***
Михаил лежал на чем-то мягком, чуть пружинящем, напоминавшим одновременно лебяжью перину и колючий горный мох. Закрыв глаза, он растворился в окружающем — в тихих мелодичных песнях, в слабых горьковатых запахах вереска и соли. Вокруг лица вился легкий ветерок, даруя одновременно тепло и прохладу. Казалось, он так лежит века. Хотя, может так оно и было. Приняв решение, тогда, спустя несколько дней после возвращения на Небеса, он открыл всегда запертую дверь на маяке — когда-то он думал, что она ведет на узкий балкончик, нависающий прямо над морем. Но в тот раз за дверкой не оказалось ничего — только мутные голубоватые завихрения Сил и тумана. На какое-то мгновение мелькнула мысль о том, чтобы отступиться, вернуться обратно — к своим братьям, к своим многотысячелетним обязанностям… Но раздавшийся позади голос развеял эти мысли. — Ух ты! — Рахиль осторожно протянула руку, касаясь кончиками пальцев до мелкого смерчика. — Какое место! — Ты хочешь туда войти? — Михаил обнял ангелессу за талию, прижимая к себе. — Да! Смотри — там нас ждут, неужели ты не чувствуешь? Архистратиг и сам слышал тихую радостную Песнь, которая прославляла что-то. Или кого-то. — Ну, раз так… Он думал, что сделать самый первый шаг будет трудно. Что почти невозможно оставить за спиной такой груз, что… Но порыв ветра настойчиво подтолкнул его, встопорщив перья на крыльях. Рядом радостно рассмеялась Рахиль — и первый шаг дался так легко, словно сам архангел был легкой пушинкой.***
Сколько они тут уже? Михаилу даже не хочется и думать про это. Здесь он познал покой, которого почти и не знал. Никто его не дергал, никому не требовался надзор и твердая рука. Здесь, просыпаясь, они созерцали самые прекрасные рассветы. День длился ровно столько, сколько им было надо. Еда не требовалась ни ему, ни Рахиль — но в какой-то момент при пробуждении рядом с ними стоял большой поднос со всевозможными деликатесами. На один укус, просто попробовать. Просто прочувствовать весь вкус, просто… Зачем — и опять он не мог найти ответ. А может быть, просто не хотел. Впервые в своей долгой жизни Михаил просто жил, принимая то, что этот мир-между-мирами предлагал им. Рассветы и закаты, пища и покров над головой во время дождя… Принимал без вопросов, с благодарностью. Принимал, чувствуя, как очищается душа от скорби, вины и отчаяния.***
Он наблюдал за Рахилью. За ее полетами, ее радостью. Иногда бывали дни, когда они ни слова друг другу не говорили. Или дни, когда они расставались, расходясь в разные стороны. Но каждую ночь, закрывая глаза, Михаил чувствовал в своей руке пальцы ангелессы. Этот мир словно угадывал их желания. Славно было проснуться в разгар теплого летнего ливня, когда солнце лукаво проглядывает сквозь тугие струи. Подставить ладони стекающим с соломенной крыши временного убежища потокам воды. И брызнуть на сонную Рахиль. А потом удирать со всех крыльев, с хохотом уворачиваясь от цепких рук подруги. Несколько раз утро встречало их сверкающими сугробами, и тогда они со смехом и руганью — когда на голову падали пушистые снежные шапки — выкапывались наружу. И застывали, оглядывая огромную сверкающую пустыню. Иногда они открывали глаза в чернильной тьме, пронизаемой тысячами молний и содрогаемой оглушительным громом. Обнявшись и прикрыв друг друга крыльями, небесные дети наблюдали за грозной стихией. Но чаще всего их глубокий сон-медитацию прерывал теплый лучик солнца и убаюкивающий шум листвы и воды. — Знаешь, как-то так получается, что этот мир воссоздает Клетку. — задумчиво однажды сказал Михаил. — Клетку? — Когда Люцифер… пал… я с согласия Отца переделал его тюрьму. Наделил тот крохотный кусок тьмы возможностью перевоплощаться в то, что брату очень нужно. Там был берег океана, дом в горах, грот, поля… Михаил замолк, медленно пересыпая горсть песка из руки в руку. Рахиль крепко сжала его руку — да так, что Михаил даже дернулся. — Ты не виноват, слышишь? — Я… — Ты выполнил волю Отца. Неужели тебе было бы легче, если бы ты отказался? — Нет. Потому что тогда Отец заставил сделать это кого-нибудь другого. Например, Габриэля. Или Варахаила. — Или Рафаила. Который — я уверена! — сделал бы это с удовольствием! И тогда твой брат вечность томился бы в тесной железной клетке среди тьмы и горечи. — Я про это как-то не подумал… — пробормотал Михаил. — Я так и поняла. Думать у нас у всех получается туговато. — Да ты что?!.. Тот разговор остался незаконченным — и законченным. Больше они никогда не поднимали эту тему. А груз вины после того разговора начал постепенно исчезать, оставляя только печаль — от того, что, к сожалению, ничего нельзя изменить.***
Михаил сидел на высоком пике, рассматривая долину, раскинувшуюся под ногами. Очертания земли все время менялись, перетекали. То это был лес, с рассекающей его медленной степенной рекой, где вода была ярко синяя и в то же время настолько прозрачная, что даже с такой высоты можно было рассмотреть юрких огромных рыб. То это был древний город, окруженный огромными камнями. А в следующее мгновение долину пересекала огромная бездонная трещина, из которой валил пар. Рахиль куда-то исчезла, но архангел чувствовал ее присутствие. Отзвуком ванили, еле слышным вздохом… Легкий снег едва слышно скрипнул под тяжелой поступью. — Здравствуй, Смерть. И Михаил улыбнулся, глядя снизу вверх в серебристые глаза Всадника. Тот улыбнулся краем губ, осторожно присел рядом, подобрав полы черного пальто. Они помолчали, любуясь огромным разноцветьем под ногами. — Как давно я не видел тебя в белом. — Михаил сорвал сухую травинку, сунул ее в рот. — Очень давно. — Просто очень давно белый цвет перестал ассоциироваться с новым путем. После того, как я начал свою жатву среди людей, их скорбь при прощении с родными перекрасила мои одежды. Смерть оперся подбородком о крепко сцепленные на набалдашнике трости пальцы. — Что-то случилось. — спокойно констатировал Михаил. — С чего ты взял? — Всадник искоса глянул на архангела. — Догадался. Смерть только улыбнулся, вновь переведя взгляд на долину. Роскошный луг начал менять очертания. Среди цветов начали расти огромные сухие деревья, покрытые тончайшей паутиной неопавшей листвы. — Что опять учудили мои братья? — Поправка. Один брат. — Кажется, я даже знаю — какой. — Ну, удиви меня. — Люциферу опять на месте не сидится. — и Михаил усмехнулся. — А вот и не угадал. — Смерть повел плечами. — На этот раз на месте не усиделось Кастиэлю. — Он решил пройти наш Путь. — медленно сказал Михаил. И крепко потер лоб. — Вот же… Они опять замолчали. Михаил думал о том, что закончилось его спокойное время. Снова надо вставать и идти разбираться — как в детстве. Каждая ссора между братьями заканчивалась тем, что обиженные бежали к нему. И он творил свой суд. — Когда надо… Хотя, нет. Глупый вопрос. Понятно, что как можно скорее. Куда надо идти? Вместо ответа Всадник вытащил скатанную карту и осторожно расстелил ее у ног архангела. Вглядевшись, Михаил удивленно вскинул брови. — Серьезно? Парами — по разным дорогам? — Ты ведь понимаешь — почему. — Понимаю. — Михаил потянулся, расправив крылья. — Ну что же, это даже к лучшему. Еще немного побыть наедине с собой. И с Рахилью. Без шуточек и подначиваний. Смерть встал, подтолкнул тростью к архангелу свернувшуюся карту. И усмехнулся. — Признайся, сын своего Отца — ты сильно соскучился по всему этому. — Да кто тебе сказал?! — но всадник уже исчез. И даже следов не осталось на легком снежном покрывале. — Кто тебе сказал… эту правду?..