Some legends untold

Ледяной взгляд его направлен вперед, словно мимо, сквозь нее, далеко от жаждущих внимания просителей и гостей. Только это – все лишь для вида, выдержанного и строгого, как положено любому императору. Мужчина улыбается, губы его немеют от деланного безразличия, а глаза начинают ныть. Пес забыл свое место? Надо бы огреть его палкой по сочному боку, чтобы знал, в какую конуру заползти, спасая драный серый хвост. Министр… Чего? Какой он там министр? Эмгыр не может вспомнить, все время косясь в сторону нагловатого барона, что так и кружит вокруг его Маргаритки. Коршун, жаждущий свежей плоти хищник, протягивающий вперед когти для финального рывка. Император злится. Он утешает себя тем, что эльфийка слишком воспитана для резкого отказа. Францеска, занявшая почетное место в первом ряду, выдавливает из себя улыбку, складывая домиком аккуратные светлые брови. Беседа была ей противна, и противно несоизмеримо сильно, только что в этом разницы? Неизвестный министр все гнул свое, норовя придвинуться к уху названной им королевы диких цветов, словно невзначай коснуться его мокрыми губами. И неужели никто его не приструнит? В зале полно народу, шумный человеческий улей жужжит, ожидая виновницу торжества в восторженном трепете. Эмгыр молча кривит губы, наблюдая презабавнейшую картину, не отрывая строгого взгляда от неприятной отчего-то парочки. Царственная, холодная и возвышенная, острые уши ее виднелись за золотыми локонами волос. Голубые глаза горят неприязнью, видимой только одному свидетелю, самому близкому и самому просвещенному в этом вопросе. Демоны внутри императора рвали плоть на части, нашептывая ему гнусные непристойности, требуя и моля. Францеска старается держать улыбку, но уголки ее пухлых губ то и дело скатываются вниз в немом вопросе. «Когда уже кончится Его терпение?» Цириллу, названную так не слишком давно, вводят в зал под шелестящий трепет собравшихся. Девочка прикрывает очи трепещущими веками, клонит милую головку к полу, пряча хорошенькое в своей юности лицо. Так ее научили фрейлины, так велел незримый, но тяжелый в своей властности этикет, так положено. Император и не смотрит в ее сторону. Он улыбался, приветствуя будущую супругу, отвесил ей пару громких комплиментов, а после – отослал. Дальше от себя, в глушь провинции, чтобы не видеть подмену и не слышать о ней, позволяя демону гнева улечься на покой. Холодные очи остановились на другом лице, с жадностью поглощая каждую его частичку, впитывая и отнимая. Встретившись с ним взглядом, эльфийка ежится. Это заставляет Эмгыра развеселиться. Капитул, ложа, свой уютный маленький край под изящным лебединым крылышком… А так боится его – человека, сидящего на самом высоком стуле. В руках Францески была и власть, и сила, дарованная озорным Предназначением, ее тонкие пальчики когда-то вершили судьбы, спасая раненные жизни, его же, грубые и холодные, приносили только смерть. Прекраснейшая из ныне живущих женщин первой поднимается с места, слыша немой приказ. Подскакивает, подбирая полы зеленого платья. Министр увязался было за своей солнцеликой правительницей, да кто-то выловил его из толпы для важной беседы. Беседы по приказу не менее важного лица. Чародейка же знает, чего от нее ждут теперь. Визита с низко опущенной головой, с покрасневшими в слезах глазами, с виной на прекрасном лице. Но в чем же она провинилась? Понятно только двоим. В том, что позволила себе вежливую улыбку, теплую беседу с мужчиной, не имевшим на нее никаких прав? О, эльфийка уже не могла вспомнить те сладкие времена, в которых она была женщиной свободной от ревнивых владельцев. Дверь открывается. – Ты уже здесь? – спрашивает ее император, нетерпеливо ждущий в пустой комнате. – Ретиво. Приятно видеть такое рвение в столь отстраненном создании. Я-то боялся, что прерву затягивающую беседу. – Прошу, простите меня, Ваше… – Нет, Францеска, не смей строить из себя… – шипит он, осматривая ее красное от, подумать только, волнения лицо. – Не нужно формальностей. Опустись на колени. Внутренние демоны Эмгыра резвились, прыгали в пламени жгущего нутро гнева. И вид униженной, коленопреклоненной эльфийки подбрасывал в огонь дров. Император, до этого момента стоявший в центре комнаты, круто разворачивается. Он делает пару широких шагов вперед, чтобы усесться на стул с высокой спинкой, расшитой бисером и золочеными нитями. Женщина не поднимает хорошенького лица, слыша скрип деревянных ножек. – Доль Блатанна… – холодно говорит правитель, снова складывая руки домиком. – Так ты мне платишь за подарок, Францеска? А ведь я был щедр и благосклонен. О, знаешь, отдавая тебе тот клочок земли, желанные Синие Горы, я выслушал многое о переменчивости эльфов, о вашей лживой натуре, нечисти звериной породы… Знать бы, что все это – не сплетни еще тогда, Францеска… – Но я… Мое пламя, клянусь, я ничего… – Подойди ближе, – произносит император громко, показывая рукой характерный жест, которого эльфийка все равно не видит, потому что пытается подняться. – Нет, Францеска, лучше подползи. Пол чистый, не бойся, – добавляет Эмгыр, следя за тем, как Маргаритка осматривает юбку своего нового платья. И она слушается. Остается на коленях, двигая их вперед, чувствуя жжение на безупречной белой коже, но не останавливая спешного «шага». Император видит, что его провинившаяся Францеска закусила губу, чувствуя себя оскорбленной, и улыбается ее раздавленной гордости. Ничего, пойдет на пользу, останется в долговечной памяти королевы выдуманной страны. – Ты улыбалась ему даже натуральнее, чем улыбаешься мне, – шипит он со злости, напрягая пальцы. – А ведь это почти измена. – Когда я улыбаюсь вам, мое Пламя, я улыбаюсь только искренне, – с дрожью в голосе лжет она. Доползая до ног императора, Маргаритка клонит голову еще ниже, к самым мыскам его сапог. Ее плечи не могут сдержать легкой дрожи, ее пальцы комкают зеленую ткань платья, зеленую, не идущую к ее ясным голубым очам. Эльфийка знает, что на кону стоит слишком многое, что жизнь, земля для исстрадавшегося народа – стоит пережитых сегодня, вчера и завтра унижений. Ее губы дрожат, но Маргаритка действует так же, как и всегда. Она наклоняется ниже, губами касаясь сапогов своего императора, мягко заключая их в кольцо своих тонких пальцев. Эмгыр угрюмо молчит, голова его теперь опирается на сложенную в кулак ладонь. Мужчина хмурится, но уже не так заметно. Ее извинения явно забавляют сладострастного императора, даруя желанный покой беснующимся монстрам плоти. – Я хочу, чтобы все твои улыбки были моими, Францеска, – говорит он, но тут же поправляет выроненную фразу. – Я приказываю тебе. Это не должно повторяться. О, эльфийка содрогается под тяжестью слов. Она молчит, дрожит под его суровым взглядом, комкая подол зеленого платья. Вспомнить бы те времена, те времена, в которых она не отчитывалась перед императорами и королями, не служила вышестоящим лицам. Только магии, только красоте и сладости жизни… Мужчины не обращались с нею, как с вещью, прекрасноликую деву осмеливались лишь ласкать, иногда и руками, но чаще – взглядом. Эмгыр же не расточался на нежности и проявления любви человеческой. Он любил так, как любят хозяева, императоры: властно и безраздельно. – Ты слышишь меня? – спрашивает мужчина, резко наклоняясь вперед, приподнимая ее лицо, сжимая щеки. – Ответь. – Да, мое Пламя, – шепчет она с деланным волнением. – Все улыбки… Вам. Мне. Улыбка растекается по его тонким губам, но длится она только секунду. Эмгыр наклоняется, касаясь шелка ее медовых волос, чувствуя сладкий запах ландышей, липших к коже. Его сухие губы прильнули к ее в требовательном касании, жарком поцелуе, приносящем удовольствие только одному. Императору чудится, что он дарит Францеске свою милость, ей же в нем видится наказание. Пальцы сжали волосы, Францеска чувствует боль, но продолжает молчать, думая о своем народе, народе, который губит непомерными амбициями. Эмгыр бегло отпрянул, протягивая женщине руку, помогая ей подняться. Она садится на его дрожащее в экстазе колено, как принято, осторожно положив голову правителю на плечо. Его ладонь упала женщине на талию, забирая часть ее тепла, скрадывая каплю внимания. Император молчит. – Вы не должны… Явиться на встречу со своими советниками, мое Пламя? – осторожно спрашивает она, желая поскорее откланяться. – Должен, – отвечает он, успокаивая внутреннего демона ревности. – Но я сам решу, когда она начнется. – Я не хочу мешать вашим планам, – шепчет женщина, сжимая ладонь. Не врет. Она этого не хочет. Его амбиции шли эльфийке в плюс, добиться расположения императора – получить в дар жизнь для гордых Aen Seidhe, гордых и отживших свое. Многие говорят, что Маргаритка губит молодежь в бессмысленной войне нильфов, северян и прочих D’hoine, позволяя древним представителям рода доживать свои года в тишине покоя. Только Францеска верить не желала. Она унижалась перед ним, краснела и бледнела, как когда-то давно, еще в пору необузданной молодости… И все ради пустых надежд. – Какая забота… – шепчет мужчина, припадая губами к ее щеке. – Не дразни меня больше и не думай, что сможешь убежать. – Я люблю вас, – лжет она, заставляя взгляд темных глаз чуть смягчиться. – И я безмерно благодарна… – Мы это проверим, – холодно шепчет император, заглядывая в ее горящие ужасом очи. – Сегодня… Сегодня можешь не бояться.