаза Беллами, и ему впервые было страшно находиться в его компании. – Твои слова о том, что ты привел бомбу в действие, а теперь она медленно разрывает тебя на части изнутри… – Прекрати, – прошипел Мэтт. – Мне стало не по себе тогда, но сейчас, прокручивая все это в голове, я даже не знаю, что мне дел… – Прекрати, – повторял Беллами. – Я просто хочу знать, что ты никак не связан с подрывом города в Кембриджшире, – Ховард едва ли не умолял – настолько ему хотелось услышать, что Мэттью не был виновным, что их общение продолжится без каких-либо опасных моментов, что они были обыкновенными студентами. Но Мэтт не был. Он сглотнул, делая горький глоток, практически опустошая свою бутылку. Это была единственная секунда за последние несколько минут, когда зрительный контакт прервался. Это был самый долгий взгляд, удержанный им на собеседнике. Возможно, за всю жизнь. – Доминик, – нервно обратился Беллами. – При всем моем уважении, я бы очень хотел рассказать тебе больше, – его голос задрожал. – Но с тобой что-то не так, – догадался Ховард, вновь повторяя эту убийственную фразу. – Пока я не позволю себе сам, ты не узнаешь ничего дальше сказанных слов. Доминик замер. – Но я бы очень хотел рассказать тебе раньше, чем я лишусь возможности говорить. Ховард поджал губу, и что-то пропало в его глазах: он был опустошен. Как реагировать здесь, кроме молчания? И если найти иные слова, кроме как связанные с подозрением Мэтта в преступлении, как их связать, как произнести? Как не задеть, не ранить, не причинить боль? – Просто скажи, что ты не поспособствовал тому, о чем я думаю, – попросил Доминик. О, если бы все было так просто. Беллами усмехнулся, опуская голову и слегка помотав ей. Нет, все было в разы сложнее и запутаннее, и эта чертова жизнь складываюсь так, что Мэтт не знал: плакать или смеяться. Соединяя оба варианта, можно было получить истерику. По видимости, к ней парень и стремился, от нее же он убегал. С него было достаточно этих разговоров. – Мне пора. Доброй ночи. В следующую секунду Беллами уже не было на выступе. Ошеломленный Ховард только и мог что резко глянуть вниз, растерянный, едва не выронив почти пустую бутылку. Мэттью был этому научен. За время, проведенное в Рединге, он часто проводил вечера здесь и уже привык спрыгивать с выступа, чтобы не слезать по грязи. Под ногами была еще летняя трава и редкий кустарник, в котором он скрылся. Доминик пытался разглядеть парня в темноте, но видел лишь легкое движение силуэтов. – И, знаешь, – крикнул Беллами вверх, уже отойдя на небольшое расстояние. Ховард напрягся, но слушал. – Мне ведь и правда нужен друг, – обьявил Мэтт. Доминик рассмеялся. Еще секунду назад он хотел убить Беллами за выходки, включая прыжок, но не теперь. – Так что ты попал, понял? – выкрикнул Мэттью в последний раз, после чего совсем пропал между деревьями, прокладывая свой путь в обход станции. Рассмеявшись сильнее, Ховард влил в себя остатки пива, кидая бутылку вниз – аккурат туда, где только что пропал Беллами. Улыбка осталась на лице Доминика и держалась, пока он миновал гаражи, обходя местных пьяниц, и шел через центр до своей Лондон-роуд, думая о словах Мэтта. Оказалось, что пропадать в гетто и пачкать дорогие брюки не так уж и страшно. Подписавшись на дружбу с Беллами, Ховарду придется попрощаться с белизной новых кроссовок и свыкнуться, что не в каждом районе Рединга будут дружелюбные и вежливые жители. Подписавшись на дружбу с Домиником, Мэтту придется выйти из зоны комфорта и научиться говорить.