Параллельные миры

      Средних лет женщина, взяв металлический небольшой лоток для шприцов, уже приготовив все необходимое, направилась в самую дальнюю палату. Как всегда не постучав, ведь работники медицины считают, будто пациенты не могут быть заняты чем-то своим, медсестра входит внутрь и видит на старой кровати клубочком свернувшуюся девушку. Рыжие пушистые волосы раскидались по всей подушке, одеяло надёжно защищает и закрывает немаленького роста фигуру почти до самого носа. Веки слегка подрагивают — снится что-то очень хорошее. — Просыпайтесь, пора сделать укол, — довольно громко оповещает женщина, поставив лоток на тумбочку и слегка брякнув им.       Машка никак не реагирует, продолжив спать спокойным и крепким сном. Медсестра берет в руки шприц, снимает колпачок и, направив иглу вверх, выпускает струю лекарства вверх, чтоб в пластмассовой штучке ни в коем образе не оказался кислород. — Просыпайтесь! У меня нет времени, вас по назначениям пора колоть... — снова повторяет упрямая служительница Гиппократа, прибавив голосу недовольства. У неё и другие больные есть, не до спящей красавицы как-то.       Ган и на это не пошевелилась. Она все ещё спит. Об этом свидетельствует ее спокойное и равномерное дыхание. Сестра, положив шприц обратно, слегка тормошит девушку за плечо. Ноль реакции. Попытки стали увереннее и настойчивее. Всего через несколько секунд, перепугавшаяся женщина в буквальном смысле начала трясти рыжеволосую обеими руками, да так, что аж голова последней замоталась из стороны в сторону, но Маше было все равно. Вдруг вспотевшая ладонь тут же хватается за запястье и нащупывает слабый пульс. Жива.       Беготню, панику и всевозможные процедуры в виде измерения пульса, давления и реагирование зрачков на свет Мария тоже проспала. И когда уже врачи, разводя руками, начали предлагать различные варианты от комы, сонного паралича и до летаргического сна, рыжеволосая девица решила разлепить очи и даже слегка потянуться, чем вызвала шок у всех находящихся в палате.       Ган с несколько секунд осматривала каждого присутствующего, а потом задала вопрос, который заставил всех удивиться не меньше, чем мгновение ранее: — А где Даша? — сонная Машка еще явно не понимала, где находится и что с ней происходит. Она как-то немного по-детски потерла пальцами глаз и вновь во все очи уставилась на остолбеневшие фигуры в белых халатах.       Врач, у которого она наблюдалась все время, проведенное в психбольнице, пришел в себя первым, прекрасно помня, что у пациентки после сна случаются провалы в памяти. Остальные же его коллеги прибежали сюда, когда в отделении всполошились медсестры, созывая в палату то одного специалиста, то другого, за ним третьего и так по цепочке. — Мария, вы только не волнуйтесь… — спокойно начинает доктор, зная, что девушку нельзя сейчас шокировать или переутомлять излишней информацией. Она еще и не проснулась толком, какой уж рассказывать ей все то, что с ней происходит. — Вы сейчас находитесь в больнице… Под наблюдением наших специалистов… Вы помните это?       Эту речь он повторяет уже не в первый раз. И каждый повторный случай задает один единственный вопрос, все еще надеясь в глубине души, что она ответит согласием, ну или хотя бы кивком. Но, как и в предыдущие разы, его ждет разочарование — рыжая совершенно не понимает, что сейчас происходит и выкатывает глаза, услышав, что находится в больнице. — А почему я здесь? — вполне логично спрашивает Маша, вновь начав осматривать всех присутствующих. Чего столпились, словно над операционным столом? Тьфу-тьфу-тьфу. Вроде как в обычной палате находится... Или это и есть наблюдение их специалистов? Ничего себе сервис и обслуживание. — Я не помню, что со мной произошло… И где Даша?       Лечащий врач, вздохнув, переводит взгляд на коллег, словно ища помощи и поддержки, чтоб вылечить эту юную девушку. Те, словно воды в рот набрали, по-прежнему молчат, тоже не зная, что делать, ведь такое в их практике первый раз. В этот момент в палату неожиданно заходит психолог.       Выражение его лица сейчас угрюмее всех. В глазах читается непонимание, но никак не удивление, он перестал чему-то удивляться в случае Марии Ган еще после третьего ее посещения в его кабинет. — Вы как себя чувствуете? — вновь опомнился доктор, обращаясь к теперь сидящей на кровати Маше. Вновь берется за запястье, замечает, что пульс участился и пришел в норму, измеряет давление, видя, что и оно нормализовалось. — Ничего не беспокоит? — Ничего. Я прекрасно себя чувствую, — как-то одновременно удивленно и непонимающе отвечает рыжеволосая, пока над ней вновь "колдуют". — Вы мне скажете или нет, где Даша?!       В голосе слышатся нотки возмущения, ведь ей не отвечают на конкретный вопрос. Стоят, хлопают глазками, словно в музей пришли. Все присутствующие, как один, разом повернулись к еще задумчивому и молчащему психологу, ожидая хотя бы от него объяснений. Последняя надежда, так сказать. — Воскобоева? — Альфред, вспомнив про рассказы о ведьмах, смог легко понять, о какой Даше Ган спрашивает. Мужчина подходит к врачу, который сидит рядом с рыжей девушкой, слегка хлопает по плечу и занимает его место, когда тот встал и предоставил ему возможность сесть. — Да. Где она? Мы ведь вместе были… Раз я в больнице, то она тоже… Мы попали в аварию? — тут же начала осыпать вопросами Машка, увидев, что хоть кто-то отреагировал на ее просьбы ответить. — Давайте по порядку, Мария, — спокойный тон психолога и его добрые глаза заставляют взволнованную девушку немного успокоиться, — что вы помните последним? — Ну-у-у, я… - протягивает Маша, напрягая разом все извилины, чтоб не упустить ни одной детали, — мы чай пили на работе. Потом… Разговаривали и смеялись…       Ган тут же краснеет, вспоминая, как совсем недавно, по ее мнению, она прижала Воскобоеву к столу, и в этот момент их застукала Наташа. Рыжая это тактично опускает, считая необязательным рассказывать такое посторонним, но специалист в своем деле, который сидит сейчас рядом с ней, тут же замечает ее реакцию и жестом просит всех выйти, уверяя, что пациентка в норме и, если что-то произойдет, он обязательно позовет на помощь. — Хорошо, а что было после? — Альфред сейчас очень жалеет, что не пришел с диктофоном, но, пока длится амнезия, надо понять ее появление, так что времени совсем мало. Некогда тут бегать на несколько этажей вниз и обратно, придется запоминать. — А потом я не помню. Очнулась я уже тут, — Машка таращится на него своими большими глазами, убирая прядь рыжих волос за ухо и ожидая объяснений. — Так что произошло? Как я тут очутилась? — Мария, через несколько минут вы сами все вспомните, — вздыхает врач, все еще ломая голову над ее случаем, — если я сейчас начну все объяснять, вы подумаете, что я спятил… Лучше расскажите мне, что было до того, как вы пошли обедать? — Да ничего особенного, — слишком резко и быстро начинает рассказывать девушка, чем вновь выдает себя, что что-то скрывает, — я приехала на работу. Был жуткий ливень и я промокла до нитки. Потом мы пили чай, чтоб я не заболела… — Маша, поймите, сейчас нужна каждая мелочь… Расскажите мне все, как было… В каждой детали, все, что вы помните. Это очень важно! — теперь Альфред жалеет, что забыл и ее карту. Известие о том, что его пациентка не просыпается и никак не реагирует на внешние раздражители, ввела его в такой шок, что он, бросив все свои дела, сразу помчался в ее палату, а обнаружил уже проснувшейся. — Да нечего рассказывать. Говорю же, я пришла промокшая, а потом мы болтали за чашкой чая, — Ган смущается, до ужаса стесняется рассказывать все, что было. Не каждый день она, извините, носится по кабинету за коллегой, чтоб посмотреть на ее нижнее белье. — Я понимаю, что это может быть очень личным, — тараторит психолог, ведь время идет, скоро она все вспомнит, — но нам нужно это знать. Может быть какая-то совсем небольшая деталь имеет огромную роль в том, что с вами происходит?! Вы понимаете меня?! Каждая минута, которую вы помните, очень и очень важна!       Ган долго смотрит на него в упор, но продолжает стремительно краснеть. Ну как она такое мужчине расскажет?! Смущенно отводит взгляд и все обдумывает. Может, стоит поделиться? Он ведь все-таки врач. Во-первых, существует врачебная тайна. Во-вторых, раз он так настаивает, значит, это действительно так важно. Разве нет?! — Ну, как я уже и говорила, я пришла вся мокрая… — неуверенно начинает Машка, стеснительно опустив глаза, словно маленькая девчонка, и начав теребить край своего больничного одеяла. — Даша стояла у администраторов. Я повесила пальто и мы пошли к ней. Потом она предложила мне помощь, но я не хотела ее принимать, боялась, что она загадает какое-нибудь дебильное желание. — Воскобоева Дария предложила вам помощь взамен на выполнение одного желания? — уточняет психолог, ведь этот момент он не очень понял, а сейчас каждый факт дорог. — Да, — согласно кивает рыжая, переводя взгляд на стену, — вдруг бы она заставила меня унитаз облизнуть! Вот я и не соглашалась сначала… — Помощь в чем? — снова не догоняет мужчина, слегка сдвинув темные брови. — Ну, высушить, так сказать, — лениво и как-то долго растягивая слова, отвечает Ган.       Машка не видит, как ее мысленно поторапливают. Альфред от накала обстоятельств начал крутить в пальцах ручку, с которой прибежал, забыв бросить ее на стол. Это ведь не то, из-за чего эта юная красавица так смущается. Значит, есть что-то еще, это было уже после, но если сейчас Ган не поторопится, то он может не успеть все узнать именно от этого лица Машки. Не от той, которая пришла в себя и осознала, что то было сном, а именно от этой, которая думает и верит, что центр и все, что она видит в Питере — реальность. — А потом… Ну, она принесла вещи одного парня в нашем центре, чтоб я переоделась. А когда я сняла с себя мокрую одежду, она начала смеяться, — Ган снова краснеет, но берет себя в руки, понимая, что ничего криминального и постыдного, в принципе, там не было. — У меня нижнее белье в цветочек, а Даша начала смеяться. Меня это так задело, что я решила ее проучить. Начала за ней бегать по кабинету, а она специально убегала, чтоб я не догнала. Потом я все-таки прижала ее к столу и полезла под юбку, чтоб отомстить ей тем же, но в этот момент зашла начальница… Она у нас поиздеваться в шутку над всеми любит, очень уж такая… Веселая, но иногда перебарщивает.       Альфред начал понимать, почему Маша не хотела об этом рассказывать и почему сейчас краснеет. Он не удивляется, считая, что во сне мозг нам может показать самые необычные и нестандартные вещи, но и не выражает никаких эмоций, хоть и представил двух женщин на столе и как они выглядели. Тяжело на такое не отреагировать. Тем не менее, голову его заполняют мысли о ее случае, а не о том, как две девушки бегали по кабинету, чтоб на белье друг друга посмотреть. — И она начала над вами шутить? — продолжает за девушку психолог, получив кивок в ответ. — Да, потом она ушла, а я, одевшись полностью, осталась у Даши и мы, отложив всю работу, уселись пить чай.       На этой секунде Маша вдруг замерла и уставилась в одну точку. Взгляд ее казался каким-то далеким, расфокусированным и разом ставший блеклым. Куда-то подевались яркие искорки, веселые переливы, а радужка стала какой-то мутной и безжизненной. Такой взгляд психологу был знаком. Именно так на него всегда смотрела Ган во время пребывания тут, в больнице. В ее глазах не было игры и радости, не было этого ощущения жизни. Точно как и сейчас. На него в данный момент смотрит именно та Маша, которая вернулась в реальный мир, а не живет в иллюзиях.       Она не стала больше что-то рассказывать, лишь попросила врача оставить ее и дать отдохнуть. И когда дверь с противным скрипом закрылась, рыжеволосая девушка уткнулась в подушку и тихо заплакала, ощущая внутри тяжелую невыносимую боль. Накрыло чувство разочарования, что она не в Питере на любимой работе и с лучшими друзьями, а здесь, в психушке, где она никому не нужна. Куда даже мама приходит редко, где нет тепла и любви, как в том мире, куда она погружается каждую ночь.       Питер называют самым мокрым, мерзким и холодным городом, но эта северо-западная частичка кажется Маше самым родным, уютным и чудесным местом. Тем, куда рвется не только тело, но и душа. Куда стремится все твое существо, но это место, к сожалению, существует лишь во снах.       Без этих историй по ночам, которые Ган видит в своей голове, Санкт-Петербург был бы для рыжей обычным загазованным городом. Да, красивым. Да, культурным. Да, великим. Но обычным. Как и сотни других. Ведь только люди, живущие в нем, заставляют любить это место. Ведь в нем есть они. Те, кто вызывает на лице улыбку. Те, в ком ощущается родная душа, несмотря на вредный иногда характер. Те, кто заставляет переживать и радоваться. И те, кто меняет твою жизнь в лучшую сторону, кому неважно твое прошлое, неважно, кем ты был. Всегда важно лишь то, кто ты сейчас.       И в реальной жизни их нет. По крайней мере, их нет рядом. Маша сейчас одна и находится в четырех обшарпанных стенах, даже не зная, существует ли где-нибудь на свете Наталья Бантеева, Дария Воскобоева, ну или хотя бы Женя Сказка. Хоть кто-нибудь. Хотя бы один...       Каждое возвращение приносит все больше боли. Каждое пробуждение сулит новые слезы. И даже не потому, что сейчас одна, а потому, что сейчас не там. Лучше бы не приходить в себя. Просыпаться и думать, что ты все еще в Питере. Не вспоминать, кто ты есть на самом деле. Или вообще не просыпаться. Никогда.