***
В который раз встретившись с противоречиями, Беллами продолжал делать вид, будто все было в порядке. Он через силу принял приглашение Ховарда, за оставшийся понедельник придал себе божеский вид: умудрился выспаться, все же осветлил корни и даже купил новое пальто – курточка и правда была легковата для зимы. Двадцать четвертого декабря, в обещанный вторник, Мэттью был бодр и даже не проклинал себя за принятое приглашение. Еще пару дней назад он думал о том, что это будет его одиннадцатое Рождество в одиночестве, но, как и всегда, все сложилось слишком замечательно. Появилась возможность ощутить полноценный праздник. И даже на секундочку прикоснуться к атмосфере семейной любви и тепла. Доминик написал, что Мэтта будут ждать к семи вечера, но они могли бы встретиться пораньше. Немного подумав, Беллами решил рискнуть, и в пять часов после полудня стоял на излюбленной Централ Стейшн в ожидании друга – Ховард слишком систематизированно опаздывал. – Выглядишь отлично, – заметил Доминик при встрече. В этот раз они ограничились рукопожатием. – Новое пальто? – Да, – просто кинул Беллами, прежде поздоровавшись. – И волосы, – тут же добавил Ховард. – И волосы. Мэтт усмехнулся. Его позабавила эта ситуация. Будто Доминик обращал на его внешний вид внимания больше, чем то делал сам Беллами, долгое время совершенно не заботившись о себе. – Ты поборол лень или просто получил зарплату? – поинтересовался Ховард. Он помнил, что Мэттью давно жаловался на отросшие корни и нехватку денег. – Заработал. – Кем ты работаешь? – тут же нашел Доминик – ведь он так и не смог выпытать, прежде задав этот вопрос около пяти или шести раз, еще осенью. Беллами усмехнулся, отводя взгляд. Не было ничего зазорного в свободном заработке денег через интернет, но Мэтту все же хотелось сохранить долю тайны. – На пальто и центральный отель я заработал старшим преподавателем в Кембридже, – нашел Мэттью. – Остальное пусть останется при мне. Ховард решил сменить тему разговора и предложил повернуть к Кинг-роуд, в одну из их привычных кофеен. Она была буквально последней в городе, что еще была открыта в канун Рождества, и Беллами только пожал плечами, отвечая «не против». Где-то в пяти минутах от восемнадцатого дома по Лондон-роуд Доминик решил остановиться. Мэттью почти прошибло: он было решил, что Ховард собирается завести какой-нибудь серьезный разговор и выяснить все нюансы их общения прямо здесь и до ужина. Но на лице Доминика было стеснение, а за неловкостью пряталась боязнь. Он слишком многого ожидал. Беллами же пошел к его родителям наугад и совершенно ничего не испытывал. – Должен предупредить, – начал Ховард. Он потупился, оглядываясь по сторонам. При свете фонарей, краснея в этом сумраке Лондон-роуд, Доминик выглядел особенно маленьким мальчиком, хоть и был выше Мэтта. – Мои родители любят поболтать, особенно когда напьются. А моя сестра не прочь отшутиться по любому неудобному поводу. Так что будь готов. – Я всегда готов, – отреагировал Беллами. – За меня не переживай. Я привык молчать. Но Мэттью молчать не будет. Они вошли в парадную и поднялись в квартиру Ховарда, где вся его семья радостно встретила Беллами, выразив повторные чувства касательно их нормального (в этот раз) знакомства. Холли и Бен как-то особенно волновались, хотя по последнему и не было видно; Мия сперва спряталась в своей комнате, а после вышла, чтобы сказать свое черствое «привет». Так начался ужин. Вполне спокойно, без лишних глупостей. И не было обещанных шуток по мелочам, и отец Доминика, вроде как, еще не успел напиться. Мать Ховарда же в эту встречу показалась Беллами олицетворением доброты и заботы, хотя в прошлый раз он замечал на себе неодобрительные взгляды. Возможно, она подозревала что-то не то. По крайней мере, если так и было, в Рождественский вечер она решила забыть о любых проблемах. Мэттью посадили рядом с Домиником, слева от Беллами села Мия, тут же уткнувшись в телефон. Так Мэтт был обречен весь ужин сталкиваться с Холли Ховард взглядами, испытывать эмоциональное давление со стороны Бена Ховарда и быть изучаемым Домиником. Отличное место и время, чтобы найти повод для практики и поэкспериментировать. Семья Ховарда скромно ограничилась гостями: никого кроме Мэттью больше не оказалось. Они что-то обсуждали между собой, пока Беллами был награжден бокалом вина и отходил в своих мыслях, наблюдая простор квартиры, вслушиваясь в голоса. Все это было ему чуждо, каждый раз хотелось стряхнуть с себя пыль и извиниться за то, что Мэтт был таким простым и неопрятным для этого дома. Может, родители Доминика только со стороны были рады его видеть? Что если считали его нахлебником, хотя и позвали на ужин сами? Вдруг худшее еще впереди? Относительного такого Беллами не мог ошибиться. Но он не учел, что вместо упреков и сарказма он получит некорректные вопросы. Шел второй или третий бокал вина. Холли раскрепостилась, доливая себе остатки из бутылки. Женщина вдруг заметила, что Мэттью сидел слишком уж отвлеченным, будто лишним. Воспользовавшись моментом шума, когда Мия вдруг подскочила и улетела из гостиной, Холли обратилась к Беллами: – А вы, Мэттью? – улыбнулась она. – Совсем молчите. Доминик говорил о вас. – Плохое или хорошее? – поинтересовался Мэтт. Он на редкость выглядел спокойным. И так ловко принял вопрос в свою сторону, будто был готов к нему еще пару часов назад, что у Ховарда создалось впечатление знакомства с абсолютно другим человеком. Даже интонация иная. Выправка спины. И постановка предложений снова менялась. Мэттью словно подменили, вместо настоящего посадив общительную куклу. – Куда это она? – спросил Доминик, обращаясь к матери и называя сестру. – За ней пришли, – очевидно ответила Холли. Она тут же перевела внимание на Беллами, вспоминая вопрос: – Нейтральное, в основном. Сказал, что вы здесь совсем один на весь Рединг. Мы сочли неприличным, если друг нашего сына не присоединится к нам в таком случае. Женщина обратила взгляд к мужу, но тот ничего в себе не нашел. Лишь улыбнулся как-то расплывчато, молчаливо соглашаясь с женой. – Это было неожиданно, – уточнил от себя Мэтт. – Но слишком мило с вашей стороны. И один вопрос. После которого Беллами и не будет молчать, хотя обещал Доминику продемонстрировать свою непривычку общаться. – Почему вы один, а не с семьей? Ховард вытаращил глаза, поджав губу. Он посмотрел на Мэттью, ожидая взрыв. Но его не последовало, когда Доминик быстро сказал: – Мам, я думаю, это не луч… – Я из другого города, здесь только по учебе, – прервал Беллами, твердым и поставленным голосом отвечая Холли. Он крепче схватился за ножку винного бокала. Заметил этот нерв один лишь Доминик, все еще сидящий в напряжении. – Только вернулся и решил не уезжать снова. – Откуда родом, если не секрет? Ховард весь сжимался, опасаясь теперь за каждое слово, сказанное за столом. Он опрокинул в себя остатки вина. – Тинмут, – вдруг выдал Беллами. – Это на юге, самое дальнее восточное побережье вниз по Ла-Маншу. – Тогда почему же Рединг? Не самый лучший вариант для юноши, – Холли покосилась на Доминика, говоря взглядом, мол, смотри как ретроградное течение и пьянство тебя испортили, сыночек. – Наугад. Ховард уже спрашивал однажды: почему Рединг. Беллами же спрашивал себя об этом каждый божий день. И до сих пор не нашел вразумительного ответа. Бокал сжимался сильнее. – А где учились до этого? У себя, в Тинмуте? – Кембридж, – легко выкинул Мэттью. – И как вам наш университет после Кембриджа? Психология там на высоте, – здесь отец Ховарда вдруг вступил в диалог, усмехаясь. Его щеки заметно покраснели от выпитого виски. Холли, к своему сожалению, заметила, что за рукой Бен прятал осушенную стопку водки. Вот и то, о чем говорил Доминик. Разговоры, особенно под алкоголем… – Немного получше, – отшутился Мэттью. Все трое засмеялись. Все, кроме Ховарда. Еще один подобный вопрос, неловкая фраза – и Доминик загорится, проклиная себя за приглашение Беллами в этот дом. А вот и вопрос. – А ваши родители? – поинтересовалась Холли без задних мыслей. Черт. Доминик вздохнул, в очередной раз переводя взгляд на Мэтта. – Мама, пожалуйста… – Предпочли Испанию в эти дождливые декабрьские дни, – посмеялся Мэттью. На его лице не было написано ни грамма замешательства. Будто так и было нужно. Ховард сглотнул соленый ком, едва не задохнувшись. В горле начало першить, было нечем дышать, стало так душно. Он посмотрел на отца и потянулся к нему за виски. Стакан вскоре дрожал в бледных руках Доминика. – Тогда вдвойне странно, отчего же вы остались здесь, а не поехали с ними. Мы, раз уж кстати, были в Испании недавно. Холли романтично вздохнула, посмотрев на стеллаж за спиной Бена – там стояли рамки с фотографиями с Канарских островов, а рядом красовалась фигурная открытка из Мадрида. Именно загар тех широт был замечен Мэттом на шее Доминика в начале учебного года, когда Беллами уловил контраст между белой рубашкой и смуглой кожей. И таких деталей в голове Мэттью были тысячи. Если бы Ховард только знал, как долго за ним наблюдали, изучая все вплоть до голоса. Женщина продолжила, повернувшись: – Но вспоминаю лицо Доминика в каждое путешествие с нами и понимаю, кажется, почему же вы предпочли Рединг. Она усмехнулась, подбодрившись диалогом и поймав на себе улыбку Мэттью. Его бокал оказался пуст. Сжимаемая ножка была вся в потных отпечатках, но с виду Беллами по-прежнему был холоден и играл красиво. Как профессиональный актер, вынужденный забыть свою прошлую жизнь, будто ему только-только дали роль и сказали вжиться в образ. И Мэтт, между прочим, помнил, что Доминик просто ненавидит театр. Тот почти заикнулся вновь, пытаясь заткнуть подвыпившую мать. – О, что вы! – воскликнул Мэтт, продолжая. Он безупречно сохранял в себе твердость, что Доминик даже усомнился, подрывал ли Беллами свой город и был ли ответственен за смерть близких. – У нас с родителями замечательные отношения. Просто так вышло в этот раз. Всего лишь обстоятельства. – Так здорово это слышать, – радовалась Холли. Она гостеприимно подлила Мэттью еще вина, замечая пустоту в его бокале, и не забыла о себе. Терпкий глоток – она переключилась. – Я не надеялась увидеть за столом Ховарда, не то что вас. У него ведь новая пассия. Возможно, не только Доминик ненавидел театр, особенно теперь. Беллами ударило. Маска пошатнулась. Но он продолжил играть. – Неужели? – он лукаво улыбнулся. Сейчас Мэттью будет топить Ховарда. Поиздевается на славу. – Он успел завести еще роман за этот уикенд или все та же? – Насколько «та же» – не скажу. Но очень милая. Рыжая, прелестная! – Холли даже закрыла глаза, гордая за выбор сына, что ли. – Как же ее зовут, Доминик? – Алисия, – уверенно прозвучал Ховард. Хотя, может, все же Алиса. Они сумрачно переглянулись. В глазах Мэттью на секунду затрещала злость, она почти бурлила и была направлена, чтобы ударить Доминика. Это получилось. Пелена стали начала спадать, когда Ховард прочитал весь негатив на Беллами. – Мы так за него переживали, его прошлые отношения… – Это точно лишнее, – не выдержав, пресек Ховард. – Доминик прав, – неожиданно поддержал Мэттью. – Я наслушался от него, как все проблематично кончилось. Нечего портить праздничный ужин. Нечего портить, Беллами? Не ты ли только что сочинил историю про своих живых родителей, прохлаждающихся на побережье Испании, с которыми состоишь в теплых отношениях? О чертовом юге Англии? О… – А что до вас, Мэттью? – вновь объявился отец Доминика. Бывшая сухой рюмка оказалась наполовину полной. Холли посмотрела на мужа неодобрительно, но все же слушала. Она подлила себе еще вина. – Человек семейный? – Да, – с удовольствием кивнул он. Ховард лихорадочно кинул на него непонимающий взгляд. – Что ты имел в виду? – Доминик обратился к отцу, сжимая пустой стакан. Ему же никто не планировал обновлять виски. – Однако же мы с твоим товарищем друг друга поняли, – ухмыльнулся Бен Ховард, подразумевая Беллами в своих словах. – Хорошо, задам по-другому: Мэттью, есть ли у вас дама сердца? Беллами заулыбался сильнее. И он посвятил всю наглость ядовитого взгляда одному-единственному важному человеку за столом – Доминику. – Есть. Ховард совсем ничего не понимал. Еще пару дней назад он был объявлен лжецом и сгорал от стыда, а теперь был раздавлен, после ужина планировав извиниться и восстановить свою репутацию перед Мэттом. Ничего не будет? Никаких слов? Доминика снова поймали на лжи, а после выставили дураком. Что дальше скажет Беллами? – Думаю, мне пора, – вдруг произнес Мэттью, взглядом извиняясь перед родителями Доминика. Он поднялся из-за стола, оставляя едва не треснувший от напора бокал, и выдавил из себя еще одну улыбку. Все как-то затихло. Выразив благодарность за ужин, Беллами попрощался с Холли и Беном, пожав последнему руку в знак знакомства. В пьяном взгляде женщины Мэттью совершенно не видел осуждения, значит, все уже прошло и было забыто. Можно было выдохнуть. Одной проблемой меньше. И сколько проблем еще впереди. – Мэтт, блять! – вскрикнули вдогонку, когда Мэтт уже шел к лифтам. Доминик, закрывший за Беллами дверь, все же не смог удержаться внутри квартиры и сорвался за ним. Они встретились на квартирной площадке, и Мэттью развернулся, готовый слушать в последний раз. – Что? – Во-первых… – прервался Ховард. Подвыпивший и совсем взволнованный разговорами за столом, он не мог подобрать слов. – Извини за маму. Я об этом и говорил. – Второе? – не терпелось Беллами. – Ты о родителях… – Если бы я сказал, что я рыцарь королевского ордена в свои двадцать четыре, ты бы тоже поверил? – заткнул его Мэтт. – Окей, но… Что-то с тобой не так, Беллами. Эта мысль крутилась на языке Доминика последние месяца три с половиной. – У тебя есть девушка? – Меньше вопросов, Ховард, – попросил Мэттью, сдерживая свою безэмоциональную улыбку. Он собирался добивать, раз уж начал. – Ты сказал, что расстался с Лис. – Черт, Мэтт, я… Прости. Заговариваясь, Доминик вновь пытался оправдываться, и он мельтешил перед Беллами, не зная что еще сказать. Он извинился. Даже несколько раз. Мог ли он попросить прощения вновь? Не будет ли это выше Ховарда? – Приятно было повидаться, – Мэттью прервал ход его мыслей, разворачиваясь к лифтам и поднимая вверх полуоткрытую ладонь. Так себе прощание. Не слишком вежливое, каким и был прием Доминика. – Передай своим родителям, что они чертовски милые! – кинул Беллами напоследок. Все внутри разбилось. Ховард стоял и смотрел, как Мэттью уходит, закрывая за собой этажную дверь. Слышал сигнал подачи лифта. И слишком знакомые шаги, что погасли в шахте. Доминик сорвался и побежал до лифтовой площадки, но было поздно. Он лупил по кнопке, надеясь открыть двери, когда Мэттью уже уехал вниз. Стремглав выбежав на балкон, Ховард мог видеть, как Беллами вызывает себе такси под дождем и даже не смотрит вверх. Пустота и была расплатой за все эти тайны. Кажется, Доминику нужна дополнительная сессия с психотерапевтом.***
Мэттью не спешил в свой номер, надеясь распутать хоть парочку мысленных нитей. Его ударяло все сразу: и вранье Ховарда, и слова о родителях, и эта непринужденность за столом, которую он сыграл просто безупречно. Еще туманный от вина разум заполнялся дымом виски. Беллами хотел бы отключиться прямо здесь, падая лицом на стойку, лишь бы не возвращаться к боли. А боли было много. За окном шел дождь, мешающийся с градом и снегом, и Мэттью промок, пока курил возле отеля. В баре он оказался один – никто не хотел быть здесь в этот вечер. Одиночество подкрадывалось сзади, ложась на плечи. Беллами провел по лицу ладонями, смахивая обиду и опьянение. – Еще виски, пожалуйста, – попросил он. Скучающий бармен выполнил заказ. Горький глоток не облегчил состояние Мэттью. – Так себе погодка, – вдруг прозвучало сзади. В двух стульях от Беллами кто-то опустился, делая идентичный заказ. – Что делаешь здесь в сочельник? – Праздную, – Мэттью печально поднял стакан виски вверх, а после снова ударил им по барной стойке. Он совсем не обращал внимания на собеседника. – Что-то не видно. Мужской голос. Слишком низкий и грубый для человека возраста Беллами, но достаточно жирный, чтобы в нем звучала наглость. Беллами повернулся вбок, разглядев рядом с собой крупного мужчину лет сорока. Стакан виски, немного уставший взгляд. Что тут еще? Кольцо на пальце. Значит, либо не доехал до дома, либо неудачный брак. – А ты? – спросил Мэттью без особой вежливости. – Не сильно похож на праздник. Мужчина посмеялся, прикончив стакан. Он будто смотрел мимо Беллами, но при этом наблюдал за ним, следил за движениями и настроением. – Если оценивать относительно тебя, то, кажется, тоже пытаюсь праздновать, – объяснил он. Вопрос был обращен к Мэттью как-то слишком очевидно: – Не против компании? Один взгляд. Момент, чтобы все подсчитать. Беллами уже не будет ни о чем жалеть. Почти не думать, сорваться с барного стула и уверенным шагом пойти к своему номеру. Дрожащие от опьянения пальцы не с первого раза ударили ключами, но комната вскоре открылась. Сопровождающий взгляд не осуждал, но и не одному Мэтту не терпелось войти. Он взял ситуацию в свои руки, хотя едва ли контролировал собственное тело. В два счета Беллами оказался прижат к стене, ноги начинали дрожать, в коленях и внизу живота сводило. Столько чувств и эмоций, но Мэттью словно делал это назло. Кому? Щетина колола мрачное лицо Беллами, чужие руки шастали по его бедрам и поясу, новое пальто падало на пол, с руганью вытаскивался ремень. Мэтт успевал смеяться, когда поцелуй прерывался, и его расплывчатая от алкоголя улыбка была совершенно нездоровой. Один влажный поцелуй и два ярких засоса на шее спустя Беллами совсем перестал думать о Ховарде. Еще три с половиной минуты и сделанный минет – и он совсем отключился, когда его подняли вверх, возобновляя поцелуй и что-то сумбурно говоря на губы. Жар ударил в голову. И готовый на все Мэтт развернулся перед незнакомцем, разрешая раздеть себя и трахнуть прямо так, бесцеремонно, у стены. Мэттью стонал больше от наслаждения, чем от боли, и его потные ладони соскальзывали вниз, когда желание было слишком велико и сводило с ума. Колкая щетина то и дело ранила плечи, мужские руки завладели телом Беллами, бесстыдно трогали, клали на кровать, ставили на колени. Пьяный секс с первым встречным – явно не тот подарок, который Мэтт ожидал получить на Рождество. Но незнакомый мужчина продолжал трахать его в отельном номере, и Беллами ни о чем не думал, лишь улыбался через раз и проявлял инициативу. И ему это нравилось. Что-то было не так? О, чуть иначе. Здесь все было не так.