Let's get out dance!

Мне трудно говорить - Но что молчать? Не зная, что сказать, пообещаю. Мне трудно говорить, Но что молчать? Я всё тебе заранее прощаю... Мне трудно говорить... Но пустоту И воздух разрывают Обещанья. Мне трудно говорить: Я всё пойму И всё тебе заранее прощаю. (Reflex - Трудно Говорить)

Дайске знал куда больше, чем говорила эта усталая светловолосая девочка "Я знаю и умею больше вас". Дайске подслушал куда больше, чем просто признание в мимолётной симпатии. Девочку совсем недавно изнасиловали - и на любое прикосновение следовала техничная и жёсткая серия ударов: коленом в пах, острым локтем в рёбра и солнечное сплетение, пальцами в кадык и сонную артерию. Девочка оборонялась таким образом даже от любимых до безумия друзей - а смысл говорить о нечаянно попавшемся под руку незнакомце? Но предложение станцевать вместе на крыше в самое рассветно-волшебное время настигло не её четырёх верных рыцарей - но вот раненого ссорой со своей девушкой музыканта. Чудовищная, адская ирония - одна боялась чужих прикосновений, но с самоотдачей истинного профессионала безрассудочно, бесшабашно, всепрощающе уходила на шаг-другой. Второй сохранял за собой эту безмолвную игру, ведя в сложном переплетении шагов и поддержек невероятно красивого танца для них двоих. Давая возможность забыться, перестать думать об "одном неприятном инциденте... да, формально это не было насилием - я не сопротивлялась". Поддерживая и стараясь согреть её тогда, когда ей было трудно говорить, невозможно в силу их всех общего положения рассказать всё, когда она без сомнения пожертвовала своим телом, своей сейчас покалеченной душой - чтобы спасти четырёх своих верных рыцарей от неминуемого удара по репутации, чтоб спасти остальных: тех, за кого она в ответе... чтоб только не ранить ещё больше своего насильника. Ей было трудно говорить - но она вздрагивала от каждого прикосновения, послушно уходя в сложную связку движений с падением на колени и практически невозможным танцем на самом краю высотного здания. Ей было трудно рассказать - но Дайске уже знал всё и ценил эту короткую минутку откровенности, выраженной в языке тела, которое так боялось принять его. Тренированного тела, которое он при других обстоятельствах не постеснялся бы и завалить на ближайшую горизонтальную поверхность. Но сейчас оставалось разве что отсчитывать секунды и такт, его и без того немногословная партнёрша будто бы решилась на отчаянный, безнадёжный - последний в своей короткой жизни - полёт. Но не в Небо, не в её дурацкий гайдзинский Рай, а в полную тоски и отчаянья Преисподнюю - а она и правда понимает всё и всё прощает! - она даже простит прыжок с шестнадцатого этажа следом за ней. Она - нет, Дайске! - заранее простит так и не прерванную попытку самоубийства, красную-красную кровь на сером асфальте. Жутковатая вышла сказка - а их взаимный танец на одной из токийских крыш и того хлеще... он не ожидал такого окончания, но был ко всему готов: электрическим разрядом пронеслось в памяти обещание хранить его вечно и всё простить. Электрическим разрядом прошила тело её боль - и последнее откровение для них двоих. А ему самому досталось вызвать полицию и засвидетельствовать несчастный случай, просто неосторожное падение с огромной высоты... руки дрожат, он боится. Дайске боится, но уже простил всё: не перед этой на удивление эстетичной алой кляксой стесняться. Не перед той, что выгородила его даже не из любви, а из-за данной в алкогольном угаре клятвы. Но Дайске знает, что они ещё встретятся в посмертии: и она пригласит на танец, на вечно изменчивый хастл с его сложным переплетением шагов и поддержками... Когда ей понадобятся помощь и его тепло - она придёт к нему, и над фантомным Литейным мостом снова начнёт танцевать свой хастл призрачная пара, которой не хватило лишь пары секунд до любви. Ей трудно говорить - а он заранее простит самоубийство на его глазах и не попросит ни о чём.