The Alternative

Мэтт смог отдышаться только возле трассы, когда осознал, насколько далеко убежал от университета. Он едва ли помнил последние минуты и то, что происходило у него внутри, но чувство страха по-прежнему сидело в голове, было небезопасно. Уперевшись в первую попавшуюся стену, Беллами плотно прижался к ней лбом и грудью. Оказалось слишком тяжело стоять на ногах. «Боже, что подумает Доминик? Заметил ли ректор, как я сорвался и перелез через забор? И что, черт возьми, этот Кирк забыл здесь, в Рединге?». Мэттью держался, чтобы не зареветь от бессилия и не скатиться по стене на грязный тротуар. На последний вопрос он явно знал ответ – особого ума не требовалось. Еще бы, зачем вдруг профессору, который звонил ему и предупреждал, что его нашли, появляться в месте обитания Мэтта? Невероятная загадка. Держась за стену, Беллами зашел в переулок за углом. Здесь было темнее и даже, кажется, прохладнее. Еще немного перевести дух – и можно было идти дальше; возможно, домой, но вряд ли это того стоило. Наверняка адрес Мэттью давно вскрылся, и вскоре туда нагрянет целый наряд людей в форме. Мэтт все еще держался, чтобы не начать реветь. Но было действительно тяжело. У него не было шанса связаться хоть с кем-то, одиночество подбивало сбоку, делая больнее. Оставался единственный вариант: брести через весь город домой, делая круг побольше и петляя, чтобы его не нашли. Там, в квартире, он запрет все замки и зашторит окна, спрячется в постели и будет ждать грядущего часа. Но что скажет Мэтт уже секунду спустя, когда новая огненная мысль возникнет в его голове? Он просто потрясающе хорошо помнил, возле какого именно дома по Лондон-роуд свернул Доминик в тот день, когда Беллами решил проследить за одногруппником. И даже если это вряд ли был тот самый дом, в котором жил Ховард, вероятность его появления в радиусе десятка ярдов была достаточно велика. Как-то с облегчением выдохнув, Мэттью осмотрелся по сторонам и принял решение: нужно идти на Лондон-роуд, дом восемнадцатый. И ноги резко двинули налево, по Вокингем-роуд. Чем ближе к центру, тем лучше. Дойдя до цели уже минут через двадцать, Мэттью обошел его по кругу, проверяя, нашел ли он верный адрес. Табличка с цифрой «18» висела прямо под названием улицы, недалеко от въезда на подземную парковку. Беллами осмотрелся еще раз, думая, где ему остаться. Определив, с какой стороны Доминик вероятнее всего станет подходить, Мэтт свернул направо и присел на скамью. Что-то наподобие небольшого закутка перед первой парадной. Ховард заметит его, если явится сюда. От нервов Беллами стал грызть ногти, постоянно оглядываясь по сторонам и проверяя, не было ли вокруг подозрительных лиц. Нелогично считать кого-то опасным, когда ты сам являешься уличенным в преступлении, но опустим. Это не отменяло тревожного состояния Мэттью. Чутье не подвело Беллами, и здесь же появился хоть какой-то смысл в той слежке, после которой у Мэтта сорвало крышу. Из-за угла вышел Доминик, сворачивавший к себе. Хмурый, даже разбитый чем-то и без настроения, он шел напрямик, смотря себе под ноги. Держа руки в карманах спортивной куртки, стискивая ткань изнутри, Ховард выглядел потерянным. Сделав еще несколько шагов, уже подходя к дверям, Доминик вдруг поднял голову, чтобы увидеть Мэтта. К тому моменту Беллами уже напрягся, даже выпрямил спину. По Ховарду было сразу видно, что он не станет смеяться над проделкой Мэттью и не воспримет это как шутку или ребячество. Они вроде и понимали друг друга, но было слишком сложно связать даже пару слов, чтобы объясниться. Ничего не сказав, Доминик, слегка растерявшись, расправил плечи и сел на скамью рядом с Беллами. Оба смотрели куда-то вдаль, хотя Лондон-роуд была закрыта вторым корпусом жилого комплекса. Ни один из них не мог найти в себе правильных слов, но Ховард точно знал, о чем хотел бы поговорить. К сожалению, об этом догадывался и Мэттью. – Это был ты, да? – спросил Доминик, словно речь шла о краже конфет из супермаркета. Беллами даже не нервничал. Он скрестил руки на груди и откинулся на скамью, поднимая голову вверх. Хотелось свежего воздуха. – Как ты понял? – это все, что ему хотелось знать. Доминик даже позабавился. – Ты слишком сильно нервничал, – ответил он, – и все как-то замечательно сошлось. Насчет самой информации я просто угадал путем незатейливых размышлений. Я запаниковал, – признался он. Об этом они уже говорили. Мэттью молчал, все так же не находя слов. Ему было слишком спокойно сидеть рядом с Ховардом, будучи уверенным, что тот знает его тайну. От этого становилось как-то теплее, что ли. С появлением этого секрета между ними возникала какая-то даже особенная близость, неподдающаяся описанию. Беллами чувствовал это слишком явно. И жгло внутри. – Тема, близкая к этой, была основой моей дипломной работы. Я имею в виду психологическую реакцию человека, утаивающего информацию, да и я всякая прочая чушь про обман и сокрытие. Преступлений тоже, – добавил Доминик, резко выдыхая. Это не было оправданием, лишь разряжало обстановку и объясняло, почему он мог так быстро все понять. Ховард откинулся на скамью, подобно Мэтту, и чуть покосился в его сторону. – В Оксфорде. Тот лихорадочно рассмеялся, закрывая лицо руками. Смех был настолько звонким и ярким, что Ховард не смог сопротивляться и поддался этому настроению, улыбаясь беспричинно. Он прикрыл глаза, тоже чувствуя ту самую «какую-то даже близость». – Что? – спросил он. Беллами едва нашел в себе силы прекратить смех, успокаиваясь и возвращаясь к диалогу. – Пойми, – улыбался он. – То, что я сделал, – всего лишь практическая часть моей выпускной работы из Кембриджа. И Мэттью продолжил смеяться. Но Доминику было уже не так весело; лицо сменилось, на нем закрепилось напряжение и недопонимание. Ховард вдруг осознал, что Беллами, грубо говоря, действовал по своим же инструкциям, решительно одобренным Кембриджским университетом. Это звучало совсем не по-детски. Даже сурово, но так естественно. И здесь, кажется, Доминик понял, почему Мэтту не приходится скрываться. Только вот Беллами сам до конца этого и не осознал, продолжая бежать и оглядываться по сторонам. – Ты сейчас серьезно? – спросил Ховард, настроенный строго. – Конечно, – отозвался Мэттью, – какой смысл мне тебе врать? Особенно теперь. – Ты рассказываешь все это слишком убедительно. Я хочу тебе верить, – объяснил Доминик, теперь полностью поворачиваясь к Беллами. Мэтт ответно повернулся, и они встретились глазами. Было во взгляде Ховарда что-то хаотичное, вроде боязни или недоумения, но оно слишком шло Доминику. Так к лицу. С этим выражением, задумчивым и растерянным, даже слегка печальным, Ховард словно становился самим собой. И Беллами напомнил себе, что они совершенно друг друга не знают, такие разные и далекие люди. Им еще предстоит рассказать тысячи тайн. – Тебя это не пугает? – спросил Мэттью, глядя другу в глаза. – Почему это должно меня пугать? – Ты сидишь с преступником. Я совершил нечто чересчур глобальное. Катастрофу, – выдохнул Беллами, будто это было его любимым словом. Никто этого и не отрицал. – И тебе все равно? – Если следовать твоей логике, я сам пошёл на дружбу с преступником, – напомнил Ховард. – И я не жалею об этом. Потому что ты не преступник. – А кто тогда, по-твоему? – нервно усмехнулся Мэтт. – Кем я могу являться, если на моих плечах лежит такое? Доминик помолчал немного, согласовывая с самим собой, стоит ли озвучить свои мысли вслух. – Ты же гениален, – неловко выдавил из себя Ховард. Его лицо напряглось, он изогнул брови, на секунду отводя взгляд. Ему было непонятно, как Беллами не смог заметить этого в себе, обращая внимание лишь на темную сторону своей идеи. – Я не знаю, что именно ты там изобрел и сделал, но… – Бомбу. Хорошо укомплектованную, максимально меньшего размера, чем ее аналоги в классе данного масштаба поражения, – вставил Мэтт, очень уместно и даже не слишком завуалированно. – Стоп-стоп, нет. Ты говоришь неизвестные мне слова, – усмехнулся Ховард. – Первого и единственного было достаточно. Они замолчали, отводя взгляд вниз, все еще обращенные лицом друг к другу. – Доминик, я террорист, – вдавил Беллами. – Для меня это теперь ничего не будет значить. Потому что я знаю тебя другим, – указал тот. Это шло в абсолютный разрез с тем, что представлял о себе сам Мэттью. – Гениальным, – закончил Ховард. И эти слова лишний раз поразили. И, может, Мэтт на секунду даже сможет забыть, что по-настоящему и без шуток являлся террористом, предоставляющим угрозу безопасности всего Соединённого Королевства. – Ты и правда так считаешь? – спросил Беллами, едва не краснея от неожиданного заявления. Кажется, у него будет много вопросов, над которыми стоит подумать. Кстати, вопрос о чувстве самосохранения Ховарда и его здравой оценке (особенно, учитывая его специальность) – нелишний. – Да, – кивнул Доминик, поднимая глаза к другу, – и имею полное право так считать. И если ты осознаешь, что твои действия были далеко не самыми правильными, ты не только не преступник, но еще и человек с совестью. – Но это все ещё преступление. И это тайна, – Мэттью резко встрепенулся, нагибаясь вперёд, ближе к Ховарду. Он почувствовал потенциальную опасность в этом разговоре. – Тайна, понимаешь? Доминик не нашел ответа лучше, чем сопровождаемого искренней улыбкой: – Понимаю, – кивнул он, – и я готов делить ее с тобой. Беллами замешкался. Да что вообще стоило отвечать на такие слова в таком диалоге? – Спасибо, – только и смог ответить он, тут же замолкая, будто прячась в себя. Здесь Ховард вспомнил о лежащем в рюкзаке мобильном телефоне, момент был идеальным. Единым движением руки он достал гаджет и молча протянул Мэтту, будто так и было задумано между ними. – Телефон, – объяснил Доминик, чуть улыбаясь. – Ты же просил купить тебе новый, – он сохранял серьезность. – Я сказал, что это была шутка, – Беллами напрягся, еще не решаясь взять мобильник из рук Ховарда. – Мэтт, – по-доброму обратился парень, – ты не понимаешь моих шуток, а я не понимаю твоих. Это всего лишь мой старый айфон. Мэттью рассмеялся, чувствуя себя полным идиотом. Он принял телефон, благодаря Доминика, и тут же разблокировал его, стеснительно начиная устанавливать все под себя. – Звони в следующий раз, – попросил Ховард. – Даже не буду спрашивать, как ты узнал, где я живу. Беллами промолчал. Это все, что он мог себе позволить. – Мне пора, – предупредил Доминик, – мама просила помочь. Мэтт кивнул ему, вроде как отправляя домой, напоследок еще раз говоря «спасибо». Он остался на скамье еще некоторое время, когда Ховард зашел в холл своего дома и скрылся за прозрачной дверью. Именно в этот момент, стоило Доминику покинуть его, Мэттью задался тем же самым вопросом, что и его одногруппник еще в начале этого дня: а ведь забавно, как все же интересно наблюдать за дружбой, которая строится прямо на твоих глазах. Мэтт улыбнулся, сжимая телефон в руке, решая оставить это дело на вечер. Ему было срочно нужно на выступ. Там он мог поговорить с самим собой.

***

Все та же студия, закуток от Лондон-роуд, у гостей оставалось еще несколько суток в запасе. Ощущения были такие, словно они провели в Рединге уже неделю, если не две. Прошел всего лишь день; один-единственный. Но Томас уже был готов развернуть автомобиль и мчать обратно в Кембридж. – Я теперь просто на сто процентов уверен! – заявил он, когда его товарищ вернулся под вечер. – Уверен, черт возьми! – Теперь поподробнее, – попросил Филлип, снимая пальто и аккуратно вешая его на плечики. Прося говорить медленнее и яснее, профессор вдруг заметил, что пальто Томаса лежало кинутым на кресло. – Вижу, что не все прошло гладко. – Ничего не прошло гладко, – сказал тот, поворачиваясь к коллеге. Томас выглядел потерянным, разочарованным: то ли в себе, то ли в своем студенте, то ли вообще в Рединге. – Он просто взял и убежал. – Стой, так ты его видел? – озадачился Филлип. Профессор вздохнул. Только что вошедший Филлип прошел в комнату, стоя весь внимание. – Я разговаривал с ректором местного университета, очень давно нас познакомили на съезде от Кембриджа. Когда увидел Беллами, – описал Томас. – Он выходил в компании своего друга, по всей видимости, они задержались. Потому что основная масса вышла минут за пять-десять до них. Они шли к воротам, но почему-то резко остановились. Секунда в секунду увидели меня, и… – И? – вытянул Филлип. – И этот подлец тут же сорвался с места в противоположном направлении. – И все? – недоумевал тот. – Просто сбежал из университета? – Ага, – Томас вскинул брови, даже усмехнувшись и слишком нервно. – Перелез через забор, и больше я его не видел. – Какая хорошая физподготовка у парня, кто бы мог подумать. Это немного взбодрило обоих, но профессор Кирк был по-прежнему в упадочном настроении. Он начинал забывать основную цель своего визита и все чаще спрашивал у себя, стоило ли вообще ехать сюда. Ведь он мог попросту забыть о ситуации, закрыть глаза, не думать ни о чем, преподавать дальше как ни в чем не бывало. Интерес как всегда взял верх. – Что теперь? Мы поедем обратно? – спросил Филлип. – Тебе так не терпится, – вздохнул Томас, отходя к окну. – И я тоже очень хочу обратно, даже не знаю, какой черт дернул меня приехать сюда чего-то добиться. Кирк зажмурил глаза, проводя по лицу ладонью. Смахнуть усталость и как-то облегчить ощущение, что потерпел провал; это всегда сложно: принять поражение. Беллами знал об этом лучше всех, но профессор даже не догадывался, какими мыслями был снедаем его выпускник. Последовал тяжелый вздох, несколько секунд стояло молчание. – Тот приятель никак не может быть замешан в идее твоего студентика? – предположил Филлип, невинно задавая вопрос. Томас вдруг встрепенулся, резко поворачиваясь к приятелю и молча поднимая пальцы к губам. «Идея!» – сказал он про себя, онемев, но Филлип прочитал это в движениях коллеги. – Я не знаю, действовал он один или с кем-то, – произнес Кирк. – Но, вполне возможно, что этот парень, ассистирующий при социализации Беллами, что-то да знает. Профессор отвернулся к окну, так и не отнимая пальца от губ. Он понимал, что все это было рискованно и подводило его репутацию как преподавателя в глазах самого же Мэттью. Но если Кирк сумел поставить Беллами высший балл за теоретическую часть, он хотел бы знать составляющую практической. – С ума сойти, – покачал головой Филлип, становясь все более раздражительным, пока поездка затягивалась. – И не говори, – косвенно извинился Томас.

***

Дождь только-только прекратился, когда Мэттью все же добрался до выступа. Прежде он провел несколько часов наедине, предоставленный самому себе в полностью опустевшей квартире. Минут сорок полудремы, чай у раскрытого кухонного окна, немного музыки – за это Беллами был благодарен более всего, ведь вместе с телефоном Ховард подарил Мэтту доступ к все еще действующей подписке. Что-то не слишком тяжелое, любимые композиции играли в наушниках Беллами, это дарило улыбку. Он накинул капюшон, полностью пряча под него волосы, и плотнее влез в расстегнутую куртку. Зажженная сигарета оказалась между пальцами как-то автоматически, дым втягивался неосознанно. – И куда все это тебя привело? – спросил он на выдохе. – Прежде всего, ты хотел уничтожить себя и все, что принадлежало твоей жизни. Теперь тебя уверяют в собственной гениальности, хотя ущерб оценили в половину населения твоего родного города. Мэттью болтал ногами, вспоминая, как еще позавчера он спрыгнул отсюда, обрывая нежелательный диалог. Он посмеялся, но настроение задержалось ненадолго, новая мысль встряла в голову, перед глазами стелился мрак. «Ты же гениален». – Ведь это не так, – прошептал он, зажмурившись и помотав головой. Отрицание. «Доминик, я террорист.» – Я всего лишь хотел, чтобы мне было нестерпимо больно. Хотел загнать себя в депрессию. Хотел, чтобы я страдал больше всех на свете. «Я террорист.» – Я тоже хотел умереть, – напомнил он самому себе. Сигарета выпала из пальцев, но шепот, словно в бреду, еще летел с губ; Беллами говорил неосознанно, еле слышно, но все же слишком доверяя самому себе. Впервые в жизни. – А мне разве так нужно страдать? – спрашивал он, даже не заметив, что курить стало нечего. – Разве так нужно постоянно быть в какой-то печали? Произнеся это слово, он услышал, как эхом оно отдалось еще тысячи раз, замирая где-то внутри. Одно из его любимых слов, наравне с катастрофой. Но самым обожаемым все же было саморазрушение. Как процесс, как переживание, как чувство. Как единица речи. – Я увлекся, – продолжал Мэттью, его губы практически не шевелились теперь, но слова так и сыпались. – Я настолько увлекся, что пропал не только в себе, но и в мире. Выбыл из него, – с ужасом осознавал Беллами. – Так просто не может продолжаться. Нужен хоть кто-то, кто мог бы вернуть меня обратно. Это не может… Он сорвался. Еще сигарета, привычка убивать легкие продолжала контролировать мозг. Кашель, небольшой взгляд вокруг. Он все еще был один здесь, музыка продолжала играть не переставая, дождь вновь начинал накрапывать. Редкие капли стекали с торчащей челки, вылезшей из-под капюшона, на опущенное лицо. Мэтт притушил наполовину скуренную сигарету и поднялся, отряхиваясь и натягивая капюшон еще сильнее. Его путь не будет лежать через прыжок вниз и гаражи, потому что Беллами не пойдет домой. Перелезть через железнодорожные пути и как ни в чем не бывало выйти с торца здания центральной станции – конкретно то, что было ему нужно. Он зашел в первый попавшийся салон связи, оформил на себя сим-карту и сделал шаг из центра, в противоположную сторону от своей квартиры. Телефон дрожал в руках, замерзших под усилившимся дождем. Мэттью откашлялся: – Привет, – произнес он в трубку, где только что прекратились гудки. Какой-то неестественный шорох на заднем плане – все, что Мэтт мог слышать, прежде чем прозвучал голос. – Ты не думал, что я так сразу стану пользоваться телефоном, знаю, – добавил Беллами, чтобы замять молчание. – Мэтт? – только и спросил голос. Он звучал сонно, даже помято. – Мэтт, – кивнул парень, улыбаясь. Ничего особенного, но он уже шел к Лондон-роуд. – Я отвлекаю? – Нет, – ответили растерянно. Вновь появился шорох. – Я, кажется, случайно уснул. Беллами усмехнулся. – А я случайно оказался прямо возле твоего дома, – заявил Мэттью, в этот момент подходя к уже шестнадцатому строению по Лондон-роуд. – Не пойми неправильно, но, Доминик, – боязливо произнес он, – может, окажешь одну услугу? – По голосу слышу, что ты разбит, – угадал Ховард. – Да, я могу выйти, – согласился он немедля, как-то слишком просто. Мэтт сдержал улыбку, закрывая глаза, мысленно говоря ему слова благодарности. Не то чтобы он надеялся на однозначный ответ, появившись здесь на ночь глядя. Связь оборвалась, и Беллами оказался возле дома Ховарда, прямо напротив той скамьи, где они сидели часов пять или шесть назад. Сунув руки в карманы, отчего-то сильно волнуясь, Мэттью застыл на месте, немного покачиваясь на носках вперед-назад. Дождь становился сильнее, но это мало его смущало; спасал капюшон и вера во что-то светлое. Появился Ховард. Что-то внутри Беллами будто сломалось, рухнуло; солоноватый привкус на нёбе не давал покоя, и Мэтт стал метать взгляд из стороны в сторону, делая вид, что не заметил вышедшего из-за угла Доминика в компании неизвестной. Девушка тут же отбежала в сторону, обходя дома. Ховард подошел ближе: – Хочешь прогуляться в такой дождь? – спросил он, как только отчетливо разглядел лицо Беллами. На лице была улыбка – Мэтт тогда подумал: «еще бы». – Боишься испортить укладку? – съязвил тот. Настроение покатилось вниз. Ховард усмехнулся – Мэттью нехило его подколол. Он тут же провел ладонью по своим волосам, поправляя выбившиеся пряди. – Здесь на последнем этаже крытая площадка, там красивый вид, – предложил Доминик, но он видел, что в лице друга что-то не то. – Я боюсь высоты, – придумал Мэтт, отнекиваясь. В этот момент он вдруг пожалел, что вообще имел возможность ходить и делал это, карауля Ховарда. – Ты врешь. Беллами нервно выдохнул, отводя взгляд. – Мы можем просто сесть здесь же? – спросил он, не находя лучшего место, чем уже проверенная крытая скамья. Дыхание сбилось, но Мэттью был уверен, что он отлично держался. Неприятно. Доминик принял предложение, тут же садясь на сухую скамью, оказавшуюся под навесом. – Я понимаю, по телефону ты звучал ужасно, – начал Ховард. – Но как только я подошел, что-то случилось сверху. Что еще не так, конкретно сейчас? – у него не было времени ждать и делать вид, будто ему все равно. – Ты не говорил, что у тебя есть девушка, – выдал Мэтт без каких-либо обходов, будто обиженный. – Что? – недоумевая вытянул Доминик. – Я уже понял, что сильно помешал тебе. Уснул он случайно, да-да, – Беллами усмехнулся. Ему было смешно. – О чем ты? – Ну, вечер, твоя эта возня в трубке, – намекал Мэтт. Ему даже становилось неловко, будто он смущал приятеля своим разговором. – Я заметил, что ты вышел через другую дверь. Вместе с девочкой. Но все пошло не так, как себе придумал Мэттью. Ховард выругался, громко засмеявшись. – Ты идиот, Беллами! – выкрикнул он, не удержавшись от удара в плечо. Мэттью возмутился, получив по кости кулаком, и состроил на лице неприязнь. – Ну охуевший подлец! Это моя младшая сестра! Тот единственный момент, когда молчание все перекрыло. Беллами взорвался: – Твою же мать, – выругался он, незамедлительно краснея. – Так, все, я хочу курить, – заявил Доминик. – С тебя сигарета, и выдавай там, зачем ты вытащил меня из постели и оторвал от видеоигр. – И во что же ты играешь? – В будущего высококлассного психотерапевта, – съязвил Ховард, от кислотного настроения даже высунув язык. Они отошли от скамьи, вставая ближе к забору, реконструируя сцену их первого социального взаимодействия: Доминик позаботился о Беллами, поджигая его сигарету, прежде вдохнув тяг своей. – Ну, – намекнул Ховард. Мэтт выдохнул дым, прокашливаясь. Его лицо больше не было таким красным, но смущение осталось, неловкая ситуация еще крутилась в голове. Он только что приревновал своего друга к его же младшей сестре. Действительно идиот. Самый натуральный. – Все сложно, – выдал он, откидывая оскорбления в свой адрес. – Все непросто. – И так всегда, – кивнул парень. – Я совсем запутался. Это уже нечто невозможное, и я боюсь, что с каждым днем становится хуже. – Что именно становится? И что тебя тревожит? – участливо спрашивал Доминик, выдыхая дым. – Моя тайна, – утвердил Мэттью, чувствуя невероятное облегчение: так гораздо лучше, когда кто-то еще знает, что происходит с твоей жизнью. – Она рвет меня изнутри, эти последствия зашли куда дальше разрушения половины маленького городка. Не закон – моральное уничтожение, – сделал акцент Беллами. – Вот что меня гложет. И не столько потому, что из-за меня пострадали многие, десятки и сотни человек погибли, несколько тысяч остались без крыши над головой. Нет… Ховард почувствовал, что им нужна пауза. Глубокий вдох и несколько пропущенных затяжек; Мэттью восполнял пробел, куря чаще и грубее. – Ощущение, что меня сейчас не должно быть здесь. Будто я чужой. Совсем. – Что ты хочешь этим сказать? – спросил Доминик, в этот момент составляя список всех тех навязчивых действий, которыми пестрили движения и мимика Беллами. Каждый его рывок в сторону и нервную дрожь он мог описать, распознавая как нечто из тревожности, волнения, подавленного состояния. Практика никогда не прекращалась. – Я должен был умереть тогда, – опустил Мэтт. – Но не умер, – напомнил Ховард, словно отдельный раз поздравляя Беллами. Однако дело было в другом. – Но я должен был, – надавил Мэттью, теперь признаваясь. Измененная интонация – и Доминик понял весь посыл. Было тяжело это признавать. Беллами выдал, Ховард принял и разжевал. Это Мэтт имел в виду. Стоя над своим родным городом, со стороны гордый и непобедимый, он должен был взорваться вместе с остальными, когда что-то пошло не так. Именно поэтому пострадал не весь город. Именно поэтому Беллами теперь стоял перед Домиником – перед своим другом, что было важно, – и говорил ему эти слова, разбитый и потерянный среди собственных мыслей. Сказать было нечего. Ховард и раньше сталкивался с сообщениями о попытке совершить суицид, но здесь было нечто другое. Ряд нетипичных обстоятельств заставлял ситуацию Мэтта повернуть далеко в сторону, уходя гораздо дальше чего-то поверхностного и ясного. На раскопку причин уйдет целая жизнь; может, две. И Доминик явно нашел бы, что сказать, и объяснил бы, почему так недоумевал, услышав от Беллами полнейшее отрицание второй стороны катастрофы. Мэтту было не до собственного успеха, он не считал себя гениальным и даже не мог думать об этом, когда преследуемой целью было стирание прошлого, уничтожение самого себя. И здесь можно лишний раз убедиться, что человек способен на все. На самые отчаянные и масштабные вещи, на все самое ужасное и пугающее. Это происходит, когда в душе поселяется страх, когда она испепеляется, а сердце выдержать уже не в силах. Так состояние облегчили бы простые дружеские объятия или элементарное доброе слово, но телефон Ховарда зазвонил в его кармане. Мэттью давно докурил, притоптав сигарету об тротуар, и ничего не ждал от Доминика. Он был благодарен уже за то, что тот выслушал, но дальнейшие действия предугадать не хотел. Хотя был способен. Неизвестный номер звонил Ховарду в десять часов вечера, и, ничего не подозревая, парень скоро извинился перед другом и принял входящий вызов. Усиливающийся дождь, поздний октябрьский вечер и двое молодых людей, случайно встретившие друг друга в жизни и замершие возле тихого дома. Этот голос в трубке, преследовавший Мэтта последние дней десять, будет сопровождать их еще долго. – Доброго вечера, мистер Ховард, – протянули вежливо и с уважением. – Вы меня не знаете, и я не знаю вас, однако есть одна причина, по которой мы связаны. Доминик похолодел, испуганным взглядом посмотрев на Беллами. Тот первым же делом подумал о возможном исходе. И он угадал, затаив дыхание, стоя как вкопанный, напряженно вслушиваясь в до боли знакомый голос в трубке. – Меня зовут Томас Кирк, я профессор Кембриджского университета и я был курирующим преподавателем у вашего вузовского приятеля Мэттью Беллами, – голос звучал как-то улыбчиво, даже высокомерно. – Вам знакомо это имя? – Понятия не имею, о ком вы говорите, – произнес Ховард деревянно, как только сглотнул тяжелый ком. Его взгляд к Мэтту был все таким же взволнованным, но в нем не было ненависти. Он вновь посмотрел на Беллами, редко дыша, когда тот подошел почти вплотную, чтобы лучше слышать телефонный разговор. Они прикоснулись плечами, Мэттью прижался сбоку, но он не был так напуган. – Ладно, пусть так, – усмехнулся профессор. – Проблема в том, что этот человек сделал нечто неординарное, такое не происходит каждый день, если вы понимаете, о чем я. Возможно, вас уже посвятили в эти дела; если нет, то так и лучше для вас, в этом вы убедитесь позже. – Что вам нужно? – спрашивал Доминик холодно, не обращая внимания на длинную речь. – Все, что вы только могли бы знать. Я не преследую каких-либо корыстных целей и не задумываю совершать злодеяний. Всего лишь информация. На более у меня нет ни сил, ни полномочий, – говорил профессор. Ховард вздохнул, закрывая глаза. Резкий взгляд в сторону позволил ему оглядеть плечо Мэттью, который был так близко, что становилось не по себе. Доминик еще не отошел от разрыва со своей бывшей девушкой. Ему было чуждо, что кто-то находился так рядом, и он вдруг вздрогнул, когда осознал, что думает об этом по отношению к Беллами. Как-то неправильно. Странно. – Я ничем не могу быть вам полезен, – на выдохе произнес Ховард. – Я не знаю названного имени и никогда с ним не сталкивался. Он хотел сохранить тайну Мэтта; в конце концов, он пообещал. И чем дольше это молчание будет способно продержаться, тем лучше. – Весьма жаль, – отреагировал профессор – он так и думал, что студент не пойдет на уступки. – Как бы то ни было, я лишь хочу, чтобы вы понимали: я не заинтересован в том, чтобы господин Беллами отвечал перед законом или понес любое наказание. Мне в том числе невыгодно, чтобы информация утекла дальше посвященных в дело лиц. Доминик молчал. Мэттью неровно дышал, обреченно закрыв глаза. – Я вижу, вы не настроены на диалог, – угадал профессор. – В любом случае, спасибо за принятый звонок. Передавайте привет мистеру Беллами, если он затерялся где-то рядом, и впредь не допускайте, чтобы ваш приятель нарушал установленные нормы поведения в университете прямо на глазах ваших и ректора. И прошу прощения за столь поздний звонок. Соединение прервалось. Ховард опустил телефон, кистью руки задевая Беллами по плечу; тот резко отстранился, сам смутившись занятого положения, и постарался встать как можно дальше от Доминика. Они ничего не говорили друг другу: оба все и так прекрасно слышали и понимали. Но, по крайней мере, из слов профессора следовало, что никто не собирается сажать Мэттью за решетку. Только Беллами до конца не понимал, как такое могло произойти. Он виновато посмотрел на Ховарда, чувствуя груз и ответственность. Теперь и Доминик был втянут в этот хаос. И в этом была вина Мэтта. Очередная вина. Ничего не сказав, Беллами нервно хлопнул себя по бедру, опуская глаза в землю, и развернулся, быстрым шагом покидая двор. И Ховард ощущал, что Мэттью нуждается теперь в поддержке и участии как никогда раньше, и он даже мог ему это дать. Осознавая, что у Мэтта могут быть проблемы, он не торопился обвинять его в этом, ведь сам выпытал эту тайну и давно настаивал на разговорах. Доминик почти что сорвался с места, чтобы побежать за Мэттом, но что-то его остановило. Невероятно вовремя. Он понимал, что, скорее всего, Беллами сейчас особенно необходимо побыть одному. Как это всегда и было.