Большое тусклое зеркало чуть отсвечивало розовым — наверное, из-за багряного заката. Высокие узкие окна с тонкими кисейными шторами пропускали легкий сквозняк. Слышались голоса с улицы, и доносился запах свежей выпечки.
Роузи, горестно вздыхая, поворачивалась к отражению то одним, то другим боком, изо всех сил пытаясь игнорировать сдавленное хихиканье из угла. Наконец она не выдержала.
— Гейб, это не смешно!
В ответ раздался звук, как если бы кто-то хрюкнул, с силой зажимая рот.
— Гейб!
— Фуф… Прости, любовь моя, но…
ХРЮКС!
— Ты обещал не смеяться.
— А кто сказал…
ХРЮК! Что я смеюсь?!
—
Габриэль!
— Прости, Роузи, но это… эта… этот…
И тут архангела прорвало. Схватившись за щеки, он медленно сполз по кирпичной стене, громко хохоча.
Роузи только махнула рукой, снова поворачиваясь к зеркалу.
— Сколько раз я зарекалась надевать платья…
В потемневшей поверхности зеркала отображалось нечто. Огромная пышная юбка, состоящая из как минимум тридцати слоев разных тканей, стояла колом, умудряясь при этом еще и колыхаться, словно желе. Все слои были разного цвета. Жесткий лиф, почти не скрывавший груди, больно жал в ребрах и подмышках. Рукава-буфф, тоже состоящие из нескольких слоев, закрывали руки почти до костяшек пальцев. Шея и плечи были наглухо задрапированы жесткой темной парчой, а воротник в стиле Елизаветы возвышался над головой победным парусом. К тому же, местная мода требовала, чтобы воротник изготовлялся из металла и драгоценных камней.
Весила вся эта конструкция не меньше тридцати килограмм. А то и все пятьдесят. И, несмотря на свежий ветерок, Роузи быстро вспотела, пытаясь просто пройтись от стены к стене. А жалобные всхрюкивания Габриэля мало помогали делу.
— Знаешь что?.. — Роузи повернулась к благоверному. — А ну-ка, давай, выходи! Я и твой вид заценю!
— Нет-нет! Я и тут неплохо себя чувствую! — Габриэль как-то подозрительно поспешно попытался метнуться за ширму.
— Нет уж! — и Роузи выволокла архангела на свет.
С минуту в комнате было очень тихо. А потом Роузи всхлипнула, прикрывая рукой глаза.
— Роузи!
— Прости, Гейб… Но ты похож… похож… Ты похож на безе! Непропеченое!
На Габриэле были пышные панталоны до середины икры, обильно украшенные светло-бежевыми кружевами и воланами. Длиннополый сюртук был украшен жемчугом всех расцветок. Узкий крой, из-за которого плохо гнулись руки, заставляли архангела стоять, чуть растопырившись. Пышные кружева манжет скрывали кисти рук — словно вместо пальцев у Габриэля были щупальца. Поверх белой рубашки был надет жилет под цвет остроносых туфель на высоком каблуках — бледно-розовый. Пышная манишка под подбородком топорщилась так, что почти закрывала лицо по самый нос. На голове красовалась маленькая шляпка, украшенная мелкими перламутровыми перьями.
— Это не смешно. — насупился Габриэль.
— Ну что ты… Совсем не смешно! — Роузи с силой потерла нос, но смех вырывался восторженным хрюканьем. — А что это у тебя на голове? Похоже на плод любви слона и жужелицы!
—
Роузи!
Габриэль с трудом согнул руки, пытаясь приосаниться и подбочениться. И ничего не вышло. Роузи опять прихрюкнула.
— А знаешь что?.. — раздался сочный треск, и Габриэль с тихими проклятиями начал выпутываться из одеяния. — Ну его к свету, этот грешный бал! Мы и так прекрасно повеселимся!
— Гейб, нас же просто не пустят!
— Значит, мы туда просто не пойдем! — раскрасневшийся архангел откинул в сторону обрывок кружев и облегченно вздохнул, потянувшись всем телом. Выпутавшись из последних лоскутов, Габриэль замер — в комнате было тихо.
— Роузи?
Тишина.
— Роузи! Только не говори, что ты обиделась!
— Я так хотела попасть на настоящий бал… С настоящими музыкантами, маленькими канапешками и танцами…
— Любовь моя, в таком наряде не то, что канапе — и крошки не проглотишь! Лопнешь! Я про танцы вообще молчу! Я же даже руками двинуть не мог!
— А кто говорил про тебя?!
—
Что?!
Габриэль оторопело потряс головой.
— Эй, ты же не всерьез, правда?
Тишина.
Габриэль обреченно вздохнул, прищелкивая пальцами. На миг комнату заволокло туманом.
— Ладно. — решительно сказал архангел. — Вот только мы пойдем туда на моих условиях.
И он еще раз прищелкнул пальцами…
***
В этом мире основное внимание уделяли внешнему виду: одежде, макияжу, манере поведения. То, как одевался человек, показывало, насколько высоко он ценился в обществе. Богатого человека было видно издалека — во всех смыслах. Чем больше слоев ткани использовалось для его одеяний, чем больше драгоценных украшений и пышных перьев было на нем надето, тем выше был его статус.
Бывало так, что человек не мог двигаться под многокиллограмовыми одеяниями, и тогда нанимались носильщики, носящие на специальной платформе большой пук разноцветных тряпок, заставляя остальных завистливо вздыхать.
Пышные балы, организуемыми правителем мира, были скорее демонстрацией статусов. Да, там было много музыки и представлений, но в основном люди неподвижно сидели вокруг огромной площадки, когда-то предназначавшейся для танцев. Изредка две-три пары решались выйти в круг, но быстро обессиливали, после чего лакеи почтительно относили запаренных и рвано дышащих смельчаков обратно на их широкие диванчики.
Танцевали в основном дамы и кавалеры из низших сословий, да и то больше для увеселения публики.
Этот вечер обещал стать одним из многих — скучным, тусклым.
Солнце уже зашло, и лакеи разожгли разноцветные фонарики по периметру площадки. Музыкантов не было видно, но тихая легкая мелодия, казалось, звучала отовсюду.
Дамы лениво — а на самом деле, с большим трудом — обмахивались громоздкими веерами. Кавалеры, собравшись в кучку, осторожно цедили из длинных тонких трубочек напитки — стаканы устанавливались на высоких столах, что позволяло почти не двигать руками. Ведь в узких камзолах это было бы весьма затруднительно.
Внезапно со стороны ворот раздался странный тихий гул — словно волна, прокатился и замолк гомон. Дамы и кавалеры, медленно, с трудом и скрипом повернувшись в сторону шума, замерли.
На площадку вступили двое. Женщина, чье лицо было скрыто ярко-белой вуалью, и мужчина, на лице которого была маска.
Сразу стало понятно, почему охрана беспрепятственно пропустила их.
Платье гостьи состояло из сотни слоев невесомой прозрачной вуали. Легкая ткань колыхалась даже от простого сквозняка. Высокий воротник, выполненный из тончайшей серебряной проволоки, был украшен невиданными переливающимися всеми цветами радуги камнями.
На мужчине был вроде бы такой же камзол, как и на остальных. Вот только он явно не мешал человеку двигаться.
И еще цвета их одеяний — все оттенки белого, золотого и янтарного. Ни одного темного пятна — даже маска мужчины была сделана из золотистых перьев.
Пара закружилась в танце, не обращая ни на кого внимания. Казалось, на площадке сейчас порхают две невиданные птицы — некоторые потом клялись, что они видели полупрозрачные крылья за спинами незнакомцев.
Музыка все лилась — казалось, музыканты, зачарованные зрелищем, не могли остановиться. Все тише и тише. Все медленнее и медленнее…
Пара вдруг остановилась. Мужчина оглядел собравшихся, и многие поежились, увидев, как блестят в прорезях маски медово-янтарные глаза. Усмехнувшись, он прищелкнул пальцами.
Яркая вспышка — и на площадке пусто.
И только музыка продолжала тихо литься из ниоткуда, хотя оторопевшие музыканты давно уже опустили смычки…
***
— Друг мой! Я ошибся!
Создатель удивленно оглянулся на с треском распахнувшуюся дверь.
— И что та… — он осекся. Привстал. — Друг мой?
Он никогда не видел Всадника таким — взолнованным, растрепанным и даже, кажется, бледнее, чем обычно.
— Я ошибся!
— Да ты присядь. Выдохни, переведи дыхание. — Создатель подсунул стул, одновременно пытаясь усадить друга. — Вот, на тебе немного водич…
— Им нельзя было разъединяться! — Смерть оттолкнул руку Создателя, не обращая внимания на воду, щедро плеснувшую ему на колени. — Как я не увидел этого раньше?
— И… И что теперь? — Создатель отставил в сторону стакан, пристально смотря на друга.
— Теперь… — Смерть мрачно покачал головой. — Теперь остается только надеяться, что Путь окажется мудрее меня — и сведет их в одной точке раньше, чем случится что-то непоправимое…
