Оплот

Кёнсу с трудом выпрямился и потер глаза. У него получился рабочий состав — может быть, и не совсем рабочий, но компоненты так и так кончились — осталось только понять, в каких пропорциях он действует дольше. Кёнсу рассыпал смешанный в разных долях состав по каменным чашам, подумав, бросил в одну янтарь. Стоило бы оставить их тут, мало ли что могло произойти, но Кёнсу до смерти надоело мерзнуть. Вряд ли он мог ошибиться настолько, чтобы компоненты состава под конец взаимодействия взорвались, но даже если взорвутся, по крайней мере, напоследок ему будет тепло. Кёнсу расставил чаши по комнате, подумал, стоит ли разводить огонь в очаге, но не стал. Если уж испытывать действие состава, то по-настоящему, чтобы знать, сколько тепла выделится. Кёнсу переставил чаши вокруг кровати. Та, что с янтарем, нагрелась больше остальных, Кёнсу оставил ее на месте, жгло даже сквозь сложенную в несколько раз мантию. Чаша стояла на каменном полу, до кровати и сундука далеко, вряд ли от нее многое пострадает. Кёнсу разделся и залез в стылую постель. Сегодня она была особенно леденящей. Кёнсу подтянул колени к груди, обнял их и тихонько захныкал. Ему всегда было холодно, всю жизнь, но особенно он ненавидел это ощущение, когда кости словно превращались в лед и холодили изнутри. Виски сдавило, Кёнсу начало подташнивать. Следовало догадаться еще тогда, когда он о гареме и сложностях жизни подумал, эти мысли в определенное время появлялись. Хотелось свернуться в темноте и тепле и ничего не делать, Кёнсу так и делал обычно, кресло у очага как раз на этот случай было поставлено, но теперь Кёнсу не один, и как он эту течку переживет — загадка. Вряд ли Чондэ будет великодушным и понимающим и на неделю оставит его в покое, да Кёнсу и сам себе не позволит в постели валяться. Кёнсу заставил себя дышать глубоко и ровно, и с трудом задремал. Проснулся рывком, словно что-то случилось. — Я тебя разбудил? — Чондэ лег под одеяло и обнял его со спины. — Извини. Кёнсу заставил себя расслабиться. — Все в порядке. — Ты холоднее, чем обычно, — Чондэ прижал его к себе. Кёнсу стиснул зубы, чтобы не протестовать. Все тело ломило, чем меньше Кёнсу двигался, тем легче ему приходилось. — Хорошо себя чувствуешь? Кёнсу не ответил. — Вам уже подали завтрак? Если хотите, я принесу его сюда. — Еще слишком рано для завтрака. В поведении Чондэ появилось что-то новое, но Кёнсу не мог понять, что. — Что я могу для вас сделать? — Позаботиться о себе. — Вы — мой гость, вряд ли это уместно. Чондэ вздохнул, но ничего не сказал. Его дыхание успокоилось, объятие стало слабее, Кёнсу перевел дух. Несколько часов у него есть, нужно придумать, как себя вести. Кёнсу и в обычное время не был мягким и покладистым, а теперь-то тем более. Вряд ли Чондэ оценит его холодную язвительность, упрямство и вспыльчивость. К несчастью, Кёнсу так и не знал, чем можно заинтересовать Чондэ настолько, чтобы с ним как можно меньше встречаться, не по окрестностям же ему предложить гулять. Про окрестности Чондэ может рассказать куда больше него. Вот если бы Чондэ проспал всю неделю, было бы превосходно, но на это только Кёнсу способен, а уж никак не молодой здоровый альфа. Кёнсу слушал чужое дыхание и сам не заметил, как задремал. В следующий раз Кёнсу проснулся от того, что затекла рука. Чондэ уже не было, на сундуке стоял бокал и блюдо с хлебом и мясом. Кёнсу перевернулся на левый бок. Есть не хотелось, вставать тоже. Чондэ, наверное, нашел себе занятие по душе, раз его не было. Кёнсу выпил немного воды и улегся обратно. От холода перестали ныть суставы, но и только, Кёнсу по-прежнему тошнило, голова болела, от ощущения ледяных костей ломило тело. Кёнсу обхватил рукой колени и закрыл глаза. Если сосредоточиться на дыхании, можно забыться на достаточно долгое время, если повезет, то до вечера, когда Чондэ придет спать, а там и до утра недалеко. Полтора дня пройдет, пять с половиной останется. Кёнсу ненавидел эти недели всей душой. Чондэ вернулся после того, как стемнело. — Ты не ел. Кёнсу почувствовал, как постель прогнулась под чужим весом. — Не хотелось. — Что-нибудь нужно? Принести тебе? — Не стоит. — Тогда выпей воды. — Не нужно, — Кёнсу сказал это быстрее, чем следовало, в груди перехватило. — Ты замерз, — рука Чондэ коснулась его лба. — Мне всегда холодно. — Развести огонь? — Если хотите. — Болеешь? Лекарство принести? — О, это как раз естественный процесс, — Кёнсу зло усмехнулся. — Нет от этого лекарства. Чондэ понял не сразу, а когда понял, несколько раз начинал шевелиться, как будто не мог решиться. — Если тебе нужна моя помощь как альфы, я… — Похоже, что я задницу подставить готов? — Нет, но омегам всегда помогает. — Ну конечно, — Кёнсу стиснул зубы, вытаскивая из-под подушки руку, на которой лежал. — Я омега, значит, я мечтаю о чужом члене, зачем меня спрашивать. Потом сам спасибо скажу. — Это значит, что не поможет? — Это значит, что в здравом уме я с альфой не лягу. — Мне уйти? Почему ему всегда удается найти такие слова, которые Чондэ поймет неправильно? Кёнсу вздохнул и открыл глаза. — Простите. Это не имеет к вам ни малейшего отношения, это просто… характер. — Я понимаю, — Чондэ поправил одеяло. — Я не причиню тебе зла. Почему вдруг Чондэ понадобилось ему это сказать, озадачился Кёнсу. — Пожалуйста, потерпите шесть дней. Я постараюсь говорить как можно меньше, обещаю. Чондэ смотрел на него так, что Кёнсу стало неловко. Он снова закрыл глаза. Чондэ встал с кровати — Кёнсу приоткрыл глаза и следил за ним сквозь ресницы — развел огонь в очаге, передвинул каменные чаши вокруг постели, снял сапоги и начал раздеваться. А вот это Кёнсу уже не хотел видеть и зажмурился. Чондэ лег рядом и обнял его. Кёнсу перевернулся на правый бок, спиной к Чондэ, чтобы тому было удобнее. — Я не поблагодарил тебя за тепло. — Не стоит, я даже не знаю, какой из них греет. — Все, и довольно неплохо. Хватает, чтобы мне было теплее, чем от твоего обычного запаса дров. — Это хорошо, — Кёнсу прислушивался к чужому дыханию, считал про себя, чтобы дышать в такт. — Извините, я не хочу вас задеть или оскорбить. Мое общество в этот период — весьма сомнительное удовольствие. — Ну, ты, по крайней мере, честен. Кёнсу хотел бы быть. — Не всегда. Омегам нельзя быть честными. — И ты первый, кто мне об этом говорит. — Чондэ вздохнул. От тепла его тела, его горячего дыхания у Кёнсу чуть меньше болела голова. — Пожалуйста, останавливайте меня, когда я начну говорить что-то лишнее. Я не всегда понимаю, когда нужно остановиться. — Разве? — Чондэ хмыкнул. — По-моему, из тебя слова не вытянешь. — Вы просто задаете вопросы, на которые я не люблю отвечать. Вот сейчас Кёнсу как раз и надо было остановиться. — И ты не отвечаешь. — Никогда. — Когда я еще о тебе столько узнаю, — Чондэ усмехнулся. Кёнсу прикусил кончик языка, чтобы перестать болтать. — Тебе больно? — Нет. Не знаю, — Кёнсу помолчал. — Не уверен, что это так можно назвать. У меня ничего не болит, кроме головы. — Я могу тебе помочь? — Мне ничего не нужно, — Чондэ снова вздохнул, ответ ему не понравился, Кёнсу был уверен. — На самом деле не нужно. Только лежать в тепле и не шевелиться. — Звучит так, словно ты хочешь от меня отделаться. — Если не смогу лежать и не шевелиться, тогда и буду говорить, чтобы от вас отделаться. Чондэ тихо рассмеялся. — Знаешь, ты мне таким нравишься, — Кёнсу прикусил язык посильнее, слова так и рвались. — Вспоминай об этом почаще. Кёнсу и не забывал. Еще бы он знал, зачем Чондэ это нужно.