Копоть

       Время – это самая неопределенная категория. Несмотря на то, что оно весьма успешно делится на минуты и секунды, порой его свойства растягиваться и сжиматься поражают.    Две секунды, которые прошли в молчании, показались Лу Ханю самыми длинными за последний год. – Э-э-э.., – начал он. – Я... Прошу прощения. Мне показалось, что это моя комната. – Надо же, – фыркнул СеХун. – Это помещение чем-то напоминает вам те покои Марии-Антуанетты, которые отвели вам? Или что-то из моих вещей походит на ваши яркие тряпки?    Китаец беспомощно улыбнулся. – Я приехал только сегодня, – развёл руками он. – Голова пока не на месте после дороги. – Ладно, – младший сын ДонХо указал в сторону выхода. – Забудем об этом. – Благодарю, – журналист поклонился и скользнул через коридор в свои апартаменты.    И только оказавшись в своей комнате,он вздохнул с облегчением.    Юноша был прав: два помещения просто нельзя было спутать, как, кстати, и их стиль одежды...    И тут Лу Хань замер и оглядел себя.    На нем были простые джинсы и серая футболка – вещи, которые никак нельзя было назвать яркими.    Корреспондент подошел к шкафу и распахнул дверцы. На полках не особо аккуратно были разложены разноцветные одежки.    Китаец усмехнулся: значит, не он первым навестил того мрачного юношу! СеХун уже успел побывать у него, иначе каким образом он узнал об этом многообразии красок?    Значит, антрополога почему-то заинтересовала персона заезжего «полицейского», который собрался писать биографию его отца...    Интересно, было ли это простое любопытство?    Лу Хань махнул рукой, решив не думать об этом. В конце концов, он сам привлек к себе внимание, объявив во всеуслышание, что он полицейский.    В любом случае, это незначительная мелочь, на которую не стоит обращать внимания. Лучше прямо сейчас приняться за очередную часть расследования, но лучше не шарить по комнатам, так как СеХун находится здесь же, на этаже, а спуститься вниз и пообщаться с кем-нибудь, кроме чересчур прозорливого Криса.    И китаец, выйдя из своего будуара, направился вниз. Ему повезло: в малой гостиной сидели БэкХён, ЧонДэ, МинСок и ЧунМён.    Адвокат как раз рассказывал один забавный случай из своей практики, и потому журналист, решив не прерывать его, тихо спустился со ступеней и неслышно присел на один из диванчиков. – … А та дама ни в какую не захотела делить их собак. Она так и сказала: «Пусть этот негодяй забирает всё, но оставит мне моих Винни и Лапочку!», представляете? Мне пришлось попотеть, чтобы выбить для неё хороший бракоразводный контракт. – Потрясающе! – ЧонДэ захлопал в ладоши. – Послушать тебя, так лучше и вовсе не жениться, чтобы не ссориться из-за пекинесок. – Можно поступить, как наш папаша, – вступил в разговор спускавшийся по лестнице СеХун. – Не вступать в брак ни разу, но нажить троих детей. – Тут чужой человек, – вполголоса напомнил ЧунМён брату. – Наплевать, – нахмурился БэкХён, мигом растерявший всё своё радушие. – Он прав; то, что этот негодяй сделал с нашими матерями, недопустимо! Его нужно четвертовать, а он и в ус не дует: живет в своё удовольствие, будто так и надо!    После этих слов наступила гробовая тишина. МинСок смотрел на свои колени, явно не зная, куда себя деть. ЧонДэ преспокойно переводил взгляд с одного лица на другое, словно физиогномик, внимательно наблюдавший за мимикой участников социальных экспериментов. СеХун, спустившись со ступеней, встал спиной к перилам, опершись на них; лицо его было бесстрастным, словно высеченным из камня.    ЧунМён, сжав руку раскрасневшегося БэкХёна, что-то прошептал, и последний, мгновенно успокоившись, опустил голову. – Я предлагаю пройти в сад, – как ни в чем не бывало, проговорил адвокат, поднимаясь с дивана. – Летом нужно большую часть времени проводить на свежем воздухе, не так ли, лейтенант?    Все взгляды обратились к Лу Ханю, не сразу понявшему, что обращались к нему. Китаец медленно поднял голову и улыбнулся. – Конечно, – произнес он. – Вы правы.    Адвокат кивнул и первым пошел к выходу, увлекая за собой среднего брата. – Разумеется, он прав, – вставил СеХун, следуя за ними. – Всегда прав.    Журналист шел последним, закусив губу и в душе на все корки кляня себя за столько оплошностей. Хорошо, что эмоциональная вспышка БэкХёна несколько отвлекала всех остальных от личности «полицейского офицера», не то ему пришлось бы туго: эти люди и так не были особо склонны к слепому доверию.    ЧунМён привёл всю компанию в одну из беседок, расположенную в самом сердце лабиринта. Судя по тому, что юрист нашел это место быстро, он уже не раз исследовал сад.    Китаец, державшийся позади, осматривался с некоторой опаской: эти стены из живой изгороди были похожи друг на друга, как две капли воды, и выбраться из этого гостеприимного плена в одиночку казалось непростой задачей.    Белоснежная беседка была очаровательным, но довольно неудобным сооружением с узкими скамейками по внутреннему периметру.    Все скученно расселись, и общение потекло по проторенной колее. Свежий воздух явно сделал своё дело: БэкХён успокоился и, казалось, думать забыл о том, что ещё пару минут назад так возмущало его.    Что ж, раз теперь все в таком благодушном настроении, то можно провести небольшое расследование...    Лу Хань, воспользовавшись паузой в разговоре, деликатно кашлянул, и тут же все взгляды устремились на него. – Вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о господине Ли ДонХо? – попросил он. – Мне бы хотелось услышать некоторые детали его биографии не от него самого, а от кого-либо из ближайшего окружения. – Пожалуйста, – улыбнулся ЧонДэ. – Он прожил лихую жизнь, путешествовал в юности, изредка приезжая домой, служил матросом на корабле, вкладывая заработанные деньги в странные операции. Однажды он купил эту гору по дешевке, а потом старина МинСок связался с ним и сообщил об изысканиях... Так? – Не совсем, – помотал головой специалист по алмазам. – Сначала я попросил о разрешении на проведение бурения скважин, и он прислал мне разрешение, а потом я письмом проинформировал его о том, что он стал собственником золотой жилы. – И? – корреспондент в нетерпении подался вперед. – И всё, – раздраженно вступил в беседу СеХун. – Новоявленный богач уволился со своего корабля, приехал сюда, построил здесь это чудовище и зажил припеваючи. – Иными словами, он решил начать новую, мирную и спокойную жизнь, – ЧунМён, улыбнувшись, попытался сгладить неловкость. – Ясно, – кивнул журналист. – Значит, ДонХо никогда не был женат? – Нет, ни разу, – БэкХён сжал ладони в кулаки. – Он соблазнял наших матерей, завлекая их пустыми обещаниями, а потом уезжал прочь, оставляя их в одиночестве. Они были вынуждены растить нас в одиночку, терпя и нужду, и бедность, и порицание со стороны общества. А теперь он позвал нас сюда и делает вид, что занимается благотворительностью! Чертов набоб.    Адвокат прочистил горло и неодобрительно посмотрел на брата, но тот уже и сам несколько смутился из-за своей вспышки, быстро отвернувшись и сделав вид, что резная стена беседки – это самое интересное, что он видел за всю свою жизнь. – ДонХо провел не самую примерную молодость, – вымолвил ЧонДэ. – Но теперь он пытается исправить то, что натворил. Я бы не назвал его хорошим человеком, но, опять же, это весьма субъективно.    Лу Хань кивнул, потирая подбородок.    Итак, у сыновей магната появился ещё один дополнительный мотив: помимо наследства, они были ещё и обижены на отца из-за того, как тот обошелся с их матерями. – Вы можете поговорить с Исином, – вымолвил МинСок, рассматривая свои ногти. – В конце концов, нет никого ближе, чем личный секретарь.    Иностранец поднял уголки губ. – А это идея, – произнес он, щелкнув пальцами. – Пожалуй, прямо так и поступлю: я бы хотел начать работу над книгой как можно скорее. – Вас проводить? – ЧунМён с готовностью встал с сиденья. – Нет, спасибо, – улыбнулся Лу Хань. – Я дойду сам; заодно и прогуляюсь. – Как угодно, – адвокат сел обратно. – Зовите на помощь, если потеряетесь.    Китаец кивнул и направился прочь.    Он не был уверен, что ему удастся выбраться из лабиринта, но он намеренно не хотел, чтобы юрист, иронию последней фразы которого сложно было не заметить, провожал его: ЧунМён не являлся открытым человеком и оставался единственным, кто не критиковал отца из-за его поступка по отношению к матери. Вряд ли адвокат стал бы откровенничать с малознакомым человеком...    Из всех троих сыновей ДонХо хуже всего дела с самоконтролем обстояли у БэкХёна: темпераментный финансовый аналитик легко выходил из себя и в запальчивости мог сболтнуть лишнего.    Лу Хань свернул налево и чертыхнулся про себя: тупик. Теперь придется шагать в противоположном направлении.    К сожалению, живая изгородь была высокой, и оценить лабиринт сверху представлялось возможным только из окон второго этажа. Если поднять голову, то можно было увидеть верхнюю часть замка, но вот как до него добраться – это оставалось загадкой.    Но во всяком случае хотя бы направление было задано.    Журналист медленно двинулся вдоль стены из кустарника, едва касаясь её рукой.    Итак, если мотив готовящегося преступления – это деньги, то под подозрением находятся все. Каждый из гостей ДонХо был упомянут в завещании нувориша, значит, любой из них мог соблазниться этим аппетитным куском пирога. Оставалось только узнать, когда умерла жена ЧонИна, а также был ли грузчик одним из наследников богача.     Если же отвлечься от этого, то на первый план выходят сыновья ДонХо.    Да, в годы бурной юности этот человек поступил с матерями юношей в высшей степени подло. БэкХён и СеХун высказывались об этом откровенно, ЧунМён был более сдержан, но кто знал, что в душе у этих людей? Может быть, трое молодых людей смертельно ненавидели своего отца, впитав этот яд с молоком матери...    Зайдя в очередной тупик, корреспондент нахмурился и, развернувшись, двинулся в противоположную сторону.    Хозяин поместья уже не казался ему параноиком: в воздухе явно витало напряжение, сгустившееся вокруг личности нувориша.    И разрядить эту ситуацию нужно было как можно скорее, пока не случилось ничего ужасного.    Лу Хань повернул направо и... – Вы уверены, что вам не нужен провожатый, лейтенант? – спокойно осведомился ЧунМён, поправляя манжет рубашки. ***     Каждый прием пищи в поместье, как понял Лу Хань, был театрализованно обставлен и старательно декорирован: длинный стол, аккуратные ряды стульев, изысканные блюда.    Для ДонХо эти коллективные пиры были очень важны, и журналист начинал понимать, почему: многие годы этот человек был оторван от дома, а теперь ему выпал шанс окружить себя любящей семьёй.    Только вот он кое-где просчитался.    Время каждого приема пищи было строго определено, и никто из домочадцев не смел не явиться на эти общие слеты: насчет сей традиции хозяин дома был весьма щепетилен.    Именно потому в девять часов вечера все гости уже сидели за огромным столом. ДонХо уже отпустил весь обслуживающий персонал, поэтому молодые люди любезно помогали друг другу.    Сам богач был необыкновенно говорлив. Он, то и дело доверительно наклоняясь к Лу Ханю, рассказывал о годах, проведенных на корабле, и при этом успевал ещё и воздавать должное всем лакомствам, стоявшим на столе.    Сыновья магната реагировали на эти излияния довольно негативно: БэкХён морщился, СеХун хмурился, а ЧунМён резал мясо с таким рвением, будто представлял себе на его месте шею своего непутевого родителя.    Остальные же вели себя куда более безучастно, так что общая обстановка за столом не создавала впечатления напряженной.    После ужина ДонХо отправился к себе. ЧонИн, взявший на себя обязанности дворецкого, начал убирать со стола, и управляющий с секретарем присоединились к нему.    КёнСу что-то рассказывал ЧунМёну о «трудностях любовных сцен» и сетовал на «ненасытных редакторов», которые «требовали лишь голой страсти без малейшего признака истинных чувств». Писатель произносил эти цветистые обороты с настолько серьёзным выражением лица, что от этой картины Лу Ханя разбирал смех, и китайцу пришлось быстро отвернуться, чтобы не обидеть юношу.    Крис и Тао вполголоса обсуждали оружие, сравнивая пятнадцатую и семнадцатую модели «глока». СеХун, БэкХён, ЧанЁль и МинСок говорили о политике, и журналист, решив присоединиться к этой группке, пассивно принимал участие в дискуссии, кивая и хмыкая в нужных местах.    Постепенно группки раскололись, все разошлись по разным помещениям, да и самого корреспондента начало клонить в сон. Он побрел к лестнице и поставил было ногу на ступень, но кое-что заставило молодого человека замереть: где-то на втором этаже звякнул колокольчик. И ещё раз, и ещё, и ещё...    Лу Хань прислушался.    Ещё один короткий «динь».    Потом ещё, затем перезвон...    В чём дело?!    Журналист быстро взбежал по ступеням, но таинственные сигналы уже прекратились. Он осмотрелся и пожал плечами: может, это был звонок стационарного телефона...    Никто из домочадцев не обратил на это внимания, значит, в этом нет ничего особенного.    И с этой мыслью корреспондент пошел в свою комнату.