Some legends untold

Себя судить куда трудней, чем других. Если ты сумеешь правильно судить себя, значит, ты поистине мудр. Антуан де Сент-Экзюпери. Маленький принц

Его ладонь привычно покоилась на ее колене. Такая теплая, такая тяжелая каждый новый раз, останавливаясь на ее теле, она все еще причиняла ей дискомфорт. Цири всегда удивлялась, как ласково муж может погладить однажды, и как больно ужалить уже в следующую секунду. За несколько лет она так и не научилась узнавать, что будет сразу после его касания. Зал полнился звуками: уставшие аристократки скрипели веерами, их мужья обменивались взволнованными шепотками, а подростки вертелись, выискивали друг друга в толпе, чтобы пересечься многозначительными взглядами. Дворяне утомились, утомилась и правящая чета. Оставалось только одно дело, и совсем немного времени, чтобы его разрешить. Им не положено сидеть столь свободно. Так, чтобы юная худенькая Цирилла находилась по правую руку от императора, закинувшего одну ногу на ручку трона, положившего руку на ее коленку, плотно сжатую под тканями тяжелых юбок. Правитель должен выглядеть по-другому. Но кто даст себе волю сделать замечание? Цири не в первый раз обвела взглядом собравшихся у ступеней аристократов. Никто. Они не посмеют и разлепить губы без разрешения своего императора. И Цирилла, даже чувствуя нарастающую боль, не позволит себе сказать: «Прошу. Хватит. Больно». Пусть оставит руку так, как есть. Девушка опустила взгляд, плотнее стиснула губы, понимая, что сейчас снова услышит его голос. Лишь бы не вздрогнуть в этот раз, лишь бы не выдать себя… Император, когда у него выдавалась свободная минутка для развлечений, больше всего на свете любил судить преступников, осмелившихся пребывать под небесами его империи. – Следующий обвиняемый, – уверенно произнес сенешаль после пятиминутного обсуждения предыдущего дела. – Мадам де Фэр из Клармона. Женщина. На этот раз судят не беглого солдата, не изменщика-аристократа, не рыцаря, изнасиловавшего свою даму. Услышав незнакомое ей имя, Цирилла приподнялась в кресле, заерзала, отчего император склонил к ней взгляд. При дворе так редко судили представительниц прекрасного пола, что и средь приглашенной аристократии прошел тихий ропот взволнованных голосов. Люди любопытно поворачивали головы ко входу, стараясь привстать, разглядеть обвиняемую со всех сторон. Черно-золотые юбки императрицы зашуршали, когда та пододвинулась к краю трона. Двери открылись со скрипом, с непривычной мольбой о милосердии, что не испугала гостей. Обвиняемая вошла, держа голову высоко, ступая не аккуратно, но бойко, точно не явилась на суд, из которого выйдет проигравшей. В темно-голубых глазах девушки читалась подчеркнутая улыбкой насмешка, словно дело это казалось ей не более, чем спектаклем... В темно-голубых глазах, что так походили на эльфийские. – Мадам де Фэр обвиняется во лжи, мой император, – произнес сенешаль, все крепче сжимая раскрытый им свиток. – И какова же ваша ложь, мадам? Полагаю, солгать так, чтобы оказаться под этой крышей – дело непростое, – заметил Эмгыр, скаля улыбку. – Все, что я делала… – начала та ласковым, медовым голосом, что так хотелось бы услышать снова. – Вам будет предоставлено слово позже, – перебил ее император, нетерпеливо махнув рукой. – Продолжайте, Рееф, прошу. Сенешаль мельком прочистил горло, взглядом обводя толпу. Аристократы жаждали его слов, гости собрались ради зрелища. Цири знала, что императору Рееф нравится именно за это. Артистизм, возведенный в абсолют, сопровождавший любое его слово, любое действие, умение воодушевить толпу, взволновать, заставить смеяться и вскрикивать в гневе. Реакция аристократов приводила Эмгыра в восторг, об этом императрица узнавала, чувствуя, как каждый раз вздрагивает его рука на ее взятой в плен коленке. – Мадам выдавала себя за другого человека, – под осуждающие шепотки гостей произнес он. – Мадам де Фэр – нильфгаардская вдовствующая баронесса, погибшая от стрелы разбойника уже много лет назад. Под десятком юбок, под плотными чулками, под десятками взглядов собравшейся знати, Цирилла все равно смогла ощутить, как резво мурашки бегут по ее ногам. Эмгыр и сам ощутил их, лицо его озарилось довольной улыбкой, предвкушающей новое веселье. Особенное. Перед ним, под его властью сейчас находилась самозванка, обманщица, девушка, поступившая схожим образом, что и Цирилла, каждый раз дрожащая под его взглядом. Вся горечь иронии показалась ему не меньше, чем щедрым подарком небес. – Но как обман мог вскрыться сейчас? – Останки мадам, ее кучера и двух охранников были найдены в лесу, мой император. Их не вытаскивали из кареты, просто отогнали к оврагу, забрав всю поклажу и коней. На ее трупе обнаружено ее золотое кольцо, также мадам имела два вставных зуба, что говорит о том, что ограбление отнюдь не было главной целью нападавших. Специалисты предположили, что трагедия произошла не меньше, чем четыре года назад, – говорил мужчина, делая паузы ради удивленных шепотков дворян. Цири слушала, слушала внимательно, чувствуя, что ладонь Эмгыра то сжимается, то возвращает ей отнятую волю. Она смотрела за тем, как непоколебимый вид обвиняемой менялся, как морщинки появляются под ее глазами, как тень веселья гаснет на победоносно растянутых в улыбке губах. Так хотела казаться гордой, так хотела создать видимость уверенности, что забыла о том, где находится. А жадным до трагедий дворянам, меж тем, все стало ясно. – На достоверность этой даты указывает и тот факт, что ровно четыре года назад самозванка вернулась в имение на лошади, отстегнутой от той самой кареты, и заявила, что на нее совершено покушение, и сопровождающие убиты. Тем самым обвиняемая и завладела чужим иму… – Оно принадлежало мне по праву рождения! – огрызнулась женщина, заставляя толпу удивленно перевести все взгляды на нее. Темные локоны обвиняемой, так тщательно уложенные назад, подпрыгнули, когда женщина недовольно оскалилась. Осознание приходило к ней медленно, но по нездоровому блеску голубых глаз Цирилла понимала, что оно уже близко. Тонкие пальцы полуэльфки дрожали, темно-голубые глаза следили за тем, как император дает знак сенешалю, готовому отчитать ее за невежливость. Эмгыр хотел услышать, хотел знать, что та желала сказать суду. – Вы же знаете барона дэ Фэра, да, Ваше Величество? Ему было двадцать три года, когда он возлег с моей матерью, с его верной служанкой. Когда он зачал с ней меня! – произнесла она громко, взглядом обводя зал. – Двадцать три! А родить ребенка в браке отец смог только два года спустя. – У него не было других детей? – полушепотом спросила Цирилла, наклонившись к мужу. – Тебя заинтересовала ее судьба? – ответил Эмгыр также тихо. – Нет, у барона не было других детей. Его жена была… Этот брак был политическим, Цири, молодая баронесса была неприлично худа, больна и весьма неприятна внешне и внутренне. Как-то раз барон обмолвился, что просто ждет, когда сможет жениться вновь и… И не дождался. Он умер на два года раньше из-за несчастного случая на охоте, и семью его больше не видел никогда. Цирилла на секунду прикрыла глаза, чувствуя, как внутри нее что-то съеживается. Золотые глаза императора неотрывно следили за ее реакцией, за тем, как пальцы девушки мелко вздрагивают, как губы сжимаются в тонкую линию от стыда и жалости. Она знала, как тяжело притворяться кем-то, ежедневно уговаривая саму себя: «ты имеешь на это право, они дали его тебе, они заставили, ты имеешь на это право». – Продолжай, – велел император обвиняемой, убирая руку с колена супруги. – Благодарю. Пусть я и не была законнорожденной дочерью, но отец регулярно навещал и меня, и мою мать, – рассказывала женщина, заставляя некоторых мужчин виновато оборачиваться к женам. – Он содержал нас, как своих законную жену и дочь. Он любил нас, он обещал дать нам свой титул, обещал взять меня к своему дому и объявить законной дочерью. – Полукровую девочку, рожденную служанкой? – спросил император, выгибая бровь. – Сильно сомневаюсь. – Он обещал нам! Мой отец был человеком слова! – возмутилась женщина, некрасиво сжав губы. – Он… Он просто не успел. В ответ на ее слова Цири и самой хотелось бы горько усмехнуться. Человек слова? Такие живут в бараках, копают землю ржавыми мотыгами, пропалывают поля. Они не получают ни титулов, ни имений, они влачат обычную жизнь, надеясь на подачки от власть имеющих. Для дворянина – слово не означает ничего, даже если то скреплено императорской печатью. Эмгыр всегда говорил, что для него на первом месте стоит его империя, а честь, достоинство и любовь – отходят все дальше и дальше, затмеваемые маячившими на горизонте последствиями. – Разве я, по праву рождения, не должна была получить хотя бы часть наследства после его смерти? – спрашивала она, оглядываясь вокруг. – Вдова дэ Фэр отказала нам в жаловании, отказалась признать меня! – Удивительно, – послышалось саркастичное замечание из толпы. – Могу я продолжить, мой император? – спросил сенешаль, тут же получив утвердительный кивок Эмгыра. – У суда нет прямых доказательств, но я должен озвучить это. Самозванка, чье настоящее имя – Долорес, подозревается в организации нападения, ставшего для Мадам дэ Фэр фатальным. Логично. Цирилле казалось, что вывод этот напрашивался сам собой. Откуда ей было знать о произошедшем иначе, откуда та взяла платье, если не из сундуков убитой, как могла привести себя в имение, не вызвав подозрений у домочадцев? Цири плотнее сжала губы, чувствуя, как шатко ее собственное положение. Даже понимая это, аристократы не стремились доказать ее вину в столь тяжком преступлении - убийстве. Притворяться кем-то другим, отвечать на письма знати под чужим именем, распоряжаться землей, отошедшей другому лорду – измена, и Цири знала, как Нильфгаард карает за нее. – Погибшая слыла затворницей. Слуги говорили, что она и на лошади сидеть не умела, но кто они такие, чтобы доложить об этом. Кроме погибшего на войне мужа у мадам не было близких родственников или друзей, – продолжал сенешаль. – Ее невероятное сходство с единокровной сестрой сейчас отмечают многие, и все же, Долорес, опасаясь разоблачения, сменила большую часть слуг в присвоенном ею имении. – Как интересно, – произнес Эмгыр, потянувшись к наполненному вином кубку. – И вы отрицаете свою причастность к убийству баронессы? – Отрицаю, – коротко ответила полуэльфка, отводя взгляд. – Я бы не посмела так с нею поступить. Лжет. Даже робкая, наивная Цирилла понимала, что обвиняемая лжет и суду, и императору, глядя Эмгыру в глаза. Зная о том, что младшая сестра живет в «ее» доме, та не могла не копить обиду, она собирала желчь внутри, надеясь выплеснуть ее в скором времени. Муж недовольно приподнялся на троне, понимая, что весь двор видит, что полукровка держит его за дурака. Читая истории о правителях древности, Цирилла часто натыкалась на неясную ей формулировку… «Мудрая жена» для правителя. Неясную потому, что каждый раз понятие это носило новый смысл. Так называли женщин, закрывающих глаза на постоянные измены супруга, так называли и тех, кто эти измены пресекал. Мудрыми величали женщин, помогающих в правлении, и тех, кто отходил на второй план, забирая себе исконно женскую долю, мудрыми звали женщин, занятых рождением собственных наследников и тративших силы на детей мужа от предыдущего брака. Юная, неопытная, оторванная от дома, Цирилла хотела стать Эмгыру мудрой женой. Сейчас она смотрела на женщину, стоявшую перед ней в своем тяжелом синем платье, и думала о том, как похожи исходные данные их судеб. У обеих никого нет, обе примерили маску, избавление от которой равносильно смерти. Но будут ли судьбы их одинаковы после свершенного? Цирилла положила ладонь на колено мужа, наклонилась вперед, чтобы осторожно заглянуть в его золотые очи. Она будет мудрой. – Зачем же вы отрицаете это? – холодно спросила императрица, впервые за день подавая голос. Дворяне зашептались вновь, и только под взглядом императора поспешили установить тишину в зале. Цирилла, по их мнению, не имела ни голоса, ни точки зрения, представляя из себя лишь украшение для соседского трона. И что такая может сказать, раскрывая ласковые розовые губы? «Подайте чай»? Полуэльфка тонко усмехнулась, услышав заданный ей вопрос. – Потому что я невиновна. – Не думайте, что мы столь наивны, чтобы поверить вам. Насколько я понимаю, барон дэ Фэр не поселил вас поблизости от своего имения, – произнесла девушка, получив утвердительный кивок от Реефа. – И вы все равно утверждаете, что он навещал вас с матерью, любил вас? – Отчего бы ему не любить меня? – От того, что вы – полуэльфка, от того, что вы – дочь. У барона уже была одна. Законнорожденная, на которую он тратил все свои ресурсы, – Цирилла выдержала паузу, понимая, сколь противны ее слова. – Были бы вы барону сыном – суд мог бы поверить в его привязанность. Подсудимая плотно сжала губы, превращая их в тонкую белую линию на бескровном вытянутом лице. Она и хотела бы ответить несогласием, но что толку? Дворяне загоняли ее в угол, дворяне знали, как это происходит в их обществе. Граф, барон или лорд однажды зажимает служанку в запертой спальне, и несчастная девчушка приносит ему приплод. Но что с ним велено делать? Жене сказать не позволено, умертвить и ребенка, и девку – слишком жестоко, слишком сложно скрыть от чужих глаз. Остается лишь назначить жалованье мамаше и отослать ее в дальний уголок собственных земель, дабы забыть произошедшее. – Вы – женщина, – прошептала полуэльфка, чувствуя, что все иные пути отрезаны. – Вы должны понять меня… У меня отобрали все. – Вам ничего не дали, – также тихо ответила Цири. – Но несправедливость не должна была вылиться в убийство и многолетний обман. Голос беловласой императрицы звучал спокойно. Размеренно, несмотря на то, что внутри нее разразилась буря противоречий. Обвинив ее, Цирилла обвинит и себя, может ответить за это в будущем. Эмгыр внимательно следил за тем, как жена держит спину, и взгляд его отдавался ноющей болью меж ее острых лопаток. Мышцы девушки напрягались, но Цирилла не позволяла рукам дрожать под тяжестью власти. Боковым зрением она видела: супругу нравится. – Прошу простить меня, моя императрица, но время заседаний подходит к концу, – на удивление робко заметил Рееф. – Мы обсудим этот вопрос завтра днем, – произнес император, неторопливо поднимаясь с трона и подавая руку жене. – Завтра днем будем готовы озвучить наше решение. – Да, мой император, – поклонился сенешаль, отводя взгляд. – Завтра мы выслушаем вердикт Его Высочества, – обратился он к кланяющейся толпе. – Обвиняемая дождется вердикта в камере! – громко произнес он, пока к женщине пробиралась охрана. – Будьте милосердны! – выкрикнула полуэльфка, почувствовав, как мужчины берут ее под руки. – Будьте хоть вы милосердны к тем, кому не дали ничего!