Some legends untold

Холодная, неприветливая ночь выдалась слишком яркой, и окончание ее следовало отдалить любыми приемами. Что может быть приятнее, чем это сладкое чувство, растянувшееся на несколько долгих часов? Победа, триумф, испытываемый охотником, загнавшим добычу в заботливо подложенный ей капкан, удача, пойманная за хвост. Для эльфа не было чувства милее, и Карантиру, взращенному самым что ни есть чистокровным представителем своей породы, ощущение чужой слабости дарило небывалое наслаждение. Счастье опоясывало его, подобно голодной змее: то сжималось все быстрее и быстрее, придушивая иные чувства. Юный эльф ждал лишь одного – пика наслаждения, что придет лишь с рассветом, окончания собственной трапезы, с разделом ее на несколько менее удачливых своих коллег. Кто бы мог подумать, что среди всей Охоты, среди десятка этих выряженных в латы клоунов именно он, он, самый неопытный и юный – сможет поймать ее? Сам Карантир никогда не решался. Всего несколько часов назад Эредин отдал своим подчиненным приказ – разбиться на группы и обыскать несколько участков леса, прятавшегося в глухой тиши человеческой реальности. Всадники Охоты повиновались своему командиру, и принялись делить регионы того самого леса на всех. Делили на всех, но выигрышный достался ему одному. Едва ступив на холодную после дождя землю, эльф тут же увидел ее следы, замерзшие в размытой по дорожкам грязи. Раненная, подбитая Ласточка уже не пыталась замести их или спрятать поломанным ею же лапником. Ведьмачка бежала так быстро, как могла, прихрамывая на правую ногу. Только что толку в этой жалкой попытке скрыться от Предназначения? Она уже чувствовала холод, настигающий ее вместе с Охотой, уже чувствовала, как призрачные руки скелета-короля поймают ее за руку и утащат во тьму. Цири оставалось только ползти по мокрой земле, спотыкаясь, отдалять судьбу на жалкую долю секунды, ей оставалось только чувствовать страх и тонуть в нем все глубже. Карантир настиг ее пытающейся взобраться на дерево. Хороший ход, он не догадался бы всматриваться в темнеющие над головой кроны деревьев в поисках беглянки. Эльф до сих пор ощущал на себе тот ее взгляд… Услышав, как за спиной ее послышался треск втаптываемых в грязь корней, Цирилла обернулась, встретив перед собой его. Окованный стальным доспехом, с опущенным забралом шлема, блестящего в темноте. Предназначение, шедшее за ней сквозь наступающий вечер. Она не успела выхватить меч, его посох оказался куда быстрее. Да и что смогла бы девчонка, раненная так недавно, но так сильно? Только вызвать его жалость, только вызвать его глумливый смех. Карантир сделал лишь один жест рукой, произнес только одно заклинание, и Ласточка оказалась повержена, оглушена на достаточный отрезок времени. Юнцу оставалось лишь поднять ее обездвиженное тело с мокрой земли, поместить себе на плечо и скрыться в густеющем мраке троп. Дождь усиливался, и темный лес, кроны деревьев которого закрывали само небо, не позволял искусному магу передать сигнал соратникам. Придется ждать намеченного рассвета и с первыми лучами солнца вернуться к воротам, чтобы там встретить весь свой отряд. От дождя Карантир укрылся в пещере, своды которой покрывали тела уснувших летучих мышей. Всего через несколько часов они упорхнут прочь, через несколько часов, а то и раньше, увидев, что незваный гость развел огонь. Ночные создания не любят свет, им есть, что прятать во мраке. Юноша понимал, что действие чар непостоянно, и совсем скоро ведьмачка вновь откроет глаза. Он связал ноги пленницы, понимая, что даже раненая и обессиленная та может удрать, воспользовавшись особенностью собственной крови. Быть может, стоило рассеять возможность творить заклинания хотя бы на некоторое время? Да, да, так Карантир и поступил, отказываясь и от своей магии. Этому его когда-то научил Аваллак’х, старый наставник, так любивший рассказать лишнего. На каменном полу оставался черный след огненного жерла, неподалеку лежала куча заготовленных кем-то дров: путники лагерь покинули совсем недавно, и неизвестно, была ли в том их воля. Разводя огонь вручную, Карантир думал о том, приходилось ли Знающему применять это умение раньше и сколько раз. Как и ожидал юный маг, мыши упорхнули, едва свет забрезжил за их спинами. Ласковое тепло приманило его замерзшие пальцы, Карантир стянул с себя кожаные перчатки, протягивая руки к огню, снял и шлем, позволяя искрам отразиться в своих черных волосах. Цири заворочалась за ним, Ласточка приходила в чувство, и эльф с нетерпением ждал момента, когда сможет предстать перед ней при рыжем свете огня, вновь заметить эту капельку страха в зеленых глазах своей пленницы. – Ублюдок, – прохрипела Цирилла, едва открыв глаза. – Отвратительный, мерзкий… – подбирала слова раненная девчонка. Без сознания она нравилась ему больше. Эльф сдавленно хмыкнул, понимая, что та изо всех сил старается казаться опасной даже сейчас. Грязная, с полурасстегнутой рубашкой, некогда имевшей бежевый цвет, Цири выглядела особенно беспомощной. Скорее всего за ногу девчонку ухватил дикий зверь: рваные раны указывали на то, что поставили их клыки или когти. Рану она обработала так, как успела, но грязь и пот, стекающий по раненой голени, движение не делали положение лучше. Если не обработать рану, Зираэль рискует остаться без ноги. – На раненную женщину нападают только трусы и эльфы, – выплюнула она осипшим голосом. – Кто тебя ранил? – игнорируя ее злость, с искренним интересом спросил он. Ласточка отвернулась к огню. Она не знала, как следует реагировать в ответ – Каратнир разглядел это в ее потерянном взгляде. Девушка сжала губы, огляделась по сторонам, точно пытаясь понять, в какой части леса они находятся теперь. Нет, сбежать все равно не получится, его заклинание кружит в воздухе, не давая той уйти. – Не твое дело. Развяжи меня и устрой честный бой. – Тогда мне придется вылечить твою рану, накормить тебя и дать отдохнуть. Знаешь, я накануне прекрасно выспался. – Вылечи! – вскрикнула ведьмачка, взглядом указывая на ногу. – Попроси меня получше. Карантир пытался сохранить то чувство, что еще час назад вскружило ему голову. Чувство превосходства, чувство, будто она, каждый раз ускользающая ведьмачка – повержена им, им сломлена. Глядя на Цири, он понимал, что девчонка не чувствует себя проигравшей. В ее чистых зеленых глазах почти угас страх, что так ярко горел в свете сумерек. Она не поджимала ноги к груди, не опускала взгляд к каменному полу. Ей словно было смешно. И то злило эльфа. Он не привык выражать агрессию открыто, как Имлерих, несдержанный и грубый, не мог использовать властный тон, как Эредин, и потому предпочитал отделываться от посторонних сарказмом, как его давний учитель – Аваллак’х. На эльфов метод этот действовал превосходно, на людей же… Люди ведь всегда были столь глупы, что не различали тонких материй. – Ну и каково это? Быть храбрым всадником Дикой Охоты, ворующим раненных женщин и детей, рискнувших выйти на улицу поздней ночью? Гордишься собой? – Это затягивает, – ответил юноша, заставляя себя улыбнуться. – А ты лучше помолчи, Зираэль, если не хочешь, чтобы я закрыл тебе рот. Покрытые мхом стены отражали свет огня. За порогом пещеры шумел разразившийся в лесу ливень, лягушки спорили в пруду, перебивая друг друга все сильнее. Девчонка фыркнула, спиной облокачиваясь о свод пещеры. На ее разодранной рубахе не осталось белых пятен, всюду лишь следы грязи, следы недавней погони и возни в земле. Цири не поджимала губы, как девки, пойманные им в прошлый раз, не прятала лицо, желая не видеть происходящего. Нет, она только портила его победу своими ухмылками. Карантир, считавший себя самым сдержанным всадником Охоты, почувствовал укол злости. Эльф поднялся с места, чтобы подойти к Ласточке. Та не шелохнулась, и взгляд ее зеленых глаз не изменил своего настроения. Как… Как там ее звали в родном краю? Львенок, верно? Тот, что вырастает гордым царем зверей, чей рык эхом пролетает над прерией? Глядя на этого беспомощного котенка, отчаянно сверкающего маленькими зубами, он готов был в это поверить. – Храбрый рыцарь, – выплюнула она сквозь зубы. – Ждешь не дождешься момента, когда передашь меня своему хозяину? – Твоему хозяину. – О, посмотри-ка, это ведь ты выполняешь за него всю грязную работу… Цири улыбнулась, глядя за тем, как губы эльфа сложились в тонкую бескровную нить. Карантир вновь шагнул к ней, и взгляд наглой девчонки не изменился, его высокая, широкая в плечах фигура не будила внутри нее трепет. Казалось, что в мозгу ее зреет план, который юноша узнает нескоро. – Что он подарит тебе за это? Нежный поцелуй? – продолжала улыбаться добыча. – Кажется, ты жаждешь ласки от Его Величества. Еще один шаг не оставил между ними расстояния. Треск огня не скрыл за собой звука, разрезающего мгновение на «до» и «после». Пощечина застыла на щеке поверженной ведьмачки. Карантир ударил ее жестко, сильно, он желал закрыть девчонке рот. Голова ее мотнулась в сторону, из разбитой губы на каменный свод пещеры стекла капелька карминовой крови. Только это не помогло. К своему ужасу Карантир заметил, что на разбитых губах Ласточки вновь расцветает улыбка, улыбка той, кто получил то, чего ждал. Она не чувствовала себя проигравшей, и не думала, что один удар может опустить ее на колени, выбить из колеи. Мягкий смех ведьмачки прокатился под сводами пещеры, разгоняя тишину по темным углам. Нет, это она победила его. – Тебе нужно бы уже знать, когда пора заткнуться. – А то что? Ты же сказал, что закроешь мне рот, но все не получается. Наверное, хозяин не научил тебя, как это сделать. – Научил. Карантир наклонился над ведьмачкой, заметив, что та и не попыталась отвернуться. О, кое-чему он успел научиться у своих соратников, кое-что успел узнать. Цири не шелохнулась и в тот момент, когда рука эльфа потянулась к ее рубахе. Она просто не знала, что после придется ждать не очередного удара, нет… Тонкая, вымазанная грязью и чужой кровью ткань разошлась, открыв взору юноши едва округлившуюся грудь ведьмачки. Бледную, часто вздымающуюся грудь. И вот теперь взгляд ее изменился, в нем уже не было прежней смелости. В зеленых глазах проскочила искра страха, страха не перед болью, не перед смертью, но перед унижением, которое ей может доставить он. Ласточке следовало держать язык за зубами. Найдя рычаг давления, Карантир вновь позволил себе улыбнуться. В его светлых глазах отражались искры огня, в ее – пламя разгорающегося в душе страха, отвращения, нежелания продолжать. Капля крови вновь упала на пол пещеры, и треск огня стал тише, отошел на второй план. – Попросишь прощения? – спросил юноша, но в ответ получил лишь презрительный плевок, направленный тому прямо в щеку. – Неправильно. Ощущение победы вернулось к нему, оно наполнилось новой силой. Прежде Карантир не видел себя в этой роли, теперь же, оказавшись к девчонке лицом к лицу, чувствуя, как та напугана, как отчаянно она пытается это скрыть… Эльф понимал, что уже не сможет отказаться от искушения и оставить ее без продолжения. Ведьмачка была легкой. Карантир перевернул ее одним движением, прижал щекой к холодной каменной стене. Жаль, что он не увидит ее лица в процессе, но развязать девчонке ноги – слишком рискованно. Светлые волосы Цири растрепались, когда пальцы юноши впились в них, приподнимая ее голову так, чтобы эльфу было удобнее шептать той на ушко. Цирилла молчала, настала ее очередь поджимать губы и не находить ответа, настала ее очередь терять землю под ногами и чувствовать, как победа выскальзывает из рук. – Давай я покажу тебе, чему меня научили, – произнес маг тихо, растягивая слова, развязывая шнуровку ее штанов. – Как мы обращаемся с пленными девками из вашего племени, Зираэль, на что вы годны. – Не смей, – произнесла она слабым голосом, едва не дрогнувшим перед ним. – Что скажет твой командир? – Он об этом не узнает, – ответил эльф, вновь потянув девчонку за волосы. – Или ты думаешь, что кто-то из всадников поверит твоим словам? Испачканные в дороге штаны Ласточки опустились до ее же коленок. Когда пленница попыталась отодвинуться, жгучая боль пронзила раненную ногу, и Цири издала полный боли вскрик. Эльфу не было ее жалко, чем громче кричала ведьмачка, тем ярче он ощущал тепло, стучащее в его груди. Чувство собственной важности, чувство превосходство над слабым, победы над «врагом» – кружило голову. Цири уже не дергалась в его руках, ведьмачка лишь ждала, когда все начнется, когда все закончится. Боль в ноге отвлекала ее, и пока руки эльфа справлялись с собственным доспехом, ведьмачка пыталась успокоить дыхание. В конце концов, что произойдет? Она давно не девица, ведь верно? Верно? Жаль, что слова эти не могли успокоить ее даже сейчас. Он не ласкал ее, не пытался облегчить себе вход, лишь заставил ведьмачку выгнуться в пояснице нажимом широкой ладони. Своды пещеры озарились новым вскриком, и сам эльф почувствовал боль. Она была сухой, сухой там, внутри, и мокрой от испарины снаружи. Ведьмачка стиснула зубы, но это не помогло, и новый вскрик слетел с ее губ, заставляя ночь выглядеть по-другому. Эльф не знал, вызваны крики его движениями или болью в необработанной ране ведьмачки, и знание это не имело значения, важным было лишь то, что кричит она, Ласточка, что совсем недавно скалила красивые ровные зубки. Карантир, познавший всего несколько человеческих женщин до нее, помнил, что те не так выносливы, как эльфийки. Он желал лишь проучить свою пленницу, не убить ее, не привести в лагерь покалеченной или сломанной. Цири не могла этого заметить, но каждое свое движение он приглушал, дабы оставить Ласточке жизнь. Жизнь после горького урока смирения. Ее кожа оказалась удивительно белой под тканью, ее руки – тонкими у запястий. Карантир понимал, что движет им не только жажда «победы», но и влечение, что он вполне мог к ней испытать. Цири уже не пыталась сдерживаться, когда движения эльфа стали чаще, болезненнее. Жар между ног ее рос и рос, перед глазами девчонки начинали плавать яркие вспышки света. Теплые пальцы юноши впивались в ее кожу, Карантир чувствовал, как ведьмачку бьет дрожь. Он не останавливался. Не останавливался, потому что прежде не испытывал ничего подобного. Что может быть лучше этого чувства, чувства победы, собственного величия, щекочущего наслаждения ниже груди? Только обладание. Обладание кем-то столь нежным и сильным одновременно, понимание, что нет такого хребта, что не склонился бы пред ним в подчинении. Карантир и не думал обезопасить ее и себя, не решился пролить драгоценное семя «чистейшего эльфа» на каменные стены пещеры. Он не заметил, как костер, не найдя подпитки, погас, как рассвет медленно подобрался к горизонту, и как спало заклинание, сдерживающее магию вокруг. Ласточка не плакала, и юный эльф пожалел о том, что ей еще доставало сил, чтобы держаться. А ведь он мог даже погладить ее по волосам, притворно-сладко успокоить, шепнув на ушко «просто не делай так больше, и впредь все пройдет хорошо». Он вытерся о лоскутки ее рубахи, те, что были менее грязными. Карантир отстранился, поправил одежду, и поднял ведьмачку на руки, завернув ее в собственный плащ. Рассвет обозначил конец дождю, начало нового дня и близость встречи со всадниками. Цири уже не смотрела ему в глаза, губы ее не расплывались в улыбке. Чувствуя, насколько выше нее он только что стал, Карантир все же решил сжалиться над девчонкой. В конце концов, через пару часов он передаст ее Эредину, и дальнейшая ее судьба незавидна. – Тебе нужно было преподать урок, Зираэль, не таи на меня обиду. Это научит тебя послушанию… В конце концов, может, я еще зайду к тебе в мире Ольх? – говорил он тихо. – Вылечить твою рану? – спросил юноша, оборачиваясь, чтобы оглядеть пустеющую пещеру в последний раз. – Лучше вылечи свою, – шепнула ведьмачка, выхватывая из-за пояса эльфа нож, чтобы всадить тот ему в плечо и воспользоваться моментом.