Splash!

Тот день был сколько не знаменательным, сколько историческим. Хью клялся, что заметил отметину на шее у Еноха. Миллард божился, что лично видел, как сама Оливия Аброхолос Элефанта взяла и побила несколько склянок вышеупомянутого. Но, так или иначе, оба эти происшествия были в пух и прах разнесены всеведущей и всевидящей мисс Сапсан на общем полднике, хотя оба виновника — ОʼКоннор и Элефанта — так и не появились.

***

— Оливия? Скрип двери и очередная пустая комната за ней. Порой Еноху казалось, что Оливия тоже обладает способностью невидимости — правда, выявляется этот дар только тогда, когда Еноху больше всегда нуждается в Элефанте… Хрусть! Затерявшись в собственных мыслях, Енох не заметил, как вновь забрёл в свою комнату. На короткий миг промелькнула искорка надежды — может быть, сюда вернулась Олив? Под ногами у парня хрустнуло стекло. Тут же перед глазами промелькнула картина — случайное движение Рыжей, звон стекла, хлюпкое плюх! — содержимое банки соприкоснулось с полом. Какой же беспорядок… Разбросанные по всему периметру комнаты молочные листы бумаги, стопки книг на полу, гора раскрученной ленты для печатной машинки и сама машинка в пыльном чехле. А также несколько коробок с многочисленными банками, ёмкостями и бутылками с органами животных, тюфяки с одеждой и бельём прямо на голой неразобранной кровати. Новая петля Новый дом Новая ссора. — Ты здорово её обидел, — донесся голос за спиной Еноха. Там стояла Фиона, теребя свою косичку и изрядно нахмурившись. — Без тебя знаю. Где она? — В отличии от некоторых, Элефанта удосужилась спуститься к нам. Правда, к еде не притронулась. — Фиона подернула веснушчатым носиком, словно недовольный заяц. Если, конечно, возможно вообразить себе зайца с брекетами — новшество, одобренное Птицей. Енох хотел тут же выйти из комнаты, но Фрауэнфильд перегладила ему дорогу. — Она чуть было не расплакалась. — Не лезь не в своё дело, — отрезал Енох. Догадка ОʼКоннора была верна: после обеда Олив вернулась в свою комнату. Он несколько помешкал около её двери — воспоминания минувшего часа вновь захлестнули его, вызвав волну холодного озноба. — Олив? Она сидела на кровати, спиной к нему. Она дёрнулась и обернулась, не выпустив книгу из рук. — Уходи, — сказала она, вновь возвращаясь к чтению. — Ты прекрасно знаешь, что я не уйду. Он продолжил стоять в проходе, дожидаясь, пока её терпение не иссякнет. Гораздо, гораздо проще говорить с Олив, когда её саму переполняют эмоции, а не когда затухает, словно перегоревшая свечка, закрываясь в себе… Ну, как легче — рука Еноха инстинктивно тянется к покрасневшей шее. Вздох — и Оливия закрывает книгу. Енох подошёл к её кровати. — Посмотри на меня, — тихо просит Енох. Оливия молчала. Парень было потянулся к её локтю, но Оливия отшатнулась. — Что, думал, я вечно буду делать то, что ты мне говоришь? Её голос звучал тихо, но все же дрожал, что даже Оливии стало противно. Её глаза пылали. — Прости… Прости, что сорвался на тебе. Он накричал на неё. Из-за этой проклятой банки — так ему кажется. Оливия такая тонкая и хрупкая, и такая неповоротливая… Но затем кто-то словно перещёлкнул рычаги у него в голове — и он резко поменял тему. Он сказал то, что не должен говорить. Ни при каких обстоятельствах. Но и Оливия не осталась в дураках — рука у нее в гневе нелегкая. — Перестань, Енох. Ты хотел это сказать. И сказал. — Но то, что я сказал — неправда! — Неправда? Большие блестящие глаза Оливии смотрят на него. Ну как, как сказать ей, как описать все, что он чувствует? Как сказать ей, что теперь при виде её у него начинают холодеть руки? Что к лицу пришивает жар? Что он боится— элементарно боится... Боится всего, что чувствует. Если бы можно было обращаться с людьми так же, как с марионетками — вынуть из Оливии сердце, чтобы она замолчала, остановилась, обмякла... Чтобы он мог просто подумать! Нет. Нельзя так думать. Нельзя позволять себе так думать о Ней. — Оливия, — устало начинает Енох. Ему нестерпимо хочется убежать, спрятаться в своей комнате и просто отключиться, но он не позволит себе. — Оливия. Меньше всего на свете я жалею о том, что... Что подпустил тебя к себе. Он садится около кровати, упираясь спиной к углу кровати. — Тогда как ты объяснишь то, что сказал мне сегодня так же совершенно иное? — Я сказал это... Сказал это потому, что хотел вывести тебя на эмоции. Молчание. Енох поворачивается к Оливии. Она проводит пальцами по позолоченному названию книги, обдумывания его слова. На ее лице нет отвращения и неприязни. Скорее... Интерес. Элефанта поднимает на него свои глаза. — Ты самый непосредственный эгоист из всех, кого я знаю, Енох О'Коннор. Енох проглатывает ком в горле. Оливия вновь открыла книгу. — На короткий миг я в действительности подумала, что та банка и вправду была жутко важна и... Но Енох не вытерпел — он быстро пересекает порог комнаты Олив и направяется в свою комнату. Плюх! — Енох, что ты делаешь?.. О'Коннор настежь открыл окно. В следующую секунду он, пошарив по коробкам, достал несколько стеклянных емкостей с щепетильным содержим. — Смотри, — он кивнул Олив. И в следующую секунду он выкинул банки из окна. Те, сперва затерявшись в ветвях близ растущего дерева, вскоре со звоном разбились. Парень вновь полез в коробку, но его остановила Олив. Девушка крепко схватила его за запястья. — Остановись! — Ты куда важнее этих склянок, Оливия. Я сделаю все что угодно, лишь бы убедить тебя в этом. Слова прозвучали немного глупо. Элефанта цокнула языком. Она вытерла выступившие на его лбу капельки пота. — Для этого ты сам должен в это поверить. Енох хотел что-то сказать. Он уже был готов открыть рот, но мысли одна за другой покинули его разум, и парень вдруг подумал, что он сам — марионетка, которая отбилась от рук, и вот из него вынули мозг, лишь бы он замолк. — Я не твоя кукла, Енох О'Коннор. — Оливия переплела их пальцы, но твердые слова, вылетающие из ее уст, ни коем образом не были связаны с этим жестом. — Ты ошибся, думая, что мною можно будет управлять. У меня есть чувства. Помни это. И Енох О'Коннор вдруг подумал, что, возможно, именно этот скрытый огонь в Оливии, ее внутренний огонь, готовый в любой момент уничтожить все, что тяготит ее, и привлекает его. Оливия протянула руку и провела пальцами по ожогу на шее Еноха. Она поцеловала опухшую кожу и прибавила: — А вот за это я точно не буду извиняться.