***
Йорвет чувствовал во рту привкус крови. Медный, долгоиграющий, он вязко растекался по языку, креп, едва эльф пытался ускориться. «Как давно мне приходилось есть?», – бегло подумал эльф, но не смог вспомнить. Голод был последней его тревогой в это тянущееся в бесконечность мгновение. Сухие ветки хрустели под сапогами, вдали тихо журчал ручей, и скоя’таэль решил двигаться к нему. Если без еды Йорвет мог идти еще долго, то без глотка свежей воды ему станет лишь хуже. С тех пор, как командир выпрыгнул с баржи в мутную реку, прошло два дня, а одежда будто бы все еще держала в себе грязные воды Понтара. Голова его все еще гудела, сердце гулко билось в груди, будто Йорвет бежал от погони. Только почему? Ведь гнался сейчас именно он. Гнался за иллюзией, за мечтой, следовал единственному своему порыву. Куда еще ему, сломленному и разбитому, следовало податься? – Пляшут шуты на верёвке, дергают петлю ритмично! Пьяные голоса становились все громче и громче, стены крепости уже возвышались над макушками деревьев, когда эльф решил остановиться. Жажда оставила его, ослабшие руки затряслись в гневе. Как он и думал – вороны успели быстрее, на черных крыльях те принесли людям победу, поздравили их с краткой отсрочкой. Йорвет прикусил язык, силясь не закричать. Он опустился на ветку, склонившуюся над тонким ручьем. «Подумать только, бегу, словно крыса, спасаю свою шкуру в ущерб чести и достоинству, а все ради чего? Послушать, как dh’oine поют», – ругал себя эльф. Если раньше Йорвет считал, что спасся исключительно для того, чтобы нести возмездие, сейчас он не был в этом уверен. Сняв повязку со свежего еще ранения, командир вновь взглянул в сторону форта. Один он никогда не сможет его захватить. Все должно сложиться воедино. Небольшой партизанский отряд, умелый и полный сил лидер, внезапность, человеческая халатность и глупость… Все должно сложиться, только как? Табак, хранимый в нагрудном мешочке, промок, но какая разница, если огниво исправно? Йорвет медленно раскурил трубку, глядя за тем, как ночь захватывает далекие небеса. Йорвет не вздрогнул, услышав позади себя шаги. Тихие и нерешительные, кто-то семенил по сухой тропе. Эльф оборачивался медленно, нехотя, распознав в движениях путника слабость еще большую, чем та, что захватила сейчас его самого. «Женщина или ребенок», – подумал командир разбитого отряда, вслушиваясь в темноту. Женщина или ребенок, только и всего. Командир не спешил хвататься за ручку меча. Он всегда успеет, к тому же… К тому же люди пели так громко, что никогда не услышат крика, на самой высокой ноте оборванного в лесу. Йорвет усмехнулся, думая о том, что если и не выполнит задуманное, так хоть сможет принести людям еще каплю горя. Только не этого он сейчас хотел. С дороги к лесу повернула хрупкая девичья фигурка. Низенькая, тощая, в платье, не подходящем ей по размеру, девчушка шла к ручью. Ведро, что та несла в своих хлипких руках, тихо поскрипывало при каждом ее шаге. Йорвет заинтересованно приподнял бровь. Он привык к полумраку ночной чащи, смотрел за ребенком из своего укрытия. Девочка наклонилась, опрокидывая в воду ведро, смотрела за тем, как то медленно наполняется. Эльф не скрывался, но незнакомка заметила его не сразу. Она вскрикнула от неожиданности, вскочила с места, и черные косы ее встрепенулись. – Привет, – неуверенно произнесла та, махнув рукой загадочному силуэту, но не получила приветствие в ответ. – Кто ты такой? Ты случайно потерялся? «Потерялся», – с горечью повторил про себя эльф, закусив губу. Он устал, скитаясь по этим лесам, устал чувствовать, как растет боль под кожей. Свежий ветер обдувал еще незатянувшийся шрам, тень скрывала его от незнакомки, и Йорвет вздохнул, прежде чем ответить. – Кажется, – протянула тень, и голос эльфа оказался хриплым и слабым, но вполне человеческим. – А ты? – Нет, – с уверенностью ответила девочка, и командир отряда заметил на ее шее синяк, будто след чьего-то пальца. – Я просто пошла за водой, – добавила та, пальцем указав в сторону набранного ведерка. – Я сейчас пойду домой, Бьорн будет рассказывать интересное, если я принесу ему воду. – И откуда ты? – спросил Йорвет за деревом тихо, без злобы или угрозы. – Из Дракенборга, – ответила девчушка. Дракенборг. Малышка смущенно пригладила одну из своих кос: смоляно-черную, блестящую даже во мраке. Она явно гордилась своей родиной. Позже та расскажет Йорвету, что здесь когда-то нёс службу её отец, мать работала себе на кухне, не зная беды, крепость, ставшая могилой для сотен нелюдей, была родителям девочки домом и местом встречи. Здесь они познакомились и поженились, здесь родили единственную дочь, здесь и встретили свой финал, каким бы тот ни был печальным. Она точно не знала, что тогда случилось, девчушке ведь было три года. Должно быть, мать заснула за пряжей, не погасив свечи, рукоделие её загорелось, от него вспыхнули шторы, ковры, шкуры. Отец не проснулся, надышался дымом, малышку с матерью вынесли на воздух через несколько минут после того, как окреп огонь. Девочка открыла глаза и заплакала, её мать так и осталась лежать на траве с закрытыми глазами. – И давно ты там живёшь? – спросил эльф уже громче, он нерешительно спрыгнул с ветки, и, хромая, ступил на свет. – Не похоже, чтобы это место подходило ребёнку. – Всю жизнь, – ответила девочка, по-птичьи наклонив голову, отводя взгляд светло-карих глаз. – Я больше нигде не была. – Сколько тебе лет? – спросил незнакомец. – Мне десять, почти одиннадцать. Это много, Маз говорит, что в тринадцать уже можно будет идти замуж, – рассказывала та, улыбаясь своей щербатой улыбкой. – Значит, тебе почти одиннадцать лет, ты живёшь в Дракенборге всю жизнь, и сейчас пришла за водой, – подытожил эльф, стараясь скрыть от ребенка свою усталость, стараясь запомнить каждую ее черту, разглядеть в клубившемся вокруг полумраке. – Как тебя зовут? – Кира, – ответила девчушка, стесняясь вопроса. – А тебя? – Йорвет, – ответил он громче, но не улыбался, не смеялся, как другие взрослые. – Могу я попить? Боюсь, что потерял свою чашу. – Конечно, – ответила ему Кира, пододвигая ближе ведро. – Я принесу тебе чашу, если хочешь, у нас их там так много, что они лежат на бочках без дела. Йорвет улыбнулся, кинув говорливой девчонке. Он взглянул в сторону распахнутых настежь ворот, из леса был виден лишь край, после заметил искры, кружившие высоко под облаками. Люди праздновали, отмечали шаткую победу, заключенный с Императором мир, столь необходимый им шаг к избавлению от Нильфгаардской угрозы. Наивные дураки. Командир поежился, вспомнив, что и сам когда-то поверил обещаниям. Эльф взялся за раненное плечо, не в силах пододвинуть ведёрко обратно, и девчушка сама выхватила его из рук своего нового знакомого. «У нее и запястья в синяках», – заметил эльф, продолжая вглядываться в темноту. Кире повезло. Будь Йорвет здоров, будь он полон сил, как прежде, перерезал бы её горло, а труп скинул в ближайший овраг. Да, это жестоко, и никогда прежде Йорвет не тяготел к детоубийству... Только сколько ещё Кире положено быть ребёнком? Что с ней станет потом? Она повзрослеет, родит сыновей, и те пополнят людскую армию, армию Севера. Нет, нельзя допустить этого, нельзя дать человеческому племени разрастаться еще быстрее. – Ты голоден? – спросила она, и прядь черных волос упала на ее загорелое личико. – Ты выглядишь так, будто устал и голоден. Может, ты пойдешь со мной и поешь? – Нет, не рассказывай никому обо мне. Приходи завтра, – сказал тот, когда ребёнок вернулся на дорогу, когда Кира держала ручку ведра обеими своими ладонями. – Я сыграю тебе на флейте, если принесёшь мне кружку. Кира кивнула, побежав домой, и длинная юбка ее платья чуть задралась, оголяя лодыжки. Эльф улыбнулся, невольно подумав о том, что дети всюду одинаковые. Она может оказаться полезной: болтливый ребенок, которого обижают дома, ребенок, до которого никому нет дела. Она сможет многое ему рассказать.***
Она приходила к нему ещё не единожды, принося то еду, то одежду, выкраденную из погребов. Кира таскала для эльфа вещи, выменивая их у других детей, а тот рассказывал ей истории, играл на флейте и все обещал, что скоро спасет девчушку от рутины и скуки окончательно. Беглец, впрочем, никогда не уточнял подробности, а Кира не желала знать, ей хватало туманного намека на скорые перемены. Йорвет слушал рассказы о ее жизни внимательно, он хорошо понимал: девчушка живет в аду. В ее крохотном сердце хватило места для жалости к заключенным, но как тяжело ей было знать, что пути к спасению у узников нет. Иногда эльф гладил ее по голове, слушая бесконечные истории о том, как дрыгаются в предсмертных конвульсиях низушки. Дети не должны смотреть на это. Никто не должен. Кира видела его шрам. Шрам уродливый и длинный, нарушавший хрупкую гармонию некогда красивого лица. Она не пугалась, и эльф, к своему сожалению, понял: девчушка успела увидеть нечто худшее в своей недолгой изолированной на краю света жизни. «Дракенборг», – в очередной раз повторил про себя командир. Йорвет просил не говорить о нем взрослым, он рассказал своей новой подруге, что те прогонят его, если узнают. «Но ведь ты не бродячий пес», – возмущалась девчушка, но слушалась, она привыкла слушаться взрослых. Кира обещала молчать и не нарушила своего слова. Когда девчушке исполнилось одиннадцать лет, Йорвет подарил ей хорошенькие серьги из перьев совы, перьев пушистых, покрытых темными пятнышками. Сам не зная, зачем, Йорвет сплел их в ночи, вычистил медную проволоку, найденную в одной из заячьих ловушек, использовал нити… Пятнышки. Эльф рассказал любопытной девчушке, что это у птицы для маскировки в лесу, что с помощью своего камуфляжа она прячется в ветках и нападает на кроликов и мышей из укрытия. Кира слушала его внимательно. С новым другом веселее, чем со стариками, обслуживающими форт. Ей нравилось слушать его игру, нравилась грустная мелодия, исполняемая эльфом вновь и вновь, нравилось, что Йорвет не бьет ее по рукам, если ошибиться. Иногда Кира не могла сдержаться, и пускалась в пляс, придерживая юбку двумя смуглыми пальцами. Она видела, как благородные леди делали так... Видела на картинке однажды, когда старая кухарка Маз читала ей сказку о принцессе, похищенной драконом. – А ты когда-нибудь видел драконов? – улыбалась Кира, следя за тем, как эльф промывает раны на собственном лице. – У нас тут нету ни одного, – с сожалением заметила она. – Кира, драконов не существует, – улыбнулся эльф. – Больше нет. Последнего убили еще полвека назад. – Как жалко, – с грустью заметила девочка. – Наверное, принцессы постарались. Йорвет тихо рассмеялся, закрывая единственный оставшийся ему глаз. Кира приносила для него чистые бинты, воровала склянки и миски, чтобы эльф мог готовить в них заживляющую мазь, приносила ему использованную бумагу и перья, жаль, что чернил не достать. Приходилось разводить водой сажу, стараясь сделать ее как можно более густой и вязкой. Командир разбитого отряда пытался связаться с другими командирами Вриххеда, надеясь, что кто-то еще уцелел, но все тщетно… Йорвет ждал, он ждал терпеливо, каждый раз разглядывая узников, привозимых в гремящих по дороге телегах. Нелюдям связывали руки, ноги их сковывали общими кандалами, и на усталых лицах заключенных отчетливо проглядывался страх, являвшийся, едва несчастные успевали понять, куда прибыли. Дракенборг. Имя крепости разряжало воздух вокруг себя, нелюди не произносили его вслух. Здесь их будут пытать перед страшной мучительной смертью, здесь их не повесят, но колесуют, сварят в масле, здесь они станут мучениками. Командир тешил себя надеждой о том, что на зов его обязательно ответят, отряд белок явится сюда, и Дракенборг падет под натиском их стрел. Он выведал у Киры: за стенами не больше пятидесяти мужчин, женщин около десяти или пятнадцати. Детей не так много, может, шесть или семь, грудничков Кира не могла сосчитать. Девчушка рассказала, что те часто умирают в младенчестве, и до двух лет им не дают имен. «Это хорошо», – подумал тогда Йорвет, пытаясь вспомнить, жили ли эльфы в подобных условиях прежде, смогут ли они пополнить собственные ряды, ютясь в сырых каменных кельях. – Ты можешь рассказать мне все, – улыбаясь, отвечал ей эльф, когда девчушка спросила, не много ли она болтает. – Обычно меня никто не слушает, – смущаясь, отвечала та. Удивительно, но в этих лесах было легко скрыться. Рядом с Дракенборгом живности нет, и охотники не прочесывают эти земли. Кира не опасалась, что кто-то услышит игру на флейте, увидит дым от костра, она внимательно слушала рассказы эльфа, иногда засыпая на его коленях в обед. Йорвету удавалось ждать здесь с месяц, чуть больше того, и никто не наткнулся на его укромную палатку из сухих веток. Единственным спутником эльфа, сбитого с пути, была маленькая чумазая девчушка, которой ни за что нельзя было дать одиннадцать лет. Не больше восьми, если судить по ее росту. Эльф устало привалился к стволу дуба, потянулся, глядя на Киру. Та продолжала танцевать, даже когда флейта покоилась в специальной петельке на его кушаке. Йорвет невольно улыбнулся, заметив, что руки её грязные, как и подол не по размеру длинной юбки. Эльф догадался: девчушку снова накажут за неряшливость, и завтра Кира ему об этом расскажет, не проронив ни единой слезинки. Удивительно, как легко привыкнуть к грубостям, если слышать их каждый день. Он почти сожалел о том, что должен сделать несколькими месяцами спустя. Кира – милое дитя. Она отвечала на его вопросы, докладывала, кто прибыл в форт, кого казнили на площади, кто отбыл в мир иной, а кто вернулся в родные земли... Она – милая невинная кроха, но Кира не должна была вырасти однажды, так пусть и останется таковой. Йорвет солгал ей. Он не спрятал острые треугольные уши, понимая, что ребёнка успели натаскать взрослые, но прикинулся духом леса. Кира считала эльфов опасными дикарями, пусть и жалела их, его же, представившегося добрым покровителем цветов, странником, девчушка называла своим приятелем. Приятелем. Командир разбитого отряда улыбался каждый раз, слыша её. – К вам должен кто-то приехать? – спросил эльф, прищурившись, и Кира остановилась, глядя на него. Вчера вечером он видел, как телега въехала в крепость, в форт привезли сена, но не привели лошадей. Собираются менять подстилку в камерах? Йорвет сплюнул себе под ноги, вспомнив об этом сейчас. Реданцы горделиво заявляли, что в Дракенборге нелюдей ждет справедливая кара, благородная казнь, но, подходя ближе к забору, эльф мог слышать стенания из-под земли. – Кто-то должен, – ответила Кира, отводя взгляд, она сцепила ладони замком. – Маз говорит, что прибудет много народу, что война закончилась, и нелюдей будут казнить. А у нас совсем нет народа для этого… – Почему ты так загрустила? – спросил эльф тише. – Мне не нравится, как они кричат, как поют в камере вечерами, – ответила Кира, приподняв над землей подол платья. – Один низушек вечером подарил мне браслет, который выстрогал из дерева для своей дочери, а утром я… А утром он… – Я понял тебя, – перебил ее эльф, вспомнив о традиции казнить узников на рассвете. – Тебе пора бежать, Кира, уже темнеет. Девчушка кивнула, снова потупив взор, и командир заметил, как с щеки ее к земле скатилась слеза. «Все девочки жалостливы в ее возрасте», – подумал он, отгоняя иные мысли. В конце концов, он все равно собирался помочь ей в ответ, ведь так? Йорвет вовсе не был злодеем, он собирался избавить Киру от страданий ее нынешней жизни, помочь своему племени обрести гармонию и мир. Йорвет не был плохим. Ворон присел на ветку рядом с командиром падшего отряда, и эльф протянул к нему руку. Цепкие черные лапки сжали его запястье в кольцо, и Йорвет открепил футляр с запиской.***
– Ты не замерз? – спросила Кира, явившись в лагерь Йорвета ранним утром, найдя его бодрствующим, но все еще сонным, уставшим за ночь. – Я принесла тебе плед, сейчас холодает. Эльф не обернулся. Удивительно чуткая для человеческого отродья… Девчушка права, холодает, через пару недель земля начнет покрываться инеем на ночь, а разводить костер больше того, что был у Йорвета сейчас – опасно, его заметят. Командир разбитого отряда смотрел вперед, щуря глаз. Исенгрим обещал прибыть сегодня или завтра, привести огромный отряд, взять крепость внезапностью. На рассвете, будто это – казнь. Их осталось двое, остальных пленили и отправили кого в Дракенборг, кого в Диллинген, кого в Ущелье гидры. «Цинтрийский мир», – подумал Йорвет, сплюнув себе под ноги. Нильфгаард цинично продал его собратьев, продал эльфов, сражавшихся за свободу под предводительством людей, отдал на растерзание обозленным нордлингам… Этого следовало ожидать. – Ты пойдешь на охоту? – вновь подала голос Кира, взглянув в сторону лука и стрел. – А можно мне тоже пойти? – Нет, – ответил ей эльф. – Тебе нельзя. Он развернулся, устало вздохнув, и девчушка заметила под глазами «приятеля» тени. Йорвет не спал всю ночь, а ведь ему следовало бы отдохнуть перед грядущим сражением. Кира протянула эльфу плед, но тот не шагнул ей навстречу, и девчушка осторожно засеменила вперед. Обувь была велика ей на пару размеров, платье казалось слишком длинным, юбка подметала землю. Неудивительно, что в Дракенборге не нашлось одежды для девочки десяти лет, это место не подходило ребенку. Кира улыбнулась, привстав на мысочках, набросив на плечи эльфа плед, и Йорвет невольно улыбнулся девчушке в ответ. Он отвел взгляд, пытаясь решить, что будет милосерднее. Убить ее сейчас или потом? Эльф скривил губы, и Кира пригладила свои черные косы, будто опасаясь, что плохо заплела непослушные волосы. – Почему ты такой грустный сегодня? Что-то произошло? – спросила она. – Это из-за того, что я вчера рассказала? Казнили еще восемь эльфов, нескольких краснолюдов, пару низушек. Чем дольше они ждали, тем больше солдат успевали замучить до смерти, отправить на тот свет. Йорвет облизнул сухие губы, снова отводя взгляд. «Я должен убить всех этих людей и взять форт, а после двинуться дальше по берегу Понтара, все дальше и дальше, вытесняя нордлингов прочь». Так он должен был сказать ребенку? – Я устал, – притворно улыбнулся эльф. – Мне, наверное, нужно вздремнуть. Могу я просто угостить тебя чаем? – Да! – улыбнулась девчушка, не играя. – Я люблю этот твой… Чай, да? Мы не пьем дома такого, если травы и сушим, то только для мяса, знаешь. Йорвет положил руку ей на спину, подтолкнув ребенка вперед. Плед, наброшенный на его плечи, спадал, Кира едва доставала ему до середины груди, она не могла дотянуться достаточно высоко. Эльф вдруг подумал о том, как вечерами рассказывал ей сказки, как пару раз девчушка засыпала под сладкие напевы флейты, как эльфу приходилось расталкивать ее, чтобы Кира, ковыляя от усталости, отправилась домой. «Это произойдет быстро», – уговаривал себя эльф. «Она не успеет осознать или почувствовать, она умрет во сне, тихо и мирно умрет», – думал он. «Это – мой ей подарок, настоящий подарок», – отвечал Йорвет голосу совести, жалости, привязанности. Йорвет. Не был. Злодеем. Котелок вскипел быстро, эльф залил водой травяной сбор. Кира уселась на ветку дерева, свесила вниз ноги и принялась болтать ими из стороны в сторону, напевая неизвестный эльфу мотив. Лодыжки ее были белее, чем руки, заметно белее. Загар лип к ее коже хорошо, и на детском лице не было и следа веснушек. Йорвет набрал полную чашу, застыв над ней на мгновенье. – Мне не хочется, чтобы ты замерз тут, – поделилась девчушка тихо. – Но у тебя совсем нет теплой одежды. Может, я спрошу у взрослых? Может, они разрешат тебе прийти к нам? Жить у нас? – Не надо, – ответил ей Йорвет. – Давай я спрошу у них сам. Он не видел, как Кира довольно улыбнулась, как чуть не упала с ветки от того, что подалась вперед, неистово кивая в ответ. Эльф достал из-за пазухи стеклянный флакон, за тонкими стенками которого пряталось темно-зеленое зелье. Йорвет добавил в чай одну каплю, после краткого мига сомнения – вторую. Командир замер над чашкой, замер, споря с самим собой. Он нападет на форт завтра, и Кире не обязательно ждать, не обязательно быть там тогда. – Держи, – произнес он, не сожалея. – Пей до дна, хорошо? Жалко… Жалко выливать. Послушная девчушка закивала, принимая угощение. Кира знала, что эльф добавил для нее несколько ягод малины, сладкой и крупной, будто выросшей не в холодном лесу, а в саду местного графа. Йорвет неуклюже погладил ее по волосам, когда Кира разморено откинулась назад, к стволу дерева. Он снял ее с ветки, чтобы перенести в свою палатку, чтобы завернуть дитя в плед и спрятать от надвигающегося дождя. Вода погасила костер, ночь подкралась к лесу, и вдалеке уже можно было различить шум сотни ног. Возмездие грядет, грядет и ответ. Единственный из возможных.***
– Хорошенькая, – зачем-то сказал Исенгрим, взглянув на девчушку. Эльф громко хмыкнув, переводя взгляд с товарища к девочке, спящей в тени. Йорвет не был уверен в том, что можно оценить красоту ребенка. Он устало откинулся на спинку кресла, медленно осматривая выбранную им комнату. Здесь, должно быть, спал местный казначей: векселя и ценные бумаги связанной кипой лежали в его шкафу за стеклом. Интересно, как быстро его самого убили. Битва кончилась, опьяненные слухами о собственном успехе люди не смогли дать белкам достойный отпор, те не успели даже закрыть ворота, партизаны пробрались за стены быстрее. Крепость взяли легко, внизу, на пресловутой Мойке, обнаружили плененных соратников, всех пойманных людьми при последнем поражении. Силы сопротивления пополнились на четверть. Эльфы праздновали куда тише людей. Йорвет молчал, наблюдая за тем, как его соратник медленно ходит по комнате, меряет пространство шагами. Кира лежала на кровати, она так и не пришла в сознание. Какая-то часть командира надеялась, что этого и не случится, что даже одной капли седативного было достаточно для её детского тельца, другая же ожидала, когда дитя откроет глаза. Ее грудь медленно вздымалась и опадала, веки уже начинали дрожать. – Не знал, что тебе нравятся дети, – без осуждения заметил эльф, взглянуть на Йорвета через плечо. – Но ты, конечно, не одинок в своём влечении. – Я не собирался её... – начал было эльф, но замолчал, решив, что не станет оправдываться. – Пусть останется на какое-то время. – А, так ты решил взять на вырост? Похвально, почему бы нет. Человеческие дети взрослеют быстро, не успеешь оглянуться, как она уже округлится, будет смотреть на тебя как на... – Почему бы тебе не уйти отсюда, чтобы мы оба могли отдохнуть? – раздражённо спросил эльф. – Месть – это хорошо, это – вкусно, – заметил Исенгрим тихо. – Но ты поступаешь мудрее, выбрав другую цель. Семью. «Семью?» – спросил себя Йорвет. Он непонимающе выгнул бровь, позволив себе дерзкую усмешку. Семью. С человеческим ребенком, единственным выжившим в кровавой резне? Нет. Йорвет просто сохранил ее жизнь в ответ на болтливость Киры, просто оставил ее, как хорошенького щенка. Исенгрим не в себе после битвы, сентиментальные мысли захватили его хрупкий разум – только и всего. Отдых им пригодится. Исенгрим загадочно улыбнулся, в очередной раз посмотрев на мирно спящего ребёнка в углу широкой кровати. Кира осталась единственным живым человеком в этих стенах, тела остальных медленно стаскивали вниз, чтобы сбросить в овраг за фортом. Йорвет мог поклясться, что уже сейчас слышит рычание гулей, пришедших на предложенный падальщикам пир. – Ты должен будешь что-то сказать ей, Йорвет, – эльф замер у раскрытой двери, не решался уйти без высказанного вслух совета. – Я уже видел, как это происходит. Много раз, – с грустью заметил беличий командир. – Тебе лучше не говорить ей правду, эта – уже слишком взрослая. Её, наверняка, уже научили, что остроухие опасны и злы, злее, чем кухарка, лупцующая ее за слишком толсто срезанный слой кожурки. – Я помогу ей исправить свое мнение, – хрипло заметил Йорвет, и голос его не дрогнул. Дверь скрипнула, комната погрузилась в шаткую тишину, нарушаемую лишь шорохами снаружи. «Я поступаю правильно», – подумал он, плотнее сжимая губы. Йорвет знал, что оказывает Кире услугу, оставив ее в живых, он знал, что та должна быть ему благодарна. Она будет, командир чувствовал. Эльф выглянул в окно, услышав, как лопата врезается в промерзающую землю. Белки не теряли времени, копали могилы. Могилы, размером с... С метр на метр или полтора. Йорвет не отдавал команды. Он прищурил глаз, наклонившись к неровному мутному стеклу, пригляделся внимательнее. Детей решили похоронить в земле, взрослых выкинут, как и обговорили ранее.***
– Ты не спешишь, – тихо заметил Йорвет, отворяя двери. – Не хочешь уходить? Кира вздрогнула, услышав его. Она пискнула, слабая улыбка застыла на её бледных губах, когда девушка обернулась к двери. От былого загара не осталось и следа, Кира большую часть дня помогала в домах, на улицу её не выпускали. Он не выпускал, опасаясь, что появление человеческой девушки вызовет среди эльфов пересуды. Чёрные косы слились в одну, девушка заметно подросла, вытянулась, словно березка. Её все еще круглые щеки украсил пунцовый румянец. Человеческие дети растут быстро, Исенгрим не солгал тогда. Эльф улыбнулся, закрывая за собой двери, и Кира шагнула вперёд, чтобы обнять его, сжать руками талию. Она вернула Йорвету улыбку, взглянула на эльфа своими светло-карим глазами, и командир, как это бывало прежде, погладил её по голове. Кира заменяла ему дочь. – Мне не хочется уходить, – созналась она полушепотом, носом утыкаясь в широкую грудь эльфа, чувствуя запах примятой травы. – Мне тоже, – солгал Йорвет, глядя в окно, за тем, как эльфы грузят телеги провиантом, оставленном в темных погребах крепости. – Это место дорого мне, как... – Как дом? – спросила Кира, не дослушав. – Что-то вроде, – уклончиво ответил командир. – Но почему ты грустишь? Разве тебе не хочется перебраться куда-то, где были бы и другие дети? Кира вздохнула, не найдя ответа. Но он ведь и не требовался, висел в воздухе, словно занесенный над приговоренным топор. Йорвет знал, что девушке скучно одной. Эльфы почти не разговаривали с ней, у каждого были свои заботы, и только Йорвет составлял девчушке компанию. Два года прошли незаметно, незаметно для него, вечно занятого в обороне и нападении... Но что же для Киры? Она оставалась запертой здесь, в четырех стенах высокой темной комнатки, брошенная всеми на свете. Удивительно, но эльфы смогли не только удержать форт, но и захватить близлежащие земли. По Понтару они шли вперёд, все дальше и дальше, концентрируя свои силы здесь. Скоя’таэли собирались ото всюду, слетались, будто летучие мыши в тёмную пещеру. Раненные, лишенные всякой надежды, они льнули к последнему свету. Исенгриму долго удавалось командовать сопротивлением в атаке, но пришло время присоединиться. Армия нелюдей возросла. Но как он мог оставить здесь ребёнка? Йорвет снова погладил её по голове, когда Кира шмыгнула носом. Командир не был уверен в том, что человеческое дитя не пристрелят при первой же возможности, он и не смог бы винить в этом своих солдат. Градус ненависти к людям рос с каждым днем все выше, и даже безвинный ребёнок был частью их грязного племени. – Собирайся быстрее, – эльф заставил свой голос звучать жёстче, чем обычно. – Мы сядем сегодня ночью на баржу. Если у тебя много вещей, лучше уже сейчас отдать их грузчикам. Но у Киры ничего не было, кроме нее самой и страха, грузом лежавшего на душе. Девчушка прикусила губу, заставив себя не плакать. Она не хотела уезжать из единственного известного ей дома, когда время, наконец, пришло. Йорвет сказал, что люди ушли, бросили ее здесь одну, а он нашёл. Девчушка поверила его словам легко, и не думая, что "приятель" собрался обмануть её. С ней обращались дурно, всегда шпыняли, били, гнали от себя… Кире легко было представить, как ее оставляют одну, в холодной темноте крепости. Она плакала долго и часто, и беличий командир успокаивал её, прижимая к груди своей широкой ладонью. Он привык ощущать её слезы, пропитавшие ткань кафтана, привык слышать тихие причитания. «Я не сделал ничего плохого», – напоминал он себе все те годы. Йорвет не был злодеем, не использовал ее в своих целях, он подарил Кире жизнь, не мог оставить ее здесь, на произвол судьбы. У нее не было никого, только старый командир беличьего отряда. А у него… У него кто-то был? – Хорошо, – утерев нос рукавом, ответила Кира. – Только я слышала, что в реке живет чудовище. – О, это не самое страшное, – ответил ей Йорвет, вновь возвращаясь к двери. – Я всегда защищу тебя. Больше всего Йорвет боялся, что однажды сам станет чудовищем в её глазах.***
– И кто же он? – спросил Йорвет тихо, стараясь сохранить свой голос спокойным, притворно спокойным. И отчего он так переживал? Кира, как обычно, ждала его в лагере, грея свои тощие ноги у костра, и компанию ей создавал только тусклый свет пляшущего пламени. Девушка слабо улыбнулась, отводя взгляд, плотнее запахивая мундир, снятый с плеч молодого эльфа. Куда более стройного, чем Йорвет, широкий в спине и плечах. Командир прищурился, пытаясь вглядеться в её лицо, скрытое полумраком вечера. Кира загадочно улыбалась, кутаясь в тяжёлую ткань. Ну конечно, юноши будут обращать на неё внимание: Кире исполнилось пятнадцать лет, она росла высокой и стройной, в светло-карих глазах её горел призывный огонь. «Человеческие дети растут быстро», – вновь вспомнил Йорвет, прикусывая внутреннюю сторону щеки. Почему же командир не был доволен? Он спас её от верной смерти, спас одну её, выбрал единственную из всех жителей печального Дракенборга. Может... Может, Йорвет ждал чего-то взамен? Встретив собственные мысли, эльф тихо выругался, порывисто ускоряя шаг. Со злостью, не свойственно ему прежде, он потянул за ворот мундира, пытаясь сорвать его с Кириных плеч. – Нет, нет, я же замерзну! – закричала та, хватаясь за рукава. – Мы так долго сидим в этой глуши, – причитала она. – Не замерзнешь. Ты сидишь у костра, – устало ответил ей эльф. – Почему ты такой вредный? – фыркнула Кира, выпустив свою добычу из рук. – Потому что этот мундир принадлежит солдату, и если на лагерь нападут сейчас, он останется без необходимой экипировки, – ответил эльф, развернувшись к Кире спиной. – Я должен провести с ним воспитательную беседу. – Но это я, я попросила! – всхлипнула Кира. – И если на лагерь нападут, а у меня не будет ничего теплого, тебе все равно, да? Эльф порывисто развернулся к ней лицом. Под глазами девушки собрались крупные градины слез, нижняя губа Киры дрожала. Она не лгала. Йорвет раздражённо вздохнул, стараясь скрыть свое смущение. Он впервые... Впервые довёл её до слез. Удивительно, а ведь он даже не кричал на неё. Командир не имел в виду того, что могла подумать девчонка. Каждым своим действием он старался показать ей, насколько Кира была дорога ему, насколько он ценил ее, насколько любил. Почему же та не могла этого заметить? Йорвет, старый вояка, проведший большую часть своей долгой жизни в бою, должен был возвращаться домой, в тепло, в деланный, выдуманный уют лагеря. Командир должен был, чтобы сохранить рассудок. Сейчас он не знал, кто из них кому был нужнее: Кира ему или он ей. – Тебя никогда нет! Ты всегда уходишь, всегда где-то там, и... И я тут одна! – кричала она, возводя руки к небесам, свои тоненькие ручки, покрытые черным слоем дорожной пыли. – Мне одиноко здесь... – Я не разрешал тебе, – начал эльф сквозь зубы, но не смог договорить. – Ты мне не отец! Мой отец умер, моя мать умерла, и все мои дальние родственники умерли там, в Дракенборге! – кричала она, не замечая, как белки прислушиваются. Командир знал, что однажды кто-то расскажет ей об этом, кто-то донесет, и Кира обвинит его в убийстве сородичей, и ведь она будет права. Эльф молчал, молчал, глядя на нее с прищуром. Как давно она знает об этом? Как давно хранит в себе обиду, таит зло на него? Кира прикусила губу, отворачиваясь, в ее карих глазах на секунду мелькнуло сожаление. Она не хотела говорить это ему, не хотела обвинять. – За что ты так со мной… – шепнула она, уходя прочь. – Я ведь не пленница! Нет, нет, не пленница… Но за что? Йорвет не нашел ответа. Он плотно сжал губы, смотря девчонке вслед, следя за тем, чтобы она не отходила от лагеря на опасное расстояние. Кира вернулась в палатку, в свою тесную маленькую палатку, расположенную прямо напротив его – широкой командирской. Эльф продолжал сжимать в руке чужой мундир, плотная ткань неприятно раздражала голые пальцы. «Не так уж и холодно», – только и подумал Йорвет, чувствуя покалывание на губах. «Не так холодно, чтобы просить у кого-то одежду». Кто-то остановился за его спиной, сухая трава тихо зашуршала под чужими ногами. Йорвет не оборачивался, ему не было дела. Подкравшегося он узнал по походке, по волчьей поступи, эльфу не требовалось подтверждение. Исенгрим положил тяжелую ладонь на его плечо. – Это мой мундир, – произнес он со смешком. – Я же говорил, правда? Они растут быстро, тебе пора… Пора бы уже… – Заткнись, – бросил эльф, стряхнув его ладонь со своего плеча. Йорвет не был злодеем. Нет. Не сейчас и не с ней.***
Сегодня от него пахло виски, а ведь Йорвет так редко пил, что Кира впервые заметила. Она потупила взор, встретив его на пороге. Сегодня можно, сегодня – особенный день. Они не победили, нет, но война обещает остановиться. Партизанам предложили дом. Настоящий дом, а не та подачка, насмешливо кинутая расчетливой Маргаритке. Дом, в котором люди и нелюди смогли бы обрести мир и покой, шанс на дальнейшее выживание. – Я не знаю, – тихо шепнула Кира, стараясь не поднимать глаз к своему командиру. – Это так… Это так неожиданно. Ты веришь, что все будет хорошо? – Да. Йорвет не лгал. Он действительно верил обещаниям, верил, что цель его близка, стоит лишь протянуть к ней руку и сжать ладонь. Эльф улыбнулся, обнимая Киру особенно нежно, прижимая ее к себе. От ее кожи пахло солоноватым потом и можжевельником. Недавно командир подарил ей хвойное мыло. Кира обняла своего благодетеля в ответ. Робко и смущенно, но обняла с охотой. Она продолжала взрослеть. Теперь, когда ей уже почти исполнилось семнадцать, Йорвет с трудом мог узнать в Кире ту маленькую чумазую девочку, что нашла его когда-то близ форта. Она слабо улыбнулась, легко отстраняясь от Йорвета, робко заглядывая в его зеленый, словно сочная летняя листва глаз. – Ты не хочешь уходить? – спросил эльф почти шепотом, спросил он, заметив в ее взгляде сомнение. Ее обдало запахом виски. Кира кивнула, поджав тонкие губы. Да. Да, она не хотела уходить. Полевая жизнь, перебежки от одной стоянки к другой, постоянная смена локации. Она привыкла к этому, и так странно было возвращаться за каменные стены вновь. Командор не обрадовался, прочитав в ее взгляде весьма четкий ответ. Он пригладил волосы, выбившиеся из-под повязки, взглянул на нее снова. – Иногда мне кажется, что ты – самый неблагодарный ребенок на свете, – произнес он полушепотом, наклонившись к лицу собеседницы. – Я? – спросила она, прищурив глаза. – Почему ты так решил? Эльф отпустил ее, ушел к противоположной стене палатки, чтобы громко вздохнуть, сдерживая гнев. Алкоголь мутил рассудок, возводил каждую мысль в абсолют. В последнее время они спорили часто, и Йорвет уже устал видеть ее слезы, устал от того, как она убегает в ночь, чтобы вернуться спустя десять минут. Командир оглянулся, но не ответил, увидев, что Кира скрестила на груди руки. – Я готовлю тебе, слежу за порядком в твоем тенте, я стираю твои вещи, латаю дыры в них, – перечисляла Кира, загибая пальцы. – Я обрабатываю твои раны, я… Я не понимаю, какой еще благодарности ты ждешь. Йорвет и сам не мог бы сказать точно. Он взглянул в сторону своей подопечной вновь. Стройная и высокая, она стояла там, сложив на плоской груди руки. Ее черные волосы волнами спадали на спину, тонкие бесцветные губы дрожали: Кира силилась не плакать. Эльф почувствовал, как что-то шевельнулось в груди. Он давно заметил это, давно понял: Кира расцвела, стала женщиной. Скоро ей уже исполнится семнадцать, время неумолимо быстро бежало вперед. Она больше не была «неблагодарным ребенком», разве она не стала взрослой женщиной? Йорвет шагнул вперед. Медленно и осторожно. Он проверял почву, проверял, может ли подходить. Собеседница его не сдвинулась с места, осталась стоять, утирая слезы, делая вид, что не плачет сейчас. – Я… – начала она, заикаясь. – Я слышала, как мальчишки шептались однажды, Йорвет, – заявила она. – Я слышала, что они говорили обо мне, они говорили, зачем я здесь, зачем меня взяли с собой… – Мальчишки – всегда дураки, не злись на них, – отвечал ей командир, вспоминая себя в возрасте молодых партизан из его отряда. – Они говорили правду? – спросила Кира, переводя к эльфу свой взгляд. В ее черных зрачках отчетливо виднелся страх, он лип к коже Йорвета, оборачиваясь испариной. Чего она боялась, когда он был рядом? Командор на мгновенье остановился, всего на мгновенье, чтобы обдумать ответ. Чего он хотел? Чего он жаждал? Алкоголь туманил разум, навевал странные мысли, мысли, которыми Йорвет не мог гордиться. Он остановился напротив Киры, смотря на нее сверху вниз. – Я уйду, – заявила она тихо, не дождавшись ответа. – Я пойду к себе, а утром я… – Ты останешься, – перебил ее Йорвет, схватив девушку за запястье, заставив ее остаться на месте. – Останешься и расскажешь мне все, что слышала. Он сжал ее руку сильнее, чувствовал тонкие кости под своими пальцами. Что мальчишки наговорили ей, почему Кире было так страшно? «Я – не злодей», – сказал себе эльф, заставил себя произнести это одними губами. Кира всхлипнула, но перестала плакать. Ее карие глаза не смотрели на него, ее ноги мелко дрожали. Йорвет рванул ее в сторону сделанного из старого мешка кресла, и сам не заметил, как бросил, втолкнул в него. Кира ударилась спиной, но не издала ни звука, ни писка. Только после она часто задышала, пытаясь справиться с паникой. – Ты не выйдешь отсюда, пока не расскажешь мне, кто и о чем болтал, – слишком зло прошипел он, снова наклонившись к лицу своей подопечной. – Отпусти меня. Ты… Пьян, – прошептала Кира. – Я уйду и… – Не надо усугублять, – ответил ей эльф, и пальцы его сжали ее подбородок, заставили девушку вскинуть голову. – Ты можешь рассказать мне все, Кира. Когда по ее щеке скатилась слеза, когда Кира не смогла выдавить из себя ни слова, Йорвет мягко поцеловал ее в губы. Он захотел и взял, не думая о последствиях. Та не могла ответить. Йорвет говорил сам себе, что он – не злодей, что Кира не двигается только потому, что он переборщил, напугал ее, она не двигается потому, что слишком скромна. И дрожит она сейчас лишь от приятного волнения. Командир знал, что этот поцелуй – ее первый, самый первый поцелуй, что он сорвал с ее губ, что кто-либо. Эта мысль приятно щекотала нутро. Йорвет старался не спешить, но пьяный язык не слушался его, он целовал Киру требовательно, не нежно. Вскоре она начала скулить, начала вырываться, но слабые попытки ее пресекались сильными руками эльфа. Оба ее запястья уместили в одной его ладони. – Куда ты пойдешь? – он решил, что должен успокоить несчастную, что должен поговорить с ней, объяснить, что все хорошо. – Куда ты подашься, Кира? Во всем мире у тебя есть только я. «А у меня – только ты», – умолчал эльф. Он целовал ее шею, сам не помня, как оголил ее, как дернул на себя тонкую ткань расшитого платья, как та порвалась до самого пояса-корсета. Кира вскрикнула, но голос ее потонул в новом поцелуе, Йорвет занял ее губы. Грудь ее оказалась маленькой, мальчишеской, почти плоской, но командира это не могло смутить. Он ласково провел языком по ложбинке, опускаясь ниже, к ее животу, чувствуя на языке соленый пот ее кожи. – Я не хочу, – пропищала Кира, вновь дернувшись в его руках, вся ее горячность пропала. Но Йорвет ее не слышал. Пульс стучал в его висках, он чувствовал, как болезненно тверд стал в паху, увидев ее полуобнаженное тело. Эльф не мог ждать дольше, не мог терпеть это томление, не мог вынести. Йорвет словно вернулся во времена своей молодости, словно обрел новую жизнь, второй шанс. Исенгрим прав, ему нужна была не месть, нет. Он жаждал этого. Командир задрал длинную серую юбку, тяжелая ткань легла Кире на живот, несмотря на сопротивление ее носительницы. Он не спрашивал, Йорвет располагал всеми необходимыми ему ответами. Он наклонился вперед, вновь поцеловал Киру и не остановился, даже когда та прокусила его губу, когда медный вкус крови до спазма в животе знакомо осел на языке. Эльф взял ее одним рывком, заставив неготовую к вторжению плоть напрячься еще сильнее. Кира кричала, но никто не слышал ее, не желал слышать. Палатка командира стояла в стороне. Да и пришел бы хоть кто-то на помощь? Йорвет двигался быстро, неосторожно, он набирал темп все быстрее и быстрее, не думая ни о чем другом, кроме своего наслаждения. Когда все кончилось, дыхание его сбилось, кожа покрылась блестящей в скудном свете лампадки испариной. Эльф накрыл тело Киры своим, не позволив ей подняться. Девушка хныкала, хныкала все громче и громче, пока эльф не прижал ее к груди. Ей некуда идти, некуда деться, у Киры никого больше нет, Йорвет не лгал. Она положила подбородок на его плечо, протяжно, некрасиво всхлипывая, роняя крупные градины слез. Губы Киры дрожали, ее черные волосы сбились, слабыми, но свободными теперь руками, она обнимала Йорвета за талию, продолжая дрожать. – Не поступай со мной жестоко, – хрипло попросила она, и ногти девушки впились в его кожу. – Я – не чудовище, – вслух прошептал эльф, не для нее, но для самого себя. – Я. Не. Злодей.***
Она всегда вела себя тихо, тихо, словно мышка, прячущаяся от голодного дворового кота. Йорвет мог не услышать приближение ее шагов, не почувствовать Киру, пока та к нему не наклонится, подкравшись со спины. Она порхала по дому неслышно, словно бабочка, и даже сейчас он забыл о том, что Кира ждет на кухне. Ждет, когда Йорвет вернется с дежурства, сдаст командованием отрядом стражи следующему командиру. Посуда не гремела, котелок томился в печи, а сама хозяйка сидела у окна, приложив голову к стеклу. Стеклу. Йорвет улыбнулся, вспомнив о том, что не каждый мог себе это позволить. Несмотря на то, что Кире не нравилась эта жизнь, стены Вергена казались Йорвету безопасным укрытием. Он не мог дать ей детей, но мог обеспечить крышу над головой, обеспечить ей платья, украшения, сытную пищу. Разве не этого хочет женщина? Он отдал бы ей все, что имел, если бы Кира попросила об этом. Но она все чаще молчала. Йорвет подошел к ней, чтобы положить на плечо девушки свою ладонь, чтобы мягко сжать ее. Кира подняла взгляд, слабо улыбнулась супругу, а после прислонилась щекой к его ноге. Сегодня она выглядит лучше, она совсем и не плакала, на лице не было следов слез. Йорвет улыбнулся жене в ответ. – Может, прогуляемся сегодня вечером? – спросила она тихо, взглянув сначала на мужа, а после – в окно. – Сегодня такой теплый день… – Посмотрим, – ответил он мягко, понимая, что не хотел бы. Сегодня Исенгрим не дежурит, сегодня он останется в городе, а Йорвет знал, как тот смотрит на его молодую жену… И сейчас, вспомнив об этом, Йорвет не смог справиться с телом, рука сама собой нервно дернулась. Нет. Он не позволял Кире гулять одной, и сегодня воздержится от совместной прогулки. Ничего. Они выходили из дома вчера и позавчера. Йорвет спас ее, сохранил ее жизнь, жизнь несчастной девчушки. Он ведь имел право помочь ей, направить ее, да? – Я слышала… Я слышала, что Нильфгаард собирается атаковать нас, – В тишине вымолвила Кира. – Это правда? – Да, – эльф не стал скрывать. – Но тебе нечего бояться, – он погладил ее по мягким волосам. – Я всегда смогу тебя защитить. Нечего бояться. Кира хмыкнула, отводя взгляд. Она боялась только его одного. Командир отбросил прочь эти мысли, он наклонился, чтобы поцеловать супругу в макушку, чтобы вдохнуть слабый можжевеловый запах ее волос, щекой прижаться к ним, ощутить кожей. Он молчал, молчал долго, а Кира не решалась двигаться. Послезавтра ей исполнится двадцать один год, и нужно узнать, чего бы ей хотелось больше всего. – Хочешь, я почитаю тебе после обеда? – спросил он тихо, шепнул в самое ее ухо. Сама Кира не умела, в форте ее не научили, а Йорвет считал, что теперь это ни к чему. Ему нравилось самому читать ей истории, читать те книги, что город приобретал у проезжих торговцев. Саския улыбалась, все чаще замечая, как Йорвет берет фолианты домой, оставляя записи в картотеке. «Балуешь супругу», – говорила она добродушно, ставя рядом свою подпись. – Хочу, – солгала Кира. Она хотела бы выйти на свет, вдохнуть немного свежего воздуха, подняться по каменным ступеням к городским стенам, чтобы посмотреть, как высоки деревья вокруг. Она хотела бы, чтобы Йорвет держал ее за руку не так крепко, как обычно, чтобы синяки сошли с ее запястий, чтобы он больше не пил. Она хотела бы не быть его пленницей, но снова стать эльфу подругой, она хотела бы, чтобы Йорвет любил ее, но не так, как сейчас. Кира мягко улыбнулась, поднимаясь с места, расправляя сбившиеся юбки. Йорвет улыбнулся ей в ответ, оставив жену на кухне одну. Он обеспечил ее всем необходимым, он дал ей все, он – все, что у нее было, все, что ей нужно… Он. Не. Чудовище. Он – не монстр, не абсолютное зло, убивающее малых детей. Йорвет ведь сохранил Кире жизнь, верно? И весьма демократичной ценой.